 |
Б. Установление обязательных требований к деятельности участников рынка ценных бумаг. 19 страница
|
|
|
|
Статья 12 ГК в части способов защиты носит незакрытый характер. В частности, в ней говорится о возможности использования " иных способов, предусмотренных законом". Сфера рынка ценных бумаг дает много примеров такого рода иных способов защиты.
К их числу можно, к примеру, отнести урегулированное в некоторых нормативных актах указание о солидарной (субсидиарной) ответственности определенных лиц. Такая ответственность наступает при неисполнении соответствующих обязанностей. Законы дают множество таких примеров, приведем лишь некоторые:
- ст. 34 Федерального закона " Об ипотечных ценных бумагах" установлено, что в случае неисполнения предусмотренных обязанностей по контролю за деятельностью управляющей компании специализированный депозитарий несет солидарную ответственность вместе с эмитентом облигаций с ипотечным покрытием или управляющим ипотечным покрытием перед владельцами соответственно облигаций с ипотечным покрытием и ипотечных сертификатов участия;
- в соответствии со ст. 22. 1 Федерального закона " О рынке ценных бумаг" лица, подписавшие проспект ценных бумаг, при наличии их вины несут солидарно субсидиарную ответственность за ущерб, причиненный эмитентом владельцу ценных бумаг вследствие содержащейся в указанном проспекте недостоверной, неполной и/или вводящей в заблуждение инвестора информации, подтвержденной ими;
- в соответствии со ст. 48 Федерального закона " Об инвестиционных фондах" управляющая компания несет субсидиарную с лицом, осуществляющим ведение реестра владельцев инвестиционных паев, ответственность за убытки, которые такое лицо причиняет владельцам паев или лицам, обратившимся за совершением операций в системе ведения реестра паев.
|
|
|
Активно используется в данной сфере и институт недействительности (ничтожности). Выше мы рассмотрели примеры его использования применительно к сделкам. Однако сделками здесь дело не исчерпывается. Законодательство предоставляет право обращаться в суд за признанием недействительными не только сделок, но и решений органов управления. К примеру, ст. 49 Федерального закона " Об акционерных обществах" предусматривает право акционера обжаловать в суд решение, принятое общим собранием акционеров с нарушением требований закона, иных правовых актов Российской Федерации, устава общества, в случае, если он не принимал участия в общем собрании акционеров или голосовал против принятия такого решения и указанным решением нарушены его права и законные интересы. Такое заявление может быть подано в суд в течение шести месяцев со дня, когда акционер узнал или должен был узнать о принятом решении.
Примеры дает нам здесь и Федеральный закон " О рынке ценных бумаг". В частности, его ст. ст. 26 и 51 дают право как самим инвесторам, так и государственным органам в отдельных случаях обращаться в суд с требованием о признании недействительным выпуска ценных бумаг, решений, на основании которых была осуществлена эмиссия, отчета об итогах выпуска.
Наконец, нельзя не вспомнить и о ст. 144 ГК, которая устанавливает правило ничтожности ценной бумаги в случае несоответствия ее обязательным требованиям к форме и реквизитам. Правовой режим ничтожных бумаг не является устоявшимся в российском праве. Более того, при наличии общей нормы реальное применение ее приходится только на одну ценную бумагу - вексель (в литературе встречаются также упоминания о применении этих правил к складским свидетельствам < 1> ). В настоящее время активно рассматривается вопрос о совершенствовании такой меры, как ничтожность бумаги. В частности, в проекте Концепции развития законодательства о ценных бумагах и финансовых сделках, рекомендованном к опубликованию в целях обсуждения Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства (Протокол N 69 от 30 марта 2009 г. ) < 2>, справедливо отмечается, что " правовые последствия " ничтожности" ценной бумаги не раскрываются. Термин " ничтожность ценной бумаги" на практике вызывает ассоциации с последствиями недействительности ничтожной сделки, что в сфере оборота ценных бумаг представляется недопустимым". По мнению разработчиков этого документа, " несоответствие ценной бумаги установленным в законе требованиям к ее оформлению устраняет возможность рассмотрения документа в качестве ценной бумаги, но не исключает (в отличие от общего понятия ничтожности) применения общих положений ГК РФ об обязательствах. В связи с этим целесообразно установить общее последствие нарушения требований к форме и реквизитам ценной бумаги, аналогичное норме вексельного права: документ, не содержащий необходимых реквизитов, не может считаться ценной бумагой (и имеет правовые последствия простой расписки)".
|
|
|
--------------------------------
< 1> См., к примеру: Белов В. А. Недействительность векселя // Законодательство. 2007. N 11. С. 23 - 24.
< 2> http: // www. privlaw. ru/ vs_info5. html.
Прямая аналогия с вексельным правом действительно напрашивается (тем более что она в той или иной форме всегда отмечается исследователями вопроса < 1> ). Более того, подобного рода аналогия была выработана уже давно. Так, еще в 20-е годы прошлого века высшие судебные инстанции РСФСР установили, что " заем, облеченный в форму векселя до введения в действие Положения о векселях 1922 г., имеет юридическую силу и значение не векселя, но письменного акта, свидетельствующего о совершенном договоре" < 2> (впрочем, отметим, что подобная практика с определенными оговорками была свойственна еще и русскому дореволюционному праву < 3> ). Однако его реализация в заявленной форме не только неуместна, но и вряд ли возможна. Дело в том, что на самом деле существует не один вариант квалификации документа, который в силу дефектности не признается векселем (на чем настаивают авторы концепции < 4> ), а как минимум три: 1) вексель признается общегражданским обязательством (собственно распиской); 2) документ, именуемый векселем, не порождает вообще никаких отношений, кроме как связанных с его недействительностью; 3) вексель сохраняет свою силу ввиду того, что на нем имеются подписи иных обязанных лиц, действительность которых не подвергнута сомнению. Отличие первого варианта от второго состоит в том, что обязательство может быть выражено таким образом, что понять его правовой режим, права, которые оно закрепляет, будет невозможно. К примеру, одно дело, когда мы имеем вексель с пометкой о его оплате " только шинной продукцией" (Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 9 июня 1998 г. N 7034/97). Данная пометка справедливо была расценена судом как свидетельство наличия обязательства по передаче шинной продукции, а не денежного обязательства < 5>. Другое дело, когда встречаешь документ с такими характеристиками текста: во-первых, в самом тексте обязательства ("... обязуется безусловно уплатить по этому векселю денежную сумму в размере десять миллионов рублей... " ) слово " денежную" перечеркнуто; во-вторых, в том месте, где указывается срок платежа, содержится следующая формула: " по предъявлении в счет задолженности за покупную электроэнергию без зачета в денежные средства". Понятно, что это не вексель. Но что же это? Какое конкретно обязательство закрепляет этот документ (если вообще закрепляет)?
|
|
|
--------------------------------
< 1> Объекты гражданских прав: Постатейный комментарий к главам 6, 7 и 8 Гражданского кодекса Российской Федерации / Под ред. П. В. Крашенинникова. М.: Статут, 2009. С. 142.
< 2> Цит. по: Вавин Н. Г. Положение о векселях: Научно-практический комментарий / Предисл. А. Э. Вормса. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Право и жизнь, 1927. С. 20; Гордон В. М. Положение о векселях в частной кодификации. 2-е изд., доп. Харьков: Юрид. изд-во Наркомюста УССР, 1926. С. 11 - 12.
|
|
|
< 3> См., к примеру: Анисимов А. Новый Устав о векселях с подробным предметным указателем и очерком существенных отличий от прежнего Устава. СПб.: Тип. М. Меркушева, 1902. С. XLIV - XLV.
< 4> И не только они. Такую точку зрения едва ли можно назвать общераспространенной (см., к примеру: Лазарев И. Вексельные суррогаты. Последствия их получения. Права, удостоверенные вексельным суррогатом // Хозяйство и право. 2004. N 6. С. 20 - 22).
< 5> Аналогичный подход к решению вопроса о наличии дефекта формы векселя был применен Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ при рассмотрении протеста на судебные акты, принятые по иску ООО " Продэк" к ОАО " Метафракс" о взыскании долга по векселю. Простой вексель, на основании которого было предъявлено требование, содержал запись о том, что данный вексель принимается эмитентом только в уплату за поставленную продукцию. Президиум ВАС РФ указал, что в данном случае содержащаяся в документе запись о принятии векселя только в уплату за поставленную продукцию удостоверяет не денежное, а иное обязательство. При этих условиях документ, оформленный на бланке простого векселя, следует рассматривать как письменное обязательство, правоотношения сторон по которому регулируются нормами общегражданского, а не вексельного законодательства (Постановление Президиума ВАС РФ от 21 марта 2000 г. N 7430/99).
Нельзя забывать и том, что вексель может быть выдан от имени вымышленного лица, и если он не содержит подписи других лиц, причем действительные, то признавать этот документ векселем или тем более какой-либо распиской в получении платежа вряд ли возможно.
Говоря о способах защиты, нельзя забывать и положения ст. 10 ГК РФ о злоупотреблении правом. Нормы о злоупотреблении правом крайне специфичны и трудны в применении, однако они находят свое место среди способов защиты гражданских прав, прежде всего в тех случаях, когда квалификация отношений иными нормами права невозможна, однако права требуют своей защиты, в частности при защите от так называемого рейдерства. Приведем такой интересный вывод одного из судов (Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Кавказского округа по делу N А22-1008/2003/2-102/Ар43 от 10 октября 2006 г. ): " Из материалов дела следует, что корпоративный конфликт возник в связи с попыткой " недружественного захвата предприятия". Об этом свидетельствуют параллельное существование двух реестров акционеров и двух систем органов управления, изменение юридического адреса с Московской области на Республику Калмыкию, отчуждение имущества, ликвидация юридического лица. Оспариваемые решения собрания направлены на предотвращение захвата предприятия, а требования о признании этих решений недействительными - на создание условий для захвата. Недружественный захват является формой злоупотребления правом и не подлежит судебной защите в силу статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации" < 1>.
|
|
|
--------------------------------
< 1> Относительно использования термина " недружественное поглощение" см. также Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа по делу N А40-53972/06-31-367 от 12 апреля 2007 г.
Применение норм о злоупотреблении правом имеет множество проблем. Все они имеют характер исторический. В теории гражданского права вопросы квалификации злоупотребления правом всегда вызывали серьезные споры < 1> (до сих пор ряд авторов не признают за ним право на существование < 2> ). В. П. Грибанов, анализируя указанную категорию, указывал, что злоупотребление правом есть особый тип гражданского правонарушения (хотя он же подчеркивал, что противоправность здесь имеет известные особенности), совершаемый управомоченным лицом при осуществлении им принадлежащего ему права, связанный с использованием недозволенных конкретных форм в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения. Он отмечал, что злоупотребление правом имеет место там, где управомоченный субъект выходит за рамки установленных для данного субъективного права пределов его осуществления, оставаясь, однако, в рамках общих границ содержания данного субъективного права < 3>. Как еще более эмоционально описывал подобные ситуации О. С. Иоффе, " советский гражданский закон не может ориентироваться на принцип безграничного осуществления гражданских прав, так как право, не ограниченное никакими рамками, не поставленное в известные пределы, противоречило бы самой идее социалистической законности и становилось бы фактически орудием произвола" < 4>.
--------------------------------
< 1> Грибанов В. П. Осуществление и защита гражданских прав. М.: Статут, 2000. С. 40 - 42 (Сер. " Классика российской цивилистики" ); Курбатов А. Недопустимость злоупотребления правом как способ установления пределов реализации (удовлетворения) интересов // Хозяйство и право. 2000. N 12 (287). С. 37 - 47; Он же. Сочетание частных и публичных интересов при правовом регулировании предпринимательской деятельности. М.: Центр ЮрИнфоР, 2001. С. 170 - 173; Зайцева С. Г. К вопросу о способах противодействия проявлению феномена " злоупотребление правом" в реальной жизни // Юрист. 2003. N 9. С. 15 - 18; Поротикова О. А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. М.: Волтерс Клувер, 2007; Тарасенко Ю. А. Злоупотребление правом // Гражданское право: Актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В. А. Белова. М.: Юрайт-Издат, 2007. С. 449 - 480; Аппакова Т. А. Соблюдение баланса интересов при разрешении корпоративных споров как гарантия осуществления эффективного правосудия // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2005. N 12. С. 131 - 159.
< 2> Белов В. А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учебник. М.: Центр ЮрИнфоР, 2003. С. 363.
< 3> Грибанов В. П. Осуществление и защита гражданских прав. С. 50, 55, 63. Отметим, что это определение с момента его появления осталось практически неизменным, и даже добавление отдельных красок всеми последующими исследователями вопроса (см., к примеру, монографию О. А. Поротиковой) не меняет в целом подхода к рассмотрению вопросов злоупотребления правом. Нельзя не отметить, что применение к ситуации злоупотребления правом термина " правонарушение" в настоящее время весьма спорно, даже если и делаются оговорки о его особом характере, поскольку такая квалификация подходит только для шиканы и для случаев нарушений в области конкуренции, а вот случаи " злоупотребления правом в иных формах" могут быть самыми что ни на есть разными.
< 4> Иоффе О. С. Советское гражданское право. М.: Юрид. литература, 1967. С. 310.
С предложенным пониманием злоупотребления как выхода за пределы права сложно не согласиться, однако посмотрим, как данные теоретические построения применимы к исследуемой ситуации корпоративного шантажа. Статья 10 ГК в качестве общего правила отмечает, что действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также злоупотребление правом в иных формах не допускаются.
Формулировка, насколько лаконичная, настолько же недостаточно ясная < 1> (нельзя здесь не согласиться и с более жесткими оценками А. Я. Курбатова, отмечавшего, что она еще и " неудачная, позволяющая утверждать о невозможности ее использования в практических целях" < 2> ). С одной стороны, вред - весьма конкретная гражданско-правовая категория (и здесь, кстати, можно только частично согласиться с И. Лысихиным, поскольку он фактически говорит о случаях злоупотребления правом в контексте неосновательного обогащения), с другой - при широком подходе вообще любое правомерное поведение акционера можно квалифицировать как вредоносное. Формулировка Кодекса могла бы быть и яснее. Например, О. Н. Садиков, говоря о злоупотреблении правом, отмечает, что принцип осуществления гражданских прав состоит в том, что лицо вольно свободно их осуществлять, но не должно при этом " нарушать права и интересы других лиц" < 3>. Но таких уточнений Кодекс как раз и не содержит, поскольку он не употребляет не только уже хорошо известную, исследованную и широко применяемую законодателем категорию " законный интерес", но и категорию " интерес", которой оперирует О. Н. Садиков. В итоге на сегодняшний день позитивное право признает шикану как исключительно вредоносное поведение, с более или менее четкими признаками квалификации этого явления, и " злоупотребление правом в иных формах", не определяя заранее, должно быть такое поведение вредоносно или нет и какие у поведения должны быть признаки, чтобы оно квалифицировалось как злоупотребление. Нельзя здесь не согласиться с П. Избрехтом, что с точки зрения действующего ГК шикана как действия по осуществлению права, направленные исключительно на причинение вреда другим лицам, - единственная разновидность злоупотребления субъективными гражданскими правами, о которой законодатель ясно и недвусмысленно высказался < 4>.
--------------------------------
< 1> Не менее лаконична и нечетка формулировка ч. 3 ст. 17 Конституции РФ, в соответствии с которой осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. А судебная практика, в которой делается ссылка на данные общие положения российского законодательства, также крайне скудна (см., к примеру: Бюллетень Верховного Суда РФ. 2001. N 9 // http: // www. supcourt. ru/ vscourt_detale. php? id= 2324) и не касается корпоративных отношений.
< 2> Курбатов А. Я. Сочетание частных и публичных интересов при правовом регулировании предпринимательской деятельности. М.: Центр ЮрИнфоР, 2001. С. 171.
< 3> Гражданское право России. Общая часть: Курс лекций / Отв. ред. О. Н. Садиков. М.: Юристъ, 2001. С. 89.
< 4> Избрехт П. Шикана в предпринимательских отношениях как разновидность злоупотребления правом // Хозяйство и право. 2007. N 10. С. 110.
Для понимания сложности квалификации действий того или иного лица как действий, имеющих признаки злоупотребления правом, приведем примеры с действиями миноритарных акционеров, поскольку именно эту категорию лиц на рынке ценных бумаг чаще всего пытаются обвинить в так называемом корпоративном шантаже - гринмэйле.
Для иллюстрации правомерности действий меньшинства (миноритарных акционеров) приведем в пример несколько получивших известность конфликтов, возникавших в связи с деятельностью ОАО " Сургутнефтегаз". В 2001 г. компания Protsvetaniye Holdings Ltd пыталась оспорить методику " Сургутнефтегаза" по начислению дивидендов в Арбитражном суде Ханты-Мансийского автономного округа, однако проиграла дело. Представитель истца, комментируя это, отмечал, что рассматривалась возможность обращения в суды за пределами России, в том числе в США. Однако после консультаций с юристами от этих намерений отказались, поскольку был велик риск отказа со стороны судов США в принятии такого иска к рассмотрению < 1>. Это не помешало, однако, миноритариям и дальше отстаивать свои права, и уже в 2004 г. иск был подан от имени университетского пенсионного фонда Гарвардского университета. Истец обвинял нефтяную компанию в том, что она не направляла оговоренных в депозитарном соглашении 10% от годовой чистой прибыли на выплату дивидендов по привилегированным акциям. Гарвард владел хоть и приличным, но все же миноритарным пакетом акций. Суть спора состояла в следующем: на тот момент Федеральный закон " Об акционерных обществах" предусматривал наличие в уставе пункта, фиксирующего размер дивидендов по привилегированным акциям, однако законодательство не давало четкого определения самого понятия " чистая прибыль". Устав же компании обязывал выплачивать владельцам привилегированных акций не менее 10% чистой прибыли. Истцов подвигло на иск то, что компания в целях развития производства вычитала затраты капитального характера из нераспределенной прибыли до расчета суммы дивидендов, тем самым существенно уменьшая их. Отметим, что миноритарные акционеры проиграли иски в российских судах, однако это не остановило истцов в их обращении с иском в американский суд (который впоследствии никаких положительных решений не принял) < 2>. Миноритарных акционеров и это не остановило. Позднее они (в лице Hermitage, Prosperity, Firebird, а также Ассоциации по защите прав инвесторов) подали иск с требованием погасить так называемые казначейские акции < 3>. И это дело также не имело никакой перспективы.
--------------------------------
< 1> См.: http: // www. garweb. ru/ project/ vas/ news/ smi/ 04/ 06/ 20040630/ 9513877. htm; Бушуева Ю. Инвесторам все мало // Ведомости. 2001. N 60 (383).
< 2> См.: http: // www. garweb. ru/ project/ vas/ news/ smi/ 04/ 06/ 20040630/ 9513877. htm; http: //www. vremya. ru/2006/59/8/149250. html; http: // www. vedomosti. ru/ newsline/ index. shtmlf2005/ 03/ 25/ 129762; http: // www. energonew. ru/ news/ base/ 2004/ 07/ 6260. htm.
< 3> http: // www. rcb. ru/ archive/ printrcb. asp? aid= 3986.
Как рассматривать все эти случаи? В свете рассуждений о корпоративном шантаже и злоупотреблении правом интересны прежде всего два последних: в них судебная перспектива (особенно в последнем случае) не просматривалась практически с самого начала. Представляется, что эти действия никак нельзя квалифицировать как злоупотребление правом, поскольку в противном случае мы придем к тому, что само право на защиту будет подвергнуто сомнению. В специальной литературе можно встретить мнения, согласно которым аналогичные действия расцениваются как злоупотребление. Так, один автор отмечает: "... для вывода о наличии злоупотребления меньшинством своим правом необходимо установить намерение меньшинства получить неоправданные, нарушающие принцип равенства личные выгоды. Если его действия имеют целью защиту собственных законных интересов (пресечение ненадлежащего поведения контролирующих акционеров, демонстративно игнорирующих интересы миноритарных акционеров), они могут считаться правомерными". Далее, нарисовав эту идеалистическую картину, автор приводит следующий пример, мало, как представляется, с ней связанный и никак из нее не вытекающий: " Одним из французских судов был признан злоупотреблением меньшинства трехкратный отказ голосовать за увеличение уставного капитала общества, желая при этом получить персональные выгоды из такого отказа, хотя меньшинство осознавало, что увеличение уставного капитала было необходимо для общества... вывод о том, что подобные деяния не должны считаться правомерными, безусловно, верен, а введение в акционерное законодательство норм, обеспечивающих соответствующие средства защиты от них, представляется целесообразным" < 1>.
--------------------------------
< 1> Адамович Г. Проблемы применения института злоупотребления правом в акционерных правоотношениях // Хозяйство и право. 2005. N 5. С. 64.
Схожим образом рассуждает и другой автор, Ю. А. Тарасенко, приводя и анализируя широко известный пример иска пенсионного фонда " Лукойл-Гарант" о ликвидации ЗАО " МНВК" (ТВ-6). Как известно, иск был подан в связи с отсутствием положительного соотношения чистых активов " МНВК" и размера его уставного капитала. Автор, не оспаривая права на иск и того, что, как он отмечает, истец действовал " в границах принадлежащего ему права", между тем далее фактически квалифицирует сам иск как форму злоупотребления правом, поскольку ему неясно, какие " права нарушаются отсутствием у закрытого акционерного общества " МНВК" активов", " какой интерес преследует акционер, требующий ликвидации своего общества". По мнению автора, " смысл акционерных отношений не может заключаться ни в чем ином, кроме как в их сохранении в течение длительного времени. Интерес акционера - не ликвидация, а существование общества. Если же акционера по каким-либо причинам не устраивает деятельность общества, он может перестать быть участником, продав свои акции другим лицам... " < 1>.
--------------------------------
< 1> Тарасенко Ю. А. Злоупотребление правом // Гражданское право: Актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В. А. Белова. С. 459 - 460; Он же. Уставный капитал акционерного общества: Анализ арбитражной практики. М.: ЮРКНИГА, 2005. С. 174 - 183.
С такими позициями согласиться нельзя. Безусловно, действия, описанные в примерах, крайне чувствительны для акционерных обществ: акционеры не голосуют за, казалось бы, очевидно выгодные обществу в целом решения, предъявляют иски о признании недействительными решений органов управления, о возмещении убытков лицами, осуществляющими функции управления, наконец, о ликвидации обществ, оспаривают положения внутренних документов и т. п. Указанные действия акционеров не только затрудняют деятельность общества, но потенциально могут причинить ему убытки.
Однако это само по себе не является поводом для их обвинения в корпоративном шантаже. Если согласиться с вышеизложенной позицией, то любое действие миноритарного акционера, которое не вписывается в общий корпоративный интерес (еще хорошо бы всем до того, как на него ориентироваться при разрешении споров, договориться о его сущности и определении в позитивном праве! ), можно представить как шантаж, а так недалеко и до изменения модальности в части субъективных прав: из " может" она превратится в " должен". Но акционер ничего не должен в части голосования. Право участвовать в голосовании, равно как и право голосовать определенным образом, - это именно его (акционера) субъективное право, составляющее содержание акции как ценной бумаги (если, конечно, иное специально не оговорено законом или акционерным соглашением). Равным образом сказанное относится и к праву на защиту, в том числе в судебном порядке, даже если судебные издержки весьма обременительны для акционерного общества. Нельзя здесь согласиться с Ю. А. Тарасенко об определении смысла акционерных отношений. В том-то все и дело, что действующий закон об акционерных обществах не дает ответа на этот вопрос. Реальные интересы конкретных акционеров совершенно различны, а логика длительного существования акционерных отношений часто может быть применима только к лицам, имеющим реальное влияние на принятие органами управления обществом управленческих решений. Миноритарные же акционеры часто остаются без удовлетворения их интересов. И что делать миноритарным акционерам, если они видят, как их собственность (в широком смысле этого слова) тает на глазах? Продавать акции? А если в момент " входа" (приобретения акций) они стоили дороже - фиксировать убытки?
Есть ли примеры противоправности в поведении меньшинства? Приведем ставший известным случай фактического злоупотребления правом акционера на защиту. В июле 2001 г. акционер ОАО " ЛУКОЙЛ" из Рязанской области Ирина Егорова обвинила главу нефтяной компании Вагита Алекперова в нарушении " прав и свобод гражданина" и добилась судебного запрета на отгрузку нефти ЛУКОЙЛа через систему Транснефти. Запрет был снят через два дня посредством отмены судебного определения. Потери ЛУКОЙЛ оценивал минимум в 1 млн. дол. < 1>. Пример представляется столь вопиющим, что, думается, не требует особых комментариев.
--------------------------------
< 1> Осиновский А. Сверхпрограммное обеспечение // Деньги. 2003. N 11. С. 48.
Иногда в практике приходится сталкиваться со злоупотреблениями, связанными с использованием права на участие в голосовании на общем собрании акционеров через представителя (абз. 1 п. 1 ст. 57 Федерального закона " Об акционерных обществах" ). В этом случае акционер передает принадлежащее право на участие в голосовании максимально возможному числу лиц, чтобы сорвать общее собрание акционеров в связи с нехваткой свободных мест.
Еще одно чувствительное место для корпоративного шантажа - право акционера на информацию. Один из видных исследователей акционерного права И. Т. Тарасов, осознавая его важность, подчеркивал, что при определении права акционера на получение информации о деятельности общества необходимо учитывать два обстоятельства: "... во-первых, в какой мере управление компанией будет стеснено в своей деятельности и в отправлении своих служебных обязанностей при полном осуществлении акционерами этого права и, во-вторых, в какой мере могут вредить компании те злоупотребления, которые возможны в данном случае со стороны единичных акционеров при осуществлении ими этого права" (выделено нами. - А. Г. ) < 1>.
--------------------------------
< 1> Тарасов И. Т. Учение об акционерных компаниях. М.: Статут, 2000 (по изд. Киев, 1878 г. ). С. 444. (Сер. " Классика российской цивилистики". )
В практике встречаются случаи, когда злоупотребление правом выражается в том, что лица, приобретя небольшой пакет акций, требуют предоставить копии огромного количества документов начиная с протоколов общих собраний акционеров за несколько лет и заканчивая всеми бюллетенями для голосования на собраниях. Иногда счет требуемых копий идет на десятки и сотни тысяч экземпляров. Разумеется, право акционеров на информацию не менее свято и неприкасаемо, чем все иные права. В соответствии с положениями ст. 52 Федерального закона " Об акционерных обществах" акционеры вправе получать информацию о проведении общего собрания акционеров, а также имеют право доступа к документам общества, предусмотренным ст. ст. 89 - 91 этого Закона. Но зададимся вопросом: если оспаривать решение органа управления имеет право только то лицо, которое в момент его принятия было акционером (а это основной исходный момент судебной практики в настоящее время), и такое оспаривание имеет совершенно конкретные сроки (и сокращенные к тому же) исковой давности, то можно ли считать правомерным интерес нового акционера, который не был акционером в период проведения соответствующего корпоративного мероприятия, к бюллетеням давностью, к примеру, один год (не говоря о более поздних сроках)? Представляется, что нет. В конечном счете, если акционер все-таки преследует цель оспорить то или иное корпоративное решение, он всегда имеет возможность воспользоваться правом истребования доказательств через суд. Да и в этом случае судебная перспектива изначально не просматривается, поэтому соразмерными подобные требования миноритарного акционера назвать никак нельзя, а значит, налицо признаки злоупотребления правом < 1>.
|
|
|
