 |
Истоки японского милитаризма
|
|
|
|
Самурайская идеология повлияла на всю японскую культуру, политику, экономику и военное развитие, легла в основу такого явления, как японский милитаризм. Система идеологической подготовки воина была заложена еще в эпоху сегунатов, когда Японией правили Сегуны (верховные главнокомандующие, которые управляли Японией с 1192 года до начала периода Мэйдзи), начавшегося в 1868 году при поддержке воинского сословия самураев.[77] Бусидо являлось одной из форм выражения идеологии феодализма в Японии. Основные принципы и положения данной идеологии, развивались в течение многих столетий. Бусидо регламентировало поведение самурая в обществе, на поле боя, при общении с женщинами, господином и простолюдинами. Кодекс основывался на силе воспитания, традиций, убеждения, общественного мнения и силе морального авторитета особо уважаемый личностей, отмеченных в средневековой японской истории.
К главным принципам самурайской морали можно отнести такие качества как вежливость; мужество; правдивость; простоту; верность господину; воздержанность; презрение к деньгам и личной выгоде. Самурай должен был жить по строго установленным правилам, отклонения от них карались позором для всего его рода, что для воина было хуже смерти.[78]
С господином и страшим по званию или социальной иерархии самурай должен был себя вести скромно, вежливо, быть терпеливым, готовым пойти на любые жертвы, в том числе и на смерть. В отношениях же с крестьянами, ремесленниками и париями, самурай держался надменно, заносчиво и агрессивно. Подобные проявления были не редкостью для самурайства, поскольку это лежало в основе японского общества.
Наиболее характерным примером, был ритуал «пробы молодого меча» (Тамэси-гири). Жертвами могли стать ни в чем не повинные люди. Ни о какой минимальной вежливости не было и речи. Доброта и благосклонность применялись лишь в отношении своих господ и правящего класса.
|
|
|
Самураям и, впоследствии японским солдатам и офицерам, привыкшим к жестокости, были чужды такие понятия как милосердие, сострадание, симпатии к поверженному противнику и чувство жалости. Подобное отношение воплотились в полной мере в отношении японской императорской армии к местному населению в японо-китайской войне и Второй мировой войне.
Японский милитаризм сочетал в себе кодекс самурайской чести Бусидо, различные его трактовки (период Мейдзи) и идеологию национального превосходства японцев над другими народами.
Именно Бусидо являлся основой для воспитания солдат и офицеров японской империи, в нем давались объяснения их моральным установкам в военное время, а также он служил базой для развития национальной идеологии японцев в XX веке.[79] Также источником японского милитаризма и национализма являются «Дух Ямато». Военная и идеологическая подготовка, основанная на Бусидо, давали японскому солдату необходимые качества для того, чтобы бороться и побеждать своих врагов. Культура милитаризма в Японии соединила в себе самурайские традиции, военные технологии европейских стран, их военные доктрины и боевой опыт.[80]
Идеология самураев была представлена в романтизированном виде и овеяна героическим ореолом.[81] Большинство толкований кодекса Бусидо появилась, в период правления императора Мейдзи. Бусидо, фактически, стал политической и философской основой японского милитаризма, а также матрицей для воспитания солдат и офицеров японской армии.
Культ жесткой дисциплины, идеалы патернализма и идеология превосходства японской нации над всеми остальными народами были основными составляющими японского милитаризма.[82]
|
|
|
Культура милитаризма была созвучна политической культуре Японии эпохи Мейдзи.[83] Важнейшим элементом данного вида культуры являются национализм и традиции. Политической элитой японского общества в то время были военные, которые обладали политическим и культурным превосходством над остальными слоями японского общества. Именно в их среде зародились такие националистические школы, такие как «Общество патриотов» (Айкокуся)[84], «Чёрное Общество Дракона» (Куйютай)[85], «Ассоциация помощи трону» (Тайсэй ёкусанкай)[86], «Фракция контроля» (Тосэй-ха)[87], «Фракция имперского пути» (Кодо-ха)[88] и другие. (См. Приложение, п.1,2,3,4,5). Этими идеями было пропитано все японское общество. Японцы были ослеплены победами над Китаем и Россией. Гордыня, националистическая пропаганда и шовинизм толкали Японию на опасный путь войны и территориальных захватов. Именно они стали причиной ее поражения во Второй мировой войне.
В 1868 году после революции Мейдзи, самурайские понятия скромности, верности и служения господину обрели новую жизнь. В новых условиях единственным господином для всех самураев Японии стал император Мейдзи. Борьба знатных родов закончилась победой государственников. Сегун был свергнут. Вся полнота власти перешла императору и его Гэнро (государственный совет старейшин). Целью новой власти стало национальное единство и овладение европейскими военными технологиями.[89] Образование, медицину, социальные и военные институты стали преобразовывать на европейский манер.[90]
Несмотря на то, что после революции Мейдзи необходимость в самураях отпала, и они слились с основной массой населения, став лавочниками, полицейскими, офицерами и так далее, японское государство сохранило Бусидо и самурайские традиции для эффективного управления страной.[91]
Новые японские военные стали образцом для подражания у молодежи. Они сочетали в себе самурайские традиции и европейский боевой опыт. Под их полным контролем оказались все японские школы.[92] Милитаризм и национализм внедрялся в неокрепшее сознание японских детей. Солдаты и офицеры внушали японским школьникам, что их долг выполнить ее божественное предназначение, помочь в построении Великой Японии и подчинить себе всю Азию. Детские учебники превратились в средство пропаганды. В них оправдывалась агрессивная политика Японии против других народов и подчеркивалась ведущая роль японской нации в Азиатско-Тихоокеанском регионе.[93] Наставники уверяли маленьких японцев, что шовинизм и ненависть к другим народам Азии, это проявление патриотического долга. Обучение в начальной и средней школе велось по военному образцу при участии японских офицеров. Военному делу обучали с восьми лет. Оно было пропитано жесткой муштрой и суровыми наказаниями за любые провинности. Ученики и учителя подчинялись жесткой дисциплине и располагались в армейских казармах. Наставниками были опытные солдаты и офицеры, прошедшие боевые действия. На военную подготовку было отведено 2 часа в неделю. Также ежегодно ученики проходили недельные учения в военных лагерях.[94]
|
|
|
Наиболее уважаемой самурайской добродетелью, пропагандируемой в японском обществе, и среди японских солдат и офицеров была верность японскому императору и стремление умереть за него. Тема гибели в бою во славу императора, рассматривалась в качестве высшей добродетели и была предметом особого уважения и стремления японских солдат и офицеров.
Японским девушкам и женщинам внушалась мысль о том, что рождение будущих воинов являлось высшей добродетелью во имя императора. Они должны были безропотно терпеть невзгоды и достойно переживать смерть своих мужей и сыновей в бою.[95] Распространенным знаком военной символики было изображение цветка сакуры, символа короткой, но прекрасной жизни воина. В ряде художественных композиций изображались опавшие лепестки цветка сакуры – символ павших в бою воинов.
Для самураев и их потомков, японских солдат попасть в плен считалось позором не только для него самого, но и для всей его семьи, поэтому японские солдаты предпочитали погибнуть в бою, совершая самоубийственные атаки. Подобное поведение можно проследить также среди японских моряков и летчиков. Особенно явно их стремление стать героями посмертно выражалось на заключительном этапе Второй мировой войны. Павших в боях японских солдат кремировали, а их прах помещали в маленькие ящички, обтянутые белой тканью. Урны доставляли семьям погибших воинов, которые ставили их в самом почетном углу дома. Общественные организации Японии выделяли необходимые для средства для проведения ритуала встречи похоронных урн, убирали дом покойного солдата, готовили национальные блюда.
|
|
|
Для понимания воинского искусства Японии в том его виде, в котором оно сложилось к концу XIX - началу XX века, может послужить книга великого мастера Миямото Мусаси. «Искусство войны - это особый путь культуры Японии, который необходимо изучать не только профессиональными воинами, но и политическими лидерами» писал автор в трактате «Пять сфер».[96]
Японские солдаты развивали в себе такие важные качества, как самопожертвование, беспрекословное подчинение офицерам и опытным солдатам, преданность императору, отвага, честность, умеренность, благородство, бережливость и, что важно подчеркнуть чувство стыда за свои поступки.[97] Это, приводило в прошлом самурая, а теперь и японского солдата к совершению ритуального самоубийства, восходящего к VIII веку (сэппуку или харакири). Ритуал происходил следующим образом, пожелавший умереть вспарывал себе живот специальным ритуальным оружием, после чего боевой товарищ, помощник должен был отсечь ему голову одним ударом. Ритуальные самоубийства японских солдат были причинами возникновения многочисленных мифов, при помощи которых американцы и европейцы пытались понять душу своего врага, а также мотивы, которые им двигали в бою.
Последним было тяжело осознать тот факт, что смерть в бою за идеалы Японии и ее ожидание были обыденным явлением для японского солдата и офицера, воспитанных в самурайских традициях самопожертвования, мужества и глубокого патриотизма.
4 января 1882 года был издан знаменитый Императорский рескрипт, посвященный солдатам и матросам. В нем говорилось о том, что они должны быть безоговорочно преданы императору, соблюдать дисциплину, быть отважными и скромными, сохранять высокий моральный настрой, стремиться к подвигам и свершениям во имя императора и Японии.[98]
В «Пяти сферах», Мусаси провозглашал, также идеи героизма, смерти и чести. Несмотря на то, что во второй половине XIX века класс самураев и феодальный порядок были отменены императором Мейдзи, японцы, тем не менее, оставались верны идеологическому кодексу самураев, Бусидо.[99]Многие положения Бусидо, зафиксированные в Императорском рескрипте 1873 года, легли в основу устава солдат и офицеров, Сёндзинкуна, созданного по величайшему повелению Его Императорского величества императора Мейдзи.[100] По данному документу в Японии вводилась всеобщая воинская повинность, регулярная армия и флот, и европейская система подготовки солдат и офицеров. Японская армия строилась, в основном, по, германскому образцу. Сухопутные войска Японии состояли из постоянной армии, территориальной армии (защита японской территории) и народного ополчения.[101] Тем не менее, командные должности закреплялись исключительно за самураями (кланы Тёсю [в армии] и Сацума [на флоте]).[102]
|
|
|
Сёндзинкун (военный устав японской империи) также включал в себя список из пяти правил, которые ведут свое происхождение из произведения Миямото Мусаси «Книга пяти колец»[103]: японский солдат должен выполнить свой долг перед страной, вести простую жизнь, держать свое слово, быть вежливым, быть отважным в бою.[104] Офицеры и солдаты неукоснительно следовали этим пяти указаниям. В военном уставе (Сёндзинкуне) "красной линией" проходят такие понятия, как преданность долгу, стране и императору. Согласно уставу лояльность, готовность пожертвовать собой и любой ценой выполнить задание считались «главными обязанностями» офицеров и солдат. Сёндзинкун гласил, что защита государства и его мощь зависят, прежде всего, от идеологической силы армии. Для японских военных, так и для средневековых самураев, воспитанных на принципах Бусидо, «долг» был «важнее смерти!».[105]
Бусидо четко регламентировал взаимоотношения самураев, их поведение на войне, жестокое отношение к врагу и к населению покоренных земель. Это было, прежде всего, связано с кодексом Бусидо, идеями национального превосходства, и феодальными традициями японского общества.
Поведение японских солдат по отношению к пленным советским, американским и британским солдатам могло измениться от достаточно цивилизованного до чуть ли не изуверского.[106] С одной стороны, один японский офицер в конце Второй Мировой войны рассказал, как японские относились к пленным западных армий: «Мы (японские солдаты) не получили каких-либо инструкций, относительно поступающих пленных. Мы отправляли в части приказы, чтобы пленных направляли в штабы, не причиняя им ран». Он заметил: «Не смотря на то, что война сама по себе негуманна, мы должны оставаться людьми. В Бирме я взял в плен несколько британских солдат, я вел себя с ними уважительно и давал им еду и табак».[107] При этом подобное отношение к военнопленным могло меняться в зависимости от театра и времени военных действий, а также от обстоятельств захвата их в плен.
С другой стороны, японские солдаты, выходя из боя, редко бывали, добродушны, поэтому оказавшиеся в плену китайцы, русские, британцы и американцы казались им людьми без чести и достоинства.
Шовинизмом проявлялся также в том, с какой легкостью японские солдаты могли уничтожать гражданское население захваченных территорий.[108] В качестве ярких примеров подобного поведения, можно привести резню в Нанкине 13 декабря 1937 года[109], издевательства над корейскими и китайскими женщинами, которых использовали в качестве «солдатских девок»[110], и деятельность отрядов смерти, самым известным из которых стал «Отряд 731», расположившийся недалеко от Харбина.
Остановимся на последнем, как на одном из самых чудовищных преступлений против человечества.
«Отряд 731» - страшное и жестокое порождение японского милитаризма. Данное формирование возглавлял генерал-лейтенант Сиро Исии, под его началом трудились известные врачи и ученые со всей Японии в целях подготовки бактериологической войны главным образом против Советского Союза, а также против Монгольской Народной Республики, Китая и других государств.[111] «Отряд» не только превратил достижения биологии и медицины в бактериологическое оружие, запрещенное международным правом, но и применил его на живых людях, которых они именовали, не иначе как «бревнами».[112] В ходе экспериментов было уничтожено и замучено около трех тысяч человек, среди которых были китайцы, корейцы, русские, американцы, австралийцы и британцы. Многие бывшие служащие отряда работают сейчас в различных отраслях медицины. Они до сих пор стремятся сохранить в тайне те факты своей биографии. Среди них много таких, которые пошли на сотрудничество с США, дабы обезопасить себя от приговора Хабаровского процесса.[113] Например, сам генерал-лейтенант Сиро Исии. В книге Сэйити Моримура имеются также факты того, как руководители подобных «отрядов» пытались уничтожить все факты своих бесчеловечных экспериментов при наступлении советских войск. Конечно же, японским бактериологам-убийцам не все удавалось разрушить и перед бывалыми советскими солдатами представали ужасающие картины, сравнимые лишь с Дахау, Освенцимом и Бухенвальдом. Многие не выдерживали падали в обморок после увиденного.[114]
Британское и американское командование было также в ужасе от преступлений японского милитаризма и кровожадности японцев, поэтому постановило убивать японских солдат и офицеров даже тогда, когда они выходили с поднятыми руками.
Это было также связано с тем, что американские и британские солдаты постоянно страдали от самоубийственных действий японских военнослужащих, воспитанных в духе средневековых самураев, готовых погибнуть, но не попасть в плен.
Человеку, принадлежащему к западноевропейской цивилизации чрезвычайно сложно понять, мотивацию японского солдата, идущего на битву, которая изначально обречена на поражение.
Стоит отметить, что только в японской армии «идеология самопожертвования» являлась специальной тактикой, заранее планируемой и, готовившейся с особой исключительной педантичностью[115]. Формирование отрядов смертников было санкционировано Императорским генеральным штабом и готовилось по высшему разряду. Для таких отрядов разрабатывали и производили специальную военную технику (самолеты, катера, торпеды).[116] «Подобная тактика была впервые применена в битве за Филиппины, а в сражении за Окинаву, японский генеральный штаб сделал на нее основную ставку».[117] Несмотря на то, что применение смертников в военных действиях было достаточно эффективно, тем не менее, она не могла приблизить победу в войне, а уж тем более привести к ней, поскольку союзники научились предсказывать действия противника и сводить потери к минимуму.
«Японские моряки и подводники, водители человеко-торпед; пехотинцы, своими телами разминировавшие минные поля; летчики-камикадзе, парашютисты, предпринимали самоубийственные атаки, понимая, что погибнут, добровольно выбирали путь самопожертвования и с радостью встречали смерть».[118] В японской армии смертников-добровольцев в период Второй мировой войны назвали «ударными отрядами» (тесинтай).[119] Подготовка таких людей основывалась также на кодексе Бусидо, обязывающем презирать смерть. Те, кто погибал на поле брани становились национальными героями и становились «ками», святыми покровителями Японии.[120]
В военном уставе от 1941 года появляется запрет на сдачу в плен. Данное положение нашло свое отражение в актах самоуничтожения экипажей самолетов («дзибаку»), которые были подбиты над территорией врага.[121] Летчики часто отказывались брать парашюты на борт самолета, полагая, что таким образом они исполняют свой патриотический долг перед Родиной.[122]
Тем не менее, военнослужащие оставались людьми, которые жили, любили,ненавидели и умирали. Японские солдаты, прошедшие боевую подготовку в 30- е годы и в первые годы Второй мировой войны, были умелыми специалистами в различных областях. Они были обучены проявлять инициативу в сложных ситуациях.[123]
«Жесткая дисциплина воинской службы в сочетании с традиционными ценностями коллективизма формировала товарищеские отношения внутри воинских коллективов, способствуя их боевому слаживанию, одновременно порождая соперничество между отдельными воинскими подразделениями. Гордость солдат и офицеров за свой взвод (роту, батальон и полк) повышала эффективность их действий. Не случайно, оформление большинства наградных и памятных предметов, связанных с ВС Императорской Японии 1868-1945 гг., содержит имена владельцев и наименования частей, где они служили».[124]
Для японского общества характерно формирование сильных связей внутри определенной группы. Способствуя решению проблем и задач, стоящих перед группой, в то же время, крайности этой тенденции приводили к замкнутости и утрате взаимодействия с другими группами и людьми.[125] Следствиями этого были соперничество Армии и ВМФ, отсутствие кооперации между армейской и флотской авиацией. Их командование придерживалось разных геополитических взглядов на потребности Японии, цели, стратегию и строительство вооруженных сил.[126] В меньших масштабах эта тенденция проявилась в конфликтах между курсантами и инструкторами разных программ подготовки летчиков ВМФ.[127]
Воинские звания и традиционное стремление японцев устанавливать иерархические взаимоотношения внутри любой организации, на которых строился распорядок военной службы, определяли характер взаимоотношений внутри подразделений и вооруженных сил в целом. Личностные взаимоотношения внутри воинских коллективов формировались по принципу «Цветы сакуры одного года»: невзгоды военной службы, особенно первого года, разделяли все солдаты одного призыва. Тяготы, жесткие ограничения и требования скрепляли возникавшее чувство товарищества. Вдобавок, обучение личного состава строилось на участии старших призывов в воспитании молодых солдат и курсантов. Новички подвергались постоянным придиркам и наказаниям со стороны военнослужащих старших призывов, что считалось частью обучения, направленной на превращение гражданских юношей в воинов Императорских Вооруженных Сил, сплачивало солдат одного призыва и устанавливало иерархию среди рядового состава в соответствии с опытом военной службы.[128]
Такой подход к воспитанию и обучению солдат был закреплен системой воинских званий. В Императорской Армии существовало четыре звания для солдат: нитто-хей (рядовой 2-го класса), итто-хей (рядовой 1-го класса), джотто-хей кимму ша (старший рядовой, призванный из запаса) и джотто-хей (старший рядовой).[129] В ВМФ существовало четыре звания для матросов: йонто-хей (матрос 4-го класса), санто-хей (матрос 3-го класса), нитто-хей (матрос 2-го класса) и итто-хей (матрос 1-го класса).
Важно отметить, что социальная градация, характерная было для всего японского общества, проявлялась, таким образом, в армии и флоте, и помогала создать необходимую общественную структуру.
Эта иерархия четко прослеживалось на групповых фотографиях армейских и флотских подразделений тех времен. Офицеры располагались в первом ряду в центре, в окружении унтер-офицеров. Оставшиеся места в первых рядах занимали старослужащие, имевшие звания джотто-хей, джоттто-хей кимму ша и итто-хей. Молодые солдаты и матросы вставали в последних рядах, реже по бокам.[130]
Деление рядового состава по годам призыва отвечало традициям ранжирования отношений в обществе, где каждый мог быть господином над низшим, будучи слугой стоящего выше. Солдаты одного призыва отделялись от предыдущего и последующего призывов. По отношению к первому они выступали в подчиненной роли, а ко второму – в роли наставников и воспитателей. В современном японском обществе сохраняется важная роль ощущения принадлежности к своему школьному классу, курсу университета или иерархической группе в фирме.[131]
В 1943 г. наступил перелом в ходе войны, Япония потеряла возможность продолжать наступление. Но верховное командование, плоть от плоти нации со столетиями победных традиций, мифов и воспитания, веровало в свою непобедимость. Пропаганда врожденного превосходства и строительство военной доктрины вокруг понятия «атака» привели к плачевным последствиям.[132] Технологическое отставание вело к напрасным потерям опытных офицеров и солдат. Конечно, среди верховного командования Японии были те, кто видел такую опасность, например, главнокомандующий Объединенным Флотом адмирал Исороку Ямамото, протестовавший против вступления Японии в войну.[133]
Особенности подготовки военнослужащих, традиционный менталитет, милитаристские идеалы, и культивирование понятия «атака», в военном и идеологическом плане, в сочетании с пропагандой превосходства, сделали японские части неготовыми к гибким действиям в условиях утраты преимущества на поле боя. Отмеченные их противниками высокие моральные качества и воинский дух японских солдат и офицеров приводили к самоубийственным контратакам, ошибкам и шаблонным действиям. В штатной ситуации японцы действовали хорошо, проявляя изобретательность. При столкновении с неожиданностью слепое следование понятиям чести мешало им гибко реагировать на изменения обстановки.[134]
К этому восприятию японских воинов их американскими противниками следует подходить с осторожностью. Описанные выше явления имели место. Но подобные действия и качества советских солдат (стойкость в бою, «самоубийственные» контратаки) считаются проявлениями героизма и преданности своей родине. Японское отношение к войне и восприятие воинской доблести сходство с мировоззрением своих континентальных противников – СССР и Китая. Примером служит подвиг второго лейтенанта Хиро Онода, выполнявшего приказ и воевавшего на о. Лубан (Филиппины) до 1974 года.[135] В истории ВОВ и в борьбе китайского народа против японской агрессии известны примеры партизанской борьбы, сопротивления окруженных частей и отдельных военнослужащих в безвыходных ситуациях.
Преданность долгу и стремление к самопожертвованию были основой при подготовке, обучении и развитии боевых навыков у японских солдат. Японский солдат всегда полагался на фантастическую силу, источник мощи, «киай», которая была сокрыта в каждом человеке. Этой силы можно было достигнуть собственным усилием. «Киай» является, по сути, базисом для всех японских боевых искусств. Термин «Киай» состоит из двух частей: «ки», что означает «мысль», «воля» и «ай», означающее противоположность, понятия как «единение». Приблизительно «киай» можно перевести как "мотивированная мощь", которая соединяется со стремлением в любой ситуации «превзойти противника». Таким образом, проявляется принцип превосходства духа над материей, который лежит в основе таких японских боевых искусств как дзюдо и карате.[136]
«Киай» оказывало огромное влияние на сознание воина, поэтому воины-самураи, а, впоследствии, и японские солдаты полагали, что преград для человеческой выносливости просто не существует. Дух «киай» использовался японским военным руководством для военной практической подготовки новобранцев.[137] Японский новобранец способен был при правильной мотивации преодолевать любые тяготы и преграды. Правильное воспитание «киай"» может дать человеку невероятные возможности. Таким образом, военная подготовка солдат в японской армии была самой тяжелой по сравнению с методами обучения и тренировками в других армиях мира.[138] Японский солдат безропотно переносил все тяготы и лишения. Кодекс Бусидо также указывал на то, что пределов выносливости не существует, и, что человек может «идти вперед вечно» пока не потеряет «хара» (внутренности) или «киай». Из этого следовало, что даже если задание превосходит человеческие возможности, это не является основанием для солдата отказаться от выполнения приказа старшего по званию. В японской армии слова «невозможно» не существовало.[139]
Японца заставляли думать только o наступлении, даже если противник превосходил их числом, при этом сама японская армия испытывала недостаток в вооружениях и снаряжении.
Тем не менее, в ходе Второй Мировой Войны было зафиксировано много случаев, когда японские солдаты начинали атаки без артиллерийской, воздушной или какой-либо другой поддержки, имея под рукой лишь винтовки и пулеметы на укрепленные позиции неприятеля.
События, произошедшие на Гуадалканале в августе 1942 года, а также бои на тихоокеанском театре военных действий были явным тому примером. Японские солдаты бессмысленно бросались на американские, австралийские и британские позиции, теряя огромное количество сил, при этом, не имея, даже, возможности приблизиться к врагу. Несмотря на неравные с противником шансы на успех, японские командиры никогда не препятствовали «самоубийственным атакам» своих подчиненных. Отказ японского солдата или офицера от нападения, был невозможен, по той простой причине, потому что он полностью противоречил кодексу Бусидо и являлся не смываемым позором для военного и его семьи.[140]
Бытует мнение, что японские солдаты были лучше всего приспособлены для ведения боевых действий в условиях джунглей. В целом можно с этим согласиться, однако необходимо учесть тот факт, что японских пехотинцев готовили к ведению боя в любых природных и климатических условиях, а не только в джунглях. Японских солдат обучали самыми передовыми западноевропейскими методами ведения войны. Данные методики ведения боя были впервые применены в 1904—1905 годах, при русско-японской войне, затем использовались в японо-китайской войне и в ходе Второй мировой войны.[141]
Японские солдаты были обучены таким образом, что могли переносить любые тяготы и лишения где угодно и когда угодно. Большую важность для японского военного командования имели тренировки солдат в холодном климате и в горных условиях, так называемые «снежные марши» (сетчу ко-гун). Они проводились на севере Японии, в Корее и на острове Формоза (Тайвань) и проходили четыре-пять дней. Данные мероприятия обычно назначались на конец января или на первую неделю февраля, когда на севере Японии начинаются самые сильные морозы. Японским солдатам и офицерам, на весь период маневров, для повышения уровня выносливости, запрещалось носить перчатки, и ночевать в палатках или обогреваемых помещениях. Спали они под открытым небом. Летом, с июля по август, для той же цели, солдаты и офицеры совершали длительные марши по невыносимой жаре. Все это делалось с одной целью - обучить военных переносить всевозможные тяготы, самые жесткие условия жизни и экстремальные температуры.[142]
Пища и быт японского солдата были просты и практичны. В его рацион входила большая пиала риса, мука, хлеб, чашка зеленого чая, тарелка японских маринованных овощей, вяленая рыба и паста из жареной фасоли, фрукты (настоящие деликатесы для японца). Рис и мука смешивались, а потом отваривались в чайнике или в большом котле. В пищу добавляли различные приправы. В обязательном порядке японские военнослужащие получали горячее питье (зеленый чай, кипяток). Прием пищи осуществлялся 3 раза в день.[143],[144]
В столовой стоял лишь большой деревянный стол с лавками, которые устанавливались на голый пол. Обычно, она украшалась лозунгом о верности стране, хвалебной надписью Императору или цитатами из Бусидо.[145]
Обучение солдата включало в себя штыковой бой, стрельбы, совершение маршей, патрулирование, основы полевой гигиены, первой медицинской помощи, основы маскировки, действие в ночное время и так далее. Каждый солдат готовился с одной стороны на основе современных военных доктрин начала ХХ века, а с другой – на основе кодекса Бусидо.[146]
Японские солдаты неукоснительно соблюдали правила полевой гигиены. Казармы в войсковых частях чистились каждый день, постельное белье ежедневно менялось или проветривалось. Поскольку японская армия была преимущественно пешей, поэтому особое внимание японские солдаты уделяли гигиене ног. Носки, по возможности, менялись 2 раза в день. Солдаты и офицеры должны были следить за собой, менять нательное белье ежедневно или через день. Командиры лично проверяли у солдат перед приемом пищи чистоту их рук, состояние ногтей и формы.[147]
Подготовка японских военнослужащих в межвоенный период была посвящена одной важной цели, а именно, призыву, отбору, подготовке и профилированию пехотинцев. Японские солдаты должны были иметь необходимый уровень знаний и умений. Процесс подготовки будущего солдата начинался с периода обучения в средней школе и заканчивался поступлением в колледж или университет. Учеба и непрерывные тренировки должны были обеспечить японскую армию хорошо подготовленными солдатами и офицерами.
Японские солдаты, вдохновленные кодексом Бусидо и действовавший на его основе военный устав Сендзинкун, были одними из наиболее подготовленных, и, в тоже время самыми фанатичными противниками, с которыми столкнулись армии США, Великобритании, Советского Союза, Австралии, Новой Зеландии и Китая во время Второй мировой войны. [148],[149]
В период Второй мировой войны японская армия была преимущественно пехотной, тем не менее, в боях против Советского Союза и Китая и нескольких островов Тихого океана японское командование использовало механизированные и бронетанковые силы.
В сражениях на Гуадалканале, на Новой Гвинее, в Бирме, и ряде островов Тихого океана применялась исключительно пехота. Именно в этих битвах японские солдаты проявили себя находчивыми и крепкими бойцами. Все это стало следствием постоянных тренировок и идеологии превосходства японцев над остальными народами Азии в межвоенный период.[150]
Благодаря воспитанию и серьезной идеологической и физической подготовке, даже после капитуляции Японии ʙ 1945 году, некоторые японские солдаты и офицеры уходили в джунгли и продолжали сражаться (См. Приложение п.7).
Японская система воспитания солдата Императорской армии в конце XIX – середине ХХ веков была чрезвычайно эффективной, позволила создать военные части, отличавшиеся высокими моральными качествами и дисциплиной. Японскую армию, несмотря на военно-техническое отставание Японии, ее главные противники СССР и США считали серьезным противником, поскольку он демонстрировал выносливость, дисциплинированность, храбрость, порой граничащую с безумием и жестокость в отношении пленных и мирного населения. Японские солдаты ввиду религиозных и этических норм готовы были погибнуть, но не сдаться в плен. Поэтому многие продолжали воевать, сражаясь за Императора. Для них это было делом чести. Их жизнь уже не имела значение, японские солдаты, руководствуясь принципами Бусидо, не имели права отказаться от своих слов, не выполнить свой долг перед Императором и предать товарищей, продолжавших борьбу с союзниками. Для самураев, служивших в пехоте, в авиации и на флоте попасть в плен считалось позором не только для него самого, но и для всей его семьи, поэтому японские военные предпочитали погибнуть в бою, совершая самоубийственные атаки в духе «идеологии самопожертвования» во имя «Великой Японии» и своего Императора. Их поведение в полной мере отвечало требованиям средневековой самурайской морали. Не смотря на то, что самурайское сословие, было упразднено реформами Мейдзи, тем не менее, влияние самурайских традиций оставило огромный след в идеологической подготовке и в мировоззрении японских солдат. В буддийских часовнях по всей Японии по древней воинской традиции и поныне зажигают свечи в память о павших и пропавших без вести солдатах, которые не вернулись с поля боя или до сих пор продолжают сражаться во имя своего Императора, даже после поражения Японии в войне. Потомки самураев считали себя истинными патриотами Японии, защитниками трона и японского народа в целом. Дипломатию они считали признаком слабости, а любые договоренности вызывали у них отвращение.
Бусидо и самурайские традиции оказали огромное влияние на все японское общество, на подготовку и воспитание японских солдат и офицеров, на военную науку Японии, на японский милитаризм и культуру национального превосходства японцев. Но не стоит забывать о том, что милитаристская культура и пропаганда врожденного национального превосходства, ослепили японское общество, и исказили восприятие действительности, приведя страну к сокрушительному поражению и потере суверенитета.
|
|
|
