Лунный мальчик

Ему было семь лет, он не ходил в школу и не хотел туда идти. Запрос от родителей, людей далеких от психо­логии, звучал примерно так: «Сделайте что-нибудь, что­бы Ваня захотел пойти в школу».

Я приехала на первую встречу и увидела их — маму и сына... Кристину и Ваню... Он распластался на кожаном диване перед огромным телевизором и не хотел идти за­ниматься, а мама терпеливо и привычно уговаривала его... Я слышала сквозь приоткрытую дверь: «Ваня, ну пожа­луйста, это не та учительница, с которой вы буквы изуча­ете, это другая... Давай, иди позанимайся! » Позже я узна­ла, что, кроме меня, к Ване приходят еще логопед и учи­тель начальной школы. Логопед не нравится Ване, а учи­тельница появилась совсем недавно, прежняя не понра­вилась маме: «Вы знаете, она так давила на ребенка, пря­мо как в классе! » На мой вопрос, к чему столько занятий, Кристина ответила: «Надо же ему привыкать к школе, к разным учителям! У каждого свой стиль обучения, свой

9 Непридуманные истории

подход, пускай приспосабливается! » Через некоторое вре­мя мне стало понятно, что ситуация на самом деле со­всем не такая, как мама ее мне представила... Можно ска­зать, обратная: это мне приходилось вкладывать массу энергии, на ходу перестраивать занятие, чтобы удержать внимание Вани. Приспосабливалась я, а не мальчик.

Я никогда не стремлюсь строго придерживаться на­меченного плана занятия: всегда стараюсь гибко реаги­ровать на состояние и потребности ребенка... Но в этой семье я столкнулась с двумя противоречивыми тенден­циями — мама платила мне за то, чтобы сын проникся прелестями жизни школьника, а сам Ваня не хотел этого, он вообще не хотел взрослеть.

Он напоминал мне существо с другой планеты, не­весть как оказавшееся на нашей Земле. Его внутренних сил хватило только на то, чтобы освоиться в этой квар­тире. А все, что было за пределами привычных стен, пуга­ло мальчика, вызывало в нем огромную тревогу. Родите­ли не могли помочь ему во взрослении. Напротив, сами того не осознавая, они во многом подтверждали опасе­ния сына, что там, во Внешнем мире, страшно и ему — такому маленькому и слабому — не выжить.

Тревога мамы зашкаливала за пределы разумного, я это поняла после одного эпизода. В самом начале заня­тий я рассказала Кристине, что провожу вместе с колле­гами детские длительные тренинги и считаю, что Ване будет полезно там побывать — я увижу, как он общается со сверстниками, как вступает в контакты, ссорится и ми­рится... «Кроме того, — добавила я, — это просто интерес­нее, чем сидеть одному в квартире! » Мама покивала: «Да, наверное, вы правы... » Но когда наступило время оче­редного тренинга, я услышала от нее: «Вы знаете, я посо­ветовалась с бабушкой... Она меня предостерегает, вдруг я привезу Ваню к вам на тренинг, оставлю (по правилам родители не присутствуют на тренинге, утром привозят, а вечером забирают своего ребенка), а вечером приеду, а там никого нет... И где мне Ваню искать?! » Я не сразу поняла смысла ее слов. К тому времени мы были знако­мы уже два месяца, я и не подозревала, что она до такой степени не доверяет мне. Наконец я осознала услышан-

ное: «Вы думаете, наш Психологический центр органи­зует похищение детей? » — «Да нет, что вы, просто сейчас такое опасное время, так страшно кому-то доверять... »

Как ни странно, Ваня привыкал ко мне, стал выделять из других учителей, по словам мамы, охотнее, чем к дру­гим, шел со мной заниматься. (Бедные коллеги! Что же происходило на других занятиях?! ) Но на первом месте из тех, с кем Ваня «общался», оставался компьютер. Он заменял ему Внешний мир: безопаснее было жить в вир­туальном мире, чем взрослеть и исследовать настоящую жизнь.

«Инопланетность», неадекватность Вани проявлялась во многом. Похоже, он всерьез верил, что если захочет, то ему удастся не повзрослеть, навсегда остаться четырех-етним мальчиком. Когда ему что-то не нравилось — он ычал, заваливался на спину, задирая ноги и демонстри-уя мне попу. Он совсем не переносил неудач: задание олжно было получиться сразу, без усилий, в противном случае Ваня отказывался его делать, не слушал моих объяс­нений, и я снова слышала его рычания и наблюдала его тгопу. Мальчик злился на Мир, который не догадывался прогнуться под его, Ванины, желания.

Я пыталась установить хоть какие-то рамки и делила час занятий пополам — 30 минут мы занимались тем, что предлагала я, а оставшуюся половину — тем, что хотел делать он. И тут Ваня снова потрясал меня своей «не-здешностью». «Как с Луны упал! » — повторяла я мыс­ленно... Как-то я рисовала по его просьбе разные кар­тинки. «А теперь вот здесь, за замком, нарисуй пятьсот лучников! » — попросил он. Я с сомнением посмотрела на стандартный лист из альбома: «Они здесь не помес­тятся! » «Да? — огорчился мальчик. — Ну хорошо, давай не пятьсот, давай триста! » Он пытался населить этот мир персонажами из компьютерной реальности и искренне недоумевал, почему это невозможно.

Я уставала от занятий с ним, от равнодушного отно­шения родителей — они словно говорили: «Мы вас на­няли для решения некоторой задачи, делайте свою рабо­ту! » Я пыталась говорить с мамой о влиянии семьи, о роли родителей в формировании Ваниной инфантиль-

9*

ности, приносила психологическую литературу — все тщетно. Пару раз я заставала дома отца мальчика — он даже не спросил, как проходят занятия, ограничившись прохладным «Здравствуйте! ». Когда я попыталась расска­зать маме о психологическом смысле рисунков Вани, Кристина восприняла это как критику сына и ее мате­ринской роли, начала оправдываться. Мне пришлось объяснять, что это входит в мою работу, и я в конце кон­цов просто отрабатываю их деньги, и что невозможно решить проблему, только нахваливая ребенка и стиль воспитания родителей.

У меня опускались руки, и я обратилась за помощью к опытному коллеге. Она выслушала мой эмоциональ­ный рассказ и расставила акценты: «Ты на его террито­рии — там сложно установить партнерские отношения, тебе приходится быть яркой фигурой, чтобы привлечь его внимание, ты расходуешь много энергии, но измене­ний-то ждут от мальчика, он не может быть только по­требителем. Надо, чтобы занятия проходили на твоей тер­ритории, чтобы мальчик и родители не просто оплачива­ли твою работу, но и сами что-то меняли». Эта позиция коллеги подтверждала мои внутренние ощущения от ра­боты с Ваней. Действительно, пора бы Лунному мальчику выйти за пределы своей квартиры и посмотреть, что и как там — снаружи.

Мама выслушала мое предложение заниматься на дру­гой территории с плохо скрываемым раздражением: «Ну что вы, на электричке возить к вам Ваню я не могу — ин­фекция, да и он устает, ему не до занятий будет! В Центр тоже неудобно ездить — пробки автомобильные, да и моя машина в ремонте! » Я настаивала на своем предложении. В конце концов решили, что одну встречу в неделю будем по-прежнему проводить в квартире Вани, а на вторую они будут привозить мальчика ко мне домой.

Я не очень верила, что они доедут, но они доехали — целых два раза. Во дворе дожидалось такси... Ваня и я поде­лили между собой ифушечных динозавров и сражались друг с другом, еще он пускал мыльные пузыри, зажигал свеч­ки и рылся в коробке с ифушками. Кристина же слонялась по моей небольшой квартирке, разговаривала по мобиль-

ному телефону, заглядывала к нам в комнату и с недоуме­нием наблюдала за нашими баталиями. «За это я плачу та­кие деньги? » — было написано у нее на лице.

В коридоре моей квартиры я сделала важнейшее от­крытие про их отношения: я увидела, когда они уходили, что Ваня не одевается сам — он лениво подставлял маме рдя одевания различные части тела: руки, ноги, голову. Он напоминал двухлетнего ребенка, просто очень круп­ного или мальчика-инвалида, которого не слушаются собственные мышцы. Я выразила свое удивление маме: «Зачем вы это делаете? Он должен уметь обслуживать ребя сам! Вы же не вытираете ему попу, пусть и одевать­ся сам учится! » По изменившемуся лицу мамы я поняла, нто по поводу попы я не угадала: «Он боится испачкать­ся, а я не хочу, чтобы было раздражение! » О Боже! Я все­ми силами тащу ребенка во взросление, пытаюсь помочь ему освоиться в окружающем мире, а мама с не меньшим Упорством держит сына в инфантильной зависимости. |Ей зачем-то это нужно. Это не Ваня не хочет взрослеть, это — в первую очередь — мама не хочет, чтобы он взрос­лел, отрывался от нее: ей так спокойнее, безопаснее... Один только неприятный нюанс — в школу надо. идти...

А потом мальчик заболел, и мама позвонила с извине­ниями: «Я не могу тащить больного ребенка через весь город... Может, на время болезни мы отменим поездки к вам? » Я понимала, что у Ваниной болезни есть и психо­логические причины, что он нашел очередной способ, как Угодить своей маме и не взрослеть. Я с грустью вспомни­ла, как он сказал Кристине, покидая мой дом: «Здесь так интересно, давай будем всегда сюда приезжать! »

Что-то сломалось во мне. Я поняла: это тупик! Без Участия родителей я не смогу помочь Ване, но они не могут (или не хотят) помогать, не выполняют моих ре­комендаций...

Я приехала, но, сославшись на обилие работы, объяви-|ла маме, что со следующего месяца не смогу приезжать к ним домой и что если они хотят продолжать занятия — им придется ездить или ко мне, или в Психологический центр. Кристина выслушала меня и сказала, что свое ре­шение они с мужем выскажут в конце месяца.

 

Между тем Ваня менялся. Если в начале наших встреч приходилось его «отдирать» от компьютера и уговари­вать позаниматься, то теперь он все больше входил во вкус, стал усидчивее, больше интересовался заданиями, начал терпимее относиться к неудачам. Я сообщила ему о нашем возможном расставании, но он не поверил: «Я обязательно приеду к вам! »

В конце месяца Кристина объявила, что пока ездить на занятия они не смогут, что много проблем, не связан­ных с Ваней, — покупают соседнюю квартиру, помога­ют бабушке с переездом... «Возможно, позже, — добави­ла она, — я позвоню. Я понимаю важность занятий, ценю ваши усилия». Я слушала ее и понимала, что это — расставание, что она не позвонит. Я не оправдала ее на­дежд — не нашла «волшебного» способа, как сделать из Вани самостоятельного мальчика и при этом оставить его при маме. Было грустно...

Кристина действительно не позвонила, и я не знаю, как сложилась дальнейшая судьба Вани. В какую школу пошел? Как он, став школьником, пережил отрыв от ро­дителей? И как ему там — инопланетянину в чужом опас­ном мире? Я спрашивала себя — права ли я, что не стала заниматься с ним на его территории? Ведь был какой-то эффект... Упрекала себя в том, что бросила его, приру­чив... Прислушивалась к своему внутреннему ощущению, говорившему, что я права, что мы с родителями тащили Ваню в разные стороны и непонятно, чем бы все это закончилось... Вспоминать про Ваню без печали не по­лучалось...

Прошло несколько лет. Теперь я отказываюсь от пред­ложений родителей заниматься с детьми у них дома, если дети не инвалиды. Я верю, что «вкладываться» в занятия должны обе стороны — и психолог, и ребенок вместе с родителями. Это то, чему я научилась во время занятий с Ваней. Прощай, Лунный мальчик, и спасибо тебе!

 

Евгения Медведева (Томск)

Я долго страдала графоманией. Вернее, не страдала, а на­слаждалась. Но меня никто не читал, кроме близких. Частью своего мозга я понимала, что пока я как следует не насла­жусь собой, самоописанием, я не смогу альтруистично пи­сать о других. А их — других — так много стало в моей жизни, что место себе одной я нахожу лишь в постели с мужем и в эксгибиционистски честном самоописании. Дело в том, что я ужасно боюсь однообразия — во снах и наяву, поэтому старательно путешествую. Днем — по подружкам (моя мама называет этот процесс проще — шляться). Но­чью — во снах. Тем более что денег на реальные и полез­ные путешествия у меня все еще нет, и сны отчасти ком­пенсируют мне недостаток дневных потрясений...

В голове моей однажды прозвучали слова поэта Риль­ке—о том, что все мы рождаемся с неким письмом внутри, и только если останемся верны себе, получим позволе­ние прочесть его прежде, чем умрем. С тех пор из чистого любопытства пытаюсь быть верна самой себе. Особенно хорошо это получается, когда никто меня не видит... Даже и сама. Например, во сне. Ведь ночью темно, да и глаза мои закрыты. Сплю я в основном ночью, в крайнем слу­чае утром, часов до 12 дня. Как настоящая литературная богема. Сплю уже давно — около 18 лет (если учитывать, кто во сне мы проводим добрую половину своей жизни, а сейчас мне уже 37).

Ну а днем у меня есть трудовая деятельность в виде устройств на работу и увольнений с нее — в среднем три раза в год.

Есть любимая профессия — психолог, и клиенты, ко­торых бесконечно уважаю за храбрость доверять мне. Есть сладострастная лень с книгами и восхитительный душев­ный труд над Книгами. Именно благодаря любви к кни­гам и моей научной работе на тему «Ноэтическое чте-

ние: еще один путь к психологическому здоровью» я и работаю сейчас в Университете, веду тренинги по разви­тию интуиции и креативности со студентами, а также провожу групповую гештальт-терапию, потому что по-настоящему стать психологом мне помогло вовсе не ака­демическое образование, а многолетнее прохождение-проживание курса гештальт-терапии вместе с московс­кими мастерами. Скоро... когда перестану лениться, я даже сдам экзамен и получу сертификат.

Есть в моей жизни дружеские попойки и утренние раскаяния о них. Периодически случаются болезни, в ос­новном в самопознавательных целях, потому что жалос­ти уже давно ни от кого не добиваюсь.

Есть сильно завышенная самооценка и с детства — осознание своей непохожести на других. С точки зрения психодиагностики — это чистейший и незамутненный нарциссизм, а если посмотреть на все это во мне с высо­ты гуманистического подхода — я типичный представи­тель нового человечества — Ребенок Индиго, человек с открытым третьим глазом, с собственной жизненной про­граммой, с личной антенной в небо...

Есть бодрый страх не состояться и разочаровать ро­дителей, так и не добившись в жизни ничего. Есть неуме­ние подчиняться и командовать. Совершенно недосту­пен менеджмент.

Есть в моей жизни любовь, которая теперь уже — Муж, и я всячески стараюсь не позволить вытеснить одним из этих понятий другое: Муж — Любовь. Он пришел в мою жизнь два года назад после чеченской войны — как к пси­хологу, а остался в ней, моей жизни, как Любовь и Муж.

Еще есть дочь-подросток, самостийно породившая в себе внутреннего «пацана Ваську», который помогает ей выражать свои «злости-ярости», и сын — студент, с шес­тнадцати лет зарабатывающий неплохие деньги на про­изводстве аквариумов и разведении рыбок. Он живет со­вершенно отдельно и независимо, а в гости приходит с Подругой — каждый раз новой.

Есть две кошки — черные, добрые, мудрые. Ночью они спят на моей подушке, а днем гоняются друг за другом и за нами. Я их всех очень люблю и совершенно не воспитываю,

потому что не умею. Мне просто повезло, что дети получи­лись хорошими людьми. Хотя нет, кокетничаю. Я ведь присут­ствовала в их жизни, видимо, имеет место и мой вклад (или хотя бы вкладыш). Удобряла — поливала...

Я действительно отчасти выращиваю людей — соб­ственных детей и чужих людей разного возраста — своей искренностью и сомнениями, любовью и злостью, зна­ниями и умениями. У меня было много клиентов, мне повезло...

За свою психологическую практику я познакомилась с сотнями людей — с кем в группе, с кем наедине, — вошла в их мир. Хочется сказать: «... и вышла из их мира» — но что-то останавливает. То ли не до конца вышла (ведь многих помню очень живо! ), то ли не до конца вошла. Да и есть ли он — конец в человеческих отношениях? Нужен ли он? Ясно одно — моя беременность людьми должна уже чем-нибудь закончиться, разрешиться. Я разрешаю себе начать писать Книгу о людях...

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: