Жанровое своеобразие исторического романа.

Жанр литературного произведения определяется на основе нескольких принципов: принадлежности произведения к тому или иному роду литературы; преобладающего эстетического пафоса (сатирического, комического, трагического, патетического и проч.); объема произведения и способа построения образа (символика, аллегория, документальность и т.д.)

В современном литературоведении термин «жанр» употребляется в различных значениях. Одни ученые в соответствии с этимологией слова (от франц. genre – род, вид) называют так литературные роды: эпос, лирику, драму. Другие под этим термином подразумевают литературные виды, на которые делится род (роман, повесть, рассказ и т.д.). Это понимание является самым распространенным. Несмотря на различия в конкретном понимании термина, под жанром понимается повторяющееся во многих произведениях на протяжении истории развития литературы единство композиционной структуры, обусловленной своеобразием отражаемых явлений действительности и характером отношения к ним художника.[5]

Важнейший поворот в истории литературы – смена жанров канонических, структуры которых восходят к определенным «вечным» образцам, и неканонических, т.е. не строящихся как воспроизведение готовых, уже существующих типов художественного целого. Разделение жанров по этому принципу было предложено М.М. Бахтиным. К каноническим жанрам он причисляет эпос, новеллу, повесть, притчу, фарс, мистерию, трагедию, комедию, оду, эпопею, послание и идиллию. К неканоническим относят роман, рассказ и драму. Два эти вида жанровых структур сосуществуют в течение многих веков (главным неканоническим эпическим жанром считается роман, историю которого принято начинать с эллинизма), но до XVIII века доминируют в литературе именно канонические жанры.[6]

С момента выхода на сцену романтиков, декларировавших отказ от «правил», жанр – как устойчивая, постоянно воспроизводимая система сюжетно-композиционных признаков произведения – как будто перестает существовать. Литературоведение оказывается перед необходимостью либо вообще не считать структуры, впервые формирующиеся или выходящие на авансцену литературы после XVIII века, жанрами (таков тезис Ю.Н. Тынянова), либо найти иные адекватные им научные понятия и методы.

М.М. Бахтин выдвигает идею «двоякой ориентации жанра» - в «тематической действительности» и в действительности читателя. В первом случае Бахтин акцентирует «непосредственную ориентацию слова как факта, точнее – как исторического свершения в окружающей действительности», во втором - «сложную систему средств и способов понимающего овладения действительностью»[7]. Оба аспекта завершаются установкой на завершение: «Каждый жанр – особый тип строить и завершать целое»[8]. Каждый из трех выделяемых ученым аспектов жанровой структуры содержит и позволяет увидеть всю целостность произведения, но взятую в одном из своих важнейших ракурсов.

В романе, как ни в каком другом жанре, раскрывается взаимодействие человека и мира, человека и истории. Будучи жанром, ориентированным на саму жизнь и потому относительно мало зависящим от литературных канонов и образцов, роман развивается как свободная форма, достигая все большего разнообразия свободных модификаций. «При устойчивости своих жанроопределяющих признаков роман постоянно изменяется и обновляется. Хотя пора его начального становления в развитых европейских литературах завершилась более двух столетий назад, он, как и прежде, остается незавершенным жанром, в котором открываются всё новые возможности».[9]

По мнению А.Я. Эсалнек, сущностным ядром романного жанра является господствующий здесь тип проблематики. Под проблематикой, согласно традиции, понимается совокупность акцентов в произведении, т.е. тех сторон изображаемой действительности, к которым автор привлекает внимание читателя, выделяя их с помощью доступных литературе изобразительно-выразительных средств. «Понятие «тип проблематики» подразумевает наличие в произведении доминирующей, генерализующей, централизующей проблемы или группы проблем, которые играют как бы руководящую роль, «предписывая» выбор, расположение и соотношение художественных пластов, составляющих содержание произведения. Оно явно не вмещает в себя всей проблематики произведения, но является весьма значительным и влиятельным фактором в образовании целого».[10]

Многие исследователи, начиная с Гегеля[11], высказывали мысль, что интерес к личности в собственном смысле слова является прерогативой именно романного типа литературных произведений. Писатель-романист обращается к изображению человека в аспекте его личностных качеств, что, как замечает А.Я. Эсалнек, является сверхзадачей художника, пусть и не обязательно осознаваемой рационально. При этом воспроизведение внутреннего мира личности требует выбора определенного места и времени действия. Этот момент, касающийся всех разновидностей романного жанра, оказывается принципиально важным для исторического романа.

Л.В. Чернец, анализируя сложившуюся в литературоведении ситуацию неоднозначного подхода к жанровым особенностям, приходит к выводу, что при различных истолкованиях тех или иных жанров в понимании писателями самих функций жанра наблюдается поразительное единство. В решении чрезвычайно запутанной литературоведческой проблемы жанра следует начинать с определения его функций как величины постоянной, а не с установления исторически изменяющихся объемов жанров. Жанр предстает как единица в классификации произведений и указатель их традиционных черт. Одной из важнейших задач типологии жанров является установление связи между жанровыми системами различных литературных периодов, выявление наиболее устойчивых жанровых признаков в литературном процессе.[12]

Как отмечает Н.С. Лейтес, наукой пока не выработан единый принцип классификации жанровых разновидностей романа, несмотря на то, что попытки в этом направлении предпринимались многократно. Термины часто многоплановы и несистемны. Типологическая классификация романа остается дискуссионной проблемой. Лейтес отмечает также, что усложнение формы романа в литературе ХХ века связано с усложнением жизненных реалий, процессов, которые авторы осмысляют в романе. К тому же, если в литературе XIX века авторы стремились как можно точнее отразить действительность, в ХХ же веке писатели часто не стремятся к созданию иллюзии реальной жизни, подчиняя сюжет логике авторского мышления.[13]

Решение данной проблемы с точки зрения проблематики романа, то есть исторически устойчивых, повторяющихся особенностей содержания (например, классификация Г.Н. Поспелова), по-своему удобная и интересная, имеет и слабые стороны. Так, в ней учитывается лишь объективное содержание романа и игнорируется позиция автора по отношению к материалу. По этой причине возникают ошибки при определении жанровой природы произведения.

Историческая типология романа, предложенная М. Бахтиным, сочетает в себе синхронный и диахронный ряды и основана на трех критериях: принцип оформления главного героя; «хронотоп», т.е. пространственно-временная организация художественного мира произведения; соотношение автора и героя. Роман, как и все в искусстве, объективно-субъективен, но двойственная природа искусства выступает в нем особенно наглядно, ибо в нем всегда очевидно присутствуют и сама жизнь, и повествование о ней, а значит, и повествователь. Типология романа, выстроенная М. Бахтиным, включает в себя также важные соображения относительно эволюции жанра.[14]

Представляет определенный интерес типологическая классификация романных разновидностей, исходящая из соотношения в романе разных поэтических начал (эпического, лирического и драматического).

О.М. Фрейденберг пишет, что «жанр – не автономная, раз навсегда заклассифицированная величина, но теснейшим образом увязан с сюжетом, и потому его классификация вполне условна».[15]

Н.Л. Лейдерман отмечает, что каждая новая жанровая система оказывалась более гибкой и подвижной, чем предшествующая. При этом он утверждает, что она всё-таки оставалась системой с определенными жанрообразующими принципами, методами, логикой развития.[16]

«Если иметь в виду именно жанровую классификацию разновидностей романа, а не классификацию по признакам другого порядка (способу рассказывания, эмоциональной окрашенности и т.п.), то следует исходить прежде всего из объективно-субъективной природы жанра, то есть учитывать характер соотношения в нем объективно-субъективных начал».[17] Соотношение этих начал специфично для разных жанровых модификаций.

Проблема отсутствия единой жанровой классификации остро встаёт и при исследовании исторического романа, и если границы жанра более или менее четко определены в трудах отечественных и зарубежных ученых, то вопрос внутрижанровой типологии остается открытым.

Как правило, исследователи жанра в качестве материала выбирают либо ту или иную разновидность исторического романа, либо определенный период в его развитии. На основании анализа отобранных произведений ученые делают выводы, вполне справедливые – но справедливые лишь для более или менее узкого круга сочинений. Для того чтобы выработать полную, универсальную классификацию исторического романа, необходимо изучить этот жанр на протяжении всей его жизни в мировой литературе. При этом следует учесть, что жанр романа в целом и исторического романа в частности представляет собой одну из наиболее гибких структур. Подобная работа чрезвычайно трудна, требует изучения огромного количества материала. Возможно, в этом состоит основная причина отсутствия общепринятой универсальной внутрижанровой типологии романа.[18]

Предмет художественного познания в романе не сама по себе частная жизнь, а связь частного и общего, индивидуального и социального. Данная связь ярко проявляет себя в жанре исторического романа.

М.М. Бахтин выделял следующие основные черты исторического романа:

· Соединение истории и частной жизни;

· Преодоление замкнутости прошлого и достижение полноты времени (то есть в настоящем живет прошлое как таковое, а не воспоминание о нем);

· Совмещение в романах Скотта различных типов времени: греческого авантюрного, народно-мифологического, замкового, исторического и т.д.

· Использование, и в то же время трансформация предшествующей литературной традиции («готический» и семейно-биографический роман, историческая драма.) [19]

Художественная литература играет видную роль в формировании исторического сознания общества. Существует огромное количество прозаических произведений, посвященных исторической тематике. Массовая литература активно использует исторические сюжеты как элемент развлекательности.
Создавая упрощенную одномерную иллюзию действительности, подобная литература способствует формированию стереотипного восприятия как исторического прошлого, так и его художественного осмысления в жанре романа.[20]

Роман отвечает потребности человека чувствовать себя включенным в историческую среду, ощутить себя участником движения времени. Исторический роман открывает возможность не только узнать исторические факты, но и прикоснуться к истории, пережить, прочувствовать события прошлого. Он обращен, прежде всего, к человеку, одной из важнейших задач исторического романа является изображение человеческой судьбы в историческом процессе. Именно поэтому художественные сочинения, посвященные истории, вызывают интерес у читателя.

К исследованию жанра исторического романа обращались многие зарубежные и отечественные литературоведы. В зарубежном литературоведении особый интерес в рамках данной работы представляют работы Д. Лукача (его исследование, посвященное историческому роману, оказало влияние на советское литературоведение), А. Флейшмана, Н. Макьюэна, А. Масси, Л. Госсмана, Г. Шоу.[21] Среди советских и российских литературоведов, занимавшихся изучением жанра исторического романа, необходимо выделить имена М.М. Бахтина, Б.Г. Реизова, Н.С. Лейтес, С.А. Орлова, С.М. Петрова, Н.А. Литвиненко, А.Г. Баканова. Среди работ российских ученых последних лет особого внимания заслуживают монографии Е.В. Сомовой, Н.Н. Стариковой, В.Я. Малкиной.[22]

Опыт мировой литературы наглядно показывает, что главную роль в развитии исторической темы играл и продолжает играть жанр исторического романа. Не любое прозаическое произведение, сюжетом которого является историческое событие, относится к данному жанру. Несмотря на то, что сам термин генетически связан с содержательной сферой, историческая тематика не может быть единственным определяющим признаком жанра. Действие приключенческих, научно-фантастических, семейно-бытовых и других романов может разыгрываться в обстановке прошлого, и в литературе можно найти массу подобных примеров. Перед исследователями исторического романа в первую очередь стоит задача выявить характерные черты жанра, позволяющие определить его своеобразие.

На протяжении ХХ века отношение литературоведов к проблеме жанровой классификации менялось. В 1930-е годы Д. Лукач (Lukács György) писал, что «при серьезном подходе к проблеме жанра вопрос может быть поставлен только так: есть ли в основе исторического романа какие-нибудь жизненные факты, специфически отличные от тех, что являются предметом изображения для всякого романа вообще? Думаем, если вопрос поставить так, ответ на него может быть только отрицательный».[23] Исследователь полагал, что исторический роман не только вышел из жанра романа общественного, но и снова слился с ним, и ставит под сомнение целесообразность выделения исторического романа в отдельный жанр.

Профессор Лидского университета А. Кеттл считал, что называть В. Скотта историческим романистом – значит принижать значение его творчества.[24] В конце 1950-х гг. А. Дикинсон пишет об историческом романе, что «определений столько же, сколько исследователей».[25]

В последней четверти ХХ века практически общепринятой стала точка зрения, что исторический роман как жанр обладает определенной спецификой, и решающее значение здесь имеют подход писателя к материалу прошлого, тип организации этого материала, а также идейная и эстетическая установки. Таким образом, идейно-содержательные и художественные особенности, синтез которых и рождает специфику исторического романа, необходимо рассматривать в сочетании друг с другом.

В мировой литературе исторический роман – явление относительно недавнее. Тем не менее, зачатки исторического романа как жанра литературы можно найти ещё в произведениях первых веков нашей эры.

Формирование исторической художественной литературы в собственном смысле связано с именем Вальтера Скотта (Walter Scott, 1771-1832), который создал целую серию романов, изображающих историю крестовых походов, период формирования национальных монархий в Европе, английскую буржуазную революцию, крушение классовой системы в Шотландии и др. Переход к буржуазному образу жизни в Англии дал писателю остро почувствовать смену эпох, резкое различие социальных отношений, идеологии, психологии и быта Средневековья и Нового времени. В 1820-е годы исторический роман со своей довольно отчетливо разработанной поэтикой становится ведущим жанром во многих европейских литературах. Конечно, ни Вальтер Скотт, ни исторический роман девятнадцатого века не появились в литературе внезапно: у них были свои предшественники, предвосхитившие в известной мере – не внешне, а по существу – их глубокий, неподдельный историзм. Но этим не умаляется значимость того переворота, который обозначил своими произведениями «шотландский чародей».

Жанр исторического романа уже в скором времени получает широкое распространение. К исторической тематике обращаются французские романтики (В. Гюго, А. де Виньи), итальянские писатели (А. Мандзони), североамериканская литература (Ф. Купер). В России к историческому роману обращаются М. Загоскин, И. Лажечников, однако расцвет исторического жанра связан с творчеством А.С. Пушкина, Н. Гоголя, Л. Толстого.

Чрезвычайно важным для исторического романа оказывается новый тип героя – В. Дибелиус (Wilhelm Dibelius) обозначает его как «чужой для всех лагерей». С его помощью автор имеет возможность изобразить конфликт с разных точек зрения. Д. Лукач, как и В. Дибелиус, при описании типа главного героя отмечает ту же особенность, однако связывает это не только с необходимостью изображения взаимосвязи истории и судьбы частного человека, но и с вальтер-скоттовской концепцией исторической необходимости. Он отмечает, что В. Скотт избирает средний путь между крайностями, и стремится отобразить историческую реальность этого пути, художественно продемонстрировать её изображением великих кризисов английской истории. То, что герой Скотта, как правило, свободно перемещается между двумя враждующими лагерями, поддерживает отношения и с той, и с другой стороной, позволяет автору нарисовать полную картину эпохи «без насилия над композицией». Что касается изображения реальных исторических личностей, которые также имеют большое значение в художественной системе романов В. Скотта, писатель никогда не показывает читателю становление и эволюцию такого персонажа. Историческая личность в романах В. Скотта всегда предстает как сформировавшийся характер, причем формирование его обусловлено в большей степени социально-историческими, объективными факторами, нежели личностными, психологическими.[26]

При развитии жанра исторического романа многие авторы отходят от подобного способа изображения, напротив, становление и развитие характера исторического персонажа становится одной из главных линий произведения наряду с тем или иным историческим конфликтом. В 20-х гг. прошлого века Б.М. Эйхенбаум заметил: «Для современности характерно развитие именно биографической хроники, в центре которой — вопрос человеческой судьбы. Преобладающим материалом являются не исторические события, а выдающиеся люди, строящие свою судьбу, — писатели, музыканты, художники. Целые серии таких историко-биографических романов появляются сейчас и во Франции и в Германии. То же явление заметно и у нас».[27] В английской литературе ХХ века яркими примерами этого могут служить романы Р. Грейвза (Robert Ranke Graves, 1895-1985) «Я, Клавдий» (I, Claudius, 1934) и «Божественный Клавдий» (Claudius the God, 1935), историческая трилогия М. Рено (Mary Renault, 1905-1983) «Александр Великий» (Alexander the Great, 1969-1981).

Историзм заключается не в точном соответствии романа с документами, а в воспроизведении психологии и проблематики эпохи, её «души». Исторические персонажи, вследствие своей немногочисленности, не могут создать массы, а без массы общество не может быть изображено. Вымышленные персонажи необходимы, чтобы показать разные социальные слои, психологию низших классов, нравы, быт и культуру эпохи. С вымышленными лицами романисту легче в том смысле, что он вправе наделить их любым характером и любой судьбой – для того ли, чтобы ввести в роман психологию, не данную в исторических персонажах, или чтобы характеризовать возможности и закономерности эпохи, или чтобы воплотить свой нравственный замысел и построить сюжет. Своему вымышленному герою он может поручить любую роль, чтобы изобразить частную жизнь, темные закоулки, интимные детали эпохи, о которых можно не узнать, а догадаться по скупым документам.

Также трудно порой определить, заимствована ли та или иная линия сюжета из какого-либо исторического памятника или придумана автором. Соответствие романа документам еще не есть достоверность, принимая во внимание тот факт, что сама достоверность исторических сообщений часто бывает сомнительна. С другой стороны, одна только достоверность не составляет в историческом романе правды.

П. Вен пишет: «Реальные события – где действующим лицом является человек. Но слово «человек» не должно нас завораживать. Ни суть, ни цели истории не зависят от присутствия этого персонажа, они зависят от выбора точки зрения; история является тем, чем она является, и не из-за какой-то непонятной человеческой сущности, а потому, что она избрала определенный способ познания. Факты можно рассматривать как индивидуальности или же как феномены, за которыми ищут скрытый инвариант.(…) Если мы называем какой-либо факт событием, значит, мы считаем, что он сам по себе интересен; если мы интересуемся его повторяющимся характером, то он – только повод для поисков закона».[28]

Рассуждения П. Вена в равной степени справедливы и для научных трудов по истории, и для художественных произведений на историческую тему. Действительно, осмысление истории человечества всегда зависит от субъективной позиции ученого или писателя, и на формирование этой позиции оказывает влияние современная автору эпоха, его окружение. Несмотря на более или менее удачные попытки освободить труды по истории от авторского мнения, анализ событий прошлого всегда производится с какой-то определенной точки зрения. Однако то, что является нежелательным для научных работ, становится не только возможным, но и весьма существенным в художественном произведении.

Форма исторического романа предоставляет автору большие возможности для воспроизведения исторического прошлого. Об этом свидетельствует бурное развитие исторического романа в XIX и XX столетиях, когда значительно возрос интерес общественной мысли к проблемам истории человечества.

Н.Д. Тамарченко, развивающий идеи М. Бахтина, главным признаком классического исторического романа (то есть произведений 1810-1830 гг.) считает «сочетание авантюрности и историзма», которое он рассматривает в качестве «структурного, то есть формального и содержательного принципа».[29]

В современном литературоведении существует множество жанровых определений, за основу которых берутся те или иные содержательно-формальные черты. Кроме того, что имеющиеся в научном обиходе формулы не исчерпывают художественных решений, границы определений весьма расплывчаты, и с накоплением литературного материала их рубежи всё более размываются.[30]

Как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении количество работ, посвященных историческому роману, весьма внушительно. Несмотря на это, в большинстве работ не ставится проблема внутрижанровой типологии. Наиболее многочисленны исследования, посвященные творчеству В. Скотта. В ряде случаев романы шотландского писателя служат материалом для постановки более широких теоретических задач, однако при этом попытки систематизации и описания устойчивой структуры исторического романа ограничиваются лишь рассмотрением одного – вальтер-скоттовского – типа исторического романа. Часто особенности исторических романов В. Скотта переносятся на произведения других авторов, при этом не уделяется достаточного внимания отличительным чертам разновидностей жанра.

В рамках первой трети XIX века Н.Д. Тамарченко выделяет три разновидности исторического романа: роман авантюрно-психологический (В. Скотт), авантюрно-философский («Собор Парижской Богоматери» В. Гюго) и народно-эпический (Н.В. Гоголь).[31] В монографии Х. Хьюджес выделяются различные мотивы в исторической романистике – любовный, приключенческий, социальный, на основе которых предпринимается попытка классифицировать произведения исторического жанра.[32]

В.Я. Малкина отмечает: «Несмотря на обилие исследований об историческом романе <…> практически нет сравнений различных типов романов. <…> А раз нет сопоставления различных типов романов, неясно, что является индивидуальными особенностями писателя, что – закономерностями эпохи, а что – общими законами развития жанра. Как следствие, нет четкой дефиниции исторического романа.<…> Таким образом, существующие определения недостаточны для того, чтобы определить специфику именно этого жанра и четко очертить круг произведений, к нему относящихся».[33]

Таким образом, в современном литературоведении не решен вопрос, как построить типологию исторического романа, по возможности избегая схематизма и вместе с тем стремясь учесть большинство действующих жанровых моделей. Чаще всего первое, на что обращают внимание исследователи, - это отношение автора к истории. Принцип историзма становится водоразделом. Весь необозримый массив произведений о прошлом сразу распадается на книги подлинно исторического характера и работы, мимикрирующие под исторические.

С точки зрения А.Г. Баканова, наряду с подлинным историческим романом можно выделить условно-исторический и псевдоисторический роман. В произведениях первого рода история условна и служит сюжетно-образной почвой для идейных построений, далеко уходящих от непосредственного философского, социального и нравственного смысла конкретных эпизодов прошлого. Что же касается псевдоисторического романа, то в книгах этой категории упрощена, а зачастую и сознательно искажена картина истории. К подобному типу относятся сочинения массовой беллетристики; формируя антинаучные представления об истории, они, тем не менее, пользуются достаточно широкой популярностью у читательской публики, изображая ностальгически-безоблачный мир прошлого.

На наш взгляд, форма псевдоисторического романа охарактеризована весьма убедительно. Вполне справедливо выделить произведения подобного рода в отдельный вид не только по количественному признаку (такие романы создавались, начиная с XVIII века, и продолжают создаваться в наше время, и всегда находили своего читателя), но и по той причине, что нельзя недооценивать влияния такой литературы на формирование восприятия истории в обществе.

Произведения же, объединенные А.Г. Бакановым термином «условно-исторический роман», по нашему мнению, логичнее рассматривать в рамках иных жанровых форм в зависимости от проблематики и поэтики. Впрочем, сам исследователь характеризует термин «условно-исторический роман» как рабочий, позволяющий выделить тот тип произведений, в котором авторы сплетают историю и фантазию для постановки широких философских, социальных и нравственных проблем, в совокупности романов о прошлом.

В свою очередь в подлинном историческом романе А.Г. Баканов, в зависимости от характера исторического конфликта, выделяет три ведущие формы: историко-социальный, историко-философский, а также историко-биографический романы. Вместе с тем, учитывая всё более интенсивное вхождение документа в художественные структуры, предлагается выделять как отдельную разновидность историко-документальный роман; в некоторых же случаях, когда различные по своему характеру художественные конфликты реализуются с помощью средств народно-поэтического творчества, можно говорить об историко-фольклорном романе.[34]

Подлинно художественные исторические произведения проникнуты историзмом и представляют не только эстетическую, но и художественно-познавательную ценность. Исторический роман выделился в отдельный жанр, когда писатели ввели в роман исторический элемент как элемент художественный, эстетически значимый. Классический исторический роман (исторические романы В. Скотта, В. Гюго, О. Бальзака, А. Мандзони, исторические произведения А. Пушкина, Н. Гоголя) сделал предметом поэтического изображения исторически значимое событие. Задача исторического романа – воскресить эпоху со всеми её особенностями, а не только дать персонажам громкие имена, прославившиеся в истории человечества.

Именно в девятнадцатом веке историзм как критерий, которым следует руководствоваться, определяя художественное достоинство произведения, заявляет свои права. Историзм - принцип подхода к действительности как изменяющейся во времени, развивающейся. Принцип историзма первоначально был выдвинут и разрабатывался в философских системах Дж. Вико, Вольтера, Ж.-Ж. Руссо, Д. Дидро, Г. Фихте, Г. Гегеля, А. Сен-Симона. Взгляд на историю общества как на внутренне закономерный, необходимый процесс развивали представители немецкого классического идеализма. Восемнадцатому веку историзм в литературе чужд, и хотя появлялись произведения, использующие исторический материал, художнику позволялось отступать от исторической действительности. К концу восемнадцатого века теоретики искусства начинают задумываться о том, каково должно быть соотношение исторической правды и правды художественной.

Термин «историзм» очень широко используется исследователями, однако нет сколь-нибудь убедительного общепринятого объяснения его значения. «Термин «историзм» относится к числу наиболее употребительных в литературоведении, но это не значит, что методы исследования художественного исторического мировосприятия вполне ясны и достаточно проверены»[35], - считает Г.В. Макаровская.

В советском литературоведении историзм понимался максимально широко, и становился чуть ли не синонимом реализма.[36] Другая точка зрения – считать историзм признаком исторического романа, то есть максимально сужать его значение. Нельзя не учитывать, что исторических роман впитал в себя множество предыдущих литературных традиций и жанровых форм. Авантюрный роман, роман воспитания, семейно-биографический, готический романы оказали значительное влияние на формирование художественного своеобразия исторического романа. Таким образом, «историзм является не единственной особенностью исторического романа».[37]

В настоящей работе мы опираемся на понимание историзма как на способность литературы в конкретных человеческих образах, судьбах и характерах, в живых картинах воссоздавать особенности исторической эпохи.

Произведения исторического жанра не всегда обладают историко-познавательной ценностью, т.к. этому часто мешает субъективизм автора, неверная трактовка событий, подмена объективных социальных конфликтов темами добра и зла. Опираясь на исторические факты, писатель всегда идет по пути художественного вымысла, т.е. изображает и то, что было, и то, что могло бы быть. Но такие ситуации должны быть мотивированны, а изображение подлинных исторических событий, быта изображаемой эпохи должны мотивироваться на достижениях науки, на данных исторических источников.

В книге «Основные проблемы науки о литературе» Г. Маркевич также ставит вопрос о познавательном значении литературы.[38] Применительно к историческому роману это очень важный и интересный вопрос. Насколько вольно может автор обращаться с историческими фактами? Уже в Древней Греции зародилась мысль, что «искусство не просто копирует реальные предметы, а стремится постичь принципы, являющиеся источником природы» (Плотин).

Однако в эстетике в течение многих столетий преобладала другая позиция, классически сформулированная еще в «Поэтике» Аристотеля: литература (точнее говоря, ценная литература) с точки зрения выполняемых ею познавательных функций занимает промежуточное место между историей и философией; в ней, как в истории, представлены единичные персонажи и события и, как в философии, сделаны обобщения. Соединение единичного и общего происходит благодаря вымыслу, в котором преодолевается правда фактов, но который даже в сказке детерминирован законами необходимости и правдоподобия.

«Таким образом, содержащиеся в литературном произведении факты только на первый взгляд кажутся единичными, в действительности же они сколь конкретны, столь и общие: предметы, изображенные в литературном произведении – это как бы чувственные обобщения, причем единичное в них хотя бы частично вымышлено, а общее соответствует общим законам действительности».[39]

Исторический роман оказал заметное воздействие на развитие искусства, эстетической мысли, на процесс развития реализма в мировой литературе.

В.Г. Белинский придавал огромное значение развитию исторического романа, видя в нем сближение искусства с жизнью. Об этом же говорят и исследователи ХХ века, отмечая, что классический исторический роман обогатил литературу новым пониманием действительности.

Проблема определения исторического романа как эпического жанра относится к числу самых спорных в истории и теории литературы. В историческом романе происходит слияние вымысла с реальной историей. Историческое присутствует в историческом романе не только как дух времени, но и в своем непосредственном событийном выражении. Объективным признаком исторического романа, по крайней мере в классический период его развития, является участие в его действии реальных исторических лиц.

Существенно для определения жанра исторического романа, что сам писатель понимает изображаемую им действительность как действительность историческую, ставшую уже прошлым. В историческом романе всегда чувствуется дистанция во времени между писателем и темой, ощущается исторический подход художника, который смотрит на то, что он изображает, как исследователь, воссоздающий более или менее отдаленное от него прошлое.

Отношение автора к событию или эпохе как к минувшему возможно лишь в том случае, если есть возможность оценить период истории в его целостности и законченности, в его связях с предшествующими и последующими событиями. История литературы ХХ века опровергает предположения о том, что современник тех или иных событий не может относиться к ним с исторической позиции, и ряд романов (А. Зегерс, Ю. Брезана, А. Лану и др.), чьими авторами являлись современники описываемых событий, можно справедливо причислить к исторической прозе. В данном случае важна авторская позиция, способ осмысления материала, а также связь изображаемого периода со временем написания произведения.[40]

Перед автором исторического романа стоит задача изобразить эпоху, совмещая две точки зрения: взгляд изнутри и снаружи. С одной стороны, необходимо воссоздать период в его самобытности, отразить специфику мировоззрения и поведения исторических персонажей (как реальных, так и вымышленных). С другой стороны, писатель обязательно предлагает свою оценку истории, основанную как на документальных данных и других свидетельствах, так и на художественных интерпретациях. «Двойное видение» воплощается в произведении как в мировоззренческой концепции, так и средствами поэтики.

Историк занимается прошлым и только прошлым. Он не делает прогнозов и не заглядывает в будущее. Он рассматривает только имевший место ход исторических событий и неодобрительно относится к мысленному эксперименту в истории, к анализу, наряду с реальным, также возможных вариантов событий, в то время как писатель часто обращается к подобным опытам. Историк смотрит в прошлое из настоящего, что определяет перспективу его видения. В работе Луиса Минка об этом говорится: «Смысл прошлого обусловливается только посредством нашего собственного дисциплинированного воображения».[41] Каждая книга по истории – это книга определенной эпохи и определенного более конкретного настоящего. С изменением «настоящего» меняется и та перспектива видения прошлого, которую оно определяет.[42]

Хотя истории, написанной с «вневременной» или «надвременной» позиции не существует, историк стремится максимально сузить воздействие на свои суждения о прошлом не только своего будущего, но и своего настоящего.[43] Напротив, автор исторического романа может сознательно усилить влияние настоящего на прошлое, акцентировать внимание на современном отношении к тем или иным событиям и героям, проводить параллели между прошлым и настоящим и даже в известной степени искажать историю в соответствии с концепцией художественного произведения, чтобы ярче обозначить те или иные идеи. Исторические события для писателя – материал, с которым он вправе обращаться более или менее вольно, для историка же свободное обращение с фактами не допустимо.

При написании исторического романа художник, прежде всего, должен разгадать тайну сочувствия, которое он хочет возбудить к людям, совсем не похожим на его современников. Точное копирование не может быть задачей художника. Он производит вечное во времени, пользуясь разумно организованной свободой.

Историческая правда художественного романа тем отличается от правды документов, что она с меньшей точностью воспроизводит детали, но с большей – <

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: