 |
Развитие английского исторического романа в контексте европейской традиции
|
|
|
|
В период раннего Просвещения ведущими прозаическими жанрами в английской литературе были нравоописательные и философско-аллегорические эссе в духе Аддисона и Стиля. Реалистический роман впитал в себя всё то, что было создано до него не только авторами романов, но и документальной прозой, эпической поэзией, драмой, журналистикой, мемуарной литературой и другими видами письменности.
Основоположниками просветительского реализма в английской литературе были Д. Дефо (Daniel Defoe, 1660-1731), известный главным образом как автор романа «Робинзон Крузо» (Robinson Crusoe, 1719) и Г. Филдинг (Henry Fielding, 1707-1754), чья писательская известность основывается на романах «История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса» (The History of the Adventures of Joseph Andrews and of his Friend Mr. Abraham Adams, 1742), «История Тома Джонса, найденыша» (The History of Tom Jones, a Foundling, 1749) и «Эмилия» (Amelia, 1751). Они стали зачинателями ряда разновидностей романного жанра: приключенческого, биографического, исторического романа-воспитания, романа-путешествия и др. История жизни героя в их произведениях обычно является историей его столкновения с окружающим миром, формирующим его личность.
Использование повествования от третьего лица явилось новаторством Филдинга в области романной формы. Коренное отличие художественной манеры Филдинга от его предшественников заключается в том, что он менее всего заботился о мнимой «доподлинности» своего рассказа. Если Дефо постоянно подчеркивал фактическую достоверность историй, о которых повествовали его рассказчики, Филдинг, наоборот, утверждает право художника на вымысел, обобщение, преувеличение с целью правдивого изображения наиболее типичных явлений.[45]
|
|
|
Появление в жизни нового героя, трезвого, расчетливого индивида со своей частной жизнью, личными интересами и переживаниями стало стимулом к рождению жанра реалистического романа, который сочетал в себе возможности художественного отражения и типизации как общественной деятельности человека, так и его психологии.
Реалистический роман XVIII века сыграл огромную роль в истории мировой литературы. Отцом просветительского реалистического романа по праву считается Даниель Дефо. Его преемниками на этапе зрелого Просвещения становятся Ричардсон, Филдинг и Смоллетт.[46] С.В. Тураев отмечает, что, несмотря на отрицание понятия «просветительский реализм» в ряде работ, этот этап сыграл свою роль в развитии реализма в литературе. Сопоставление реалистических произведений XVIII и XIX веков единственно с целью подчеркнуть превосходство реализма XIX столетия неверно. Не подлежит сомнению, что художественное освоение мира поднялось на новую ступень в творчестве реалистов XIX века. Однако некоторые завоевания искусства Возрождения и Просвещения (в частности, пафос утверждения идеала), были утеряны.[47] Отражение нравов и психологии людей, современных писателю, приблизило литературу к действительности. Однако нерешенной осталась задача изображения людей в условиях конкретного исторического времени, а точнее говоря, эта задача и вовсе не ставилась.
При этом неверно было бы утверждать, что европейское общество периода Просвещения было лишено понимания истории в принципе. Исторические исследования Монтескьё, Вольтера, Гиббона опровергают подобную точку зрения.
Работа Монтескьё «Размышления о причинах величия и падения римлян» (Montesquieu, Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence, первое издание вышло в 1734, исправленное издание в 1748) убедительно показала, что без знания прошлого невозможно понять современность и обоснованно судить о будущем. Монтескьё попытался уловить необходимый, закономерный характер общественной жизни. Он поставил вопрос о выработке такого каузального (причинного) понимания истории, которое позволило бы выявить естественные общие причины, влияющие на судьбы народов, в противовес теологическим концепциям «сверхъестественной» необходимости. Такой подход Монтескьё применил к анализу истории древнего Рима.
|
|
|
Труды по истории являются одним из высших достижений Вольтера (Voltaire): «История Карла XII, короля Швеции» (Histoire de Charles XII, roi de Suède, 1731), «Век Людовика XIV» (Supplément au Siècle de Louis XIV, 1751) и «Опыт о нравах и о духе народов» (Essai sur les moers et l' esprit des nations 1756), сначала называвшийся «Всеобщая история». Вольтер внес в исторические сочинения свой замечательный дар ясного, увлекательного повествования.
В трудах английского историка Эдварда Гиббона (Edward Gibbon) блестящий литературный стиль и увлекательность повествования соединились с высоким научным уровнем критического анализа широкого круга источников. «История упадка и разрушения Римской Империи» в 7 томах (History of the decline and fall of the Roman empire, впервые опубликована в 1776 - 1788 гг.), охватывающая период со II-го по XVI-й века Западной и Восточной Римской Империи до наших дней остается одним из наиболее популярных исторических сочинений и находится среди самых значительных трудов, посвященных Римской истории. Изложение чисто политической истории сопровождается обширными экскурсами в область античной и средневековой культуры. Выдвинутые Эд. Гиббоном идеи (о роковом воздействии христианства на античное общество и государство, о застойном характере византийской государственности) вызвали оживленную полемику и содействовали развитию научной исторической мысли.
Историческая концепция просветителей во Франции, во многих отношениях чрезвычайно глубокая, позволившая выявить неизвестные прежде исторические факты, служит, тем не менее, в первую очередь идеологической подготовке революции 1789 г. Иначе обстояло дело в Англии, которая уже вошла в постреволюционный период. Однако подход к рассмотрению истории именно как истории, а не с целью поиска причин возвышения и упадка общественного и экономического устройства, хотя и намечается, но ещё не последователен.
|
|
|
С.А. Орлов в своей работе «Исторический роман Вальтера Скотта» утверждает, что жанр этот имеет долгую историю. «Зачатки исторического романа как жанра литературы можно найти еще в произведениях первых веков нашей эры, повествующих об Александре Македонском и Троянской войне, получивших позднее широкое распространение в виде средневекового рыцарского романа, известного в Западной Европе».[48] Однако история здесь воспринимается как часть мифологии, и повествование включает в себя всевозможные фантастические элементы.
Большое влияние на формирование исторической художественной литературы оказали исторические хроники У. Шекспира (William Shakespeare, 1564 - 1616). Источниками Шекспира были хроники Р. Холиншеда (Raphael Holinshed, умер около 1580) и Дж. Стоу (John Stow, 1525 - 1605), где правда была перемешана с легендой. Основой послужили также исторические пьесы предшественников и устное предание. Шекспир стремился к правдивому изображению, избегая подмены исторических фактов вымыслом. Изменение мировоззрения, психологии людей, отношений между ними на тот момент не находили своего отражения в литературе. Люди, действующие в исторических хрониках Шекспира, - люди современной ему Англии. Не только их мысли, чувства, отношение к жизни и друг к другу, но и сама их одежда принадлежит Англии эпохи Шекспира. И все же Шекспир с гениальной проницательностью уже угадывал значение исторического процесса и роль народных масс в движении истории, во многом опередив своих современников.[49]
Своеобразие французского барокко XVII века с наибольшей полнотой оттеняется изысканностью и жеманностью стиля романа. Для таких романов была характерна псевдоисторическая тематика. А. Михайлов считает возможным даже назвать некоторые барочные и позднебарочные романы «историческими», оговаривая, впрочем, что в этих романах реальная история и вымысел объединены механически и между ними нет противостояния. Н. Литвиненко определяет романы этого времени с исторической тематикой более осторожно: «барочный исторически-пасторальный роман», «историко-галантный роман» и т.д. По мнению же С.А. Орлова, эти романы нельзя назвать историческими, т.к. в них не было и элемента исторической правдивости, не говоря уже об изображении исторического прошлого народа. История модернизировалась и изменялась в духе принципов и традиций искусства барокко. Яркими представителями барочного романа являются Готье де Кост де Ла-Кальпренед и Мадлена Скюдери.
|
|
|
Кальпренед и Скюдери при написании своих произведений опирались на работы античных авторов – Тацита, Светония, Плутарха, - заимствуя сюжеты для романов. Однако обращаясь к историческому прошлому, эти авторы изменяют его в соответствии с принципами и традициями искусства барокко, что было замечено и поставлено в упрек Скюдери уже литературным критиком времен классицизма Н. Буало:
«Примеру «Клелии» вам следовать не гоже:
Париж и древний Рим между собой
не схожи.
Герои древности пусть облик свой хранят».[50]
К исторической тематике обращаются также Оноре д’Юрфе, Марен Леруа де Гомбервилль, однако всех этих авторов объединяет использование исторического фона с одной только целью – придать повествованию некоторую пикантность. В их романах даже не ставились задачи изображения исторического прошлого народа и поиска исторической правды.
Задача создания нового жанра не была решена и в творчестве непосредственных предшественников Скотта – шотландских и английских романистов XVIII века. С.А. Орлов отмечает, что интересной в этом плане была попытка Джен Портер (Jane Porter, 1776-1850), автора романа «Шотландские вожди» (The Scottish Chiefs, 1810), но и этот роман не может быть признан исключением хотя бы потому, что в нем отсутствовал важнейший принцип исторической значимости народных масс. Джен Портер попыталась воспроизвести в этом многотомном романе историю легендарного Вильяма Уоллеса и других поборников шотландской свободы и независимости, воспетых средневековыми шотландскими авторами. Однако книга Портер и другие аналогичные опыты не имели широкого резонанса в современном авторам мире, и для истории литературы в наши дни они представляют интерес в первую очередь как предшественники романов Скотта.
Также нет оснований считать основоположником жанра исторического романа на Западе Рене Шатобриана (François-René de Chateaubriand). Целью пятитомной христианской «эпопеи» в прозе «Мученики» (Les Martyrs, 1809) является прославление христианства, стремление показать превосходство христианского мировоззрения над античностью и её языческой мифологией. «Говорить о какой-либо исторической основе подобного произведения нелепо; любые исторические факты и события у Шатобриана принесены в угоду мистическому и «чудесному».[51]
|
|
|
Внутренние противоречия просветительской идеологии резко проявились в Германии, что повлекло за собой сознательное углубление историзма. Литература «Бури и натиска» ставит проблему художественного освоения истории на новом уровне. «Гец фон Берлихинген» не только начинает новый расцвет исторической драмы, но и оказывает непосредственное влияние на возникновение исторического романа Вальтера Скотта.[52]
В. Скотт в начале своей писательской деятельности добился публикации своего перевода «Геца фон Берлихингена» Гете в Лондоне. И хотя перевод этот остался практически незамеченным современниками, он явился важной вехой в творческом развитии самого Скотта. Благодаря ему Скотт смог понять и почувствовать важнейшее значение массового действия, народного фона, по словам А.А.Елистратовой, «придающего особый, социально-типический смысл поступкам и судьбам индивидуализированных героев».[53]
Таким образом, возникновение исторического романа было подготовлено, с одной стороны, идеологией и философскими воззрениями XVIII века, а с другой стороны – развитием жанра реалистического романа в литературе.
Английский исторический роман на протяжении всего своего развития не был замкнут в пределах литературы Англии. Писатели, обращавшиеся к исторической теме, испытывали влияние зарубежных образцов жанра. Появившись в английской литературе во многом благодаря влиянию немецких и французских писателей и философов, исторический роман В. Скотта, в свою очередь, имел колоссальное значение для развития исторической прозы Европы и Америки. Художественные исторические сочинения английских писателей второй половины XIX и XX веков впитали в себя как традиции творчества Скотта, так и открытия зарубежных авторов в области жанра исторического романа.
Жанровое своеобразие английского исторического романа связано с выбором тем, к которым обращаются писатели, с особенностями воплощения тех или иных исторических периодов (например, восприятие античной эпохи в английской литературе имеет свою специфику). Как выбор темы художественного произведения, так и своеобразие подхода к различным историческим эпохам связано не только с литературной традицией Англии, но и с особенностями её собственного исторического развития.
Возникновению жанра исторического романа в творчестве В. Скотта способствуют специфические условия развития Шотландии XVIII и начала XIX вв., такие как возникновение нового буржуазного строя и, соответственно, крушение клановой системы. Столь важные события привели к росту национального самосознания и вызвали острый интерес к проблемам исторического прошлого. Этот жанр оттого и имел столь оглушительный успех, что возник в ответ на требования времени. Желание человека осмыслить причины исторических событий и осознать своё место в истории усиливает интерес к данному жанру в переходные эпохи, подтверждение чему можно найти в истории мировой литературы.
Создавая новый тип исторического романа, Вальтер Скотт открыл и новый тип литературного творчества, особый метод художественного мышления, оказавший огромное влияние на развитие современной ему художественной и философско-исторической мысли. Б.Г. Реизов отмечает, что Вальтер Скотт ставит перед собой задачу изобразить не только быт, костюмы прошлого, но характеры и страсти с их исторической спецификой, восстановить дух эпохи, создать героев, мыслящих, чувствующих и переживающих действительность иначе, чем мы.[54]
Н.Н. Воробьева, анализируя развитие романов Скотта, утверждает следующее: «Начиная свой путь как романтик, В. Скотт обращается к народной старине, к фольклору, к национально-самобытному историческому материалу, что было характерно для романтизма и что привело его, при аналитическом подходе к общественной действительности прошлого, к утверждению национально-исторической точки зрения, постижению всеобщего принципа развития и реалистическому изображению народной истории».[55]
По мнению А. Бельского, новаторство Скотта проявилось ещё и в том, что в отличие от романа XVIII века, где судьба героя складывалась под влиянием случайного стечения обстоятельств, судьбы скоттовских героев тесно переплетены с крупными историческими событиями, обусловлены ими и, в свою очередь, действия персонажей оказывают влияние на ход исторических событий.[56]
Ключевые принципы исторических романов В. Скотта: изображение знакового исторического события или периода, имеющего при этом значение для современного автору мира, в центре повествования о котором – вымышленный персонаж.
Технику Скотта можно обозначить как технику двойной перспективы: проникая в прошлое, автор делает его настоящим для читателя. Особенность стиля исторического романа Скотта в том, что при этом прошлое не теряет своей уникальности, своего характера, то есть, не осовременивается. Писатель, с одной, стороны, стремится передать колорит эпохи через речь, костюмы, обычаи, с другой стороны, Скотт высказывался против архаизации стиля и речи персонажей, его романы, будучи исторически правдоподобными, тем не менее, оставались понятными и доступными для читателя. Скотт переводит прошлое на язык настоящего для того, чтобы читатель понимал, почему люди прошлого так думали, действовали, он воспринимал их как своих предков, чувствуя неразрывную связь с ними. Писатель был уверен, что настоящее можно понять, только понимая и переживая прошлое. «Исторический роман должен был расширить сферу сочувствий, доступных современному читателю. Скотт объяснял ему формы сознания, скрытые за непонятными для него формами культуры».[57] Творчество В. Скотта оказало непосредственное влияние на последующую историческую художественную литературу.
К исторической тематике широко обращаются писатели-романтики, например, В. Гюго в романах «Собор Парижской богоматери», «Человек, который смеется», «Девяносто третий год» (Victor Marie Hugo, Notre-Dame de Paris, 1831, L'Homme qui rit, 1869, Quatrevingt-treize, 1874), А. де Виньи в романе «Сен-Мар» (Alfred Victor de Vigny, Cinq-Mars, ou une conjuration sous Louis XIII 1826), А. Мандзони в романе «Обрученные», (Alessandro Manzoni, I promessi sposi, 1827) и др. В мировосприятии романтиков пафос героической борьбы соседствовал с мистическими настроениями, внимание к личным переживаниям человека - с поэтизацией природы, а интерес к истории и национальному фольклору - с мечтой о новой культуре, которая вобрала бы в себя все лучшее из того, что было в прошлом.
Произведения исторического жанра, созданные романтиками, не всегда обладают историко-познавательной ценностью. Этому мешают и субъективно-идеалистическая трактовка событий, и подмена объективных социальных конфликтов контрастами добра и зла, тьмы и света. Главные герои в таких романах чаще всего являются не исторически-конкретными типами, а лишь воплощением романтического идеала писателя (например, Эсмеральда у Гюго). Однако достоинства произведения исторического жанра как художественного творения не могут оцениваться только по степени научной достоверности. Романы Гюго, например, обладают большой силой эмоционального воздействия. Кроме того, В. Гюго выступил против внеисторической обстановки, за конкретность времени и места. Роман «Собор Парижской богоматери» содержит в себе такое огромное количество чисто фактического исторического материала, который определяет колорит места, описание и историю самого собора, что многие главы этой книги могли бы стать украшением лучших трудов историков культуры, общих историков.
С.М. Петров отмечает противоречивость историзма романтиков, в творчестве которых идея развития выступала в абстрактной форме, национальная идея воспринималась как «извечная», «неизменная», а история становилась результатом деятельности выдающихся исторических личностей[58].
После В. Скотта исторический роман оказывается в сложной ситуации, некоторые исследователи полагают, что Скотт не оставил после себя талантливых учеников, что жанр исторического романа чуть ли не прекратил свое существование. Н. Ранс отмечает: «Викторианские историки и романисты, выражавшие кризисы своего времени с помощью исторической перспективы, обращались к гению Скотта, однако не существует «школы Скотта» в исторической беллетристике».[59] Исторический роман в том виде, в каком он существовал в творчестве В. Скотта и в самом деле стал практически невозможен, этому способствовали определенные обстоятельства.
Жанр исторического романа теснейшим образом связан с существующим взглядом на историю. С именами Л. Ранке в Германии, Т. Карлейля в Англии связан поворот в исторической науке.[60] Во второй половине XIX века в английской историографии большую роль играет позитивизм, в Германии представители немецкого историзма занимались исключительно политическим прошлым государства.
Ряд ученых (например, А. Елистратова) полагают, что исторический роман перерождается в жанр реалистического романа, являя собой переходное звено от романтизма к критическому реализму с его установкой художественного анализа социальной среды, с которой герой неразрывно связан. В современном литературоведении исследователи склоняются к мысли, что исторический роман не уступил своих позиций, и с победой реалистических принципов в историческом романе и драме связан важный этап в развитии исторического жанра в литературе XIX века. Завоеванием реализма явилось создание типических социальных характеров, проникновение в сложный процесс борьбы исторических сил, изображение роли народа в истории – эстетические моменты, уже во многом подготовленные школой В. Скотта (роман «Шуаны» (Les Chouans, 1929) Бальзака, пьеса «Жакерия» Мериме).
Бальзак (Honoré de Balzac, 1799-1850) ставит перед собой задачу написать «историю нравов», в предисловии к «Человеческой комедии» обращая внимание читателя на то, что историки упустили этот момент. Французский романист понимает принцип историзма не только как простое обращение к исторической теме, а раскрытие жизни как сложного комплекса явлений, имеющего как свою предысторию, так и логическое развитие.[61] Бальзак очень заботится о художественном воспроизведении прошлого, которое должно, с одной стороны, точно воспроизводить быт и нравы эпохи, а с другой – не быть бездушной копией сохранившихся фактических данных. Бальзак развивает идеи Скотта на новом уровне. Он считает, что в художественном произведении историческое прошлое – это в первую очередь познание и образное воспроизведение общественной жизни. Отсюда сознательный отказ от изображения «великих персонажей» в качестве главного лица. Задача художника, по мысли Бальзака – разъяснить причины исторического события с помощью быта и нравов эпохи. Заслугой Бальзака в развитии жанра исторического романа стало стремление утвердить реализм в принципах построения исторического произведения, обнаружить и показать типическое в исторических персонажах.
Исторические романы Э. Бульвера-Литтона, Ч. Кингсли и др., пользовавшиеся популярностью у читателей, во многом возвращаются к жанровым особенностям готического романа, используя исторический антураж для передачи мыслей и чувств современных авторам людей. Тем не менее, подобные произведения позволили сохранить жанр и даже обогатить его новыми философскими проблемами. Е.В. Сомова отмечает, что Э. Бульвер-Литтон видит в смене эпох неизбежность самой природы и ее законов.[62] При этом для романов Бульвера-Литтона характерны ностальгические мотивы и идеализация прошлого.
Творчество Эдуарда Джорджа Бульвера-Литтона (Edward George Bulwer-Lytton, 1803-1873) весьма разнообразно. За время своей творческой деятельности он обращался к поэзии, беллетристике, публицистике, переводам, критике и драматургии. Вобрав основные черты романтизма, Бульвер-Литтон стал предвестником реализма, который затем был развит Ч.Диккенсом и другими. Разносторонняя писательская деятельность повлияла на проблематику исторических романов Бульвера-Литтона.[63]
К жанру исторического романа писатель обращался неоднократно. Весьма известны и популярны как в Англии, так и в других странах, в том числе и в России, были романы «Последние дни Помпеи» (The Last Days of Pompeii, 1834), «Риенций, последний римский трибун» (Rienzi, The Last of the Roman Tribunes, 1835), «Гарольд, последний из саксов» (Harold, The Last of the Saxons Kings, 1848), «Павзаний, спартанец» (Pausanias the Spartan, 1876).
В наиболее известном в наши дни романе «Последние дни Помпеи» Э. Бульвер-Литтон с величайшей тщательностью воспроизводит материальную культуру погибшего города, взяв за основу данные археологических раскопок. При описании зданий писатель изучает теоретические труды по архитектуре. Бульвер-Литтон не только реконструирует внешний облик города, но и показывает читателю его современное состояние. Это не единственный пример совмещения как бы двух точек зрения на материальные свидетельства погибшей цивилизации, тем же приемом пользуется, например, Н. Уайзмен в романе «Фабиола». В художественном плане такой подход автора к изображению прошлого создает дистанцию между читателем и героями произведения, проводит четкую границу между современным читателю миром и былыми временами.
Бульвер-Литтон, хотя и считал себя учеником и продолжателем Вальтера Скотта, сам отмечал разницу творческого метода, противопоставлял свой «интеллектуальный» подход к истории «живописному» подходу Скотта.[64] Главной чертой «интеллектуального» подхода стало пристальное внимание к документам, к сохранившимся историческим свидетельствам, забота о точности деталей. В ряде случаев Бульвер-Литтон вступает в полемику с современными ему историками. Всё это, несомненно, способствовало обогащению жанра исторического романа. Однако исследователи отмечают, что исторические романы Бульвера по своим художественным особенностям стоят много ниже романов В. Скотта, т.к. за тщательно выписанными деталями автор упускает подлинные причины развития истории, связанные в творчестве Скотта с выбором поворотных конфликтов. Романы Скотта более объективны, в них присутствует понимание значения народной массы, на фоне которой возникают яркие характеры. Мотив гибели прежнего уклада становится главной темой исторических романов Бульвера-Литтона, в отличие от темы развития и движения истории в романах Скотта. Так, он изображает гибель языческой античной культуры в «Последних днях Помпеи» гибель саксонской феодальной знати в «Гарольде», гибель старой феодальной аристократии в усобицах Алой и Белой розы («Последний барон») и т. д.
Романы Бульвера-Литтона отличаются от романов В. Скотта тем, что в них преобладает не историческая обстановка — быт, — характерная особенность романов В. Скотта, а сильная личность.[65] Современная Бульверу-Литтону действительность определяла выбор проблем, которых касался писатель в своих литературных произведениях различных жанров. Английское дворянство пыталось приспособиться к новым экономическим условиям капитализма и буржуазному быту. Обращение к «последним дням» различных исторических эпох, к периодам их смены обусловлено кризисом европейского уклада жизни, породившему идеи, что за расцветом непременно следует упадок и разрушение. Идеализация прошлого, ориентация на массового читателя, увлечение мистикой, характерные для творчества Бульвера-Литтона, во многом обусловлены потерей ориентиров в определенной части дворянской среды в Англии, путанное и эклектичное мировоззрение которой отражает в своих произведениях писатель. Почти полувековой творческий путь Бульвера-Литтона дает представление об общем направлении эволюции буржуазного английского романа середины XIX века.
Тем не менее, нельзя умалять значение Бульвера-Литтона в развитии исторического романа не только Англии, но и других стран. Темы, затронутых Литтоном в исторических романах, находит свое продолжение и развитие в творчестве последующих писателей. Обращение к античности, использование мифологического материала в художественной системе исторического романа, работа с данными археологических раскопок и реконструирование на их основе быта и нравов прошедшей эпохи – все эти моменты оказались чрезвычайно значимыми, в том числе и в исторической романистике М. Рено. Возможность использования исторического материала с целью отражения проблем современного мира также будет использована во всей полноте в историческом романе ХХ века.
Новым в 30е-40е гг. XIX века явилось углубление психологического анализа в произведениях исторического жанра («Пармская обитель» Стендаля, «Хроника времен Карла IX» Мериме). Реалистическая историческая литература XIX века поднимала на историческом материале важнейшие вопросы народной жизни и исторических судеб нации, стремилась разрешить проблемы связи личности с народом и т.д., при этом давая высокие образцы историзма.
Основой романа Ф. Стендаля «Пармская обитель» (Stendhal. La chartreuse de Parme, 1839) стало содержание одной из старинных рукописей. Однако автор сохраняет лишь отдаленное сходство с документом, изменив время и место действия. В романе можно выделить две неравные по объему части. В первой части изображена Италия периода наполеоновских войн, во второй – Италия, вновь попавшая под гнет иноземцев. Битва при Ватерлоо связывает обе части романа. В ней герой утрачивает свои иллюзии по отношению к гражданскому долгу и деятельности на пользу обществу. Своим изображением битвы при Ватерлоо в романе «Пармская обитель», восхищавшим Бальзака и Толстого, Стендаль заложил основы новой традиции батальной живописи в мировой литературы.
«Принято думать, что в военном эпизоде своего романа Стендаль хотел объективно и точно изобразить сражение, военный быт, переживания рядового бойца <…> Но такое понимание военных сцен романа слишком упрощает замысел Стендаля. «Реализм» этого эпизода сложнее и глубже <…>»[66]
Примечательно, что описания самого сражения – расположения войск, топографии местности, хода боя – в романе нет. Читатель видит битву глазами Фабрицио, через его восприятие, который не понимает, что происходит вокруг. Таким образом, в батальных сценах главной остается психологическая проблема и вопрос взаимоотношения среды и героя, характерные для всех произведений Стендаля.
«Пармская обитель» представляет собой сложное жанрово-стилевое единство, отразившее своеобразие развития творческого метода писателя. Внутреннее действие, главные коллизии возникают в мире чувств героев, что играет главную роль в динамике сюжета. В романе присутствует эпическое начало, присущее изображению придворных нравов, явно проступает начало авантюрно-приключенческое, связанное с особенностями литературного источника и традициями итальянской романистики XVIII века. Главным же достижением, несомненно, является реалистическое изображение человеческой жизни, движений души и мысли, в связи социального и психологического в характере персонажей.
Стендаль упрекал современных ему историков в пренебрежении к деятелям мысли, полагая, что историческая роль личности заключается в том, чтобы открывать массам то, чего они не осознают, идеями и действиями обеспечивая движение истории. При этом личность выходит из народа, «из тех слоев, которые должны проявлять максимум энергии и воли, чтобы удовлетворять своим жизненным нуждам».[67] Отношение к истории, живой интерес к которой испытывал Стендаль, меняется у него от поиска в событиях прошлого занимательных фактов к философскому осмыслению глубинных причин исторических событий, что привело к сложному композиционному единству в характерном для писателя метода объяснения исторических явлений.
Проспер Мериме (Prosper Mérimée) обращается к теме исторического испытания ещё в драматическом произведении «Жакерия» (Jacquerie, 1828), выбрав сюжетом крестьянское восстание 1358 года. Отступая в некоторых моментах от исторических фактов, писатель стремится создать художественное воплощение событий, осмысливая их в свете новых перемен. В романе «Хроника времен Карла IX» (Chronique du temps de Charles IX, 1829) Мериме вновь обращается к важному историческому моменту с целью показать влияние исторического события на судьбы людей. Писатель ставит задачу правдиво показать частную жизнь людей прошлого, заостряет внимание читателя не на описании одежды, архитектуры и прочих внешних атрибутах, но на нравах, психологии действующих лиц, раскрывая их внутренний мир через действия, поступки, характерные привычки. Осмысление исторического материала в романе Мериме отличает тесная связь деяний исторических персонажей, частной жизни вымышленных героев, событий изображаемой эпохи. В английской литературе аналогичный подход к изображению исторической действительности характерен для исторического романа У. Теккерея.
Уильям Теккерей (William Makepeace Thackeray, 1811—1863) вступил в полемику с творческой манерой Э. Бульвера-Литтона. В результате этого противостояния появилось крупнейшее из ранних произведений У. Теккерея – «Барри Линдон» (The Luck of Barry Lyndon. A Romance of the Last Century, 1844). Теккерей смотрит на личность преступника с более реалистической точки зрения. Образ главного героя романа «Барри Линдон» по замыслу автора должен был вызвать отвращение, открыть читателю глаза на подлинную сущность человека, лишенного моральных принципов и оттенить фальшь романтической трактовки подобных героев в «ньюгейтской» беллетристике. События в «Барри Линдоне» разворачиваются в середине XVIII века, и все в романе соответствует исторической действительности, имеет реалистическую мотивировку. «В то же время «Барри Линдон» был остро актуален: сохраняя историзм в изображении кровопролитных войн Фридриха II, неприглядной картины жизни аристократии на континенте Европы, продажности и цинизма ее представителей, автор создал образы, не потерявшие своей обличительной силы и в его время, и проводил параллели, без труда поддававшиеся расшифровке».[68] Написанный от лица самого Барри Линдона, но сопровождающийся «редакторскими» комментариями автора, роман с поразительной для английской литературы того времени резкостью, без недомолвок и перифраз, воссоздает отталкивающую фигуру своего «героя», типичную для XVIII века. Барри Линдон - один из многих обнищавших дворян того времени, которые пытались поддержать свою родовую спесь новыми, чисто буржуазными способами, торгуя и своим именем, и своим оружием, и своей родиной.
Пародийная линия играет большую роль в творчестве У. Теккерея. «Похождения майора Гахагана из Н-ского полка» написаны Теккереем как пародия на военно-авантюрную беллетристику, описывавшую подвиги британской армии. В «Рейнской легенде» (A Legend of the Rhine, 1845) объектом пародии становятся квазиисторические романы Александра Дюма-старшего, чрезмерная их насыщенность тайнами, подвигами и приключениями.
В «Ребекке и Ровене» (Rebecca and Rowena, 1849) Теккерей создает
остроумное пародийное продолжение «Айвенго» Вальтера Скотта. Теккерей с детства любил романы Скотта, однако он отмечает и слабые стороны, связанные с идеализацией феодального средневековья, и Теккерей иронизирует по поводу преклонения Скотта перед традициями феодальных времен.[69]
В романе «Барри Линдон» историческая тема также тесно переплетена с пародийной. Подлинно же историческим романом великого английского писателя стала «История Генри Эсмонда» (The History of Henry Esmond, 1852), где изображена картина определенной эпохи, а именно царствования королевы Анны, с её конкретными общественными нравами и известными историческими деятелями. Главный герой романа – персонаж вымышленный, причем ему были приданы автобиографические черты. «История Генри Эсмонда» характеризуется многими литературоведами как лучшее произведение писателя. Этот роман открыл новую страницу в развитии жанра исторического романа, обогатив его подлинным психологизмом. М.А. Маслова отмечает, что Теккерей рассматривает личность в социально-историческом контексте эпохи.[70] Равноценными объектами изображения в романе Теккерея становятся особенности внутреннего мира человека и история.
В работе «Краткая история английской литературы» А. Сайнтсбэри пишет: «Эсмонд» – одна из вершин британской литературы, изумительно написанный в удивительно воспроизведенном стиле восемнадцатого века, но связанный с современностью, так что его нельзя назвать стилизацией»[71]. Теккерей использует возможности исторического материала, чтобы развернуть в историческом разрезе свою критику обеих парламентских партий – тори и вигов, которых он высмеял так беспощадно еще в «Книге снобов», и критику английской конституционной монархии. В круг затрагиваемых Теккереем вопросов входит не только разоблачение политического аппарата, но и враждебность правящих классов народным массам, критика войн, которые велись вразрез с интересами народа. Теккерей сам подчеркивает этот новаторский демократический характер своего историзма. Несмотря на это, в «Истории Генри Эсмонда» отсутствует понимание роли народных масс в историческом процессе. Наиболее яркими являются картины жизни господствующих классов, которую автор подвергает критике. Историзм Теккерея обнаруживает в этом романе как сильные стороны (отказ от изображения общественного развития как череду завоеваний и покорений), так и слабые (отсутствие исторических перспектив). Этот роман, в котором писатель дегероизирует и демифологизирует историю, явился реакцией на историческое мировоззрение Карлейля, характерной чертой которого было обожествление великих людей. Теккерей утверждает право автора и главного героя на свою точку зрения, подчеркивая необязательное соответствие истине, поднимая, таким образом, вопрос о возможности исторической объективности.
«История Генри Эсмонда» Теккерея и «Хроника времен Карла IX» Ме<
|
|
|
