 |
Глава 4. Возвращение к истокам 11 глава
|
|
|
|
Как можно было не поддаться столь наглядным доводам? Чертыхаясь про себя на чем свет стоит, я забралась вслед за ним на крышу автомобиля. Мы сели как можно удобнее, стараясь надежно зацепиться ногами и руками за металлические прутья багажника. На всякий случай я еще обмотала запястье веревкой. Ник сел у края, что находился ближе к пропасти.
— Ну что, устроилась? Держишься крепко? — И он стукнул ладонью по крыше, подавая шоферу знак трогаться.
Джип медленно покатил вперед, постепенно набирая скорость. Ощущения, скажу я вам, непередаваемые! Поначалу Ник улюлюкал, кричал во весь голос, дурачился, как ребенок, выплескивая переполнявшие его эмоции. Я уперлась взглядом в дорогу, словно боялась потерять устойчивость, но в душе была рада, что смогла побороть страх и не лишила себя удовольствия.
— Только посмотри вниз! — Ветер приглушал и относил в сторону его слова. — Как красиво!
Я робко, сантиметр за сантиметром, вытянула шею, будто движение головы могло вывести из равновесия.
Внизу в живописном ущелье извивалась река, широкое каменистое русло было наполовину сухим, а посередине тонкой ниткой бежала чистейшая, цвета морской волны вода. На повороте меня потянуло в сторону обрыва, я судорожно вцепилась руками в решетку багажника. Пальцы побелели.
— Да не бойся так, я тебя держу, трусиха. — Ник одной рукой обнял меня и прижал к себе. —Лучше глубоко дыши, расслабься и попробуй получить удовольствие. Вот увидишь, потом будешь вспоминать да еще хвастаться!
— Хорошо говорить, если не боишься, — кричала я, голос срывался от напряжения, — мне так страшно, что я вообще могу забыть, как надо дышать!
— По-моему, это не настоящий страх, просто ты зациклилась.
|
|
|
- Тебе легко рассуждать, как ты не понимаешь?
- Страх высоты не есть человеческий инстинкт, это
приходит с жизненным опытом, значит, его можно обуздать.
Я не стала спорить и промолчала. Ник был прав, нужно было постараться расслабиться.
Нам навстречу попалась машина. При виде нас лица индусов вытянулись от изумления. Им было непонятно, почему эти двое едут на крыше, когда в салоне никого нет и полно свободного места.
— Они смотрят на нас как на идиотов! — Ник помахал им рукой.
— Похоже на правду, — пробурчала я, но уже более спокойно, потому что действительно привыкала к новому положению вещей и свободнее смотрела по сторонам.
Встречный ветер и чувство близкой опасности наполняли азартом, заставляли принять вызов. Наконец восторг преодоления вытеснил страх и вселил в меня уверенность. От стресса восприятие обострилось на порядок, все, чего касался взор, выглядело колоритнее и врезалось в память до мельчайших деталей. Краски казались ярче, запахи более пряными, ветер более жарким и дерзким. Я вдохнула полной грудью и крикнула что было сил:
— А ну их! — И словно камень свалился с плеч долой. И понеслось! Машина, горы, небо — все это стало
словно продолжением меня, все двигалось и жило в едином, взаимосвязанном ритме, все поддерживало друг друга! Радость и восторг поднялись из глубин и выплеснулись наружу, унося с собой остатки напряжения, оставляя чувство пьянящей свободы и уверенности. И такой полет в душе!
Через пару километров машина остановилась посреди заасфальтированной площадки в горном селении под названием Гуорикунд. Водитель вышел и помог нам спуститься на бренную землю.
- Все, приехали! — объявил он. — Дальше дороги нет.
Мы взяли рюкзаки и зашли в чайхану, стоявшую у обочины. Выпили по стаканчику чая, переговорили с хозяином и узнали, что дальше придется добираться на мулах. Чтобы попасть к конюшням, предстояло пройти до конца селения, состоявшего из нескольких длинных улиц. Взвалив поклажу на плечи, мы тронулись в указанном направлении. Маленькие домики с общей стеной, как в кавказских горных аулах, лепились один к другому. В магазинчиках торговали продуктами, сувенирами и теплой одеждой. Наконец мы оказались перед длинным деревянным навесом, поделенным на секции перегородками.
|
|
|
- Издали напоминает гаражи.
- Да, только для мулов.
Витрины последних лавок были полны кустарными украшениями с помпонами из разноцветных ниток с латунными бубенцами, начищенными до блеска.
- Тебе сбруя не нужна? — решил посмеяться надо мной Ник.
— На обратном пути обязательно куплю.
— Тебе пойдет, — без тени иронии заявил он.
— Что ты, я не достойна такой красоты. Родители -фермеры, подарю им, чтоб надевали на коров.
На дороге стояли несколько погонщиков в ожидании паломников. Ник переговорил с ними. Если бы мы решили идти дальше пешком, то на это ушел бы почти целый день. Паломникам здесь предлагалось два варианта передвижения: поехать на мулах и второй для тех, кто не в состоянии преодолеть подъем, их могли отнести на носилках. Мы решили остановиться на первом.
- Может, прокатишься в корзинке на плечах рикши?
— Нет уж лучше сам, а я по-простому, по-крестьянски, — я забралась на мула и поехала вперед.
Проводники надели наши рюкзаки и Ник, взгромоздившись на другого, скоро догнал меня.
- Не жалко его? — я толкнула Ника в бок, кивая на низенькое животное, которое он оседлал. — Посмотри, какие у него тонкие ноги!
— Сам себя чувствую неловко, хоть бы лошади были, что ли. Не понимаю, почему они используют ишаков? Наверное, лошади больше едят.
Ник с его двухметровым ростом и фигурой атлета смотрелся, прямо скажем, комично.
— Просто на мула можно нагрузить больше, он выносливее и устойчивее лошади. С короткими ножками легче держать равновесие на спусках!
Тем временем мы покинули пределы селения, и тропинка начала круто взбираться в гору. Поначалу было страшновато сидеть на покачивающейся спине, но постепенно я привыкла к седлу, стала держать равновесие и попадать в такт шагов. Мы ехали по самой кромке ущелья, но здесь обрыв был уже не такой резкий, к тому же от обочины тропы вниз по склону росли густые кусты, поэтому мне не было страшно.
|
|
|
«Если я свалюсь с ишака в ущелье, то наверняка не упаду далеко и успею зацепиться за какую-нибудь ветку, — рассуждала я. Мулы выдерживали неторопливый шаг, и скоро я совсем освоилась. — В какой-то степени так можно удовлетворить свою детскую мечту быть наездницей». Я крикнула: — Эй, Ник, может, устроим скачки?
- Боюсь, мой маленький друг с этим не справится.
Проводники сначала вели животных в поводу, но, убедившись, что мы справляемся самостоятельно, предоставили нам полную свободу. Приученные мулы и так шли след в след за своими поводырями.
Мы остановились, чтобы напиться из водопада. Кристально чистая вода стекала по скале, нам даже не пришлось сойти на землю, так и пили, сидя верхом, подставив ладони под тонкую струю. Сию минуту мириады мельчайших капель покрыли нас с ног до головы, они оседали пылью на лице, даря приятную свежесть. Вода оказалась необычайно вкусной.
Дальше мы ехали молча, неудобно было за каждым словом поворачиваться и кричать, да и говорить не хотелось. Природа снова изменилась, за последние сутки мы наблюдали смену, наверное, трех климатических поясов. Растительности почти не стало, нас окружали голые скалы, поросшие кустарником, невысокими деревцами и бурой травой. На придорожных столбиках краской указывались расстояние до Кедара (так здесь называют Кедарнатх) и высота над уровнем моря. Нам оставалось еще около восьми километров пути.
Похолодало, воздух стал суше, а солнце, так палящее в предгорьях, сдержанно дарило свои лучи. Если внизу днем было около тридцати пяти по Цельсию, то здесь термометр показал бы не больше двадцати градусов и с вершин налетал свежий, пронизывающий ветерок. Я сняла платок, приятно было чувствовать его порывы обнаженной кожей головы.
— Лысая, узкоглазая, на муле — ты словно буддистский монах или азиатский воин! Дай-ка я тебя сфотографирую, получится прекрасный кадр.
Ник остановил нашу группу и достал из рюкзака фотоаппарат. Я направила своего мула к тому месту, где по скале стекало несколько извивающихся струй, и приготовилась позировать. На противоположной стороне ущелья, как раз напротив нас, был еще один красивейший водопад — узкий, но полноводный, он напоминал собой длинную фату невесты. На его фоне мы сделали несколько снимков.
|
|
|
- Прошу внимания! Мы находимся на высоте двух с половиной тысяч метров над уровнем моря, — прочитала я цифры на столбике.
— Отлично, дальше иду пешком, — объявил Ник, — паломник должен пройти хоть последние несколько километров своими ногами, а то получается, что я сюда приехал.
Он протянул поводья проводнику, я сделала то же. Тот удивленно посмотрел, но ничего не сказал. Дальше мы направились пешком, а проводники пересели на мулов. Подъем в гору был не очень крутой, поэтому идти было не тяжело, даже приятно. За поворотом открылся живописный вид: вдалеке, над крутыми боками ущелья, коричневыми от пожухлой травы, показались снежники.
Я думала, что это облака, и не сразу поняла, что вижу скалы, занесенные ослепительным снегом, потому что их основание глубоко погружалось в облачную перину, а вершины покрывал клубящийся туман. И только сверкающие пики устремлялись в голубое небо. Дыхание перехватило от этой красоты, сердце отозвалось безмерным почтением к седовласым вершинам — свободным, отрешенным от всего мирского, миллионы лет пребывающим в постоянстве и непреходящем покое.
Каждый шаг легким звоном отдавался в голове, отчего она становилась все более пустой. Дышать приходилось полной грудью, потому что воздуха не хватало. Мы остановились передохнуть. Русло реки в этом месте состояло из нагромождения огромных валунов, так что образовалось несколько порогов. Спуск к воде казался пологим, ее чистота и изумрудный цвет манили к себе.
— Давай искупаемся. Смотри, можно спуститься вон к той ванне, — Ник указал в направлении одного из порогов, ниже которого маленький водопад наполнял овальной формы углубление, вполне подходящее для купания.
— С удовольствием, — обрадовалась я.
Было бы неразумно не принять омовение в реке, только что родившейся из горных родников, — такой невинной и девственной. Мы отправили проводников дальше, а сами спустились по каменистому склону к воде. Это не составило большого труда, и через пару минут уже стояли на большом плоском камне, до блеска отполированном течением.
— Я искупаюсь голым, тем более никого нет рядом.
— А как же по поводу традиций? Ведь нельзя осквернять священные воды Ганга?
— Хочу почувствовать прохладу обнаженным телом, — сказал Ник, раздеваясь, — есть же аскеты, которые ходят исключительно голыми, это будет ритуальное омовение: я обращусь к высшим силам, чтобы они очистили меня.
|
|
|
- Как хочешь, — я сняла с головы хлопчатобумажный палантин и завернулась в него, — а я не буду нарушать местных традиций. — Если они существуют, значит, в них есть какой-то смысл. Это первое, а второе — если кто-либо увидит, что я купаюсь обнаженной, меня закидают камнями, чем испортят нам пребывание в Кедарнатхе.
Осторожно ступая по скользким булыжникам, мы вошли в воду. В самом глубоком месте она едва доходила до талии. Прочитав про себя «Отче наш», я нырнула с головой. Разгоряченное тело обожгло ледяным холодом.
- Вот это да! — крикнула я, выпрыгивая из воды, и еще несколько раз окунулась, каждый раз поднимая вокруг себя фонтан брызг. Вода оказалась ледяная, еще немного, и судорога свела бы ноги. — Все, выхожу, не могу больше! — И выскочила из воды, как ошпаренная.
- Господи, хорошо-то как! — Ник вылез на камень. — Ради этого стоило забраться так далеко!
- С трудом оделась, никак не ожидала, что будет подобный эффект, не могу попасть ногой в штанину, и все тут, пальцы не слушаются, - пожаловалась я.
Все тело колотил озноб, и тысячи иголочек одновременно пронзали его. Ник уже стоял наверху и протягивал руку. Я зацепилась руками за куст и подалась вперед. Перед глазами промелькнуло что-то красное. Схватившись за ветку, я притянула ее к себе.
— Ник, смотри — это же малина, только значительно больше по размеру! - Одна за другой показались спелые ягоды.
Набрав пригоршню, я выбралась-таки на дорогу и протянула ему открытую ладонь.
- Какой аромат! - Он поднес ладонь к лицу и взял губами несколько ягод. - На вкус даже слаще садовой малины, наверное, потому, что из твоих рук, - и лукаво посмотрел на меня. - А ты глазастая, всегда заприметишь что-нибудь оригинальное.
— Пойдем, уже проводников не видать.
Мы припустились догонять проводников и чуть не наскочили на удивительный кортеж. По дороге, ритмично раскачиваясь из стороны в сторону, шли четыре худосочных молодых индуса, которые тащили на плечах деревянные носилки. В них сидела старенькая бабушка. Они пронеслись мимо нас быстрым шагом, почти бегом, выглядело это все очень необычно.
— Джей, Кедар! — поприветствовала нас старушонка, сложив руки перед грудью в намаете.
- Джей, Кедар! - ответили мы, повторяя за ней слова приветствия.
Вскоре показалось плато. Перед нами простиралась ровная, правильной овальной формы долина, которую рассекала на две части река. Вода в ней была грязно-бурого цвета, наполненная взвесью земли и мелких камней.
«Даже не верится, что осадок смог профильтроваться так быстро»,—думала я, разглядывая русло, пока Ник расплачивался с проводниками.
Они оставляли нас здесь. Село начиналось за мостом и выглядело хорошо обжитым. Как и большинство индийских поселений, которые мы встречали, оно состояло из двухэтажных домов, прилепившихся один к другому, но были здания и в три, и даже в четыре этажа, видимо, построенные для приема туристов. Мы перешли реку и двинулись вверх по улице в надежде найти уютную и недорогую гостиницу. Со всех сторон плато окружали скалы, самые высокие снег засыпал до вершин и не таял даже летом. Основной хребет тянулся с северо-запада на юго-восток.
- Непроходимые места, - я окинула взглядом окрестности.
— Четыре с половиной тысячи метров над уровнем моря не шутка. А вон там, - Ник показал рукой в сторону самого высокого снежника, - там отвесная скала, которая расположилась у подножия семикилометрового Кедарнатхского пика. Считается, что любой, кто отважится прервать здесь свою жизнь, обретет окончательное освобождение. Старожилы говорят, что более ста пятидесяти тысяч человек расстались тут с жизнью, шагнув с этой скалы в бесконечность в надежде очистить карму и освободиться полностью от неумолимого Колеса Сансары - вселенского закона причинно-следственных связей, в силу которого человек обречен рождаться и умирать снова и снова.
Я благоговейно ступала по священной земле. Внутри все как бы затаилось в ожидании момента внутренней трансформации, словно я боялась упустить это, хотя прекрасно понимала, что процесс уже идет и его невозможно определить рамками времени.
Мы решили, что после того как устроимся, первым делом пойдём в сторону снежной гряды, а сейчас тщетно исследовали селение на предмет переночевать. Потребовалось около получаса, чтобы обойти деревню вдоль и поперек, а в итоге вернулись к мосту — тому самому месту, с которого начали. Посмотрев несколько отелей, мы так и не сделали окончательный выбор. Ник ушел в себя, видимо, хотел интуитивно понять, что же делать. Мы остановились передохнуть на каменной мостовой, опустив рюкзаки на ступеньки высокого добротного дома, и в тот момент, когда, посовещавшись, уже решили тронуться в сторону одной из гостиниц, на балкон вышел индиец.
— Ищете, где переночевать? — крикнул он с высоты второго этажа, широко улыбаясь во весь рот.
— Да, нам бы остановиться на день-два! — ответил Ник. - Подождите, я сейчас спущусь.
Минутой позже он стоял перед нами.
— Меня зовут Шринивас, — представился он. — Прошу вас, оставайтесь в моем доме, — и он гостеприимным жестом пригласил нас войти.
Шринивас оказался широкоплечим статным мужчиной выше двух метров ростом (он на пол головы возвышался над Ником). На вид ему было не больше пятидесяти. Его седые, длинные, вьющиеся кудри ниспадали до плеч. Широкие скулы, крупные и красивые черты добродушного лица располагали к себе. Смуглая кожа была намного светлее, чем у других индийцев, этим он отличался от соотечественников. Шринивас провел нас на второй этаж в комнату с тремя деревянными кроватями, застеленными огромным количеством матрасов и шерстяных одеял.
— Располагайтесь, а как будете готовы, спускайтесь вниз пить чай, — и вышел, оставив нас наедине.
— Все разрешилось само собой, ты отмечаешь такие вещи?
— Хочешь сказать, что это знаки? - уточнила я, но Ник ответил вопросом на вопрос:
— Так ты довольна, остаемся здесь?
— О чем речь, это вроде бы и не наш выбор, а Силы? удивилась я. — К тому же нас пригласили на чай.
— Кстати, как он тебе?
— Шринивас? Красавец, такой типаж, — пошутила я, — ты заметил, он не похож на остальных индийцев, которых мы встречали за время путешествия?
— Да, такое впечатление, что он другой народности.
- В нем есть какое-то скрытое благородство...
Мы приводили себя в порядок, обсуждая необычное знакомство. Я зашла в соседнюю комнату и обнаружила душ и туалет.
—Там есть горячая вода? - прокричал Ник.
— Только холодная, да такая ледяная, как в реке.
— Ничего, пару дней проживем и без горячей. Ты готова, спускаемся?
Внизу ждал хозяин. Увидев нас на лестнице, он вышел навстречу и пригласил пройти в маленькую комнатку. Пол здесь был застелен теплым шерстяным ковром, у стены стоял низкий топчан, а напротив небольшой деревянный столик с кривыми резными ножками, на нём три чашки. Рядом на полу пристроилась горелка, и на открытом огне закипал чайник. В углу был небольшой алтарь с несколькими изображениями Шивы и фотографией Бабаджи.
«Судя по всему, это комната хозяина, — отметила я про себя, — а остальные для паломников».
— Мы едем из Чилинаулы, где праздновали Наваратри в ашраме Бабаджи, — начал Ник, показывая рукой на фотографию.
Лицо Шриниваса просияло улыбкой, обнажив два ряда крепких белоснежных зубов.
- Хорошо... Когда Бабаджи приезжал в Кедар, он останавливался в этом доме, в комнате для гостей, — Шринивас наливал нам чай, — там сейчас поселились вы.
Я изумленно посмотрела на Ника, всем видом показывая, что мы не случайно оказались именно здесь.
Мы узнали, что Шринивас родился в семье брамина, раньше был бизнесменом. Внизу в Гуорикунде у него большой зимний дом, где семья — жена, дети и внуки, и еще другой дом в Бомбее. Сам он предпочитает уединенный образ жизни. Угощая нас ароматным черным чаем, Шринивас поведал, что нашел приют в этих горах и с тех пор обитает здесь постоянно, возвращаясь в семью только зимой, когда снег засыпает Кедар выше крыш.
— Нам говорили, что где-то есть ледниковое озеро? — спросил Ник.
— Озеро Саравар, — Шринивас махнул в сторону балкона, указывая направление, — если идти по тропинке, вы выйдете к нему.
А потом рассказал нам удивительную легенду об этой земле. Оказывается, сохранилось предание, что Шива -великий мастер, объединивший издревле известные практики медитации и создавший на их основе две системы — йогу и тантру, — родился в этих местах около семи тысяч лет назад. Его предками были индусы и монголы, родившись в смешанном браке, по закону каст он не имел привилегий и перспектив в обществе. Шива вел жизнь аскета и бродил по Гималаям, полностью посвятив себя духовному пути. Почти ничего неизвестно о том, каким образом он достиг высшей реализации, но еще при жизни Шива стал просветленным мастером.
Принцесса Парвати родилась в семье царствующего императора — властителя Гималаев и была наслышана о нищем аскете, проводившем все время в глубокой медитации где-то в горах. В ту пору об этом ходило много интригующих слухов. Однажды, прогуливаясь во владениях отца, она набрела на хижину, где Шива пребывал в медитации. На какое-то мгновение ей удалось уловить состояние, в котором находился великий мастер. Ее покорили красота и великолепие чувств его внутреннего состояния — словно дуновение бесконечной любви и неописуемой свободы коснулось ее чела. Безграничная, волшебная любовь наполнила все ее существо — она была покорена, но великий Шива остался безучастен — он медитировал, и присутствие принцессы не могло нарушить его состояние. Любовь Парвати не интересовала его, ведь он пребывал в объятиях безупречной вечной пустоты.
Тогда боги пожелали, чтобы у Шивы родился сын, и послали к нему Каму — божественного властителя сердец, насылающего любовную страсть. Великий аскет остался непреклонным к его ухищрениям и спалил Каму в огне своего третьего глаза.
Триста лет ждала покоренная Парвати, пока Шива вернется из своих странствий. Она погрузилась в медитацию, повторяя имя великого мастера как мантру. И ее возлюбленный не остался равнодушен, но решил испытать преданность принцессы. Шива принял образ юного красавца пандита, пришел к принцессе и принялся ругать самого себя, но Парвати была непоколебима — ее не могла обмануть клевета. Тронутый такой приверженностью, Шива явил ей свой облик во всей красоте. Они поженились, их свадьба была освящена хаваном — огненной церемонией — и прошла где-то неподалеку от Гуорикунда. У Парвати и Шивы родился сын — слоноголовый Ганеша.
Поблагодарив хозяина за гостеприимство, мы вышли на улицу. Было безлюдно, складывалось ощущение, что в деревне уже почти никого нет, и только из сувенирных лавок доносилась гортанная местная речь.
Мы с Ником отправились к озеру, что находится у подножия легендарной горы. Шли медленно, наслаждаясь видом ослепительно белых гор, контрастирующих с цветом неба. Солнце стояло еще высоко и согревало плато мягким теплом, слабый ветерок нес навстречу свежее дыхание снежников. Впереди появилось препятствие — водопад пересекал тропинку, и нам предстояло прыгать с камня на камень, чтобы не замочить ноги.
— Как ты думаешь, а ведь у этой легенды должен быть и эзотерический смысл? — Я остановилась на краю в попытке выбрать устойчивый камень, чтобы не поскользнуться и не упасть в ручей.
— В этой легенде Шива олицетворяет активное мужское начало, непосредственно метод, практику, передачу, то есть действие, а Шакти — пассивное женское начало, жизненную энергию человека, то есть объект воздействия. Их союз, слияние символично. При соединении двух противоположностей коренным образом меняется природа явления, оно приходит в гармонию, уравновешивается -это уже не две разные части, это нечто целое, абсолют. В этом смысле здесь указан путь к глубокой трансформации, мне кажется, намек на то, что в результате соединения осознания (метода) и энергии (объекта) человек может достичь абсолютной свободы, вечности.
— Да, это символично, — задумчиво произнесла я, -здесь есть еще кое-что. Почему суть трансцендентных явлений облекается в человеческую форму? Известно, что Шакти стала первой ученицей Шивы, ей первой он передал технику и суть тантры. Видимо, мужчине и женщине через отношения, через игру противоположных энергий легче достичь цели...
— Ты видишь радугу? — Ник прервал мои рассуждения. Он протянул руку в сторону мокрых камней, где с горы стекал ручей.
— Их здесь несколько, — ответила я озадаченно, мне было не очень понятно, почему Ник прервал меня. Может, он подумал, что я хочу отнести свои рассуждения на наш счет? Но, засмотревшись на удивительное зрелище, я сбилась с мысли.
Водопад делился на несколько потоков, вода омывала отполированные до блеска валуны. Благодаря смешанной породе они казались пестрыми и были в белых прожилках известняка, а преломленные солнечные лучи окрашивали их в переливчатые тона. Сразу несколько радуг дрожали в каплях воды, это редкое явление вызывало в душе трепет и заставляло сердце замирать от восхищения.
- Ло, ты где потерялась? Вернись на грешную землю, — Ник звал меня с другой стороны ручья.
- Иду, — я стала перебираться по скользким камням к нему, на мгновение взгляд упал чуть дальше, и нечто необычное заставило меня остановиться. — Батюшки, посмотри скорее, не может быть?!
-Что?
Я указала на серо-коричневое основание плато.
У излома холма, там, где каменистая осыпь круто переходила в гору, взгляд привлекала необычная трещина в ледниковой породе.
— Ник, похоже, это сель, — воскликнула я, показывая рукой в направлении тонкого, оползшего коричневого пласта.
Под ним виднелся узкий черный провал, из которого вытекала грязная тонкая струя, — место, где из тающего ледника брала начало река.
Я проследила ее взглядом. Вода устремлялась вниз, постепенно обрастала каменистым руслом, которое то расширялось, то сужалось. По пути течение вбирало в себя водопады, струящиеся с краев ущелья, огибало плато, где была деревня, и скрывалось дальше, теряясь за крутым поворотом среди холмов.
- Как ты заметила? Я бы ни за что не разглядел, —покачал он головой, удивляясь.
— Меня что-то поманило туда, потом я увидела сель. Подумать только, место, где берет начало Ганг — эта небесная река, которая, по преданию, вытекает из пальца верховного господа Вишну и падает на голову Шиве, а с его головы по волосам стекает семью потоками вниз в материальный мир и обретает форму в семи притоках. С предгорий она стремится на равнину и, пересекая огромную страну, впадает в океан. Понимаешь, я чувствую глубокую родственную связь с водой. Видимо, не зря мне дали это имя, всю дорогу я мечтала увидеть, как рождается великая река.
— И все же ты глазастая, а я даже не обратил внимания. Мы присели передохнуть от крутого подъема. Прямо
перед нами метрах в трехстах за непролазной каменоломней был виден грязно-серый зев.
— Я вижу и свою жизнь, и любую другую — как эту реку. Посмотри, она берет начало в высочайших, ничем не оскверненных горах, там, где отдыхают души святых и пророков. Даже раньше, если верить преданиям, - из тонких энергий непроявленного мира. Может, оттуда приходит и наша душа, где, свободная, она пребывает в гармонии и покое? Родившись, душа так же беззащитна, как этот тонкий ручеек. Человек в начале пути так же слеп и полон неосознанности, как наполнена взвесью грязи эта вода. Она фильтруется, становится чистой и невинной, как слеза девственницы, и впереди у нее еще целая жизнь.
Реку можно сравнить с потоком человеческого сознания. Здесь она набралась силы и устремляется на равнину - туда, где города, в которых кишит водоворот событий, засоряющих ее, — водоворот человеческих судеб. И там прозрачное течение мутнеет, вода становится бурой, грязной. Напившись из нее, можно отравиться ядом, который она впитала в себя, протекая срединной долиной своей жизни. Но основа, суть ее все равно остается чистой, качество ее Божественной природы остается прежним, и цель ее — достичь Океана.
Через семь кругов ада, растворив в себе все возможные грехи, река все равно будет стремиться к Океану, и ничто не сможет остановить ее течение. Когда-нибудь она встретится с ним. Это происходит всегда, потому что Океан не может жить без реки. Океан для реки - Единственный. Если речная вода не будет питать его, он умрет, превратится в болото. Так и я, и ты... в свое время, естественным образом мы растворимся в Нем, обретая очищение и исполняя свое окончательное предназначение.
Я замолчала, но пока говорила, вся жизнь моя — прошлая и будущая—проплыла перед глазами. И может быть, я не видела конкретных событий, но определенно чувствовала, что живу подобно реке и когда-нибудь достигну цели.
- Как тебе удается образно передавать ощущения? -Ник вернулся из задумчивости. - Я действительно увидел то, что ты хотела сказать. Все так и есть.
Мы добрались до подножия снежников. Перед нами открылось блюдце озера, спрятанного в окружении серо-бурых скал. Одна из них, не самая высокая, стояла прямо напротив и формой напоминала пирамиду. Бока ее покрывали глубокие уступы и впадины, на неровностях рос бурый мох, отчего она казалась пятнистой, как шкура леопарда.
Очень странная гора притягивала взгляд. Я смотрела на нее пристально. Внезапно мне показалось, что она дышит: словно рябое лицо старика, она плыла перед глазами, выступы, как морщины, расширялись и сужались при каждом моем дыхании. Создавалась иллюзия, что мы дышим в резонанс, как будто от моего живота к основанию горы протянулась едва уловимая связь, будто мы соединились невидимым, но прочным канатом. Со временем ее присутствие стало чувствоваться еще сильнее, гора поддерживала и защищала меня, придавая силы.
Я смотрела на озеро и думала о том, что говорили Ник и Шринивас про прах святых, похороненный здесь, про тех людей, кто в поисках освобождения навеки остался в этих горах. Сейчас озеро наполовину пересохло, и на горе сохранилась метка в виде полоски, указывающая, насколько полноводным оно когда-то было. Поверхность озера была покрыта зеленой ряской, вода имела неестественный сине-зеленый цвет.
У меня возникло ощущение легкой двойственности, вернее, изумления: ум старался увязать груз представлений, навеянных рассказами об этом священном месте, с безыскусной простотой природы. Вокруг, насколько хватал взгляд, простирались строгие, величественные скалы с вершинами, занесенными ослепительным снегом. Безумно голубое небо, озеро, вдалеке долина с серебристой лентой реки, орел, парящий в бесконечности... Это было так просто, что щемило сердце, и так мистически глубоко, что кружилась голова.
Я непроизвольно закрыла глаза, мир звуков и ощущений поглотил меня. Где-то далеко зазвучала музыка — мне казалось, играет орган, и многоголосье звуков тысячекратно отразилось эхом от скал, пока не затерялось в горах. Но в это самое мгновение где-то совсем с другой стороны новой волной накатил следующий аккорд. Тело резонировало в такт и откликалось каждой клеточкой. Откуда-то изнутри пришло состояние, в котором проявилась вся моя мощь, где собрались воедино вся воля, вся сила, вся энергия созидания. И новая вибрация прошла по телу, вызывая волны экстаза в душе. Мурашки побежали от макушки до кончиков пальцев ног, и я почувствовала, что полностью сливаюсь с этим местом, с этой божественной музыкой.
|
|
|
