§3.Институты власти в башкирском обществе

Исследователи теорий социальной эволюции кочевых обществ (Н. Н. Крадин, В. В. Трепавлов, Г. Е. Марков) отмечают, что государственность не была необходимой для кочевников. Все основные процессы у кочевников протекали в рамках отдельных домохозяйств. Все политические и социальные противоречия разрешались в рамках традиционных институтов. Нужда в объединении кочевников возникает только в случае войны за природные ресурсы, организации грабежей земледельцев и экспансии на территорию с целью установления контроля за торговыми путями. С этой точки зрения, создание кочевых империй – это частный случай, укладывающийся в рамки популярной в свое время завоевательной теории политогенеза (Гумплович Опенхаймер), согласно которой, война и завоевание являются предпосылками для последующего закрепления неравенства и стратификации. [1085]

Основанием для формирования государственной структуры у кочевников является фактор военного господства, необходимый для фиксации неравенства. Насколько вообще кочевникам свойственен эгалитаризм в отношениях между сегментами общества? Следует отметить, что данной проблемой в основном занимались не историки, а этнологи, что неизбежно привело к определенной абсолютизации устойчивости социальных состояний.

В этой связи нельзя не отметить дискуссию между сторонниками и противниками концепции существования конических кланов у евразийских кочевников. В своей книге А. М. Хазанов подверг критике Л. Кредера за перенесение принципа примогенитуры, который был сформулирован Кирхоффом для полинезийского общества, на евразийских кочевников. [1086] Очевидно, что следует согласиться с основным выводом А. М. Хазанова о том, что у евразийских кочевников не прослеживается зависимость социальной позиции индивида от порядка его рождения. Однако это не говорит еще об отсутствии неравенства между родовыми структурами. Определенная иерархия между сегментами кочевого социума прослеживается у древних монголов, крымских татар, ногаев и калмыков. В качестве наиболее известных примеров можно указать на отегю-бойолов (otegu-boyol) Монголии XII — начала XIII вв. или эмбинских ногаев в улусе Дайчина в середине XVII в. В обоих случаях подчинение основано на факте завоевания, хотя зависимые кочевники сохраняли свободу передвижения и родовую организацию. Но главное в том, что ранжирование сегментов общества происходит в результате военного подчинения одних кочевников другими. Одновременно специфика кочевого хозяйства и традиции самоуправления неизбежно создают условия для разрушения подобной зависимости. Дело в том, что хозяйство кочевников ограничивалось экономическими возможностями каждой отдельной семьи. Все политические и социальные противоречия разрешались в рамках традиционных институтов. По этой причине появление отношений господства и зависимости в кочевой среде вызывало перенапряжение всего социума, с которым невозможно было справиться только внутренними ресурсами общества. Выход из критической ситуации, как правило, выражался либо во внешней экспансии, либо в намеренной консервации эгалитарных структур общества. В последнем варианте наблюдается формирование социальных институтов, которые ограничивают развитие социальной стратификации и исключают вероятность концентрации власти в одних руках.

 В историографии, по вполне объяснимым причинам, наиболее исследован именно первый вариант. Покорение оседлых народов позволяло кочевым социумам в значительной степени нивелировать социальную структуру. Неполноправные прежде кочевые сообщества получили возможность выйти из зависимого положения. Некоторые из монгольских боголов смогли даже войти в господствующую элиту порабощенных оседлых обществ. Появление лидера, обладающего неограниченной властью, было логическим завершением перестройки общества в обстановке внешней агрессии.

У некоторых зауральских родов башкир, оказавшихся в сфере непосредственного подчинения тайбугидов и шибанидов, иерархия родовых структур сохранялась вплоть до XVI в. А. -З. Валиди отмечает, что главенствующие племена, на которых опирались ханы, имели общее название «карачы». Они составляли отдельные «тумены». [1087] Однако большинство представителей этих родов ушли из Башкирии в Маверанахр в XV–XVI столетиях. Оставшиеся на Южном Урале представители некогда могущественных кланов быстро смешались с башкирами. По утверждению А. -З. Валиди, эти роды до сих пор считаются знатными (эшрафами) у башкир. [1088] Тем не менее, в XVII в. представители этих кланов в Башкирии не имели никаких правовых преимуществ по отношению к незнатным башкирским родовым структурам. Более того, многие «эшрафы» были вынуждены занимать зависимое положение припущенников. В этом они нисколько не отличались от ногаев, оставшихся в Башкирии после ухода основной массы мангытских элей из Башкирии в начале XVII в. Однако там, где сохранялась ханская власть, иерархия родовых структур оставалась важным социальным институтом государственного управления. Согласно исследованию Д. М. Исхакова, в Крымском и Казахском ханствах ведущая роль в управлении государством принадлежала 4–5 кланам. [1089]

Несмотря на то, что некоторые башкирские родоплеменные образования были основаны бывшими пленными или переселенцами, между башкирскими общинами никогда не существовало иерархии старшинства. Это отличало родоплеменную структуру башкир от кочевого общества казахов, в котором были старшие и младшие роды. У башкир даже те родовые подразделения, которые образовались в результате сегментации, имели равные права со старыми родами на вотчинные угодья. Как гласит башкирская поговорка: «Степь — широкая земля, для молодых и старых — равная земля». [1090]

Примечательно и то, что ногайцы – прежние властители Башкирии, при включении в башкирское сословие в конце XVI – начале XVII в. не имели никаких преимуществ во владении вотчинными землями перед другими башкирскими родами. Более того, часть оставшихся в Уфимском уезде ногайцев была вынуждена сначала стать припущенниками у башкир. В прошении Бабиша Аслаева из Телевской волости, написанном в 1680 г., видно, что его дед Кубеляк в конце XVI в. был ногайцем и состоял припущенником у башкир Табынской волости. Припущенником был и его отец Бабища, и он сам. Их припустили в вотчину на условиях выплаты ясака. [1091] Потомки этих ногайцев – припущенников получили вотчинные права на занимаемые ими земли и стали владельцами части угодий башкирского племени Табын. Впоследствии они даже основали отдельный род – Кубеляк, ставший башкирской волостью уже в начале XVIII в. В башкирском предании рода Кубеляк ногайское происхождение его основателя передается путем иносказания. Так, после смерти охотника Баймухамета, скрывавшегося от преследований хана, остались вдова и два его сына. Вскоре к вдове забрел странник, он сговорился со старухой и стал жить вместе с ней. Сыновья об этом не знали. И вот родился у старухи сын. На первых порах родители растили его в тайне, а когда он подрос, решили им обо всем рассказать. Это известие обрадовало сыновей старухи. «Почему не сказали нам об этом раньше, он был бы нам юным другом», — сказали они. А через некоторое время умер и старик-странник. Оставшегося малолетнего сына его еще не было имени. Что делать? Смотрели братья на малыша, смотрели и решили: «Этот малыш чисто как бабочка-кубаляк, так пусть и имя его будет Кубаляк». Вырос, окреп Кубаляк, стал братьям верным другом. Они обосновались на той же земле, что и он, сделали его своим воспитанником. [1092] Легендарная версия интеграции ногаев в башкирский этнос представлена в виде варианта адопции – усыновления.

Интересно, что в некоторых родовых преданиях башкир адопция иноплеменника совершалась вопреки желанию членов рода, но согласно санкции правительства. Предание рода яиксыбы-мингцев гласит: «У старика Яиксыбы было восемь сыновей: Суракай, Камыш, Сурай, Альшэй, Ташлы, Аккылай, Кайын, Дюртюли. По их именам образовались аулы с теми же названиями. Таким образом, род Яиксыбы-мин состоял из восьми деревень. Глава рода нанял переводчиком одного татарина и послал его в Петербург для выплаты ясака. Тот татарин представился девятым сыном старика Яик-сыбы и записал себя под именем Туктар-Абдрашит. Поэтому эта татарская ара считалась башкирской и вошла в состав минцев девятым аулом». [1093]

Историческая судьба могущественных некогда сибирских кланов и прежних властителей края ногаев, оставшихся в Башкирии, свидетельствует о том, что башкирскому обществу был свойственен эгалитарный тип социальных отношений. Неприятие башкирами иерархических структур обнаруживается даже в генеалогических легендах, которые отражали установление зависимости от ханской власти. Башкирский вариант Дафтар-и Чингизнаме» фиксирует отношения между башкирскими родами, принесшими клятву верности Чингисхану, как абсолютно равные. Особые полномочия и хитроумие, продемонстрированные уйшином Майкы-бием, не вознесли его выше сыновей побежденных врагов Чингисхана, которые стали равноправными членами союза. Интересно и то, что к девяти родам присоединились два главы башкирских родов (Бурджан-Бек и Джорматы-Бек), о которых ранее не упоминалось. Причем произошло это уже после прихода к Чингисхану его активных противников. Почему бии Юрматы и Бурзян не участвовали в поисках Чингисхана? Можно высказать предположение о том, что позднее включение этих родов в союз объяснялось тем, что в первой половине XIII в. Бурзян и Юрматы занимали наиболее отдаленные от империи территории на западе, соседствуя с Волжской Булгарией.

Является ли стремление к сохранению эгалитарной акефальной структуры признаком социально-политической незрелости общества? Положительный ответ может быть дан только в том случае, если мы признаем однолинейность в качестве единственной модели эволюции общества. Как, например, М. Фрид, который в своей «Эволюции политического общества» избирает фактор растущего неравенства среди людей и, таким образом, выделяет четыре уровня сложности: 1) эгалитарное общество, 2) ранжированное общество, 3) стратифицированное общество и 4) государство. [1094]

Еще в конце XX столетия исследователи негосударственных социумов обратили внимание на то, что, наряду с развитием жестких надобщинных политических структур (вождество – сложное вождество – государство), всегда существует альтернатива в виде развития структур внутриобщинных вместе с эволюцией мягких межобщинных систем, не отчуждающих общинного суверенитета (разнообразные конфедерации, амфиктионии и т. д. ). Одним из наиболее впечатляющих результатов развития в этом эволюционном направлении являются греческие полисы. [1095]

Своеобразная коммутативная структура получила развитие в предисламской Аравии. Авторы исследования «Возникновение ислама» установили, что большинство социально-политических систем Северной и Центральной Аравии вполне адекватно отреагировало на кризис VI в. отторжением надплеменных политических структур (т. е. большинства аравийских «царей», политических лидеров вождеств и агентов их власти), поскольку те начали представлять реальную угрозу для элементарного выживания рядовых членов аравийских племен. [1096] Однако арабы не просто разрушили большинство из этих жестких надобщинных политических структур, отчуждавших племенной суверенитет; они также выработали альтернативные «мягкие» структуры надплеменной культурно-политической интеграции, не представлявшие угрозы племенному суверенитету.

Наиболее примечательным в данном случае представляется развитие системы священных анклавов и регулярных паломничеств к ним, сопровождавшихся ярмарками. Это, конечно, был, прежде всего, религиозный ареал, однако он имел и очевидные политические измерения. Именно во время паломничеств-ярмарок к упомянутым выше святилищам «традиционное племенное общество развивало разнообразные межплеменные связи, производило обмен религиозными и культурными идеями, как впрочем, и обычными товарами. Кроме того, решались и разнообразные юридические проблемы (заключение перемирий, выплаты долгов, компенсаций за убийство, выкуп пленных, подыскивание клиентов, розыск пропавших без вести, решение вопросов наследования и т. д. ). [1097]

Таким образом, безгосударственные политии отнюдь не уступают по уровню сложности социальной жизни и развития культуры жестким стратифицированным государственным образованиям.

А. В. Коротаев на основании концепции Р. Адамса, создавшего энергетическую теорию власти, убедительно доказал, что безгосударственные общества в определенных условиях способны контролировать большие потоки энергии, нежели централизованные государства. [1098] Объяснение этого парадокса состоит в эффективности использования ресурсов, поскольку в безгосударственных политиях доля политического участия в контроле за ресурсами несравненно выше, нежели в доиндустриальных империях. Кроме того, таким политиям свойственен более жесткий кон­троль за эффективностью использования аккумулированных ресурсов. Всаднические социумы, находившиеся в состоянии постоянной военной готовности, могли контролировать огромные территории, не прибегая к созданию отделенного от общества централизованного органа управления. К примеру, в 1675 г. начался спор между двумя тарханами Курпес-Табынской волости Бокой Чермышевым и Коскильдой Акыровыми. В списке князей, тарханов и дуванов 1681 г. было отмечено, что на реке Ик «живут» только два этих тархана с детьми. [1099] Тем не менее, они не смогли поделить между собой обширнейшую территорию, представлявшую собой степь с многочисленными реками и озерами от левобережья Волги в районе Самарской луки до реки Яик вместе с соляными озерами в районе реки Илек. Площадь владений двух тарханов была сопоставима с территориями таких стран, как Румыния или Белоруссия.

В этой связи представляется весьма дискуссионной апелляция Н. Н. Крадина к теории Ш. Л. Монтескье относительно корреляционной связи между формой политии и величиной занимаемой ей территории: «Для маленьких обществ характерна республика, для средних – монархия, для больших —деспотия». [1100] Однако территория и население Башкирии трудно квалифицировать как «маленькое» общество. По расчетам Р. Г. Кузеева, в середине XVI в. башкир и ногайцев, кочевавших в Башкирии, насчитывалось около 200 тысяч душ обоего пола. [1101] Площадь территории, на которой они проживали, составляла около 366, 8 тысяч квадратных километров. [1102] Очевидно, что возможности контроля за ресурсами определялись не только количественными (величина территории), но и качественными свойствами конкретного социума (всаднический, воинственный).

Тем не менее, с другим фактором, определенным Н. Н. Крадиным в качестве необходимого элемента возникновения неиерархизированных акефальных сообществ – наличие естественной защиты от соседей, – следует целиком согласится. [1103]

Следует отметить, что, как правило, подобные общества не являются политически изолированными. Безгосударственные полукочевые и кочевые общества Евразийского ареала являлись частью несравненно более сложной общности, с многочисленными экономическими политическими и культурными связями и общими политико-культурными нормами. Это позволяло акефальной политии переадресовывать внешнему имперскому центру часть управленческих функций, которому кочевые социумы подчинялись формально. Как правило, подобные вопросы не могли быть урегулированы внутри самой акефальной политии без ущерба для единства социума. Внутренний мир в башкирском обществе в значительной степени поддерживался благодаря передаче российской администрации таких проблемных вопросов как урегулирование земельных споров между башкирскими родами, наказание неисправимых преступников, запрещение тусначества и т. д. Дело в том, что традиционное разрешение этих проблем внутри башкирского общества сводилось к санкционированию родовой мести (карымта), ответного набега на нарушителя вотчинных прав с захватом имущества обидчика (барымта) и т. д. Эти древние формы восстановления справедливости на практике приводили к бесконечным конфликтам внутри общества и не способствовали укреплению политического единства. Исследователи, настаивающие на том, что перечисленные полномочия российских властей были закреплены за ними по их же инициативе, не обратили внимание на противоположную тенденцию в общероссийском законодательстве. В эти же годы российская власть передает татинные и убийственные дела губным старостам, избираемыми уездными людьми на местах.

Башкирское общество, став частью политического пространства Российского государства, должно было принять на себя и все его внешнеполитические вызовы. Мир-системный подход, предложенный в 1984 г. Валлерстайном, позволяет выйти за узкие рамки анализа исключительно внутренних процессов, происходящих в башкирских общинах. Обратимся к конкретному примеру. С 20-х гг. XVII в. башкирское общество существовало в условиях непрерывного военного противостояния с калмыками. Многократное численное преимущество позволило калмыкам захватить башкирские вотчинные угодья на юге Уфимского уезда. Российская администрация военными и дипломатическими средствами стремилась защитить башкир как своих подданных. Причем, это делалось даже в тех случаях, когда башкиры нарушали достигнутые российско-калмыцкие соглашения. Однако к середине 50-х гг. XVII в. отношение российских властей к башкирам радикально изменяется, когда один из наиболее влиятельных калмыцких лидеров очередной раз обратился к российскому правительству с просьбой принять калмыков в подданство. Калмыки обещали в подтверждение своей шерти не только дать аманатов, от чего прежде категорически отказывались, но и начать военные действия против Крыма.

В условиях тяжелейшей войны с Польшей военная помощь калмыков сыграла важную роль в нейтрализации крымской угрозы. Калмыки честно выполнили свои обязательства перед российским правительством. Более того, калмыцкий тайша Мончак предупредил Москву о контактах башкир с крымским ханом. Он узнал, что «хан намеревался принять их к себе и ходить с ними вместе под государевы города». [1104]

Российская администрация так же выполнила условия соглашения с калмыками. Приказ Казанского дворца не только подтвердил указ 1648 г. о запрете башкирам нападать на калмыков, но и дал специальное задание уфимскому воеводе Ф. И. Сомову: «.. про башкир сыскать всякими сысками накрепко, а все взятое ими у калмыков вернуть обратно». Впоследствии правительство не придавало большого значения фактам злоупотреблений, предпочитая объяснять причину восстания башкир вынужденными мерами по изъятию калмыцкого полона. В 1664 г. правительство заявило калмыкам, что башкирское восстание 1662–1664 гг. было результатом соглашения российского правительства с калмыками: «... уфимские башкиры за то, что у них взят полон и отдан вам тайшам Великому государю изменили и будучи в измене учинили русским людям многое разоренье». [1105] Главной причиной башкирского восстания 1662–1664 гг. стало резкое изменение внешнеполитического курса российского правительства. Выполнение условий договора с калмыками неизбежно должно было привести к вмешательству властей в дела башкирского самоуправления.

Таким образом, именно мир-системный подход показывает, насколько фундаментальным было влияние на жизнь башкирских общин внешнеполитического фактора. И это воздействие ясно воспринималось башкирами, осознававшими себя в качестве субъекта международных отношений. Многочисленные башкирские делегации и переговоры с калмыцкими, крымскими, кубанскими, турецкими, джунагарскими, казахскими и каракалпакскими правителями свидетельствуют о том, что в XVII–XVIII вв. у башкир существовало представление о себе как о народе, обладающим политическим единством и представлением о своем международном статусе.

В такой же мере, как аравийские племена VI–VII вв, башкирские общины XVI–XVII вв. представляли собой части единой децентрализованной коммуникативной сети. Еще до вхождения в состав Российского государства все башкирские роды в социальном отношении были противопоставлены ногаям в качестве данников. Несмотря на то, что каждый род самостоятельно решал вопрос о добровольном вхождении в состав Российского государства, в XVII в. в Москву направлялись представители от всех башкир. Н. Ф. Демидова в своей статье, посвященной истории башкирских посольств в Москву, отметила, что делегации башкирских представителей в Москве в XVII в. преследовали цель конкретизации отдельных положений из привилегий, установленных в XVI в. [1106] Многие вопросы управления башкирами не могли быть определены в ходе принятия подданства.

Однако, в отличие от аравийских племен, башкирские роды объединялись не столько для решения юридических, религиозных и культурных вопросов, сколько для урегулирования территориальных и внешнеполитических вопросов. Все башкирские родовые структуры представляли собой часть военной организации, формировавшейся на основе племенных ополчений. Когда в 1649 г. отряд калмыков Чокулы вторгся на территорию Уфимского уезда, то в его разгроме участвовало башкирское войско, в котором были представлены племенные ополчения 11 волостей. [1107]

Какая надплеменная структура выполняла интегративную функцию в башкирском обществе, кто регулировал применение военной силы в башкирском обществе? Документы, отображающие историю многочисленных башкирских восстаний, свидетельствуют о том, что такой властью обладали только йыйыны – народные съезды. При этом они созывались не только во время восстаний и войн. Общебашкирские йыйыны собирались в тех случаях, когда необходимо было принимать решения, затрагивающие интересы всех башкир. Так было, например, в 1721 г., когда башкиры решали вопрос о возобновлении российского подданства. [1108]

Йыйыны координировали общие действия, вырабатывали единые позиции в отношении тех или иных мероприятий правительства. В памяти уфимского воеводы А. М. Волконского от 1663 г. упоминается, что башкиры прислали человека для переговоров «ко мне всем миром четырех дорог». [1109] На йыйынах принимались решения о начале или завершении военных действий, избрании хана, выделении дополнительных военных подразделений, назначении командиров, обсуждались новые подати или указы верховной власти. Инициатором созыва йыйына, как правило, являлась группа влиятельных башкир. Однако нет ни одного свидетельства, подтверждающего факт созыва съезда ханом. Решение, принятое на йыйыне, было обязательным для всех, независимо от присутствия на съезде или несогласия с его постановлением. О предстоящем съезде башкиры узнавали из писем, которые рассылались по волостям и особым знакам и тамгам, которые нарезались на палках. В 1736 г. воеводе Уфимской провинции было приказано: «…где станут присылать письма и тамги по своему обычаю на палках нарезанныя, для приезду на какия-либо затейные воровския зборища, тех не слушать и, потому ж, ловя с теми письмами и с тамгами отвозить в городы». [1110]

Башкирские йыйыны утверждали мирские сборы средств для отправки посланников от народа в Москву и Санкт-Петербург. Из справки, составленной в 1729 г. в коллегии иностранных дел о поездке Максюта Юнусова с посланцами от казахских старшин в Санкт-Петербург, отмечено, что «когда наша братья посылаются в другие городы, хотя и не для его величества дел, и тем дается от миру подмога по гривне и по две з дыму». [1111]   

Башкирские йыйыны не были только собраниями башкирской знати. Мнение биев, тарханов или батыров учитывалось только в том случае, если оно совпадало с позицией большинства йыйына, в котором мог участвовать любой взрослый мужчина. Не случайно, в делопроизводственных документах йыйыны назывались «мирскими советами». [1112] О том, что йыйыны отнюдь не были советами знати, говорят и масштабы подобных собраний. В феврале 1737 г. руководители восстания на Ногайской дороге предложили башкирам Казанской дороги «послать во все волости дабы съезжались к ним для совету, почему в показанную деревню Козееву съехались со всей Казанской дороги дворов тысяч 5», [1113] т. е. в принятии решения участвовало не менее 15 тысяч человек, способных носить оружие. В башкирском обществе считалось, что никакие меры, затрагивающие интересы народа, не могут приниматься без «мирского согласия». В июне 1735 г. сотник Надыровской волости Надыр Уразметев сообщил властям о состоявшемся на реке Дема собрании башкир Ногайской дороги. На йыйыне Надыр Уразметев и другие башкиры, побывшие в Москве и подписавшиеся «служить без мирского ведома» были приговорены к смерти. [1114] В 1745 г. один из участников событий 1735–1740 г. Сапар Осипов сообщал властям, что уже в 1731 г. правительство нарушило установленный порядок, согласно которому, любые действия российских властей в Башкирии должны согласоваться с решениями йыйынов. По его мнению, именно это обстоятельство стало одной из причин восстания: «В прошлом 1731 г. приезжал из Санкт-Питербурха в Уфу Иностранной колеги бывшей переводчик Алексей Тевкелев, кой ныне брегадиров, взял к себе в товарыщи из оных башкирцев коштанов без мирского совету, отменил вышеписанной порядок, и поехал в Киргиз-Кайсацкую Орду. А некоторые башкирцы были с ним по службе, токмо была меж­ду народу молва, что де он, Тевкелев, поехал для призыву киргиских ханов с их владениями е. и. в. в подданство и положения на них ясаку. На что оной башкирской народ между собою разсуждали, что де оного киргиского народу состояние их издревле знаем, они де люди не постоянные е. и. в. подданные, и с нами жить не будут». [1115] Аналогичная ситуация повторилась в начале июня 1735 г., когда на реке Чесноковке собралось 500 башкир, направивших в Уфу двух представителей с просьбой разъяснить цель подготовки похода И. К. Кирилова. По приказанию главы экспедиции выборных башкир высекли и заключили в тюрьму. Вторая партия их выборных была уполномочена собранием добиваться разрешения на поездку в Петербург. Их снова высекли (один от побоев умер) и бросили в тюрьму. [1116] Попрание обычая мирского обсуждения мероприятий властей башкирским обществом воспринято как уничтожение обратной связи, гарантировавшей стабильность отношений между башкирами и правительством. Следующим шагом должен был быть запрет непосредственного обращения к главе государства (привилегия, закрепленная за башкирами в XVI в. ), чтобы окончательно убедить население в отказе от всех прежних принципов отношений с башкирами.     

Йыйыны, представлявшие интересы башкир Уфимского уезда, собирались на Чесноковской горе в 18 верстах от города Уфы. Имеющиеся источники не позволяют определить, когда эти съезды приобрели периодический характер. В своем обращении к Анне Иоанновне вожди башкирского восстания Акай Кусюмов и Кильмяк Нурушев в 1735 г. указали, что в урочище Безсучан «дедам и отцам наперед сего при всем собрани указы объявляли». [1117] Тем не менее, самый ранний чесноковский съезд, отмеченный в документах, состоялся только в 1704 г. 5 октября 1704 г. приехавшие из Москвы прибыльщики сообщили башкирам указ, учреждающий новые подати и налоги. Собравшиеся башкиры выразили сомнение в том, что подобный указ мог быть подписан царем: «И они де спорили и тех прибыльных дел на себя не приняли и сказали ему, Андрею, что они воры те прибыльные дела великий государь имянно ведать не изволит». [1118] Здесь же 7 июня 1720 г. полковник Иван Головкин должен был передать трехтысячному собранию башкир «великого государя грамоту» о возобновлении российского подданства и добровольной передачи башкирами российских «сходцев». [1119] Календарные даты чесноковских съездов позволяют установить характер их созыва. Если съезд 4 октября носил чрезвычайный характер, обусловленный необходимостью введения новой фискальной системы в обстановке войны, то собрание 1720 г. можно отнести к традиционным, регулярно собиравшимся мероприятиям. В декабре 1735 г. И. К. Кирилов предложил правительству по завершении восстания «оставить обыкновенной старинной мирской збор о семике съезжатца к речке Чесноковке, в кое время о нуждах мирских советывать и письменно доносить». [1120] Если учесть, что в 1720 г. празднование пасхи состоялось 20 апреля, то семик (седьмой четверг после пасхи) приходится на 6 июня. Интересно, что 7 июня соответствует пятничному дню. Первая пятница июня являлась днем начала празднования главного башкирского йыйына. [1121] Территория, на которой собирались съезды, до начала XVIII в. была предметом судебного спора между башкирами Табынской волости и монахами Успенского монастыря. В 1690 г. Умитбай Мурзашев сумел получить оберегательную грамоту на большую часть спорных угодий. [1122] Его прямой потомок башкирский просветитель Мухаметсалим Уметбаев писал: «Русские все время старались оттеснить башкир от Уфы. Для этого и попытались было передать земли, что между Агиделью и озером Ювалы-Куль, Успенскому монастырю. С другой же стороны вторгались на башкирские земли чесноковские мужики. «Каратонами» называли их башкиры, т. е. «черными кафтанами». По преданиям, башкиры долгое время не давали чесноковским крестьянам поселиться здесь. Даже соорудили на Каратонской горе ложементы для перестрелки. Так пытались они препятствовать расширению городских земель». [1123] Судя по наказам, дававшимся посольским головам Уфы, речка Чесноковка являлась границей, на которой было принято встречать посольские и торговые миссии, следовавшие с южной стороны. В наказе от 1658 г. стрелецкому голове Никите Юрьевичу Аничкову было отмечено, что он должен встретить послов, «как они приедут к речке Чеснаковке и за речку и велено ему Никите ставить уфимских конных стрельцов в рядах стройно и по посольскому обычаю, а самому Никите сшедши с лошали и тому посланнику Яныбечку и торговым тезикам велеть сойти с лошади и говорить речь великого государя и царского величества». [1124]                                       

Единого руководителя, который мог бы взять на себя принятие решений за всех участников восстания, у башкир не было даже в ходе самых длительных и упорных восстаний. Это обстоятельство значительно усложняло деятельность российских властей по умиротворению башкирского народа. В ходе подавления башкирского восстания 1704 – 1711 гг. казанский губернатор П. Апраксин пожаловался Петру I: «Народ их проклятый, многочисленный и военный, да безглавный, никаких над собой начал, хотя бы такого как на Дону атаманы, и таких не имеют, приняться не за кого и чтобы особно послать не кому». [1125] В начале 1735 г. в своем «рассуждении», представленном в кабинет, И. К. Кирилов и А. И. Румянцев отметили отсутствие в башкирском обществе ответственной элиты, способной принуждать своих сородичей: «Хотя не скорого, но впредь порядочного учреждения интерес требует, чтоб башкирцы тех волостей, от коих воровство было, каждая волость имели у себя вместо волостных старост выборных старшин 2-х или 3-х, на которых бы мочно было взыскать всякое преступление или неисправу, а ныне не имеют никого, но всяк большой, и для того посылаемыя указы пишут обще тарханам, батырям и всем башкирцем, чего взыскать ни на ком нельзя». [1126] Отсутствие в башкирском обществе властной элиты, обладающей правом на насилие, осознавалось и одним из самых проницательных администраторов России XVIII в. В декабре 1736 г. В. Н. Татищев сообщил в Сенат о предпринятой им реорганизации управления башкирами: «Их безначальных в страхе и добром порятке содержать неудобно, разсудил выбрать из них до указа е. и. в. старшин и сотников». [1127] По существу, Татищев предложил создать в башкирских волостях иерархическую структуру административного подчинения по типу управления помещичьими крестьянами: «Для того у нас в шляхетских деревнях в каждой десятник, над несколькими сотник, потом выборной и староста, над тем прикасчик, которые над людьми надзирают и их в страхе содержат; подчиненные их почитают и слушают беспрекословно». [1128] Эту же мысль В. Н. Татищев стремился донести и до башкирской элиты, чей авторитет не признавался даже собственными детьми: «Лучшие же люди и особливо богатые, а паче старики умные, тому не пристали, разве по нужде в обсчестве находились, многия же детей своих не могли от того зла удержать». В беседе с тарханом Таймасом Шаимовым В. Н. Татищев объясняет причины бедствий, обрушившихся на башкирский народ («многие тысячи пропали»), тем, что «междо вами никакого начальника нет». [1129] В 1737 г. А. И. Тевкелев противопоставлял порядки в башкирских волостях деревенскому устройству мещеряков: «Оные ж мещеряки привычны жить под командою, а не в своевольстве, что весьма полезно и для содержания их в добром порядке». [1130] В своей записке о состоянии башкирского народа от 1743 г. вице-губернатор П. Д. Аксаков присоединяется к общему мнению всех администраторов края о том, что башкиры «доселе никакого на себе начальства из своих не имели». [1131]  

Сама терминология делопроизводственных источников XVII–начала XVIII в. свидетельствует об отсутствии в башкирском обществе лиц или групп, способных принимать решения за всех членов сообщества. Обратим внимание на форму адресации в переписке между представителями российской администрации и башкирами. Распространенным оборотом в посланиях, направляемых восставшим, в XVII в. становится фраза «ко всем башкирцам». [1132] В свою очередь, башкиры Ногайской дороги, обращаясь в 1663 г. к уфимскому воеводе А. М. Волконскому, указывали «письмо от нас башкир». [1133] Практика обращения ко всему башкирскому народу была продолжена и в XVIII в. В качестве примера приведем указ В. Н. Татищева от 28 декабря 1735 г.: «Сибирской дороги башкирского народа обывателем, как духовным, так и свецким старшинам и прочим всякого звания людем». [1134] В XVII в. подобной адресации во взаимоотношениях российских властей с другими народами мы не находим. Субъектом переговоров с российскими властями выступают не калмыки, ногайцы, кабардинцы и сибирские народы, а исключительно представители их знати. Очевидно, что подобный характер обращений к башкирам был положен не российской стороной, а самими башкирами. Башкирские главы родов постоянно ссылаются в своих челобитных на то, что все вопросы, связанные с состоянием войны и организацией военной службы, решаются только «мирским согласием». [1135]

Характерно и то, что в обращении к «добрым людям» из башкир уфимские воеводы употребляет выражение «у великого государя в милости быть, а перед своими вытить», «промеж своих людей только ты хочешь вытнее их быть». Термин «вытнее» отражает различное имущественное положение членов одной общины, но не сословное деление. Таким образом, российская администрация до середины 30-х гг. XVIII в. не ставила башкирскую родовую знать над общиной и не стремилась наделить ее особыми сословными правами.

 В своем исследовании «Социальная антропология» К. Леви-Стросс доказал, что наиболее наглядно социальную структуру общества отображает планировка поселений. [1136] Этнографы, изучавшие расположение домов в башкирских селениях XVIII–XIX вв., отметили, что чаще всего для деревень характерна внешняя беспорядочность расположения жилищ. [1137] Учитель Уфимской духовной семинарии В. Зефиров писал о башкирских деревнях: «Смотря на них, невольно подумаешь, что набежавший вихрь перевертел, перекрутил все по-своему и оставил деревню в самом хаотическом положении. Едешь, кажется, по улице и вовсе неожиданно встречаешь на пути то плетень, то ворота, то амбар или что-нибудь подобное». [1138] С. Н. Шитова отмечает только два фактора, влиявшие на планировку поселений – выход к реке и соседство родственников. [1139] И только в условиях военной опасности башкиры прибегали к кольцеобразному расположению юрт, что в своей первооснове объяснялось удобством организации обороны и надежной защиты старейшины, находящегося в центре. [1140] При этом, данная планировка была характерна только при размещении войлочных юрт, но не зимних поселений, состоящих из рубленых изб.  

Чем же было обусловлено отсутствие институализированной властной элиты в башкирском обществе XVII– первой трети XVIII в.? У соседей башкир (калмыков, казахов и ногайцев) существовали правители, облеченные полнотой власти в решении важнейших вопросов жизни общества. По-видимому, башкиры исторически имели совершенно иной политический опыт. Отсутствие улусной

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: