 |
Глава 4. Возвращение к истокам 1 глава
|
|
|
|
Лолита Нирдош
«Путь к единственному». Роман.
Если Вы, уважаемый читатель, человек с непраздной душой, если Вас интересует, что такое жизнь и смерть, любовь и гармония, и Вы ищете ответы на эти вечные вопросы, если Вы к тому же любите путешествия и приключения и хотите удержать в руках свою судьбу, если... Одним словом, если Вы — обладатель всех этих «если», книга Лолиты Нирдош «Путешествие в долину пяти рек» — для Вас.
ОГЛАВЛЕНИЕ
От автора
Глава 1 Пробуждение
Глава 2. Ветер перемен (в первоначальном виде была лишняя страница - исправил)
Глава 3. Очищение
Глава 4. Возвращение к истокам
Глава 5. Прощание с драконом
Глава 6. Храм, где случаются чудеса
Если откопаете, что отсутствует или лишняя страница, то сообщайте. Файнридер имеет странное свойство, страницу распознаёт, проверяет ошибки, а когда посылаешь в формат хтмл, то текст местами пропадает... ((
От автора
«Путь к единственному» - книга в большей степени для женщин, хотя...
Я представляю, как читатель открывает ее и уже не может оторваться, потому что она зовет за собой в удивительное приключение по экзотическим краям, а в действительности по лабиринту внутренних переживаний и ассоциаций, и незаметно уводит в мир на первый взгляд нереальный и интригующий, но взывающий к глубинам духа и побуждающий следовать еще дальше — в мир простоты и ясности.
В калейдоскопе географических мест и впечатлений читателю некогда скучать — он оказывается в таинственном древнем храме или монастыре, на палубе теплохода или на крыше джипа, несущегося по огромному серпантину, в кабинете босса и келье отшельника, а порой застает героиню в пикантный момент и наблюдает завораживающую сцену соития. В самом сердце Индийских Гималаев, вдали от посторонних глаз, встречается с удивительными людьми, и ему открывается сокровенная тайна жизни, которую каждый из нас носит в сердце.
|
|
|
Эта книга — путь, которым читатель идет навстречу жизни и судьбе, воле и неуязвимости, любви и величию своего духа. «Почему моя жизнь не такая, как хочется? Как можно изменить ее, превратить желаемое в реальность и удержать на кончиках пальцев? Трудно ли быть здоровым, богатым и счастливым? Что прячется за словом «намерение»? Действительно ли секс — лестница между небесами и адом? Как избежать ошибок, и стоит ли это делать? Что есть любовь? И наконец, кто он — мой единственный и как соединиться с ним?» Героиня романа, попадая в те или иные ситуации, задается этими вопросами, а за ней ненавязчиво следует читатель, и каждый находит собственный ответ, который становится ценнейшим личным опытом.
Удивительно, но героине суждено пройти огонь, воду и медные трубы, постоять на краю жизни и смерти. Что откроется ей за этой гранью, чем поделится она с читателем? Встретится ли она со своим возлюбленным, тем единственным, с которым один плюс один равно не двум, а бесконечности?
Книга полна интересных историй и поучительных притч, что добавляет ей привлекательности. Цель ее — вызвать переживания, ведущие к более высокому знанию, а не просто снабжающие читателя эффектной информацией или эмоциями. Автору удается сделать это за счет увлекательного сюжета и доверительного обращения к читателю. В стиле художественной прозы, в жанре захватывающего любовно-эзотерического романа с элементами приключений, а для кого-то, возможно, фантастики здесь подробно описаны техники, с помощью которых можно достичь здоровья, молодости, красоты, а также понимания многих удивительных вещей, скрытых от нас в обыденной жизни, но постижимых только благодаря ей.
|
|
|
С любовью, Лолита Нирдош
Не думай что можешь властвовать над путями любви,
Ибо если любовь сочтет тебя достойным, она будет направлять твои путь.
Джебран Халиль Джебран
Глава 1 ПРОБУЖДЕНИЕ
- Наиб, ты еще не ушел? — в трубке звучал уставший голос дежурного врача, звонили из приемного покоя. — Поступила тяжелобольная, по твоей части, возьмешь?
То, что тяжелобольных привозят всегда к вечеру, новостью для Наиба не было. Он был опытным хирургом и спокойно принимал непонятный для него закон жизни — самые сложные операции обычно случаются под вечер, когда врач устает после дневной работы, а смертельные исходы - под утро, когда шанс очутиться рядом и оказать квалифицированную помощь ничтожно мал. Этот звонок лишний раз подтверждал его наблюдения.
— Вообще-то я уже закончил, — ответил он, прикидывая свои дальнейшие планы. Стрелка часов стремилась к половине восьмого, рабочий день закончился часа три назад. -Дежурная бригада не справится? — на всякий случай спросил он, хотя интуитивно уже знал, что домой он сегодня не попадет. — Что там у нас?
— Запущенная больная с амебным абсцессом печени, температура под сорок, — отозвался замотанный голос. — Ты хотя бы на всякий случай посмотри.
— Хорошо, поднимайте в смотровую.
Наиб положил трубку на рычаг и потянулся за халатом — чувство долга взяло верх. Он знал, что, несмотря на то, что провел в клинике уже двенадцать часов, как только встанет к столу, усталость моментально уйдет.
«Почему судьба в борьбе за жизнь человека использует запрещенные приемы? — думал он, поднимаясь по лестнице в смотровой кабинет. — Испытывает на прочность?»
Одного взгляда на ультразвуковой монитор было достаточно, чтобы оценить сложность ситуации: почти всю печень занимало темное пятно — гигантский абсцесс говорил о разрушительной силе амебы, поразившей большую часть клеток. Наиб мельком взглянул на пациентку, даже не задержавшись на лице. За годы работы он научился не проявлять личного интереса к больным. Беседовать с пациенткой оказалось бессмысленно: она была в трансе, отвечала невпопад, и отстраненное выражение лица лишний раз свидетельствовало: перед ним разворачивается финал борьбы.
«Только бы нам успеть, пока он не прорвался, — мысль заработала автоматически, выбирая наилучший вариант вмешательства, — иначе ее неминуемо ждет смерть».
|
|
|
Времени на размышления не было. Медсестра вопросительно смотрела на Наиба. Он отрывисто бросил:
— Сразу в операционную. И предупредите анестезиолога — все внутривенные вливания, всю предоперационную подготовку максимально сократить, будем совмещать с ходом операции.
Слушая шум быстро удаляющейся каталки, устало потянулся к телефону и набрал номер заведующего.
- У нас амебный абсцесс, гнойный мешок лежит прямо на воротной вене.
- Ты уже распорядился с ней?
— Да, больную подают в операционную.
Вдалеке был слышен шум дверей лифта, суетливо открываемых старым лифтером, и быстрые шаги анестезиолога, направляющегося в операционную. Наиб поспешил вслед за ним, на ходу изучая бумаги, принесенные родственниками больной: «Диагноз установлен в районной больнице, амебиазом предположительно заразилась в Индии... и что их туда несет?» — Наиб надел перчатки и подошел к столу.
Перед ним лежало юное существо с большими запавшими глазами и лицом землистого цвета.
- Никогда бы не поверил, что ей двадцать семь. Двадцать с небольшим, больше не дашь. — Наиб глубоко вдохнул и повел плечами, расправляя их и сбрасывая напряжение, медленно опустил руки поверх стерильной простыни, покрывавшей тело больной, закрыл глаза и расслабился, настраиваясь на предстоящую работу,
Если ему выдавалась пара минут до операции, он всегда их использовал, чтобы установить невербальный контакт с пациентом. Он давно заметил, что это помогает — операции проходят легче, осложнений, как правило, не бывает, и больные потом быстрее восстанавливаются. Как обычно, он почувствовал, что по пальцам побежало знакомое тепло, и на мгновение забылся, поддавшись обволакивающему расслаблению. Водоворот приятных ощущений закружил его, и сознание растворилось в луче внутреннего света.
Внезапно яркое видение предстало перед внутренним взором. Прекрасное смеющееся лицо и разметавшиеся русые волосы, запутавшиеся в луговых цветах. Искрящиеся задором лукавые зеленые глаза, а в них — отражение безумно голубого неба. На Наиба пахнуло пряным ароматом свежескошенной травы, присущим только горным альпийским лугам, который смешался с тонким запахом ее кожи. Под ложечкой засосало, и по телу истомой пробежала дрожь. Наиб распахнул глаза. Видение потрясло его своей четкостью, но главное, что оно не приходило к нему уже много лет.
|
|
|
«Почему вдруг сейчас? — Он неожиданно встретился взглядом с девушкой и поразился: на него смотрели те же зеленые глаза. Только сейчас они были подернуты дымкой полузабытья. Короткий ежик волос, землистый цвет осунувшегося лица. — Не может быть, — отогнал он догадку, — видимо, от усталости мне просто показалось...»
Но тут она улыбнулась и произнесла слабым, до боли знакомым, родным голосом:
- Здравствуйте, доктор. — Эта короткая фраза рассеяла все сомнения.
Разве он мог не узнать этот голос, забыть эту улыбку? Конечно, нет! Без сомнений, это была она. Но неужели этот «беспризорный, тифозный Гаврош» и есть моя долгожданная женщина? За долю секунды память выплеснула на поверхность калейдоскоп снов, в которых она с детства являлась ему. Сердце Наиба зашлось от безудержной радости, что наконец они встретились в реальной жизни, и тут же он почувствовал, как эта самая страшная реальность готова забрать ее навсегда. Ужас охватил его при этой мысли. Боль безжалостно сжала сердце своими холодными тисками. В душе у Наиба все смешалось: «Только бы ее не потерять...»
— Давай, дорогая, измерим температуру. — Голос раздался где-то далеко, над поверхностью моего забытья.
Я неохотно открыла глаза и увидела свежевыбеленный потолок. В палате было светло и пахло хлоркой.
- Ну сколько можно возить мокрой тряпкой по одному и тому же месту? Живо заканчивай и иди в другую палату, — медсестра цыкнула на санитара-студента, который бодро задвигал шваброй под соседней кроватью.
- Доброе утро! — проснулась я окончательно, с легким изумлением отмечая, что тело больше не лихорадит.
- Ну с возвращением, — повернулась ко мне медсестра и протянула градусник, — как самочувствие?
- Отлично, — я потрогала лоб и поставила градусник под мышку, — температуры как будто нет, сегодня мне уже значительно лучше.
За последний месяц меня просто вымотала лихорадка, температура прыгала каждые три часа от сорока до тридцати шести и обратно. Посмотрела на градусник.
- Тридцать семь и две, — отметила я довольно и вернула его медсестре.
Впервые за последние четыре недели я могла с интересом наблюдать за тем, что происходило вокруг. Я лежала в просторной, чистой палате, разделенной ширмой пополам. На посту дежурные по реанимации молодые сестрички сдавали смену, и одна перечисляла другой исполненные назначения. Было приятно думать, что мучения теперь позади. До вчерашнего дня я была уверена, что эта болезнь дана мне как очищение, но события, развернувшиеся вечером в операционной, внесли что-то новое.
|
|
|
Я не могла однозначно понять, что изменилось в моем восприятии, поэтому стала размышлять в надежде, что от смутных ощущений ниточка приведет к четкому пониманию случившегося. Только я настроилась, вызывая в памяти обстановку операционной, как звук приближающихся шагов вернул меня в реальность. Открыв глаза, я увидела врачей, направляющихся в мою сторону. Они остановились у кровати.
Старший из них привычным жестом откинул одеяло. Обычно я сплю раздетой, мне нравится, когда тело полностью отдыхает от одежды, и, только если очень холодно, надеваю футболку. «Боже, хорошо, что вчера я не сумела раздеться перед сном, так и осталась спать, в чем была», — подумала я. машинально проводя рукой по телу и нащупывая полоску трусов.
— Доброе утро! — Серов прервал диалог с врачами и теперь обращался ко мне: — Как самочувствие? — Он приподнял край футболки, обнажая дренажи.
— Спасибо, Сергей Семенович, словно заново родилась. Ниже правого подреберья из моего живота торчали две
пластмассовые трубки. Серов осторожно, но уверенно прощупал живот, аккуратно подбираясь к тем местам, где дренажи входили в печень.
- Ну да, почти литр содержимого характерного цвета клубники со сливками, - продолжил он ранее начатый разговор с коллегами, подал мне руку и помог сесть.
Тянущая боль внутри живота отозвалась на движение тела, гримаса скривила мое лицо.
— Может быть немного больно, потерпи. — Серов провел несколько манипуляций, показывая врачам расположение дренажей.
Пару минут они обсуждали сугубо профессиональные вопросы, их речь была наполнена специфическими терминами.
- Сейчас сестра сделает тебе перевязку, затем придет инфекционист. Могут зайти студенты — пусть посмотрят, когда еще здесь такое увидят, — он снова обращался ко мне, — Последний больной с амебным абсцессом лежал у нас лет четырнадцать назад. Да, кстати, а где твои родственники? Вчера обещали с утра быть в клинике, — он вопросительно и строго посмотрел на меня, — я истратил на тебя чужой инструментарий, чем теперь, по-твоему, я должен делать операцию этому человеку?
— Думаю, сегодня приедут мои друзья и купят все необходимое.
— Друзья? — он посмотрел на меня удивленно, словно не доверяя тому, что друзья могут взять на себя эти заботы. — Ну-ну, посмотрим.
- Родственники живут далеко, они не смогут навещать меня часто, поэтому будут помогать друзья, — объяснила я, понимая, что в дебаты вступать бессмысленно.
- Позвони-ка им на всякий случай.
— Сергей Семенович, мне уже можно вставать? - я перевела разговор в другое русло.
- Сегодня полежи, а завтра посмотрим, — уже более спокойно ответил Серов. — Ну, поправляйтесь. — И все вышли из палаты.
Я смотрела в окно: на другой стороне набережной раскинулись заводские цехи, и две высоченные трубы устремились в голубое небо. Из них тонкой белой струйкой поднимался пар, растворяясь в безоблачной дали. На улице было морозно и ясно. День начинался в соответствии с обычным больничным распорядком.
Вчера мы покинули хирургическое отделение районной больницы нашего городка, где последние две недели врачи пассивно наблюдали за течением болезни, ожидая естественного исхода ситуации. Родня стремилась использовать последний шанс на спасение, наводила справки. И вот чудом была найдена клиника, в которой обещали мне помочь. К обеду перевод в нее был оформлен. До конца рабочего дня мы должны были успеть на операцию, поэтому муж сестры лихо гнал свою «Волгу», не. обращая внимания на светофоры и моля Всевышнего о том, чтобы избежать объяснения с гаишниками Я не отдала Богу душу прямо в машине, а хирурги сдержали свое обещание.
Передо мной возник образ мамы — ее напряженное, искаженное страданием лицо. Вспоминая слова сестры, представила, как она в безысходности сидит у телефона. Только в экстремальной ситуации может прийти такая мысль — позвонить в справочную. Воистину утопающий цепляется за соломинку! Голос телефонистки: «Оператор слушает!», доведенный до автоматизма, лишенный каких-либо эмоций... Мама пытается сдержать слезы, срывающимся голосом рассказывает ей про свою умирающую дочь... Кто бы мог подумать, что та не бросит трубку, а перероет всю справочную базу, но найдет единственный телефонный номер, по которому нам не откажут. Чудеса...
Каталку повезли к лифтам, я бросила последний взгляд на заплаканную сестру, выдавила из себя улыбку и в изнеможении закрыла глаза — с тех пор как я находилась в больнице, происходящее мало трогало меня. Окружающая действительность все больше растворялась в тумане внутренней отрешенности, я все глубже погружалась в покой и беспристрастное созерцание, уже не воспринимая себя частью внешнего мира. Даже боль и лихорадка, изматывая тело, не беспокоили разум. Ощущения притупились, осталось только равнодушие. Удрученные, страдающие лица близких, их ободряющие слова не в силах были вернуть меня к обычным переживаниям. Я чувствовала себя отстраненной от мирской суеты. Хотела одного — чтобы меня оставили в тишине и покое.
В смотровой было сумрачно, или мне так показалось. Я едва находила силы ровно сидеть в каталке. Глядеть по сторонам, разговаривать толком не могла, остаток сил ушел на переезд из больницы в больницу, поэтому все происходящее видела в тумане. Помню лишь усталые глаза врача, изучающего картинку на мониторе. Я еле шевелила языком и не могла внятно отвечать на вопросы. После осмотра меня повезли в операционную. Последнее, что отпечаталось в угасающем сознании, — это зимние сумерки, серой пеленой застывшие в промелькнувшем окне. Затем я отключилась.
Очнулась от дикого холода, который буквально сковал все тело. Оказалось, я лежу в темном коридоре. Сколько прошло времени в забытьи — не знаю. Вернул меня зычный женский голос.
— Давай перелезай на стол, сейчас придут врачи, — ко мне подошла коренастая женщина лет пятидесяти, грубоватая, но доброжелательная.
Сестра подтолкнула каталку в ярко освещенную комнату, помогла мне раздеться и перебраться на высокий узкий стол, покрытый простыней.
- Как же тебя так угораздило? — спросила она, строго посмотрев мне в глаза, натирая живот йодом.
Твердый голос выдавал в ней волевого, уверенного в себе человека. Я лежала абсолютно голая, сильный озноб сотрясал тело, в комнате было холодно. Операционная сестра колдовала надо мной, укрывая стерильным бельем и грубовато отчитывая. Затем принялась раскладывать инструментарий в лоточки. Металлические инструменты звонко ударялись о стенки, и этот звук жутко отзывался в животе, вызывая спазмы. В необычной ситуации я разволновалась, видимо, это хорошенько встряхнуло психику, потому что внезапно я почувствовала прилив сил. От волнения неконтролируемая дрожь волнами гуляла по телу, зубы стучали, и я с ужасом заметила, что просто не могу себя сдерживать. Попробовала сделать несколько глубоких вдохов, но спазмы в животе только усилились, и выдох получался рваный. Тогда я принялась рассматривать обстановку в надежде, что это занятие хоть немного снимет напряжение.
Справа стоял ультразвуковой аппарат с большим монитором, с потолка прямо над головой свисало нечто в форме трубы со стеклянным экраном внизу. 'Выложенные кафелем стены, высокие окна и сумерки за стеклом. В следующий момент я услышала быстрые шаги и увидела врача, который торопливо входил в зал. Он уже был в маске. Сестра помогла ему надеть фартук и подала перчатки. Он ловко натянул их, молча подошел и остановился слева от стола, положив руки мне на бедро. Это был механический жест утомленного человека. Хирург расслабился в ожидании операции и оперся на меня, как можно опереться в магазине на прилавок, расправил плечи и сбросил напряжение. Его руки скользнули по моему телу и заняли наиболее удобное положение, мягко опустившись на слегка выпирающий бугорок. Врач смежил веки и склонил голову на грудь.
«Странный какой-то, — скептично отметила я про себя, — или так положено, чтобы местоположением рук являлся мой лобок?»
Я чувствовала себя стрекозой, которую прикололи булавкой к столу. Неожиданность позы обескураживала меня, и я изумленно пыталась понять, что скрывается за этим — наработанное движение или случайность? Постепенно от рук врача стало исходить тепло. Приятно разливаясь по телу, оно успокаивало дрожь и согревало меня. Странно, но было впечатление, что между нами устанавливается какая-то связь, незнакомый человек внезапно показался мне близким. Находясь под воздействием его поля, я все больше расслаблялась. Он стоял с закрытыми глазами, и у меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть его получше. Выше среднего роста, смуглый, иссиня-черные волосы и разлет бровей указывали на его восточные корни. С удивлением я заметила, что прониклась расположением к нему. «Сколько ему лет?» — думала я с интересом.
За маской были видны только глубоко запавшие глаза с темными кругами под ними и лучиками разбегающихся мимических морщинок. «Наверное, он часто улыбается. Судя по всему, ему не больше тридцати пяти». Нелепые мысли роились в голове, как пчелы, их специфику определяла жаркая ладонь, лежащая у меня на лобке. Веки его дрогнули, глаза открылись, и наши взгляды встретились. В темно-карих глазах было беспристрастие, которое сменила заинтересованность, а потом, как мне показалось, тревога. Я подумала, он вот-вот задаст мне какой-то вопрос, но он промолчал.
Озноб прошел окончательно, боль отступила. Я поймала себя на том, что, как ни странно, испытываю радость. Операционная растворилась, и на мгновение мне представилось, что я лежу на песке под палящими лучами солнца, которые ослепляют меня сквозь сомкнутые ресницы. Я постаралась уйти глубже в приятные ощущения, но звук голосов вернул меня в реальность. Когда я очнулась, рук на моем теле уже не было.
— Опять не могла приготовить мой размер? — срывая разорвавшуюся на руке перчатку, ругал сестру Серов. -Никогда не бывает моего размера.
— Отрастил лапу, а теперь шумит, — парировала она, — чем делать-то будешь, инструментарий какой брать?
— Дренажи возьми от Бригадира, его перенесли на завтра, к этому времени ее родственники уже купят, — кинул Серов через плечо сестре, вдавливая ультразвуковой датчик в область печени. — Надуй живот, сильнее, не дыши...
Я с интересом стала разглядывать появившуюся на мониторе картинку, правда, для этого мне приходилось все время неудобно выкручивать шею.
— Как вам удается понимать что-нибудь в этом? -спросила я, придавая голосу бодрость.
Уже давно замечено, что от того, какое настроение себе создашь, зависит и восприятие, и отношение к ситуации, и исход, поэтому сейчас старалась настроиться оптимистично. — Смотри, вот это твоя печень, видишь? — Серов менял угол наклона датчика, выбирая наилучший ракурс.
Я уставилась на плавающее изображение на экране, не понимая, что можно различить в этой рябящей и постоянно изменяющей очертания темно-серой массе.
- Так, хорошо, давайте местное обезболивание.
- Я что, буду в сознании и смогу увидеть, как будет идти операция?
— Ну, если не испугаешься и не будешь нам мешать. — Наверное, я слишком много говорила, потому что Серов строго посмотрел на меня, всем видом давая понять, чтобы я замолчала.
От такого поворота событий захватило дух, и я почувствовала себя несколько обескураженно. Налицо было явное несоответствие между простотой и обыденностью ситуации и значимостью факта спасения человеческой жизни, тем более своей собственной. Мое прежнее представление о том, что и как должно быть в операционной, рассыпалось в пух и прах, и от этого происходящее напоминало игру в больницу — ту, в которую так любила играть в детстве. Будто я снова маленькая девочка, которой сейчас сделают палочкой укольчик и ваткой размажут по животу воду вместо зеленки.
Пока я размышляла таким образом, все приготовления закончились. Хирург сделал несколько уколов в живот, и дальнейшие манипуляции перестали доставлять беспокойство. Конечно, я все чувствовала, но боли не было. Я заглядывала вперед, вытягивая шею насколько хватало сил, чтобы лучше видеть то, что творилось с моим животом, или возвращалась к светящейся на мониторе картинке, где уже научилась различать контуры. Страха тоже не было, словно все происходило не со мной, на душе становилось все легче и радостнее. Переложив датчик в левую руку, правой Серов взял иглу сантиметров пятнадцать длиной и сосредоточенно посматривал то на монитор, то на живот, выбирая наиболее удобный путь для иглы, которая вот-вот должна была пронзить мою печень. Дыхание перехватило.
- Надуй-ка живот и не дыши, — сказал он. Только я подумала, что и так не могу этого сделать, как вдруг почувствовала иглу, острым концом прорывающую ткани. — Расслабься немножко, чего так напряглась, тебе же не больно? Вдохни еще раз, не дыши...
На мониторе было видно, как сквозь темное, рыхлое пятно печени протягивается тонкая белая полоска и входит все глубже. Боли по-прежнему не было. Иголку сменила трубка более толстого диаметра с головкой на конце, которая развернулась в разные стороны подобно лепесткам бутона. Казалось, что у меня из живота вылезла змейка и повисла, зацепившись изнутри разделившимся на части ХВОСТОМ.
— Ну вот, смотрите, характерный цвет малины со сливками, — прокомментировал Серов, сцеживая из шприца в лоточек розоватую жидкость, - что я вам и говорил.
Он еще несколько раз наполнял лоток, высасывая из гнойного мешка смертоносную жидкость. Остальные врачи заинтересованно разглядывали содержимое лотка.
— Значит, говоришь, диареи не было? — обратился ко мне Серов. — Обычно в начальной стадии амебиаз сопровождается жидким стулом с кровью, иначе его называют малиновое желе.
Я отрицательно мотнула головой.
- Ну все, теперь поставь второй дренаж и промой хорошенько, — обратился Серов к другому хирургу, — подшей как следует и спускайся, я буду в ординаторской.
Он снял перчатки и отошел от стола, теряясь из поля зрения.
— Хорошо, Сергей Семеныч. — Его место занял тот самый врач, что стоял рядом со мной до операции. Взяв в руки датчик, он посмотрел на меня, что-то доброе было в проникновенном взгляде его темно-карих глаз. Непонятное волнение охватило меня.
— Осталось немного. Надуйте живот, не дышите, — он перевел взгляд на монитор.
Голос был спокойный, но твердый, что-то неуловимое притягивало меня в этом человеке. Как и в первый раз, стоило ему оказаться близко, горячая волна прокатилась по моему телу с ног до головы. Врач молча работал, а я лежала, притихнув, завороженная его присутствием, стараясь точно следовать указаниям. Удивительно, но мне было хорошо! «Боже, так не бывает! — думала я, внимая его прикосновениям. — Как можно испытывать удовольствие под ножом хирурга?»
Со стороны я, наверное, выглядела глупо: на операционном столе с блуждающей улыбочкой на губах... Но мне действительно было легко и радостно. Я старалась
удержать это состояние. Откуда оно пришло — не знаю, может, я предвкушала скорое выздоровление?
«Ты сама настроила себя таким образом, чтобы избежать страха и боли, и это сработало, — говорил внутренний голос. — Да, но почему тогда этого не случилось раньше? — спорил с ним другой. — Почему тебе вдруг захотелось жить, появился интерес, когда этот человек оказался рядом, почему? К черту все!» Запутавшись в многоголосье, я махнула рукой на размышления. Главное, что, несмотря на абсурдность и нелогичность ситуации, на душе хорошо. Открыла глаза и посмотрела на него.
- Вы почему все время смеетесь? Первый раз встречаю такую странную больную. Это вы в Индии научились
так улыбаться?
Я молча покачала головой в знак отрицания. Разве я могла высказать вслух весь тот бред, которым была занята моя голова последние пятнадцать минут?
— Сейчас может быть немного больно, — кареглазый хирург аккуратно подшивал второй дренаж к коже, движения его пальцев были легкими, но жесткими. — Вы зачем ездили в Индию?
- В паломничество...
— Значит, вы буддистка?
Я отрицательно качнула головой.
— У всего сущего единый творец, а в какой форме люди поклоняются ему, мне кажется, значения не имеет, ведь разница только на поверхности.
К концу операции меня, как прежде, начал пробивать озноб, тело сотрясала мелкая дрожь.
- Вы что, замерзли, или это нервное? — спросил он, снова внимательно заглянув мне в глаза.
Я промычала в ответ что-то невразумительное. Страха или волнения не было, но объяснить, почему зуб на зуб не попадает, не могла. Эйфория в один миг прошла, а с ней и остаток силы испарился, словно джинн из бутылки.
- Ну вот и все, сестра отвезет вас в палату. Через огромные окна в операционную вваливалась чернота, яркий электрический свет и повисшая тишина подчеркивали сюрреализм обстановки. Время пролетело незаметно, была уже глубокая ночь. Доктор укрыл меня простыней и отошел, оставляя теплое ощущение своих рук — незнакомый, но почему-то такой родной. Ладно, как говорила Скарлетт: «Подумаю об этом завтра», а сейчас отдыхать...
* * *
Солнечный диск перевалился через край оконной рамы, блеснувший луч внезапно ослепил глаза так, что пришлось сморгнуть навернувшуюся слезинку. К моей кровати подошла группа молодых людей в халатах. Они весело переговаривались о чем-то на ходу. «Студенты», — поняла я.
По мере приближения их лица принимали все более серьезное выражение. Они окружили кровать и замолчали, глядя на своего преподавателя. Тот взял в руки табличку, висевшую на спинке кровати, и начал зачитывать вслух. - Больная, двадцать семь лет, поступила тридцатого января с амебным абсцессом печени, проведено чрескожное чрезпеченочное дренирование, после операции температура тридцать семь и две... — Далее следовал перечень параметров, отражающих состояние здоровья на сегодня. Преподаватель добавил к этому от себя краткую характеристику причины и следствия постигшего меня недуга и решил продемонстрировать студентам мой живот. - Будьте добры, поднимите футболку, — обратился он ко мне. — Спасибо.
Показывая на дренажи и продолжая объяснение, он осторожно пальпировал живот. Студенты смотрели на меня, по их лицам можно было читать, как в открытой книге.
У большинства взгляд был скучающим и рассеянным, сразу было видно, кто из них станет хорошим врачом.
Во время этого представления я немало позабавилась, в полной мере почувствовав себя ценным экспонатом анатомического музея. Закончив осмотр, студенты ушли. «Взяли курс на других пациентов», — подумала я. Вскоре появилась медсестра с ящичком, уставленным всевозможными колбочками и пробирками, на которых красным грифелем были написаны фамилии. Часть пробирок была заполнена кровью товарищей по несчастью. Улыбаясь, медсестра отработанным движением откачала дозу и моей кровушки, которой, вероятно, хватило бы графу Дракуле на недельное трехразовое питание. За ней пришел старенький профессор, попенял на то, что народ нынче привозит из-за границы всякую заразу. Потом инфекционист — женщина лет семидесяти, поджарая, с твердым взором, скрипучим голосом и жесткими руками. Несмотря на преклонный возраст, ее энергичности можно было позавидовать. Она выслушала историю, в сотый раз уже, наверное, пересказанную мной, задала несколько специфичных вопросов и оставила меня, обнадежив скорым выздоровлением. Вереница людей в белых халатах, мелькающих нескончаемой каруселью, напоминала сериал «Скорая помощь», где частые персонажи сменяются, как декорации, только на этот раз сценой являлась моя кровать. Наконец врачи решили оставить меня в покое, утренний обход закончился, и я облегченно вздохнула.
|
|
|
