 |
Глава 4. Возвращение к истокам 8 глава
|
|
|
|
— Вчера, после арти, я спросила настоятеля, можно ли мне присутствовать на ритуалах и какую мантру повторять, — начала она. — Дело в том, что мой муж мусульманин, и я, выходя за него замуж, приняла ислам. Однажды я встречалась с шейхом из Средней Азии, он приезжал к нам в Сибирь по вопросам религиозной общины. Так вот, он разрешил мне взять тарикат. Я должна пять раз в день Делать намаз, а в свободное время повторять зикр «Ла ил--чаха ил Аллах». Мунирадж сказал, что мне нужно продолжить исполнение своего обета. Я так рада, потому что меня очень смущает то, что шиваизм в общем-то многобожие, что отрицается исламом.
- Насколько я знаю, глубоко просвещенные, уважаемые шейхи, в частности суфии, учат, что Бог един, и если] ты глубоко религиозен, то традиция не имеет значения, — возразила я и процитировала Хайяма:
Есть много вер, и все они несхожи... Что значат - ересь, грех, ислам? Любовь к Тебе я выбрал, Боже, Все прочее - ничтожный хлам.
- Он мне так и объяснил. Спросил, имеет ли значение, какой оператор предоставляет связь, когда звонишь по телефону отцу? Жаждущий добраться домой поедет на машине, а если ее не будет — на муле или пойдет пешком. Разницы нет, лишь бы прийти, и добавил, что здесь никому не навязывают, какой религии следовать. В Коране упоминается о тысячах пророков. Просто считается, что ислам — последняя новейшая религия, не искаженная человеком, и разумнее следовать ей.
- Разница в том, как быстрее. Одно и то же средство продвинет одного и затормозит другого. Только наставник может знать это наперед.
- Вчера я слышала, что во время праздника все просветленные, все Пророки, все святые человечества —и Будда, и Иисус, и Мухаммед, и Кришна, и тысячи других -собираются здесь, чтобы принять нашу жертву и помочь обрести правильное видение, которое поведет нас по пути. Считается, что только избранные приходят сюда в Наваратри и достаточно одного присутствия, не надо даже углубляться в суть ритуалов, Божественное само очистит и каждому поможет достичь его целей.
|
|
|
- Ритуал лишь способ поймать внимание и настроиться в резонанс с высшими силами. Когда мы привязываемся к ритуалу, это становится вредным, даже опасным. Суфии говорят, что огнепоклонник может сотню лет заботиться о своем пламени, но если свалится в него, то погибнет. Если пристрастное отношение к ритуалу исчезает, открывается истинная суть, которой он служит.
- После чандана я пойду молиться, — она покрыла голову шелковым платком. — Знаешь, вчера ночью я совершала намаз в нашей комнате, все уже отдыхали. Я думала, что никому не помешаю своей молитвой, и была очень удивлена, когда услышала, как наши девочки завертелись и недовольно завздыхали. Представляешь, им не понравилось, что я молюсь по-арабски! Теперь буду уходить в глубь сада и совершать молитву там. Они считают себя религиозными! Кто же они, если заявляют, что идут по духовному пути, и отвергают, когда кто-либо молится по-другому? Может, я помешала им спать своей молитвой?
Она удивилась, а я подумала о том, какой глубокий смысл скрыт за ее словами, ведь об этом можно только мечтать, чтобы тебя пробудила чья-то молитва.
- Не думай о них. Значит, они все еще обусловлены представлениями своего ограниченного ума, — постаралась я поддержать ее. - Быть лицемером — притворяться в благих намерениях или обманываться в отношении их, - возможно, худшее из зол. Это может стать наиболее опасной формой самопотакания. Святой до тех пор святой, пока не знает об этом.
После чандана она отправилась в сад, а я решила на свежем воздухе заняться упражнениями и заодно помедитировать на восход солнца.
|
|
|
Забрав из комнаты одеяло, я по наружной лестнице поднялась на крышу нашего корпуса. Она оказалась ровной и чистой, только влажной от утренней росы. Расстелила одеяло и стала выполнять ассаны. Пару лет назад я приняла посвящение в крия йогу, которое давал Рамайях — старенький, восьмидесятилетний йог из Мадраса.
Трудно представить, но волей обстоятельств ему приходилось по нескольку раз за день подниматься пешком на девятый этаж, и, несмотря на свой почтенный возраст, он делал это без видимых проблем. Профессор традиционной и знаток восточной медицины, Рамайях по всему миру открыл десятки центров йоги и несколько госпиталей. Мне выпала редкая удача: так случилось, что в течение почти двух месяцев мы жили под одной крышей. Имея возможность находиться рядом с человеком, достигшим истинного знания, я постаралась научиться у мастера как можно большему. На лекциях как начинающим он давал нам базовые веши — основной комплекс ассан хатха йоги, упражнения на визуализацию, дыхательные упражнения и медитации, кроме того, мы могли тесно общаться в быту, что особенно ценно.
Редко кто повседневно находится с учителем. Говорят, что просветленные, обладающие знанием наставники в быту очень просты и неприхотливы. Их духовному смирению и сердечности можно учиться бесконечно. Тогда я поняла, что нельзя познать учение, если ученик отделен от мастера. Хоть какое-то время — неделю, месяц, но они должны провести вместе.
С тех пор я старалась выбирать время для занятий по этой системе, потому что иначе тело отказывалось исправно служить мне и начинало побаливать то тут то там. Закончив серию ассан, я осталась сидеть с закрытыми глазами, созерцая внутренний микрокосм. Прошло достаточно времени, внезапно я почувствовала, что пространство вокруг меня качественно изменилось, и открыла глаза. Уже повисли утренние сумерки, но солнце еще не взошло. Сумерки — это трещина между мирами. В это время легче всего выйти за пределы рационального восприятия, за грань привычной реальности. Вы замечали, что в сумерках теряются все звуки? Они растворяются под призрачным покрывалом, наброшенным природой на землю. Пространство вокруг вас становится более вязким, очертания размытыми, и в какой-то момент вы ловите себя на том, что медленно исчезаете. Голова становится чистой — ни одной мысли, границы восприятия раздвигаются, и сознание теряется в многомерной Вселенной. Сумерки — это время мистиков. Во многих религиях, в том числе исламе и индуизме, сумерки считаются лучшим временем для медитации и молитвы. Я прочитала первое, что пришло на ум:
|
|
|
Ом бхур бхувах свах тат савитур Варенйам бхарго девасйа дхимохи Дхйо йо нах прачодайат
Мы медитируем о славе Всевышнего — Творца Вселенной, достойного поклонения, Воплощении высшего знания и духовного света, Устранителя всех пороков и неведения, Да озарит Он наше сознание.
Это — Гайатри мантра, считающаяся матерью Вед и разрушительницей грехов.
«Не странно, что вспомнился этот санскритский гимн, -подумала я. — Наверное, если бы я сидела на горе у подножия Мекки, то вспомнила бы суру Корана».
Периодически я бросала вокруг рассеянные взгляды. Пробуждающаяся природа была чиста и невинна, как девственница. Тишину нарушало редкое щебетание просыпающихся птиц, воздух был свеж и наполнен ароматами растений. Во всем был покой, не тронутый суетой пробудившейся жизни. Постепенно край неба засветлел, и на горизонте проступили очертания горных хребтов. Солнце, приближаясь к их островерхим пикам, выбросило в небо первые лучи. Розовой дымкой они окрасили скрывающиеся в утреннем тумане горы. В провале между хребтами сверкнул восходящий диск. Только сейчас это была всего лишь точка, и вот уже она стала тонкой полоской и заплескалась огнем, словно расплавленный металл в каменной чаше. Над скалистой грядой, набирая высоту, солнце выкатывало свои огненные бока,
«Какая заря, просто безумие какое-то! — задохнулась я от восторга. — Это сродни появлению на свет живого существа — рождение нового дня, восхождение солнца!»
С каждой секундой оно поднималось все выше, рассеивая ночную тьму, и своим пробуждением давало начало новому дню землян. Я не могла оторвать глаз от вершин, как завороженная, вбирала в себя проявляющуюся на глазах красоту.
|
|
|
Представьте, по всему горизонту раскинулись нежно-розовые барханы снежников, плавно переходящие в серые скалы и еще ниже утопающие в зелени растительности. Вот перламутровый утренний свет наполнил собой долину. Кажется, воздух имеет плотность, и вы видите дрожащие в нем капельки росы. Призрачное газовое покрывало, сотканное из рассеянного света, упало и окутало собой все вокруг.
Сколько прошло времени? Три минуты, пять или целая жизнь? И о чудо! Ослепительное солнце явило себя во всем великолепии и начало свое победоносное, жизнеутверждающее шествие по небосводу!
Подставив лицо и шею еще ласковому, нежгучему солнцу, я сидела на каменном парапете за ашрамом. Вместо завтрака решила выпить стакан свежего мандаринового сока, чайханщик отжал его прямо на моих глазах.
— Загораешь? — Ник присел рядом. — Как прошла ночь?
— Отлично, спала как убитая. Положила матрас у двери, на сквознячке мне не было душно, даже несмотря на плотность населения в комнате. А ты как?
— Еле выжил.
Из-за поворота появилась необычная группа. В нашу сторону шли несколько индусов с музыкальными инструментами в руках, одетые в белоснежные одежды. На их шеях висели мала, а за плечами болтались вещевые мешки, кто-то нес фисгармонию, кто-то табла. Самому старшему из них было лет под восемьдесят, если не больше, но, несмотря на возраст, шагал он бодро и возглавлял группу.
Его темная, почти черная кожа вся была испещрена глубокими морщинами, седые волосы, многие годы не знавшие расчески, закручены в большой пучок. Лицо обрамляла длинная белая борода. Казалось, что на голове его надет тюрбан из свалявшейся пакли. Когда йоги поравнялись с нами, мы приветствовали их намаете. Я случайно встретилась взглядом со стариком — в его глазах светился ясный ум и дух молодости, они будто излучали свет мудрости. Этот взгляд обжег меня, словно удалось заглянуть в самую душу старику. От него веяло свободой и отрешенностью человека, давно оставившего позади обеспокоенность мирскими заботами и утвердившегося в окончательной гармонии.
- Ник, кто эти люди?
- Это отшельники. Они не живут в деревне. Два раза в год по праздникам приходят в ашрам из горных лесов для песнопений. Старик — их лидер. Обычно возле большой дуньи для них сооружают навес. С утра до вечера они сидят под ним, играя на своих инструментах, и поют гимны.
- Я пойду за ними, мне интересно поближе их рассмотреть.
- Давай, а я еще не завтракал. Встретимся перед службой.
Следуя по тропинке за йогами, я оказалась на ухоженной площадке в глубине ашрама, окруженной цветником. В центре ее стояла пагода, под которой была сделана глубокая дунья шириной метра два. Края были приподняты над землей, снаружи и внутри она была обмазана глиной.
|
|
|
Вокруг нее сидели на корточках несколько женщин, которые рисовали по краю витиеватый орнамент и осыпали его! лепестками живых цветов. Одна преданная украшала глиняный лингам гирляндой из оранжевых бархоток. Я расположилась на скамейке, стоявшей неподалеку, здесь же на тростниковых циновках расселись музыканты. Устроившись по двое в ряд, они распаковали инструменты и уложили книги на специальных низеньких скамеечках. Поскольку музыканты были заняты своим делом, мне удалось рассмотреть их получше. Все они были разного возраста. Самому молодому около двадцати пяти, другим лет I по сорок. Лица очень смуглые. Длинные спутанные волосы закручены в пучки. У некоторых головы обмотаны I хлопчатобумажными яркими шарфами, расписанными санскритскими символами. Закончив приготовления, старик сел напротив хора и раскрыл фисгармонию, бормоча что-то себе под нос. «Вероятно, испрашивает у Всевышнего благословения», —догадалась я.
Наконец он заиграл на гармошке и тонким, высоким голосом затянул напев. Он запевал фразу, остальные повторяли хором. Отшельники, уйдя в себя, ни на кого не Я обращая внимания, пели отрывки из наиболее почитаемых творений древнеиндийского эпоса. Хор получался довольно стройный. Со стороны это было похоже на чтение стихов в музыкальном сопровождении. Изредка старик увеличивал силу голоса и темп, другие тоже начинали вторить ему с большим воодушевлением, через какое- ] то время пение снова возвращалось к прежнему размеренному ритму.
Так приятно было сидеть в прохладной тени под навесом и слушать. Я увлеклась, мысли разлетелись, и голова опустела. Напев крутился в области груди, как вращается колесо водяной мельницы. Сердце вторило музыке, в нем пробуждалась радость. Приближалось время огненного ритуала. Вокруг стали собираться люди. Они приносили сладости, фрукты и кокосовые орехи для жертвоприношения и рассаживались под навесом. Когда подошел настоятель, около дуньи выросла целая гора прасада. Я встала и прошлась вокруг, повстречала знакомых и остановилась поговорить с ними. Все это происходило как во сне, потому что основной реальностью оставалась для меня мелодия, напеваемая музыкантами и продолжавшая звучать внутри. Случайно я натолкнулась на Ника, появившегося в самый последний момент.
- Привет, вроде успел вовремя.
- Неужели все это сожгут?
— Да, и это еще немного, увидишь, завтра будет больше. Десять дней подряд по утрам Мунирадж будет возжигать огонь и проводить ритуал жертвоприношения. Пламя в дунье в эти дни будут поддерживать постоянно.
- Получится же масса пепла от сгоревших поленьев и прасада?
— Этот пепел — вибхути — считается целебным. Говорят, он лечит внутренние болезни и раны. Горсточку вибхути всегда желательно держать дома, это защищает от неприятностей и темных сил.
- Мы возьмем с собой немного?
- Обязательно, потом, когда праздник закончится, всем можно будет взять пепел из дуньи.
После ритуала Ник подошел ко мне и протянул бронзовую фигурку буддистской дакини.
— Это тебе, купил в магазине. Мне кажется, в тебе присутствуют ее дух, беспристрастность и сила, разрушающие невежество и страх на пути к высшей реализации. Я давно искал нечто подобное. Надо же, повезло купить подарок именно здесь, в ашраме! Между прочим, — как бы невзначай похвастался он, — дакиня была всего лишь одна, спряталась в закутке, будто ждала тебя.
— Она такая безжалостная, — я старалась получше разглядеть бронзовую богиню. — Спасибо, Ник.
Выражение лица дакини было свирепо, на шее висела мала с бусинами из человеческих черепов. «Надо будет помедитировать на досуге над тем, что означают все эти атрибуты», — решила я про себя.
- А себе купил трезубец Шивы — олицетворение Божественной Любви, Мудрости и Силы, — добавил он.
Ник пытался пристроить трезубец в небольшое отделение рядом с дуньей, где стояли большие закопченные железные рогатины.
— Что ты делаешь?
- Я хочу оставить трезубец здесь на время ритуальных служб для освящения. Пусть пропитывается божественными энергиями, Давай свою дакиню, ее тоже положим рядом.
- Послушай, а я подумала, что это вилы для чистки дуньи или что-то вроде кочерги.
— Ну ты даешь! Смотри хорошенько: это жезл Шивы — символ пробужденной и неиссякаемой энергии творения.
Ник указывал на толстый металлический стержень, вокруг которого, словно змея, обвивался более тонкий железный прут. Еще на жезле висело несколько четок. Рядом стояли трезубцы, на самом деле похожие на вилы, но поменьше, Я развела руки в стороны, признавая собственное невежество.
После ритуала я отправилась в магазин за сувениром для Ника. Мне тоже хотелось подарить ему что-нибудь значительное. Блуждая среди множества мелких вещичек, баночек с эфирными маслами и благовоний, я все никак не могла остановить свой выбор на чем-нибудь определенном. Внезапно меня осенила великолепная мысль. Я вспомнила жезл, который показывал мне Ник.
«Да на нем же не было четок! Жезл без змеи, т. е. без Божественной Кундалини, никуда не годится, — рассуждала я, выбирая длинные, богатые мала с крупными бусинами из рудракши. — Обовью ими жезл, оставленный Ником у дуньи, пусть тоже освящаются».
Я решила вернуться и направилась прямиком на площадку к дунье.
«То-то удивится Ник, перед отъездом забирая жезл! Тогда и вручу ему свой подарок!» — исполнив задуманное, я осталась сидеть у жертвенной печи.
Все давно разошлись, только музыканты продолжали тянуть нараспев гимн. Говорят, что за время Наваратри они успевают полностью спеть «Рамаяну». Я с уважением всматривалась в отрешенные лица.
Книга, страницы которой изредка переворачивал старик, была размером с том Большой Британской Энциклопедии.
Мимо прошли несколько европейцев и старый, беззубо улыбающийся индус с сумкой в руке. Они направились к ближайшим кустам. Индус уселся на землю, рядом с ним пристроилась женщина, остальные встали вокруг. Происходящее заинтересовало меня, и я подошла ближе. Беззубый йог читал себе под нос «Ом нама шивая», в смысловом переводе — «Отдаю всего себя Богу». Не прерывая молитвы, он раскладывал подле себя бритвенные принадлежности — плошку с водой, опасную бритву (какими в начале века пользовались в цирюльнях) и полотенце. Окружающие подхватили мантру и стали подпевать, прихлопывая в ладоши. Беззубый полил из кувшина на голову женщине и намочил бритву, затем прядь за прядью начал срезать ей волосы у самых корней.
— Что они делают? — спросила я парня, стоявшего рядом.
- Мундан, сейчас ее обреют.
Я слышала про этот обычай раньше, некоторые мои знакомые приезжали из Индии с бритыми головами. Считается, что если человек это делает с молитвой, то он очищается, снимает с себя прошлые грехи. Замечательно, когда этот обряд совмещен с паломничеством в святые места, потому что места силы благотворно воздействуют на человека своей энергией.
Не прошло и пяти минут, как женщина поднялась. Ее лысая голова отсвечивала на солнце белой кожей обнаженного черепа. Все кинулись к ней, стали ее радостно обнимать и приветствовать.
«Как это мистично — сделать мундан! — думала я. -Наверное, это дает человеку что-то очень важное, чего не случается просто так. Интересно, что происходит с ним в процессе и после этого?»
Не успела еще мысль до конца оформиться в голове, как йог кивком подозвал меня ближе.
- Мундан, мундан! — сказал он, жестом показывая, что мне тоже желательно побриться.
Не знаю, какая сила подтолкнула меня принять решение. Это было полным безумием. На мгновение я представила, как вхожу лысая в зал совещаний и как реагируют коллеги, увидела реакцию домочадцев и соседей, но, несмотря на робкие попытки рационального ума сопротивляться иррациональному, я села рядом с беззубым йогом, подставляя под бритву свою роскошную шевелюру. Я носила длинные волосы, но это не убавило решимости. Почему-то в тот момент не хотелось.придавать значения тому, что смена имиджа может радикально сказаться на социальных взаимоотношениях.
— Ом нама шивая, Ом нама шивая, — с новым воодушевлением принялся за работу беззубый, смачивая мне голову водой.
Я закрыла глаза, постаралась расслабиться и тоже стала повторять мантру. Почему-то вспомнилось торжественное открытие и речь старого пандита перед службой.
— Сейчас, во время праздника, в своих молитвах вы должны обращаться за помощью к Всевышнему, — наставлял нас столетний просвещенный индус. — Он исполнит все ваши просьбы. Помните, что все святые мира и пророки собираются здесь, используйте эту близость.
«Господи Всевышний! Укажи мне дорогу к себе, не оставляй меня на пути, будь со мной!» Мои волосы падали под лезвием, я чувствовала, что действительно принимаю очищение, и старалась в глубине сердца уловить самое важное, сформулировать то, что мне в жизни необходимо, как воздух.
Внезапно я прозрела, будто вместе с обритыми волосами и пелена упала с глаз. Я отчетливо увидела, что действительно мой путь одинок и безрадостен.
Как в калейдоскопе, поплыли образы желаний: насущные сейчас и те, что тревожили меня когда-то. Они появлялись и исчезали, словно яркие вспышки, до тех пор, пока не наступила полная тишина. И из этой пустоты родилось мое поистине жизненно необходимое, самое важное стремление.
«Хочу прийти к Тебе и стать частью Тебя. Как капля раствориться в океане, слиться с Твоей любовью и силой, стать одним с Твоей мудростью и состраданием!» — визуальный образ сплавился с экстатическими ощущениями тела, сознание расширилось до необъятного...
Я понимала, вернее, знала, что мое стремление сформировалось в намерение, обрело живую форму и обязательно реализуется.
«Господи, я осилю любую дорогу. Но если это должно случиться в моей жизни, дай мне идти по ней вдвоем с возлюбленным. С тем единственным, которого я ищу. Дай мне встретить его, узнать и остаться с ним. Соедини нас вместе и как единому целому позволь прийти к Тебе».
Я чувствовала, как спадают на сари пряди волос, как звучит в устах беззубого йога мантра и, будто заезженная пластинка, ходит по одному и тому же кругу: «Отдаю всего себя Всевышнему, отдаю всего себя Всевышнему.. Пусть мои руки служат Твоим делам, пусть мой голос вторит Твоим словам, пусть с моей жизнью Ты наслаждаешься жизненностью».
От возвышенных эмоций перехватило горло. Я не могла сдержать слез.
«Прости все мое невежество — оно бессознательно. Только оставаясь слепой, можно пребывать в грехе! Пролей на мой ум частицу своей Божественной мудрости, сними пелену сна с моих глаз...»
- O'key, O'key! — Меня вернуло к реальности похлопывание чем-то мокрым по голове: беззубый вытирал полотенцем мою лысину. Я открыла глаза.
Вокруг стояли улыбающиеся люди и радостно хлопали в ладоши. Взглядом изнутри я прошлась по своему телу и не узнала себя. Все мое существо стало обновленным, легким, чистым, излучало блаженство, как будто было наполнено светом. В голове свежесть и ясность, даже краски окружающего мира казались сочнее, а очертания четче. Я глубоко вдохнула — как в первый раз, и вдох пробудил внутри меня волны беспричинного смеха. Воздух наполнял грудь, опьянял — я смеялась. Жизнь полной гаммой ощущений переливалась в теле, и сочно чувствовался каждый нюанс.
- Будто родилась заново, - по-русски произнесла я вслух. Мне не надо было, чтобы меня понимали, — я обращалась к себе.
Свежим взглядом окинула окрестности, и это было неискушенное видение ребенка. Я потянулась, расправила спину и руками коснулась головы — гладкой, как надувной шарик. Снова рассмеялась, и все вокруг рассмеялись тоже, услышала себя со стороны — мне это понравилось, и я принялась смеяться еще звонче, необусловленно, беспричинно и жизнеутверждающе.
- Возьми волосы и предай их одной из стихий: воде, огню, земле или воздуху, — сказал мне кто-то, подавая пакет.
Я собрала разбросанные вокруг пряди, Несмотря на полную ясность и бодрость, двигалась я медленно и плавно, как в тумане, потому что большая часть сознания была ещё направлена внутрь. Все разошлись, а я вернулась к дунье и осталась сидеть там, продолжая переживать случившееся.
«Надо сжечь их в ритуальном костре», — рука сама потянулась к пакету.
Не размышляя о том, правильно это или нет, я бросила волосы на догорающие угли.
«Господи, даруй мне очищение и сожги дурную карму. Прими это в дар, ведь это часть от части Твоей. Пусть в священном жертвенном огне сгорят все преграды, разделяющие нас. Сожги все дороги, которые уводят меня от Тебя. Оставь единственный путь, и пусть это будет путь любви».
Я видела, как ярко вспыхнул клубок волос, моментально съежился, превращаясь в маленький шипящий и пузырящийся сгусток на обугленном полене, а еще через мгновение и он полностью исчез, не оставив следа. Вот и все, точка поставлена.
Спустя пару дней мы сидели с Ником в чайхане.
— Сегодня на арти я понял, что здесь меня больше ничего не удерживает. Думаю двигаться дальше. Если хочешь, можешь оставаться, встретимся в Дели.
- Нет, со мной здесь уже случилось все, что должно было произойти. Следующий день не принесет ничего нового или принципиально важного. Я еду с тобой.
— Я хочу в Кедарнатх, там в горах находится древнейший храм. Это святое место обладает необыкновенной силой. Говорят, что сам Шива с Шакти, своей супругой, обитает в тех местах. Я обязательно должен побывать там.
- Тогда пойдем в поселок, наймем машину, а заодно узнаем, как лучше добраться.
В поселке мы заглянули в туристическое агентство. Поднявшись на второй этаж, вошли в кабинет. Управляющий сидел за столом, за его спиной на стене висела карта маршрутов с указанием расстояния между отправными точками. Бегло пробежавшись взглядом по схеме, я нашла
Кедарнатх — крайний пункт в северо-западном направлении. До него было около трехсот километров.
- Можем мы нанять у вас машину до Кедарнатха? -спросил его Ник.
— Как. вы собираетесь поехать туда сейчас? — лицо индуса приняло такое выражение, словно он увидел сумасшедшего. — Уже две недели, как мы закрыли этот маршрут и закончили отправлять по нему туристов. В октябре Кедарнатх недоступен для посещения. Там выпадает снег, и он становится недосягаем.
— Вы считаете, мы не сможем добраться до Кедара? — вступила в разговор я.
— Даже если попадете туда, то внезапно его может занести снегом, пока вы будете там! По бездорожью трудно оттуда выбраться, — управляющий убедительно кивал головой, вся его мимика говорила за то, что он прав. — Ехать в эти места сейчас очень опасно.
Я посмотрела на Ника:
— Пойдем прогуляемся, обсудим, что делать.
Мы вышли на улицу. Какое-то время Ник молчал, я была уверена, что он размышляет над ситуацией, хотя его лицо было медитативно расслаблено.
— Думаю, стоит поехать, — прервал он затянувшуюся паузу. — Чувствую, все будет хорошо. Интуиция говорит мне, что дорога еще открыта.
- Если ты так уверен, не будем сомневаться, поедем. В крайнем случае потеряем несколько часов в дороге.
— Ошибаешься. Мы потеряем два дня, потому что добираться придется горными дорогами, это значит, что на триста километров уйдет весь день, а может, и больше. Потом, мне говорили, что последние километров восемь надо ехать на мулах или идти пешком. Тем не менее считаю, что мы можем ехать.
Вернувшись в офис, мы договорились, чтобы завтра утром машина ждала нас у ашрама.
Весь следующий день мы провели в дороге. Большую часть пути оба молчали. Я была под впечатлением недавнего ритуала, после которого внутри почему-то все замерло. Я никому не показывала лысую голову, обернув ее платком. Мне хотелось избежать пересудов и объяснений. Понимала, что это сугубо мое личное дело и вся работа, связанная с очищением души и кармы, происходит сейчас внутри, поэтому казалось невероятно грубым выставлять себя напоказ, как это делали другие ашрамиты.
Я испытывала необычайную легкость и чувство освобождения, но над ними доминировали покой и уверенность в том, что все было сделано абсолютно правильно. Уезжая из ашрама, я интуитивно чувствовала, что с плеч упал огромный груз прошлого, а вместе с ним ушли все сомнения, тревоги, печали, неуверенность в завтрашнем дне. чувство нереализованное и меланхолия — моя спутница по жизни. Я распростилась с ними окончательно и сейчас ощущала себя в полном смысле слова девственницей. Внутри нарастала уверенность, что все мои намерения сработают и желания исполнятся.
Перебирая в памяти события прошедших дней, начиная со своего спонтанного отъезда в Индию, я видела, что эта поездка не случайна. В голове всплывали факты, неожиданные совпадения, люди, переживания... Мне хотелось еще раз осознать, так ли я расставляю акценты. Те намерения, что формируются мной, они верные? Интуиция подсказывала мне, что все правильно.
«Я встречу Единственного и обязательно останусь с ним вместе».
Сначала мы ехали по долине, потом шоссе запетляло по бесконечному серпантину. Основным пейзажем были пропасти да скалы. Дорога, высеченная в горе, была настолько узка, что разъезжаться со встречным транспортом приходилось так, что шины нашего «Амбассадора» двигались по самой кромке обочины либо нависшие камни едва не касались боков машины.
- Не езда, а мучение какое-то, — выругался Ник, когда в нас очередной раз чуть не врезалась машина. - Такое ощущение, что водители здесь ездят обкуренные.
-- Сама не могу привыкнуть к левостороннему движению.
Местный стиль вождения меня раздражал.
- Каждый норовит ехать посередине или по встречной, клаксоны просто не смолкают, — сетовала я, — вместо того чтобы сбросить скорость у поворота, шофер сигналит что есть мочи.
- А я уже научился прислушиваться к тому, есть ли кто за поворотом, а не приглядываться.
Мы проезжали деревню. Дорога стала шире, но не безопаснее. Внезапно наш автомобиль резко затормозил, чуть не наскочив на огромного белого быка, который вдруг вышел на шоссе.
— Единственный способ расслабиться — просто молиться, чтобы Всевышний избавил нас от неприятностей, — предположила я вслух.
— О! — Ник поднял вверх указательный палец, и я поняла, что сейчас последует очередной анекдот. — В горном ауле одновременно умерли мулла — очень начитанный, всеми уважаемый человек, и водитель автобуса — безбожник и пропащий пьяница. Оказавшись на небесах, водитель увидел перед собой Всевышнего. «Тебе дорога в рай, сын мой, — услышал пьяница и изумился: — Постой, Аллах, это ошибка, — он упал перед ним на колени, — ведь я не достоин! За всю жизнь я не сделал ни одного доброго поступка - только пил и ни разу не помолился! Вот я слышал, в нашем селении умер мулла — святой человек, наверное, Ты хотел отправить в рай его!» «Молчи, смертный, я знаю, что делаю! — воскликнул Всевышний. — Когда он вел службу, в мечети все спали, а когда ты вел свой автобус — все молились».
Я от души расхохоталась, в сложившейся ситуации смысл этой притчи был ясен в сто раз лучше.
- Ло, смотри, какие постройки, — воскликнул Ник. За окном промелькнула площадка с множеством невысоких однотипных храмов, чем-то напоминающих часовни.
— Давай вернемся. Я хочу посмотреть их, а заодно и размяться. — Мне было интересно. Первый раз я видела такие маленькие храмы. - Согласись, они похожи на песчаные пирамидки, которые строят на берегу из мокрого песка?
|
|
|
