Концептуализация пространства в социально-философской теории

1.2.1. Карл Маркс: понятие пространства (Raum, räumlich) и идеального (Ideell(e))

Понятие пространства у Маркса скрыто тремя слоями: философским, переводческим и текстуальным. Поэтому, чтобы добраться до марксового понимания социального пространства нужно прежде преодолеть эти три слоя скрытия.

В социально-философской литературе утверждается, что у Маркса не было собственного понимания и даже понятия пространства. В статье «Пространство. Общественный продукт и потребительная стоимость» Анри Лефевр (Henri Lefebvre) писал следующее: «<…> хотя пространство не подвергается анализу в «Капитале», определенные понятия, такие как меновая стоимость и потребительная стоимость, сегодня могут быть применены к пространству» [150, p. 192]. А в работе «Мысль, ставшая миром. Нужно ли нам отказаться от Маркса?» (1980) Лефевр указывал, что «<…> читатель Маркса не найдет систематического изложения вопроса о социальном пространстве. Хотя эта тема возникает повсеместно, однако нигде она не раскрыта детально. <…> Пространство появляется у Маркса в качестве совокупности мест производства, как территория разнообразных рынков» [150, p. 211]. Лефевр отмечает необходимость пространственного осмысления понятий Маркса, поскольку у самого Маркса теории пространства не было.

Эдвард Сойя (Edward Soja) утверждал, что для Маркса пространство мыслилось как «<…> совокупность мест производства, территорию различных рынков [здесь Сойя буквально заимствует слова Лефевра – И.И.], как расстояние, необходимое для «уничтожения» временем и роста неограниченных операций капитала. Можно утверждать, что Маркс осознавал непрозрачность пространственности, то есть ее (пространственности) свойство скрывать за своими объективными явлениями фундаментальные социальные отношения производства <…>» [209, p. 126]. Причинами же отсутствия внимания к этому понятию у Маркса он считает: 1) позднее издание рукописей 1857-1858 годов и незавершенность работы Маркса над «Капиталом»; 2) антипространственную тенденцию мысли самого Маркса: критикуя Гегеля, считавшего историю абсолютного духа завершенной, опредмеченной в форме государства, Маркс уделял внимание темпоральному измерению (стремясь отгородить себя от пространственного фетишизма Гегеля), из этого следует не только трудовая теория стоимости, но и теория пролетарской революции, и избавление (ведь и в «Немецкой идеологии» и в других произведениях Маркс говорит о городе и деревне и пр.) от понятия пространства в «Капитале», в котором господствует «<…> упрощенное допущение о замкнутой национальной экономике, существенно беспространственном капитализме, структурированном так, чтобы существовать на острие иголки» [208, p. 62]; в) изменение условий капиталистической эксплуатации; если во времена написания «Капитала» эксплуатация ограничивалась абсолютным производством прибавочной стоимости, то в результате классовой активности пролетариата и борьбы за уменьшение рабочего времени, фокус эксплуатации был перенаправлен на относительное производство прибавочной стоимости, развитие технологий, создание новых пространств, создание потребностей и пр.

Поль Клаваль (Paul Claval) не только утверждал об отсутствии у Маркса теории пространства. У Маркса, по его мнению, есть лишь представления о разделении труда и прочих вполне пространственных понятий [102, p. 76]. В процессе своего творчества, как пишет Клаваль, Маркс все более избавлялся от понятия пространства [102, p. 78], вплоть до анализа стоимости в «Капитале», где он, игнорируя все пространственные и временные характеристики товарно-денежного обмена, предав, по мнению Клаваля, собственный метод восхождения от абстрактного к конкретному, то есть теоретического движения от конкретного в действительности к конкретному в мышлении, пришел к абстрактному определению стоимости [102, p. 81]. «Марксистская мысль всегда начинается с уничтожения пространства», пишет Клаваль, указывая, что главным орудием познания, по Марксу, является абстракция, «<…> которая разрушает выдающееся значение экспериментального подхода, подменяя его абстрактным развитием идей, целью которого является определение глубинной сущности действительности», грозящей, по мысли Клаваля, тоталитаризмом и ложной универсальностью его теории [102, p. 82].

Таким образом, и Сойя и Клаваль видели причину забвения проблематики пространства у Маркса в его методологии. Получается, что Маркс, с одной стороны, отошел от гегелевского примата времени, а с другой, желал установить посредством абстрактных понятий тоталитарную и универсальную истину об эксплуатации, стоимости. Поэтому, по сути, исходя из таких утверждений, необходимо спасти Маркса от самого Маркса (что и пытаются сделать, по-видимому, все сторонники пространственного переосмысления наследия Маркса).

Хотя у Маркса нет понятия пространства в первом томе «Капитала», но настойчивые упоминания, высказывания о пространстве, заставляют думать о существовании некоторых наработок, сделанных им в этом направлении. Итак, разделение необходимого и прибавочного труда незаметно при капитализме, и тут нужно добавить за Маркса: поскольку оба вида труда осуществляются в пространстве, принадлежащем капиталисту; при барщинном труде, замечает Маркс, это разделение пространственно (räumlich) зафиксировано (необходимый труд осуществляется на поле крестьянина, прибавочный – на поле помещика) [44, c. 248; 164, s. 251; 42, с. 137]. Итак, в данном контексте пространство необходимо определять как место производства (здесь нужно согласиться с Лефевром), как место воспроизводства общественных производственных отношений (отношения собственности на средства производства, экспроприация прибавочной стоимости, классовые отношения и воспроизводство жизни крестьянина и помещика, рабочего и капиталиста).

Дальше по тексту Маркс пишет, что это различие между пространствами производственных отношений феодализма и капитализма является различием в форме проявления, ничего не меняющим с точки зрения количественного соотношения между прибавочным и необходимым трудом. Но это различие определяет специфику экспроприации прибавочного труда от крестьянина (увеличением барщины) и рабочего (увеличением рабочего времени). Употребление термина «форма проявления» (Erscheinungsform) в контексте пространства существенно проясняет подход Маркса к пониманию этого понятия [44, c. 248; 164, s. 251]. Что такое форма проявления? С одной стороны, это внешнее, видимостное, случайное, эмпирическое выражение существенных, необходимых, всеобщих отношений; в этом смысле, в форме проявления спрятаны существенные отношения (в меновой стоимости спрятана потребительная стоимость; в деньгах спрятаны стоимостные отношения между товарами, стоимостная мера товаров, рабочее время и пр.); то есть, по определению, форма проявления имеют функцию скрытия [164, s. 105, 109, 335, 425]; поэтому Маркс указывает на путь познания, который должен быть двунаправленным: от формы проявления к сущности и от сущности к форме проявления [164, s. 62]. С другой стороны, форма проявления обозначает превращение общественного бытия предмета в другую бытийную определенность, функцию. Так, железо является формой проявления тяжести в условиях измерения другой вещи на весах, или потребительная стоимость отдельного товара начинает исполнять функцию меновой стоимости, а золото превращается во всеобщий стоимостный эквивалент при капитализме [164, s. 70, 71, 104] и пр. Пространство при капитализме не только проявляет, скрывает общественные (производственные) отношения, но также служит формой проявления своей противоположности – времени. Маркс показывает сведение пространства ко времени в главе об относительном производстве прибавочной стоимости, в которой все формы разделения труда при капитализме (от кооперации до машинной техники) служат уменьшению затрат на пространство-как-место, уничтожая жизненные условия труда рабочего (помещение (Raum), освещение, проветривание и пр.) в месте производства, позволяя достичь максимального выжимания прибавочного труда на минимальном пространстве. Если принять точку зрения В. Ленина относительно того, что: «Учение о прибавочной стоимости есть краеугольный камень экономической теории Маркса» [40, c. 45], то нужно утверждать решающую роль понятия социального пространства в формировании учения о прибавочной стоимости благодаря открытию Марксом пространственной определенности капиталистических производственных отношений

Дальше по тексту Маркс снова обращается к различию необходимого и прибавочного труда, которое стирается (скрывается) теперь благодаря зарплате. При этом Маркс опять обращается к феодальным отношениям, в которых необходимый и прибавочный труд различаются между собой «<…> самым осязательным образом, в пространстве и времени». В итоге Маркс указывает, что именно зарплата как форма проявления в ответе за скрытие (verbirgt) дарового труда наемного рабочего и скрытие истинного отношения и создания видимости отношений прямо противоположных, на чем покоятся «<…> все правовые представления как рабочего, так и капиталиста» и пр. Любопытно, что в оригинале во фрагменте со словами, которые в русском переводе поданы как «скрывающей истинное отношение», находятся слова «das wirkliche Verhältnis unsichtbar macht», то есть, буквально «делать невидимым истинное отношение». Слово «unsichtbar» можно встретить и в первом фрагменте (впрочем, как и словосочетание «форма проявления», «Erscheinungsform»), который был проанализирован выше, в контексте того, что в пространстве капиталистического производства распадение рабочего времени незаметно; так вот в оригинале слово, которое было переведено на русский язык как «незаметно», стоит «nicht sichtbar» [44, c. 248, 550; 164, s. 251, 562]. Таким образом, нужно говорить, если не о первичности пространственного скрытия и делания незаметным, невидимым разделения рабочего времени, то, во всяком случае, о том, что, как и пространство капиталистического производства, так и экономическая форма проявления оплаты рабочей силы, имеют сходную основу в общественном бытии, на них покоятся «<…> все мистификации капиталистического способа производства, все порождаемые им иллюзии свободы, все апологетические увертки вульгарной политической экономии». Но Маркс не делает таких выводов относительно значимости пространства, поскольку главной задачей его исследования является открытие закона движения капиталистического способа производства, а значит, его фокусом остается зарплата. Таким образом, пространство находится между общественным бытием, хотя при этом общественное бытие, по Марксу, всегда пространственно, - и общественным сознанием, идеологией (то есть, Маркс мыслит за пределами «двоичности» [ср.: 54, с. 355]). Вместо диады, развитой Марксом во «Введении к критике политической экономии» (1859 г.), получается триада в «Капитале» (1867 г.): бытие-пространство-сознание, в которой место пространства определяется тем, что бытие пространственно, а сознание в форме идеологии выражает не столько бытие, сколько особую пространственную организацию бытия, производящую видимость. Следовательно, видимость, выражаемая в идеологии, является отражением практически функционирующей, пространственной видимости, скрывающей общественно-бытийные отношения. Пространство приобретает свойство скрывать отношения, поскольку при капитализме оно приватизируется, что по видимости уничтожает различие между необходимым и прибавочным трудом.

В контексте понятия формы проявления Маркс в одном фрагменте утверждает, что переменный капитал это историческая, особенная форма проявления фонда жизненных средств или фонда рабочего времени, которые присущи любому способу общественного производства [164, s. 593]. Вполне возможно предположить, что пространство в качестве формы проявления времени также является особенной, исторической формой проявления пространственной организации, пространственной определенности общественного бытия. То же Маркс пишет, что устранение капиталистической формы производства создаст условия для сведения рабочего дня к необходимому времени и уничтожению прибавочного труда, а также увеличению необходимого времени, поскольку «<…> условия жизни работника должны стать богаче, а жизненные потребности должны возрасти» [44, с. 539]. Это обстоятельство высвободит время для умственной и общественной деятельности индивидуума. Таким образом, пространство перестанет существовать в качестве видимости, скрывающей свою противоположность – абстрактный труд, но станет, можно предположить, обобществленной формой существования общественных отношений социализированного человечества.

Итак, обобщая представленные выше экспликации определения пространства, можно предварительно наметить следующие определения, характеризующие подход Маркса: а) пространство – это место общественного производства, а также воспроизводства общественных производственных отношений; б) при капитализме пространство – это форма проявления, скрывающая антагонистические общественные отношения, а также представляющая свою противоположность – время, количество; в) пространство при капитализме дает основу для формирования идеологических мистификаций, правовых представлений и пр.

Одним словом, пространство – это место производства-воспроизводства общественных отношений, функционирующее как форма проявления, скрытия последних, создающая видимость в качестве основы для идеологических представлений. Следовательно, здесь уже есть локальная, медиальная и скрывающая определенности пространства, по Марксу. Но капиталистическое пространство транс-локально, оно глобально, поскольку товарам необходимо найти потребителя для реализации, заложенной в них прибавочной стоимости. Поэтому при капитализме пространство уничтожается временем (die Vernichtung des Raums durch die Zeit – [166, s. 430]). Революционизирование транспортных средств также необходимо для капитализма, как и производство средств производства, то есть, постоянного капитала; например, как пишет Маркс, условием развития машинной, крупной промышленности является развитие железнодорожного транспорта. Уничтожение пространства означает сведение его физической плотности, социальной определенности до количественной определенности – времени прохождения, пересечения. Таким образом, пространство как место производства-воспроизводства общественных отношений уничтожается временем без(раз)личного, вещного обращения капитала.

Ранее было оговорено, что пространство это, кроме всего прочего, место воспроизводства рабочей силы (необходимый труд), это место воспроизводства жизни рабочего. В контексте потребления и жизни определенность пространства наполняется новым содержанием. Маркс пишет, что жизнь рабочего «<…> сводится к самой безнадежной деградации, к лишению здоровья, домашнего уюта, досуга и здорового удовольствия на свежем воздухе. Чрезмерное истощение сил рабочих из-за долгого осуществления ими монотонной деятельности создало привычку не думать и не размышлять. У них нет физических, интеллектуальных или моральных развлечений, за исключением худшего их вида, все действительные радости жизни находятся далеко от них. Существование большей части рабочих в рамках нынешней системы, одним словом, совершенно невыносимо» [166, s. 609]. Так, анализ пространства, можно предположить, углубляется бытовыми, эстетическими, моральными, физиологическими и пр. сторонами жизни рабочего. Пространство выступает здесь в качестве положительной, формирующей, цивилизующей силы, недоступной для рабочих. Другими словами, пространство как место жизни, досуга, удовольствия рабочего эквивалентно необходимому труду, то есть, тому количеству стоимости, которое необходимо для воспроизведения его в качестве рабочего.

Кроме социальной онтологии пространства Маркс упоминает о гносеологии пространства. В «Нищете философии» (1847 год) Маркс, отмечая характерную особенность метода П.-Ж. Прудона, указал, что последний, следуя за гегелевским методом мышления, всякую вещь превращает в логическую категорию[5]. Приводя в пример дом, Маркс писал, что если абстрагироваться от всех его индивидуальных особенностей (Individualitat eines Hauses ausmacht) – материалов, из которых он сделан, от измерений его пространства (von den Dimensionen dieses Raumes abstrahiert), человеческих и вещественных «акциденций» (Akzidenzien, Menschen oder Dingen), то получатся лишь категории количества, субстанции [163, s. 127] и пр. Важно отметить, что Маркс противопоставлял абстракцию и анализ (denn es handelt sichum Abstraktion, nicht um Analyse): анализ предполагает выведение индивидуальности явления во всей его содержательности, во всех его человеческих и вещественных свойствах; абстракция же сводит все многообразие индивидуальных качеств явлений к логическим категориям. Отличие позиции Маркса от гегелевского идеализма заключается в том, что мысль должна охватить всю совокупность социально-пространственных характеристик явления, а не вывести из рассмотрения лишь его абстракцию.

Данный фрагмент отсылает к более ранним высказываниям Маркса, обращенным к младогегельянцам. Так, в «Святом семействе» Маркс указал, что они прекрасно усвоили гегелевскую манеру превращения всех реальных, объективных отношений в отношения идеальные, отношения между понятиями (reale, objektive, außer mir existierende Ketten in bloß ideelle, bloß subjektive, bloß in mir existierende Ketten und daher alle äußerlichen, sinnlichen Kämpfe in reine Gedankenkämpfe zu verwandeln – [168, s. 87]. Для идеалиста, как писал Маркс в «Немецкой идеологии», теоретические абстракции и идеальные знаки являются действительным миром, точнее, последний является результатом идеального (die reelle Welt das Produkt der ideellen Welt sei, daß die Welt der Ideen – [167, s. 14]). Необходимо утверждать, что пример с домом является не только образчиком критики идеализма, но также и методологическим фрагментом, маркирующим разницу между подходами Маркса и Гегеля и его последователей. Для Маркса, как он об этом скажет в предисловии к «Капиталу», идеальное является преобразованным и перенесенным в человеческую голову материальным (das Ideelle nichts andres als das im Menschenkopf umgesetzte und übersetzte Materielle – [164, s. 27]). Примечательно, что в «Капитале» Маркс снова обратился к теме дома. Он пишет о различии между пчелой и человеком, указывая, что самый плохой архитектор идеально выстраивает будущее произведение в своей голове (Am Ende des Arbeitsprozesses kommt ein Resultat heraus, das beim Beginn desselben schon in der Vorstellung des Arbeiters, also schon ideell vorhanden war – [164, s. 193]). Таким образом, фрагмент Маркса о доме является зародышем теории социального пространства, представленной в виде набросков в первом томе «Капитала», и связан с понятием идеального, а также – с критикой гегелевского идеализма.

Поэтому возникает необходимость обратиться к тому, как Гегель понимал отношение идеального и пространства, чтобы более детально прояснить контекст полемики Маркса с ним и его последователями. В «Философии природы» Гегель, описывая переход к философии духа, пишет, что идея приобретает в лице субъекта орган понятия, для которого «<…> все идеально и текуче; то есть он [субъект – И.И.] мыслит, превращает все пространственное и временное в свое, обладая в нем, таким образом, всеобщностью, то есть самим собой» [8, c. 548]. Субъект превращает пространство в предмет мысли, во всеобщее, тем самым способствуя самосознанию абсолютного духа, приобщаясь к вечности. Все внешнее должно приобрести понятийную форму, точнее обрести себя в понятии, спрятанном за грубой, без-мысленной материальностью. Гегель говорит о звуке, возникающем из материального свойства тяжести, как о «<…> жалобе идеального находящегося во власти другого, но вместе с тем и его [то есть идеального – И.И.] торжество над этой властью, ибо оно сохраняет в ней себя» [8, c. 184]. В духе в-себе-бытие превращается в для-себя-бытие: «<…> пространство принадлежит не душе, а внешней природе; и поскольку это внешнее постигается душой, оно перестает быть пространственным, ибо, испытав превращение при посредстве идеальности души, оно не остается внешним ни для себя самого, ни для нас» [10, c. 151]. Дух возвышается над чувственно-материальным, над пространственным, но это возвышение происходит в чистом виде только в акте познания. В теоретическом познании нет места пространству, здесь любое пространство – это лишь понятие пространства: «<…> дух, развивающийся в своей идеальности, есть дух познающий» [10, c. 52]. Понятие идеального связано у Гегеля с понятием снятия [9, c. 165-166]. Идеальное снимает материальное, снимает пространство, то есть уничтожает его грубую физическую природу, сохраняет его в-себе-бытие, развивая его до для-себя-бытия. Идеальное снимает конечность любой материальности, в том числе и духа, тем, что связывает его с вечным становлением понятия [10, c. 50]. Идеальное снимает простую совокупность частей в нечто целое – таков не только принцип организации животного (в существовании которого снята пространственность и временность в ощущении и соотношении с внешней средой) [8, c. 439-440], но также и государства: «Государством мирного времени является такое государство, в котором пребывают все отрасли гражданской жизни, но так, что это пребывание рядом друг с другом и вне друг друга порождается идеей целого» [10, c. 358].

Пространство имеет подчиненный характер, функцию материала, в котором обретает плоть и кровь замысел абсолютного духа; пространство не имеет никакого смысла для Гегеля без явленности в нем идеального, без соответствующей идеализации, превращения его в понятие. Взаимоотношения идеального и пространства строятся следующим образом: идеальное представляет пространство (это содержание идеального), но при этом представляется в пространстве через свет [8, c. 122], звук [8, c. 168], теплоту [8, c. 203], ощущение [10, c. 35], душу [10, c. 57], понятие [7, c. 222] и пр.

Если для Маркса идеальное – это слепок (с) пространства, то для Гегеля идеальное – это истина пространства. Возвращаясь к фрагменту о доме необходимо сказать, что Маркс предлагал анализировать совокупность вещественных и человеческих сторон этого явления, перенести конкретное (как сумму объективно существующих сторон и взаимодействий) в действительности в конкретное в мышлении (как сумму понятий). Для Гегеля вопрос заключается в нахождении духовного, понятийного содержания, помогающего абсолютному духу опознать себя в этом внешнем для него предмете; а что касается субъективного духа, то он должен «<…> постичь себя в себе самом, раскрыть себя как идеальность своей непосредственной реальности» [10, c. 48].

Маркс в «Святом семействе» пишет, что собственность, капитал, деньги являются реальными результатами самоотчуждения человека, преодолеть которые можно только практически, реально, «в массовом бытии». Гегель же, рассуждая о проблеме бедности в «Философии права», утверждает, что поскольку бедность не может быть искоренена посредством подаяний и милосердия (противоречит принципу частного интереса), государству необходимо переселить бедных в колонии. Таким образом, чистота замысла гегелевского государства может быть сохранена посредством устранения (осуществимого только в теории!) любых следов чувственности и материальности. В данном положении и намечается раскол между идеальным и пространством у Гегеля, между духовным снятием проблемы бедности и конкретно-исторической определенностью этой проблемы, столь заметный именно в приложении к конкретно-политическим проблемам. Однако сам этот раскол может быть распознан извне гегелевской философии – ведь внутри нее достаточно все пространственное снять идеально, то есть в процессе познания. Только с позиций Маркса, иллюстрирующего свою мысль на примере дома, очевиден раскол между идеальным и пространством у Гегеля. Идеальное, по Марксу, пространственно: индивидуальность данного дома представлена в неповторимой множественности его характеристик – вещественных или человеческих. Маркс не представлял себе общественных отношений, не опосредованных пространством, не явленных в пространстве, он не представлял себе, образно говоря, человека (= социально-исторических общественных отношений) без дома (= социально определенного, произведенного пространства) и дом без человека. Для Гегеля же мера пространства раз и навсегда (за)дана – она определяется соответствием его своему понятию в структуре форм отчуждения/присвоения себя себе абсолютного духа.

Маркс показал, что капитализм не только производит пространство (производства), но и уничтожает его (временем), поскольку «<…> с одной стороны, [капитал – И.И.] должен стремиться к тому, чтобы сломать все локальные границы общения, т. е. обмена, завоевать всю Землю в качестве своего рынка, с другой стороны, стремится к тому, чтобы уничтожить пространство [Raum] при помощи времени, т. е. свести к минимуму то время, которое необходимо для продвижения товаров от одного места к другому» [48, c. 32]. Итак, специфика капиталистического отношения к пространству, по Марксу, такова: с одной стороны, производить пространство (производства и обращения), а с другой – редуцировать его ко времени. Эта редукция является объективным, исторически конкретным свойством капиталистического пространства. Такую же диалектику на более абстрактном уровне показал анализ товара, но в данном контексте Маркс непосредственно говорит о пространстве (Raum).

Основываясь на анализе этих фрагментов, можно утверждать, что мысль Маркса проникнута спором с гегелевским идеализмом, а значит, материалистическое понимание идеального идет в связке с пространством. Пространство является непреложным спутником, условием, фактором и результатом предметной деятельности человечества, а при капиталистических производственных отношениях оно приобретает свойство скрывать антагонистические, эксплуататорские отношения и саму пространственность. Фрагмент о доме в «Нищете философии» является ключом к пониманию необходимости проблематизации пространства в творчестве Маркса. Без этого фрагмента, логически и исторически связанного с предшествующей полномасштабной критикой (младо)гегельянства, невозможно войти в область специфической связи идеального и пространства у Маркса [ср.: 37, с. 231-234]. Поэтому нельзя согласиться с теми мыслителями (Сойя, Клаваль, Лефевр), в том, что Маркс будто бы отказался от проблематики пространства, или же понял последнее грубо эмпирически, территориально, физикалистски[6].