5. Чего я боюсь. 6. Два года. Ника

5. Чего я боюсь

Тебе — моей дочери — год, мне почти 37 лет, и я — молодая мать. Все время слышу вокруг — в детской по­ликлинике, на улице, от бабушек, от знакомых — тревож­ные замечания и опасения: «Ой, он взял грязное в рот... », «Ветер дует — простудится... », «Сейчас упадет... » Я же позволяю Тебе рассматривать стеклышки и карабкаться на высоту. Я считаю, что лучше один раз вывести глистов, чем прервать бесконечными ограничениями Твой иссле­довательский интерес. Это я поняла два месяца назад, когда Ты только начала ходить.

Самая жуткая история (на эту тему) случилась, когда Ты делала самостоятельные шаги по земле в первый ме­сяц лета — земля была усеяна множеством интересней­ших для Тебя вещей — фантиками, бутылками, окурками. Ты радостно подбирала с земли окурки и... засовывала в рот. Мне кажется, я проявила тогда монументальное тер­пение — позволила происходить тому, что происходило. Ты наелась этих окурков, и тебя стошнило. С тех пор Ты

никогда больше не тащила в рот то, что валяется под ногами.

Я не ожидала с нетерпением момента, когда Ты пой­дешь сама и когда начнешь говорить — мне было все равно, когда это случится. Странно, но меня даже не бес­покоит, насколько умной и развитой Ты вырастешь. Я не боюсь того, чего опасаются, как мне кажется, родители других детей.

Так чего же я боюсь?

У меня есть свой страх.

Я боюсь — вдруг у нас не сложатся отношения... Вдруг я упущу что-то важное для Тебя, и Ты будешь чувство­вать мое непонимание. Чем-то раню — и Ты переста­нешь доверять мне. Мне страшно подумать, что между нами не будет близости. А только формальные отноше­ния живущих вместе людей. Мне кажется, что я не смогу жить, если это случится...

Но я многое не могу Тебе дать. Вот уже полгода Ты плачешь по ночам (забегая вперед, скажу, что это будет продолжаться еще почти два года! До двух с полови­ной лет). Это может происходить всю ночь через каж­дые полчаса. И я ничего не могу сделать. Ты здорова, это подтверждают все врачи. Но Ты плачешь. Я качаю Тебя, пою песни, беру к себе, пою успокоительным, по­чти не отлучаюсь от Тебя — ничего не помогает. Ты плачешь... Говорят, что дети начинают видеть сны с шести месяцев. Видимо, Твои первые сны были страш­ными. Мне так жалко Тебя, так жалко себя, обессилев­шую от хронического недосыпа, но я ничего не могу сделать. Могу только вставать все эти ночи, брать Тебя на руки, успокаивать и засыпать на ближайшие 30 ми­нут... И поражаться своему терпению.

6. Два года. Ника

Тебе 2 года и 2 месяца. Теперь Ты уже не Малюсика и даже не Вероника. Из темперамента родился характер. Упорная. Требовательная. Главным является Твое жела­ние, интерес, а не запрет или желание взрослого. Ника.

12'

Мы пошли в Школу раннего развития. Я подозрева­ла, что Ты будешь отличаться от других детей, но не думала, что настолько. Как будто между вами — про­пасть... Дети жмутся к своим матерям — Ника обегает все углы за первые же минуты. Дети смотрят во все глаза на воспитателя — Ника даже не замечает, «кто здесь главный». Дети встают в круг — Ника танцует только в центре. Пока дети сидят и слушают старшего, Ника успевает пять раз сбегать к нему от меня, потро­гать предмет, о котором идет речь, и прибежать обрат­но... И так во всем.

Я горжусь Тобой — Ты неповторима, уникальна, Ты — свободный человек, который идет только за своими же­ланиями. И я тревожусь за Тебя — как же Тебе будет одиноко в обществе, от которого Ты будешь отличаться. «Что ты так тревожишься?! » — говорят мне коллеги, и я понимаю, что в этой тревоге я испытываю такое счастье, до слез... Во мне просыпается любовь... Она растет и на­полняет меня — чем больше я узнаю этого человека — Тебя, мою дочь.

Я знаю точно — Ты мне послана свыше. Почему я это знаю — для меня это очень интимная тема, поэтому я об этом писать не буду. Просто это — так. Тебя вверили мне высшие силы и, возможно, Ты сама. Соответствую ли я Твоим задачам в этом мире? Как, наверное, в любой «интеллектуальной матери», во мне много вины: я могла бы больше уделять Тебе внимания, меньше раздражаться по мелочам, дольше укачивать, чаще читать и играть с Тобой. Если погружаться в эти мысли — можно сойти с ума от стыда. Я отрываю от Тебя время на работу. Конеч­но, это ужасно. Больше всего я чувствую свою любовь к Тебе, когда ухожу из дома: меня раздирают физическая тоска и этот стыд. Стыд, дающий через сладкую душев­ную боль в груди ощущение нашей связанности. Вот та­кая обычная невротическая любовь. Только иногда мне кажется, что любовь эта — безусловная, и тогда я гово­рю: «Ты можешь быть любой — грязной, непослушной, злой, — я все равно люблю тебя, ты все равно самая луч­шая девочка на свете».

7. За что мне стыдно

Иногда мне не хватает терпения. И тогда я шлепаю Тебя по попе и повышаю голос. Даже кажется, что Ты нарываешься на это, провоцируешь меня, испытываешь, что ли. Вот я говорю: «Иди сюда, будем одеваться». Ты визжишь и убегаешь. Я говорю второй, третий раз — Ты убегаешь в другую сторону и смеешься. У меня кончает­ся терпение, я закипаю. Я повышаю голос, шлепаю Тебя, и Ты спокойно одеваешься. Правда, можешь поплакать минуту в знак несправедливого к Тебе отношения, но дальше все происходит спокойно, как будто ничего и не было. Проходит время, мое возбуждение-возмущение про­ходит, и мне становится нестерпимо стыдно и больно за себя — зачем я применяю силу, пользуюсь властью? И я в очередной раз обещаю себе терпеть и сдерживаться. На какое-то время меня хватает... Но только на какое-то... Это ужасно... Когда в каких-то журналах и детских кни­гах читаю о том, как неправильно наказывать ребенка физически, я готова провалиться сквозь землю. Я совсем не совершенна.

8. Ребенок психолога

Тебе 2 года и 3 месяца. Ты лазаешь на высокие лес­тницы и горки с момента появления у Тебя умения лазать. Тебе можно выражать свой гнев, шлепая меня руками по лицу, и даже плеваться. Ты можешь не спать ночью, если Тебе не хочется, выпить пива из стакана, если Тебе понравилось, и многое, многое другое, что не позволено другим детям. Говорят, что дети психологов отличаются от других. Ты отличаешься — точно. У Те­бя больше степеней свободы и меньше дурацких за­претов. Только легче ли будет от этого Твоя и моя жизнь?

... Твоя бабушка недоумевает: «Я же попросила ее со словом «пожалуйста», но она так и не унесла эту кружку на кухню! » Когда Ты вырастешь, как Ты отве­тишь ей?

9. Оказывается, Ты похожа на меня

На одном из первых занятий в Школе раннего разви­тия, когда воспитатель показала, как желтым фломасте­ром нарисовать солнце, Ты взяла этот фломастер, легла в центре комнаты и все оставшиеся тридцать минут рисо­вала круги на листочке бумаги. Ничто — ни мои уговоры, ни требования воспитателей, ни музыка, ни танцы других детей прямо на Тебе (Ты же лежала в центре) — не ото­рвало Тебя от этого занятия. Дети поиграли, потанцевали, посидели... и ушли. А Ты все рисовала. Я была в шоке... Потом-то эта ситуация повторялась несколько раз, и я привыкла... Но когда это случилось впервые, я от боль­шого удивления рассказала об этом своим студентам, и те сразу отметили: «Очень похожа на тебя, вспомни, как ты маниакально каждый год поступала в музыкальную школу». Да, я рассказывала им об этом — как каждый год я поступала учиться на баяне и до Нового года каждый раз разучивала «Яблочко». А на Новый год проходили какие-то экзамены, где надо было показывать свои успе­хи и играть то, чему я научилась за первый семестр. Я готовилась и так ужасно волновалась, что сыграть не могла. И меня деликатно просили больше не приходить. Но на следующий год я опять поступала в эту музыкаль­ную школу. И все повторялось опять. Когда стала постар­ше, помню, ходила поступать сама, без родителей. Меня там уже все знали и только спрашивали: «Опять? Может быть, не надо? »

А когда Ты родилась, я часто ловила себя на мысли — «она никогда не будет такой, какой я хочу».

10. Очень трудно, когда сомневаешься

Я замечаю за собой, что самое трудное наступает тог­да, когда я теряю уверенность и начинаю искать какой-то «правильный» выход... Можно ли с такими соплями на улицу?.. Давать Тебе ножницы, чтобы Ты пробовала резать, или это очень опасно?.. Прерывать ли Твои исте­рики, или лучше дать Тебе «проораться»?

Чувствую себя такой маленькой и беспомощной в этот момент. Вот, например, Твоя злость. Уже где-то с полуто­ра лет Ты начала бить меня, если что-то вызывало в Тебе протест. Могла ударить по руке или по лицу. Сначала это умиляло меня, и я спрашивала: «Злишься? » Потом я ста­ла отвечать Тебе тем же... Но хуже всего стало сейчас, когда я вдруг задумалась: «А как будет правильно? » И поняла: как только начинаю с недоверием относиться к тому, что есть внутри, — теряю и чувствительность, и разум. Как будто всерьез верю, что кто-то может мне ска­зать — как правильно.

«Желаю тебе, чтобы твоя дочечка... — поздравляет меня моя мама с днем рождения. — Да, ты же не хо­чешь, чтобы она была послушной. Желаю тебе вырас­тить уникальную личность! » Это победа. Да, я очень хочу, чтобы Ты выросла, опираясь на свои собственные желания и потребности. Не оглядываясь на других, не загоняя себя в угол, не обращая внимания на то, что думают об этом другие. «Может быть, хоть ей это уда­стся», — сказала моя 92-летняя бабушка, твоя праба­бушка...

Вот прямо сейчас, когда я пишу этот текст, я успела уже пять раз сказать Тебе, смотрящей мультики: «Слезь со стола и сядь на стул». Ноль эмоций. Что делать? Нака­зать, в очередной раз встать и посадить Тебя на стул? Плюнуть на это и дать Тебе возможность получить свой опыт — упасть и в следующий раз остерегаться? Пока я сомневаюсь, Ты слезаешь со стола и уходишь из комна­ты совсем... Ты сделала то, что хотела, и переключилась на другую деятельность — побежала закрываться в тем­ной ванной, чтобы «побояться». А я все это время думала, как будет правильно... Ну не бред ли?

//. Первые слова

Ты стала говорить, можно сказать, предложениями: «Не бу, ди! », что означает «не буду, уйди». А потом это превратилося в «Ma, e бу» (мама, не буду). Очень эко-

номично — только один слог из всего слова. А какое слово после «мамы» было первым? Теперь я уже толь­ко вспоминаю. «Ау! » — поиск соски, «Аля» — Крестная, «Ни» — нет, «Мя» — мясо или мячик — по обстоятель­ствам, «Гильго-гильго» — высоко или далеко, «Пед» — велосипед или лыжи — тоже по обстоятельствам, и, конечно: «Я, я, я, я, я! » — началось примерно с двух лет и двух месяцев. «Й-а-а! » — тянешь Ты эту букву очень выразительно раз по десять в день — сползать со стула, одеваться, есть ложкой, размешивать тесто, лепить пи­рожки, разговаривать по телефону с бабой Майей, танце­вать и надевать мои туфли на каблуке. «Это твоя кон­фетка», — говорю я Тебе, протягивая карамельку, и спра­шиваю: «А где мамина конфетка? » — «Во! » — воскли­цаешь Ты и тычешь пальчиком в себя. Ты и правда сладкая на вкус.

«Иди, иди, Дядик», — говоришь ты Деду в очередной наш приезд, явно давая понять, что он в своем доме те­перь не главный. «Все для тебя», — то ли обижается, то ли завидует он и уходит.

Ночью, засыпая с Тобой на одном диване, чувствую, как Ты берешь мою руку и целуешь ее, долго, ладонь и каждый мой палец... Боюсь пошевелиться. Ты бережно кладешь мою руку на подушку и засыпаешь рядом. Не­жность переполняет меня. И я тихо плачу...

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: