Общая характеристика международно-политической науки как области знания. Международные отношения как объект исследования.

Международные отношения характеризуются значительными отличиями от других форм общественных отношений, поскольку охватывают любые виды отношений, возникающих в процессе человеческой жизнедеятельности, связанной с международной средой.Существование любых человеческих сообществ, как показывает исторический опыт, всегда было связано с фактором соседства, что неизбежно приводило к возникновению разветвленных контактов в самых различных сферах. Пересекая границы государств, отношения всегда испытывают фундаментальных трансформационных изменений и существенно усложняются, поскольку в международной среде действующие принципиально другие механизмы их функционирования и регулирования.

Сложность и многогранность международных отношений обусловливает формирование ряда научных дисциплин, ставящих своей целью исследовать связанные с ними явления и процессы. Эти научные дисциплины формируются в пределах общественных наук как результат их специализации в исследовании тех или иных аспектов международных отношений. Именно поэтому до сих пор не сложилась единая синтетическая наука о международных отношениях, а приходится говорить о существовании системы научных дисциплин, объединенных общим объектом, но различаются предметом исследования.Все они изучают международные отношения, однако каждая сосредоточивает внимание на тех или иных их аспектах.

В современной научной мысли отсутствует единая позиция относительно того, яки.саме научные дисциплины непосредственно изучают международные отношения, что, прежде всего, связано со сложностью их дефинирования как общественного явления.

Профессор А. Каминский среди наук, изучающих международные отношения, выделяет международную экономику, международное право (публичное и частное), общую политологию и социологию. Такое понимание можно охарактеризовать как слишком широкое, поскольку нужно конкретизировать содержание двух последних дисциплин и толковать их как внешнюю политику и социологию международных отношений. Общая политология и социология имеют отношение к исследованию международных отношений, но оно опосредованное теми частями предметно их изучают.

П. Цыганков считает, что в научных дисциплин, которые непосредственно изучают международные отношения, стоит добавить также историю (дипломатии) и военную стратегию. Это утверждение, несомненно, восходит к известной сентенцией Р. Арона о том, что главными действующими лицами в международных отношениях всегда есть — дипломат и солдат, поскольку «… они (международные отношения. — Прим, авт.), Будучи межгосударственными, ведут к дипломатии и войны».

Р. Арон к наукам, изучающим международные отношения, причисляет теорию, социологию, историю и праксеологию: Теория изучает суть, особенности и движущие силы международных отношений, т.е. констатирует их состояние и формулирует утверждения об их первопричины; социология выясняет закономерности и случайности, определяющих изменения и эволюцию международных отношений; История аккумулирует знания об их фактическое развитие; Праксеология является наукой о деятельности в международной среде. Необходимо отметить, что социология фактически подменяет собой теорию и рассматривается как наука о международных отношениях. Отсюда следует, что теория является частью социологии международных отношений, «предметом которой является прежде всего поведение международных акторов». На наш взгляд, такая постановка вопроса существенно сужает возможности науки о международных отношениях и его теории. Несмотря на вполне очевидную научную гибкость социологии, позволяет ей охватить практически всю проблематику международных отношений, важно подчеркнуть, что она является наукой об обществе, а не о международных отношениях.

Р. Арон также утверждает: «В любой области знаний отличаются в основном лишь рациональная теория и праксеоло-гия». Если значимость теории определяется тем, что она отвечает на вопрос «как» и «почему», то праксеологии — ответом на вопрос «что делать?». Суженная к констатации и поиска причин тех или иных явлений международной жизни теория не может быть значимой ни для науки о международных отношениях, ни для общественной жизни. Теория международных отношений основывается на социологии, что, однако, не дает оснований считать ее частью науки.

Традиционно объектом международных отношений считалась среда, в которой господствует "предгражданское состояние" - анархическое, неупорядоченное поле, характеризующееся отсутствием центральной, или верховной власти и, соответственно, монополии на легитимное насилие и на безусловное принуждение. В этой связи Р. Арон считал специфической чертой международных отношений, "которая отличает их от всех других социальных отношений, то, что они развертываются в тени войны, или, употребляя более строгое выражение, отношения между государствами в самой своей сущности содержат альтернативу мира и войны". В целом с таким пониманием специфики объекта науки о международных отношениях соглашались и либералы, хотя они подчеркивали, что, во-первых, указанная анархичность никогда не была полной, а во-вторых, возникновение и развитие международных институтов, распространение и усиление международных режимов вносят все большую упорядоченность и регулируемость в отношения между международными участниками. Одновременно они обратили внимание на то обстоятельство, которое затем стало одним из главных критических орудий, обращенных против сторонников политического реализма их новыми оппонентами - транснационалистами. Речь идет о редуцировании международных отношений к межгосударственным взаимодействиям и абсолютизации принципа национального интереса, понимаемого реалистами, фактически, как некая априорная данность.

Однако, как показало дальнейшее развитие исследований в области международных отношений, самим транснационалистам тоже не удалось преодолеть указанный недостаток. С одной стороны, как уже говорилось выше, ссылки на взаимозависимость мира и на взаимопроникновение внутренней и международной политики не убеждают в том, что различие между ними уже исчезло или перестанет существовать в будущем. С другой стороны, критерий так называемой политической локализации, который призван преодолеть присущее реализму редуцирование международных отношений к межгосударственным, также не решает проблему. Как уже отмечалось, в соответствии с этим критерием объектом науки о международных отношениях являются любые социальные отношения и потоки, пересекающие границы и избегающие единого государственного контроля. Однако границы, на которые ссылается данный критерий, - неотъемлемый признак государственности, всемерно оберегаемый символ национального суверенитета, поэтому ссылка на них так и или иначе возвращает нас к вопросу о зависимости международных отношений от межгосударственных взаимодействий, сводя существенную, на первый взгляд, новизну в понимании объекта науки к чисто количественным различиям: большему или меньшему влиянию государств на регулирование указанных потоков и отношений.

Означает ли это, что указание на анархичность как на характеристику, определяющую особенности объекта науки о международных отношениях, сохраняет все свое значение? Основываясь на анализе полемики между неореалистами и неолибералами, Р. Пауэлл показывает, что ссылки на анархичность как на нередуцируемую специфику международных отношений фактически утрачивают значение в обоих ее аспектах: и в смысле отсутствия наднационального мирового правительства, и в смысле готовности международных акторов к применению силы. С другой стороны, ссылки на стремление к абсолютным и относительным выгодам, как выражение национального интереса, не способны объяснить причины наличия или отсутствия международного сотрудничества, а также его степень. Сотрудничество и заинтересованность в выгодах могут изменяться одновременно, но это не означает обязательного существования между ними причинно-следственной связи. По мнению Р. Пауэлла, и в том, и в другом случае причиной выступают особенности стратегической окружающей среды, которая всецело обусловливает интерес государств в относительных выгодах и, таким образом, затрудняет развитие сотрудничества.

В данной связи неизбежен вопрос: а каковы эти особенности? Вернее, что лежит в их основе? Иначе говоря, проблема возвращается "на круги своя". В конечном итоге приходится признать, что объект науки о международных отношениях характеризуется дуализмом регулируемости и порядка (как совокупного и противоречивого результата сознательной деятельности по формированию и развитию международных организаций, институтов и режимов, а также спонтанного следствия объективного функционирования международной системы и связанных с ним структурных принуждений и ограничений), с одной стороны, и значительной долей непредсказуемости, вытекающей из плюрализма суверенитетов и психологических особенностей лиц, принимающих решения, которые способны повлиять на ход развития политических событий и процессов - с другой. Указанный дуализм не удается отразить в рамках единой теории. Отсюда тот "страбизм", присущий Международным отношениям, который, по мнению М. Жирара, считается среди ее представителей чем-то вроде тайного знака профессиональной принадлежности. Но если он рассматривает этот "знак" как определенную теоретическую опасность, то американский ученый К. Холсти считает, что для науки о международных отношениях "теоретический плюрализм является единственно возможным ответом на многообразные реальности сложного мира. Любая попытка установить какую-то ортодоксальность, основанную на единой точке зрения или особой методологии, может привести лишь к чрезмерному упрощению и уменьшению шансов на прогресс познания". Гетерогенность, сложность и многозначность международных отношений, многообразие наблюдающихся в них тенденций, неожиданный, в чем-то непредсказуемый ход их эволюции, а кроме того, отсутствие сколь-либо четких материально-пространственных границ, которые отделяли бы международные отношения и внешнюю политику от внутриобщественных отношений и внутренней политики, - все это действительно говорит о сопротивляемости объекта науки о международных отношениях усилиям по созданию некоей единой всеохватывающей теории, если понимать под этим термином целостную и непротиворечивую систему эмпирически верифицируемых знаний. Вместе с тем, данная констатация отнюдь не означает, что Международные отношения не имеют своего предмета (41). О существовании такого предмета свидетельствует наличие целого ряда проблем, сущность которых, при всем богатстве взаимосвязанного и взаимозависимого мира, не сводится к внутриполитическим отношениям, а обладает собственной динамикой, дышит собственной жизнью. Признавая, что удовлетворительного решения вопроса о том, как выразить эту сущность, пока не найдено, не стоит забывать, что речь идет о разных видах политической деятельности, которые используют разные средства (например: армия, военная стратегия и дипломатия во внешней политике; полиция, государственное право и налоги - во внутренней), обладают разными возможностями (если полигика - сфера рисковой деятельности, то во внешней и международной политике степень риска неизмеримо более высока, чем во внутренней); осуществляются в разных средах (в международных отношениях, являющихся средой внешнеполитической деятельности, нет монополии на легитимное насилие: соответствующие акции ООН далеко не бесспорны и легитимны по большей части лишь для ограниченного круга членов международного сообщества).
Вот почему центральные понятия политологии (например такие, как "политическая власть", "политический процесс", "политический режим", "гражданское общество" и т.п.) имеют специфическое значение в применении к внешней (международной) полигике, формируя свое, относительно автономное предметное поле. Составной частью этого поля являются "частнона-учные" понятия и проблемы, в которых отражается специфика международных отношений - такие, как "плюрализм суверенитетов", "баланс сил", "би- (+) и (-) многополярность", "дипломатия", "стратегия" и т.п. Разрабатываемые в рамках данного поля, указанные понятия все чаще с успехом используются политоло-гией в исследовании внутриполитических процессов. Так, наука о международных отношениях уже обогатила политическую теорию такими, ставшими общеполитологическими понятиями, как "национальный интерес", "переговоры" и т.п., которые вполне успешно применяются для анализа внутриполитических проблем. Тем самым она предстает как относительно автономная политическая дисциплина, имеющая собственный предмет исследования. Это подтверждается и такими внешними, но в то же время важными признаками, как наличие специализированных журналов, существование международного научного сообщества - специалистов, которые следят за работами друг друга и совместными усилиями, через взаимную критику, опираясь на общезначимые достижения, полученные в рамках различных теоретических направлений и школ, развивают свою дисциплину, ставшую неотъемлемой частью университетского образования.

И хотя речь идет о сравнительно молодой дисциплине, об окончательном конституировании которой, ее полной автономности по отношению к политологии говорить пока еще рано, даже более того: особенности самого объекта этой дисциплины дают основания предполагать, что такая автономность вряд ли возможна и в еколь-либо обозримом будущем, - все это не избавляет от необходимости, в силу вышеуказанных обстоятельств, разработки проблем, касающихся самостоятельного теоретического статуса науки о международных отношениях.