§ 4. Военная организация и структура общества

Башкирские съезды плохо соответствовали требованиям большой войны, поскольку были неоперативными и громоздкими. У других кочевых народов, не только во время войны, эту роль брал на себя верховный глава – хан. В этой связи нельзя обойти давнюю дискуссию об отношении башкир XVII – XVIII вв. к созданию собственной государственности. Историки XIX в. были убеждены в том, что башкиры в 1662 – 1664 гг. намеревались восстановить Сибирское ханство или создать мусульманское государство под протекторатом Крыма. Н. В. Устюгов более осторожно отметил, что поиски башкирами покровительства кучумовичей, калмыцких тайшей или крымского хана были связаны с желанием переменить сюзерена. [1203] Н. Н. Крадин и Г. Е. Марков на основании всестороннего изучения государственных образований кочевников доказали, что кочевые империи представляли собой высшую степень военной консолидации. Эти объединения приобретали на время видимость государства, однако по многим существенным признакам они отличались от государств оседлых земледельцев, поскольку были эфемерны и не долговечны. Они не имели прочной социальной и экономической базы. В их рамках продолжала существовать общинно-племенная организация, переживавшая кочевые империи. [1204] Г. Е. Марков для объяснения этого факта вводит понятие «агрегатное состояние кочевого сообщества». В эпохи войн и крупных миграций племенная структура укреплялась на основе военной организации, наступало военно-кочевое агрегатное состояние. При этом подразделения племен становились элементами военной организации, состоящей из племенного ополчения. [1205]

В XVII в. башкиры вели постоянные военные действия с калмыками. Как правило, башкирским разрозненным отрядам приходилось отражать противника, который не только численно превосходил башкир, но и имел единое командование. Тем не менее, сами калмыки считали башкир одним из самых опасных противников. С. М. Соловьев и Д. И. Иловайский отмечали эффективность оборонительной тактики башкир в войне против калмыков. Д. И. Иловайский, в частности, писал: «…одетые в кольчуги и шлемы, вооруженные стрелами, копьями и короткими, прямыми саблями, калмыки первое время наводили большой страх на крымцев и одним своим появлением обращали их в бегство. Только башкиры умели наносить поражения калмыкам». [1206] Этот факт прямо признавали наиболее влиятельные калмыцкие тайши. В 1644 г. в ходе переговоров с уфимским дворянином И. Черниковым-Онучиным тайша Дайчин рассказал о неудачном завершении последних походов на башкир: «…а коли мы на них башкирцев хаживали, и мы де с потеркой к себе прихаживали». Дайчин не терял надежды привлечь их на свою сторону, если не силой оружия, то мирным путем: «Чаю что и добром будут башкирцы у меня. А только учнут башкирцы кочевать у меня и нам де окроме Бога, кому то сделать? »[1207]

В 1646 г. воеводы Астрахани и Уфы доносили в Посольский приказ, что «у башкирцов с калмыками учла быть ссора и не дружба и калмыки де башкирцов боятся». [1208] Спустя 15 лет тот же тайша Дайчин в 1661 г. жаловался русскому послу Горохову: «Злее всех башкирцы: всегда всякое зло калмыкам от башкирцев». [1209] Именно из-за набегов башкир калмыцкие правители отказывались послать свои отряды в Крым на помощь русской армии, ведущей тяжелую войну с Речью Посполитой. Калмыки ответили послу, что надобно прежде покончить дело о башкирских набегах: недавно еще башкирцы отогнали у калмыков 2000 лошадей. Как тут идти на государеву службу? Необходимо учесть и то обстоятельство, что на стороне калмыков оказалась значительная часть ногаев, которые прекрасно знали башкир.

Обращение к исследованию военной тактики башкир XVII–XVIII вв. показывает определенные отличия от традиций системы, воспринятых от Золотой Орды. Р. Н. Рахимов в свой работе «Традиции Золотой Орды в военном деле башкир XVII–XVIII вв. » показал, насколько значительным было влияние тактики монгольской армии для руководителей башкирского ополчения. [1210] Калмыцкие тайши (многие из них вели свое происхождение от Чингисхана) так же придерживались проверенных временем военных приемов своего великого предка. Военное искусство ногаев, оказавшихся под властью калмыков, так же не отличалось от монгольской тактики ведения войны. [1211] Таким образом, все степные народы Волго-уральского региона так или иначе руководствовались традициями монгольской империи и Золотой Орды. Тем не менее, каждый из них вносил свою неповторимую лепту в развитие военного опыта.

На наш взгляд, преимущество башкирского ополчения над калмыками имело место только в условиях горнолесного ландшафта Южного Урала. В открытой степи башкиры безнадежно уступали калмыкам. Однако следует учесть и фактор социального устройства башкирского общества XVII–XVIII вв. В наибольшей степени башкиры отступили от классической системы монголов в деле организации обороны своей территории. К примеру, калмыки, защищая свои кочевья, по словам К. П. Шовунова, никогда не шли навстречу вражескому войску. Все улусное население (женщины и дети) гнало навьюченных верблюдов, табуны лошадей и стада домашних животных в безопасные места, а позади них следовали вооруженные отряды. [1212] Бескрайние степи, в случае выступления калмыцкого войска навстречу неприятелю, могли их увести от него, а последний имел возможность беспрепятственно напасть на безоружных людей улуса и безнаказанно скрыться от вооруженных калмыцких отрядов. Башкиры, при получении первых известий о вторжении неприятеля, отправляли женщин и детей в заранее определенные укрытия в горах, пещерах и ущельях, а сами двигались навстречу неприятелю. Фольклористы собрали огромное количество башкирских легенд и преданий, связанные с использованием подобных укрытий во время внезапных набегов противника. В степном Зауралье для этой цели использовались болота, топкие берега рек и озер, представлявшие серьезную проблему для вторгнувшихся войск. В отличие от калмыков, в обороне основные силы башкир не кружили по степям, а искали подходящее для нападения место, дававшее им преимущество. К примеру, в сражении 1648 г. под Соловарным городком объединенное войско нескольких башкирских родов разгромило калмыцкий отряд под командованием тайши Чокула. [1213] О предстоящем нападении калмыков башкиры узнали от казанского слободского татарина, бежавшего из калмыцкого плена. Согласно его сведениям, в Уфимский уезд направлялся отряд в 500 человек для взятия языков. Получив это известие, башкиры спрятали жен и детей «в крепкие места», а сами «собрався с разных волостей с 560 человек и по приметным местам стали разъезжать, дабы им по тем вестям наехать на калмыцкую сакму». Это им удалось делать в районе реки Иген неподалеку от Табынского острожка. По характеру следов башкиры выяснили направление движения неприятеля и его численность. После этого в Уфу был послан гонец с вестями. Не дожидаясь уфимцев, руководители ополчения направили свои отряды наперерез калмыцкому войску. Опередив калмыков, башкиры организовали засаду около у речки Армынта в 10 верстах от Соловарного острожка. Выждав момент, когда половина калмыков переправилась через реку, башкиры напали на них. Калмыки, не успевшие переправиться, были прижаты башкирами к руслу реки. Это лишило калмыков возможности быстрого маневра. Таким образом, еще до нападения башкиры разделились на две группы, одна из которых преследовала отряд, а другая поджидала калмыков у переправы через речку, миновать которую калмыки не могли. Любопытно, что в 922 г. Ибн Фадлан, описывая переправу своего посольства через реку Багнади (Чеган), отметил, что больше всего охрана миссии боялась нападения башкир. Он отметил, что сначала пришлось переправить отряд бойцов, имеющих при себе оружие, прежде чем переправить что-либо из каравана. Они – авангард для людей, (следующих) за ними, (для защиты) от башкир, (на случай) чтобы они (т. е. башкиры) не захватили их, когда они будут переправляться. [1214] По-видимому, нападение на противника в момент переправы являлось древним башкирским способом ведения оборонительной войны. Кроме того, башкиры, в отличие от калмыков, умели быстро возводить укрепления, часто используя для этого естественные природные препятствия. О существовании у башкир военных «острожков» указывается в донесениях уфимских дворян. [1215] Иногда основой для подобных сооружений служила засека или даже двойной плетень. Для калмыцкой конницы, не имевшей навыков осадного искусства, даже штурм тележного городка являлся недостижимой целью.

Существенно отличалась от калмыцкой и тактика нападения башкир. Как отмечает К. П. Шовунов, калмыки старались вести войны, даже незначительные сражения с соседями, большой массой конницы, для которой были присущи высокая подвижность и умелое маневрирование на местности. Однако у башкир мы не встречаем крупных соединений конницы, насчитывающих более 3000–6000 воинов, участвующих в сражении в одной местности. Как правило, в одном столкновении отмечены конные отряды в 500–1000 человек. Крупномасштабные военные сражения с участием нескольких тысяч человек башкиры в редких случаях проводили успешно. В качестве примера приведем нападение, которое совершили 3000 башкир на вологодские роты, направлявшиеся к реке Орь в 1735 г. Руководители ополчения использовали все известные им тактические приемы: от конной лавы до пешего прорыва под прикрытием деревянных щитов. В конечном счете, понеся значительные потери, башкиры отступили. При этом, «башкирцы говорили, что де оных драгун и в дождь взять неможно, хотя де и с 30000 оных драгун взять нельзя». [1216] Сражение, в котором участвовало 6000 башкир, произошло в 1737 г. в Каратабынской волости на реке Уй, когда отряды ополчения нескольких волостей окружило продовольственный обоз прапорщика Гладышева. [1217] Когда руководители осознали бесперспективность блокады обоза, они были вынуждены разделиться и отступить. Редким исключением является сражение, имевшее место в ноябре 1707 г., когда семитысячному отряду Алдара Исекеева удалось разгромить уфимский солдатский полк под командой П. И. Хохлова. В этом десятидневном сражении, произошедшем в 90 верстах от города Уфы, сразу несколько фатальных просчетов командования привело к полной потере боеспособности. Сенатское расследование, начатое в 1716 г., показало, что полковник П. И. Хохлов еще в начале похода утратил контроль над своими подопечными. Все началось 4 декабря, когда в урочище Коштаб башкиры, находившиеся в уфимском полку, закололи своего начальника Гладышева и «…изворотясь почали им ворам в помочь на русские роты». Затем по «совету» дворян Тимофея и Степана Аничковых П. И. Хохлов начал отступление к Уфе. Башкиры, узнав от перебежчиков об изменении маршрута движения полка, преградили полку пути отступления. П. И. Хохлов был вынужден повернуть обратно к Соловарному городку. У горы Юрактау башкиры захватили все пушки и обоз полка. Оставшиеся в живых служилые люди заняли оборону в лесу, где в течение недели отбивали башкирские подступы. Из этого лагеря на сторону башкир перешли уфимские дворяне О. Лопатин, И. Рукавишников, А. Жуков и М. Аничков. Последний, по словам В. Уракова: «…с боя бросил лук свой ушел к ним ворам башкирцам в измену». К башкирам перешла и целая группа служилых новокрещен, стрельцов и казаков. Перебежчики не только сообщили восставшим, что в полку кончился весь порох, но и приняли активное участие в нападении на укрепленный лагерь полка. П. И. Хохлов был вынужден вновь вступить в переговоры с башкирами. Башкиры соглашались пропустить Хохлова в Соловарный городок, но в ответ они потребовали новых аманатов и все панцири, которые имелись в полку. Несмотря на достигнутое соглашение, на следующий день башкиры напали на лагерь Хохлова. При этом башкиры «…приступили и били на них за щитов из луков и пищалей непрестанно, а в управлении тех щитов были уфимские служилые люди Дмитрий Сюзьмин, Максим Аничков, Осип Лопатин Василий Гладышев, сотник Петр Шапошников и иноземец Алексей Жуков». Уфимскому полку грозило полное уничтожение. Однако в решающий момент сражения подоспела помощь стрельцов Соловарного городка, которые внезапно напали на башкир с тыла. Стрельцы во главе с Яковом Ушаковым сняли осаду лагеря и отбили у башкир весь захваченный обоз, артиллерию, многих пленных и аманатов. [1218]

Несколько иная ситуация сложилась в 1733 г., когда башкиры зауральских волостей разгромили десятитысячный отряд хана Среднего Жуза Семеке. С. У. Таймасов так описал это событие: «В 1733 году хан Среднего Жуза Семеке был разбит Таймас-батыром, когда с десятитысячным отрядом совершил набег на Сибирскую дорогу». [1219] Однако ни в башкирской топонимике, ни в фольклоре место, в котором произошло сражение с участием нескольких десятков человек, не отразилось. Обращение к документам Сената показывает, что Таймас Шаимов не мог руководить этим сражением, поскольку с казахами было не одно, а несколько столкновений в различных волостях. [1220] В сентябре 1733 г. башкир Сибирской дороги Куваканской волости Акмулла Камакаев сообщил уфимским властям: «Оные киргис-кайсацкие войска разделились на три партии и наезжали воинским случаем к ним в башкирские улусы порознь, местами и волостями, а именно в Катайскую и в Табынскую и Куваканскую, и по полученным де от присланных Абулгаира хана с известиями и они башкирцы Акмулла с товарищи собрався с товарищи немалое число людей против тех киргис-кайсаков, вооружась воински подобным образом, выехали и учинился с оными киргис-кайсаками великий бой и с бою де они башкирцы побили многих киргис-кайсаков, а которых поранили и отбили у них с 500 лошадей тысячу копей и ружей, два пансыря». [1221]  

Таким образом, традиционная башкирская тактика ведения военных действий вступала в противоречие с неоходимостью создания сложной иерархической структуры командования во главе с ханом или султаном. Башкиры предпочитали действовать сравнительно небольшими отрядами. Децентрализованная тактика ведения войны имела свои преимущества и недостатки. Так, в отличие от калмыков, а позднее и казахов, башкирские отряды действовали более инициативно и оперативно, поскольку над ними не довлела власть сакрального лидера. К тому же, для небольших отрядов, совершавших набеги на калмыцкие улусы, война являлась выгодным предприятием. Захваченная добыча позволяла быстро поправить свое материальное положение. Напротив, рядовые воины в крупных соединениях под предводительством ханов не могли рассчитывать на достойную часть захваченной добычи, поскольку львиная доля трофеев доставалась ханской знати. В этом отношении не следует преувеличивать роль родовой знати в организации военных акций. Нередко отряды повстанцев возглавлялись рядовыми башкирами. В 1760 г. башкир Бурзянской волости команды старшины Мамбетчюры Абтрякова ездил по волостям Ногайской дороги с призывом совершить набег на казахские улусы. За два дня ему удалось собрать отряд в 800 «охотчих» человек, состоящий из башкир 6 волостей. На сборе для долгого похода было отобрано только 350 башкир. Несмотря на противодействие старшин и сотников, Даут Аднашев сумел беспрепятственно переправить отряд через Яик и совершить рейд к побережью Аральского моря, продолжавшийся 22 дня. [1222] Интересно, что сам Даут Аднашев в столкновениях с казахами участия не принимал, поскольку «стоял человек в 50 на кошу у присмотру заводных лошадей и на бой против киргисцев за старостью». [1223] В 1663 г. представитель Минской и Юрматинской волостей Актай Досмухаммедов предостерегал уфимские власти от излишней доверчивости. Он предупредил А. М. Волконского, что несмотря, на достигнутое перемирие, даже могущественный тархан Кипчакской волости Ишмухаммед Давлетбаев был не в силах удержать своих молодых подопечных от внезапных нападений на горожан: «Для того, что ево Иш-Маметя своя братья молодые люди не слушают; и ведают де оне, что многие руские люди на рыбной ловле, а иные по деревнам и для сен поехали, чтоб де над ними какова дурна не учинили, потому что де оне люди безначальные». [1224] Летом 1736 г. башкиры, плененные в ходе подавления восстания, на допросах говорили: «Изо всех оных собраниев старики соглашаются к миру, а молодые к войне, и от стариков для воровства уходят по ночам тайно». [1225] В августе 1736 г. В. Н. Татищев в письме к А. И. Румянцеву утверждал, что «…оное воровство наиболее происходило от бездельных и молодых людей, которые сами ничего разсудить не могут, и старшин, не имея страха, ни в чем не слушают». [1226]

Если военная организация башкир не предполагала сложную систему субординации, в таком случае, зачем башкиры призывали ханов и султанов? Согласно расчетам руководителей восстаний, приглашение хана должно было обеспечить внешнеполитическую поддержку, выражавшуюся в военной силе. К примеру, Карасакал сумел добиться уважения и приобрести влияние на башкир не только благодаря образованности и харизме. Не менее существенную роль в его возвышении сыграло постоянное обещание башкирам значительной военной поддержки. В апреле 1740 г. он сообщил своим единомышленникам, что уходит для того, чтобы привести в Башкирию 80 000 «своего войска». [1227] Потерпев очередное поражение и бежав к башкирам Тамьянской волости, он сообщил им, что у него на реке Иргиз стоит 30000 человек. Тамьянцы не поверили хану и дважды посылали людей, чтобы убедиться в его лжи. Карасакал попытался развеять недоверие башкир, полагаясь на их простоту: «Не видали ль де они около тех мест куда ездили сайгаков и тарпанов, ежели ж видели, то ево и войско, а им де ево узнать невозможно». [1228] Когда же Мандар и Алазиянгул прямо потребовали от Карасакала точных сведений о приходе его армии, то хану пришлось сослаться на погодные условия: «ныне за великими снегами никак им быть не можно». Лидеры восстания на этот раз не поверили Карасакалу. Тем не менее, было решено дождаться вестей от разведчиков, посланных навстречу обещанному войску. Мандар не исключал варианта, что «ежели де у него вора Карасакала не будет людей, как он им сказывал, то де поймав ево отдадут в городы, где способнее». [1229]        

Таким образом, военная тактика башкирского ополчения, не порывая с золотоордынскими традициями, имела определенную специфику. Башкиры, ведя боевые действия, избегали создания крупных тактических соединений, которые потребовали бы формирования строгой иерархии командиров разных уровней. Венчать эту военно-административную лестницу должна была сакральная фигура хана или султана. Башкирская военная структура формировалась на иных началах. Их волости стали основой для организации отрядов ополчения, возглавляемых родовыми старейшинами или батырами, которые руководствовались только решениями своих йыйынов. Отсутствие жесткой иерархической структуры предопределило отказ от деления войска на центр, правое и левое крыло. Десятеричный принцип организации войска воссоздавался только в короткие периоды учреждения ханской власти. Только в зауральских волостях, где сохранился пиетет перед ханской властью, волостные старшины в XVII в. назывались сотниками. [1230] Должности есаулов у башкир, как правило, вводились ханами. В период восстания 1735–1740-х гг. такие назначения производили Абулхаир и Карасакал. Судя по документам, есаулы обладали не только военными полномочиями, но и по приказанию хана выступали в качестве судебных приставов. [1231] В источниках обнаружен единственный случай, когда есаулы были назначены в результате решения башкирского йыйына. В 1735 г. на реке Терекле состоялся сбор, в котором участвовало 3000 человек, «Ис которого собрания выбраны у них, башкирцев, в ясаулы на каждую сотню по человеку». [1232] Решения, принятые на съезде на реке Терекле, нельзя отнести к обычным постановлениям башкирских йыйынов. Здесь не только было создано единое управление межволостным ополчением, но и учреждены знамена для войска и для каждой сотни, произведена мобилизационная раскладка (по одному воину с 2–3 дворов), был организован общий сбор продовольствия. У населения принудительно изымались стрелы. [1233] Однако после неудачных атак на войска экспедиции летом 1735 г., произведенных крупными силами, лидерами восстания было решено отказаться от создания громоздких управленческих структур и перейти к тактике нападения небольшими отрядами.

История башкирских восстаний свидетельствует о том, что участники движения прибегали к институту ханства только в крайних ситуациях и на очень короткие сроки. К тому же, ни одному хану не удавалось объединить под своей властью вооруженные отряды всех башкир. Горнолесной ландшафт предоставлял уникальные возможности для ведения эффективной партизанской войны небольшими отрядами. В то же время, маневрирование значительными массами конницы, характерное для классической тактики монголов, было ограничено обилием рек, болот и озер.