 |
Исполнительство и обучение 8 глава
|
|
|
|
Нужно отметить, что Авдо и Мумии по-разному описывают прибытие вестника в собрание. Мумин просто говорит, что дверь скрипнула и вошел гонец. В описании же Авдо Мустай-бей выглядывает в окно и видит тучу пыли, из которой появляется гонец с письмом, привязанным к ветви. При сравнении с эпизодами прибытия в рассказе об Османе видно, что Авдо использует здесь свой прочно установившийся способ описания приезда.
Пример песни о Влахиниче Алии показывает, что бедный, всеми презираемый герой также известен Авдо. Алия, однако, отличается от (97) Бечирагича Мехо. На Алии роскошные доспехи и награды, добытые им в поединках, в то время как Мехо одет очень просто, исключение составляют два пистолета. Можно даже предположить, что Авдо отталкивается от образа Алии, начиная описание Мехо, поскольку оно открывается словами: «На юноше не было нагрудника (токе) [cc] или доспехов, только рубаха и холщовые штаны». Оба героя подвергаются насмешкам со стороны одного из участников собрания. Но и насмешки в том и в другом случае различны, поскольку они исходят от непохожих друг на друга персонажей.
Можно легко умножить примеры использования темы собрания в песнях Авдо, но и сейчас уже совершенно очевидно, что, пересказывая «новую» песню о Бечирагиче Мехо, Авдо не основывался только на песне Мумина. Это не было воссоздание с начала до конца. Многолетний опыт построения тем, техника, унаследованная от многих поколений сказителей, позволили ему сделать то, что на первый взгляд кажется невероятным.
Таким образом, тема в репертуаре певца может иметь несколько различных форм. Сталкиваясь с такой темой в новой для него песне, сказитель обычно воспроизводит ее в соответствии с уже освоенным материалом. Подтемы также имеют несколько разновидностей, подходящих для различных ситуаций. Такой подтемой, без которой не может обойтись повествование, является писание письма.
|
|
|
Тема письма или указа неоднократно используется Сулейманом Макичем на протяжении 578 строк его краткой версии песни «Битва при Темишваре» (11, М 27). В ней рассказывается о том, как люди пожаловались Авдо-паше и Сеиди-паше на обиды, которые наносит им король Ракоци, совершающий через границу набеги на турецкую землю. Оба паши обещают направить королю ультиматум. Старший, Сеидипаша, велит Авдо написать письмо:
«Мальи сине, Авди паша млади!
Дедер кньигу шаровиту пиши!
Кажи свиньи кральи Ракоциjи:
"Дигни руке с Moje сиротиньe...."» (ст.67-70)
«[Мой] малый сын, молодой Авди-паша!
Ну-ка пиши цветистое письмо!
Скажи свинье королю Ракоци:
"Оставь в покое моих бедняков...."»
Далее он диктует письмо (ст. 70 -75), затем сказитель продолжает:
Каце зачу Авди паша млади,
Авди паша до хастала приbе,
Ех уфати муреhепа црна.
Кньигу шара, Kpaльa разговара:
«О ти свиньл, Kpaльe Ракоциjо!
Мичи руке с мoje сиротиньe...»
(ст.76 - 81)
Как услышал это молодой Авди-паша,
Авди-паша подошел к столу
И взял черные чернила.
Письмо пишет, говорит королю:
«Ты, свинья, король Ракоци!
Оставь в покое моих бедняков...»
Письма заканчивается стихом 87; здесь начинается новая тема: отправка письма. Написанное Авди-пашой отличается, хотя и незначительно, от того, что было продиктовано Сеиди-пашой:
«Дигни руке с мoje сиротиньe, «Оставь в покое моих бедняков,
Xeль, тако ми хльеба царевога, Эй, клянусь царским хлебом,
Катал bу те», каже, «учинити. Я тебя, - говорит, - уничтожу,
Покупиhу моjy царевину, Соберу я свое царство,
Ракоbу bу тебе преврнути, Сотру, разрушу твою Ракочу,
А за тебе добро бити неbе!» И тебе не поздоровится!»
(ст.70-75)
«О ти свиньо, Kpaльe Ракоциjо!
|
|
|
Мичи руке с мoje сиротиньe,
Xeль, тако ми хльеба биjелога,
За некога добро бити неbе!
Покупиhу мojy царевину.
А bу сиbи до твoje стольице.
Ja bу твоjy преврнут' стольицу.
Ал bу мojy изгубити главу!"
(ст.80-87)
«Ах ты, свинья, король Ракоци!
Оставь в покое моих бедняков,
Эй, клянусь белым хлебом,
Кое-кому не поздоровится!
Соберу я свое царство
И приду к твоей столице.
Я переверну твой престол
Или сам сложу голову!»
В этой теме письмо сначала полностью диктуется, потом полностью записывается.
Спустя сто с лишним строк приходит ответ на ультиматум. Ракоци обратился за помощью в Вену, к императору, было собрано войско, которое подступило к стенам Темишвара. Император пишет к пашам, и певец говорит:
Еве bесар кньигу опремиjо. Вот, император (цезарь) послал письмо.
(ст.214)
Содержание самого письма с требованием сдать город излагается в стихах 215-220. Здесь певец ничего не говорит о том, как оно писалось; его в песне не диктуют, и соответственно содержание его не повторяется. Тема здесь представлена в своем простейшем виде.
Вслед за требованием капитуляции происходит новый обмен письмами. Жена Авди-паши дает ему совет, как ответить императору: «Напиши еще одно письмо и попроси у старого императора перемирия на три месяца, на то, чтобы покинуть город Темишвар» (ст. 227-230).
И Авдиjа кньигу нашарао И Авди написал письмо
И bесара старог замольиjо. С просьбой к старому императору.
(ст.231-232)
Само письмо занимает стихи 233-239. В этом примере данной темы содержание письма сначала дается в косвенной передаче, а затем, когда письмо пишется, оно приводится полностью. Ответ на письмо приходит немедленно, о чем говорится просто:
О натраг му кньигу повратио. В ответ он прислал ему письмо.
(ст. 242)
Письмо, дарующее пере мирие на полгода, приведено в стихах 243-245.
(99) После объявления перемирия жена Авди советует ему написать султану и попросить его о помощи. Снова содержание письма дается в косвенной передаче. Само же письмо предваряется стихами:
Па кад зачу Авди паша млади, Как услышал молодой Авди-паша,
Начинео туральи фермана. Составил он фирман с султанским гербом
(ст. 258-259)
и приводится полностью в стихах 260-265.
Письмо к султану возымело действие, и в Темишвар прибывает с войском визирь Чуприлич. Он спрашивает Авди-пашу и Сеиди-пашу, известили ли они о происходящем Рустем-бея из Сараева. Когда те отвечают отрицательно, пишется еще одно, последнее в этой песне, письмо - на сей раз Рустем-бею – с просьбой прислать войско. Здесь выступает та же простая разновидность темы, которая нам уже знакома:
|
|
|
И он пише кньигу шаровиту И он написал цветистое письмо
И спреми je шехру Capajeву. И послал его славному городу Сараеву.
I (ст.310-311)
Само письмо занимает стихи 312-322.
Итак, на протяжении 322 строк краткой версии одной лишь песни пишется шесть писем1О• Каждое письмо приводится полностью: в одном случае оно сначала диктуется, затем пишется; в двух других в косвенной передаче дается общее содержание письма, которое затем пишется; в трех примерах сказитель просто констатирует, что кто-то написал письмо, а затем приводит его полностью.
В песне Макича о взятии Багдада султаном Ибрахимом (I, № 26) первое письмо содержится во вставном рассказе. Султан Сулейман на смертном одре рассказывает своему сыну Ибрахиму, как он тщетно пытался захватить Багдад: «Сын мой, я начал войну и составил фирман с моим гербом и созвал мое царство. Я послал его в Каабу в Медине, Мехему, шаху Каабы, а другой послал Абдулле. шаху Египта»; далее Сулейман говорит еще о двух фирманах (ст. 82-97). В отличие от предыдущих примеров, письма, или в данном случае фирманы, не приводятся полностью. Что в них говорится, должно быть домыслено, исходя из ситуации.
Далее эта же тема вновь возникает в песне, но не в виде прямой речи во вставном рассказе, а как часть повествования сказителя. Сулейман умирает, и Ибрахим наследует престол. Разделавшись с врагами отца, разыскивает старого Чуприлича, и они вместе замышляют новый Поход на Багдад. Чуприлич вызывает султанского великого муфтия (шейх-уль-ислам), чтобы тот написал несколько указов. «Он составил фирман со своим гербом для Мехема, шаха Каабы, и имам написал его, отправил его, составил другой фирман и послал его Абдулле, шаху 'Египта» и т.д. (ст. 340-351).
|
|
|
Ни в одном из приведенных выше примеров Макич не использует полной формы темы написания писем для созыва войска или сватов. (100) В «Песне о Багдаде» он дает их кратко, косвенным образом, сообщая содержания самих песен. Макич вообще не склонен к расширению и детализации темы. Повествование у него, как правило, осложнено и песни соответственно кратки. Более подробную вере темы письма можно показать на примерах, взятых у двух других певцов: один из них родом из тех же мест, что и Макич, т.е. из Нового Паза другой - из Гацко в Герцеговине.
В песне Салиха Углянина о женитьбе бея Любовича тема созыва сватов письмами разработана подробнее, чем у Макича:
Бег сад приbе bаму до пeнbepa,
Па дофати кньиге и хартиjе,
Kaльeм дрво што се кньига гради,
А мастила што се кньига пише.
Па начильe кньигу шаровиту,
Спрема кньигу льиhком Мустаjбегу..
(Пэрри, 651, ст. 744-749)
Тут бей подошел к окну [оконному
стеклу]
и взял письмо и бумагу,
Деревянную ручку с пером, которой
письма пишут,
И чернила, которыми письма пишут,
И написал цветистое письмо,
Послал письмо Муетай-бею из Лики...
Приглашение полностью приводится в стихах 750-762, затем сказитель продолжает:
Па сад другу кньигу начиниjо.
Опрем и je Шали са Мостара,
Суди Шала с тридес и два града.
Те сад Шалу у сватове зове...
(ст.766-769)
и вот уже второе письмо составил.
Послал его Шале из Мостара.
Шала судит [правит] тридцать и два города.
И теперь он Шалу в сваты зовет...
Письмо вновь приводится В стихах 770-777; это повторяется полностью пять раз, и каждый раз приглашение, хотя и с изменения дается полностью, Вводятся эти остальные приглашения следующими строками:
Па сад другу кньигу наредиjо.
Он je градн кладушкоме Myjy.
(ст.780-781)
Па je опет другу начиниjо.
Опремиjе Боjковиh Aльиjи.
(ст.789-790)
Сад je другу кньигу начиниjо.
Опреми je коваbкоме Раму.
(ст.796-797)
Па je другу кньигу начиниjо.
Опремиjе Танковиh Осману.
(ст.801-802)
Опет другу кньигу начиниjо.
Опреми je Талу JЬиhанину.
(ст. 806-807)
И вот еще одно письмо написал,
Написал письмо для Муйо из Кладуши.
И опять еще одно написал,
Послал его Бойковичу Алии.
Теперь еще одно письмо написал,
Послал его Рамо из Ковача.
Вот еще одно письмо написал,
Послал его Танковичу Осману.
И снова еще одно письмо написал,
И послал его Тале из Лики.
Все эти письма различны по длине; в них соответственно 13, 8, 5, 3, 2 и 8 строк. Можно заметить, что с каждым последующим письмом длина его уменьшается, поскольку певец стремится избежать однообразных (101) повторений. Увеличение числа строк в последнем письме объясняется тем, что его адресат, Тале из Лики, - это особый персонаж, заслуживающий более длинного письма.
|
|
|
В целом можно сказать, что в подобном ряду писем первое бывает сравнительно длинным, так как оно в первый раз описывает ситуацию, а последнее длиннее прочих, поскольку оно адресуется какому-то выдающемуся персонажу.
Во втором из этих семи писем видно, как можно было бы еще больше распространить данную тему. Письмо адресовано Шале из Мостара, и певец отводит одну строку на то, чтобы пояснить, что Шала правит тридцатью и двумя городами. Приводя более подробные сведения о приглашенных или об адресатах писем (например, сколько людей у них под началом и тому подобные детали), тему можно расширять еще и еще.
Наконец, последний пример темы составления посланий с характерным для нее рядом писем мы возьмем из песни о женитьбе Смаилагича Мехо в версии, продиктованной Хайдаром Хабулом из Гацко в Герцеговине (Пэрри 905). Отец Мехо, Смаил-ага, пишет приглашения. Ожидают, что свадьба будет связана с кровавой битвой, поэтому нужно собрать войско. Здесь подробнее, чем в предыдущих примерах, описывается, как Смаил-ага готовится писать письма:
Па на млаbe вику учиниjо:
"Донес'те ми дивит и хартиjу!
Baльa саде кньиге растурити,
Покynити киhене сватове».
Од како je свиjет постануо,
Вазди млаbи слуша стариjега.
Донесоше дивит и хартиjу,
Вид' етарога! Поче кньиге писат'.
Прву шалье бегу Мустаjбегу
На широку Лику и Рибника,
И овако бегу бесjедаше.
(ет.933-943)
И он прикрикнул на молодых:
Принесите мне письменный прибор и бумагу!
Надо теперь разослать письма,
Собрать принаряженных сватов».
С тех пор как мир существует,
Всегда младший слушался старшего,
Принесли они прибор и бумагу.
Поглядите на старика! Стал [он) письма писать.
Первое шлет он бею Мустай-бею
В широкую Лику и Рибник,
И так сказал [сказали] бею.
Следующие семнадцать строк занимает само письмо, затем сказитель продолжает:
Па je другу одма прифатиjо,
Па je пише Хасан паши Тиру.
(ст.962-963)
Потом он сразу взялся за другое письмо,
Написал Хасан-паше Тиро.
После этого письма, которое занимает одиннадцать строк, певец переходит к следующему:
Ту пушьтjо, другу прифатиjо,
Па je шальe Куни Хасанаги.
(ст. 975-976)
Он отправил это [письмо], взялся за другое,
И послал его Куне Хасан-аге.
В этом письме только две строки. Старик пишет еще шесть писем. Всего их, таким образом, становится девять. Остальные шесть вводятся (102) так же кратко, как в последних двух случаях. Но длина самих писе и здесь различна - соответственно 17, 11, 2, 7, 6, 7, 7, 7 и 25 строк. Последнее письмо адресовано славному Муйо из Кладуши, которому предстоит возглавить свадебный поезд и принять начальство над войском.
Обычно, используя данную тему, сказитель во всех своих песня перечисляет одних и тех же приглашенных; певец не запоминает для каждой песни набор новых имен. Если ему нужно рассказать о созыве сватов или войска, то он обращается к уже готовой теме. Мы, например видели выше, как бей Любович в песне Углянина о его женить приглашает сватов в следующем порядке: Мустай-бей из Лики, Шала Мостара, Муйо из Кладуши, Бойкович Алия, Рамо из Ковача, Танков Осман и Тале из Лики. В его версии песни о взятии Багдада Джерджел Алия призывает Шалу из Мостара, Мустай-бея из Лики, Муйо Кладуши, Бойковича Алию, Танковича Османа, Тале из Лики и Рамо Ковача. Порядок приглашения меняется, но состав приглашенных всегда один и тот же. Тема у сказителя всегда наготове, и это избавляет его необходимости запоминать слишком много и дает ему возможно обдумать построение песни в целом или же данного эпизода.
Качество устного эпического произведения во многом зависит умения сказителя описывать героев, их коней, оружие и замки. В этих описаниях развитие сюжета приостанавливается, а слушатели те временем любуются разворачивающейся перед ними картиной. В то время, как и любая другая тема устной традиции, эти описания мо повторяться. Вот, например, два описания сборов героя, отправляющегося на подвиг. Первое взято из песни Салиха Углянина о спасении Мустай-бея Хасаном из Рибника (II, № 18, ст. 72-113); здесь описываются сборы Осман-бея из Осека, отправляющегося в свою первую поездку. Он переодевается, чтобы не быть узнанным.
Тогда старуха подошла к сундуку и достала оттуда ворох одежды. Сначала подштанники и рубаху, не тканные и не пряденные, но сплетенные из стамбульского золота. Потом дала ему нагрудник из блях (токе) и жилет. Все бляхи были сплошь перевиты золотой цепью. На плечи ему надела два золотых кафтана, а на них - два сокола серых. Всё хотят они взлететь юноше на плечи. Потом она дала ему джечерму[dd] и доломан с двенадцатью пуговицами, на каждую ушло по литре[ee] золота. И еще дал. штаны из тонкого сукна. из зеленого венецианского бархата. Они были болгарского покроя. Все швы были обшиты золотой тесьмой. Вдоль икр шли скрытые застежки, и обвивали [т.е. на них были вышиты] змеи, головы их доходили до колен. При каждом шаге змеи разевали пасти и даже могли испугать героя. Потом дала она ему пояс и оружие, а поясе два украшенных перламутром пистолета, не кованные и не чеканные, а выкованные в Венеции. Рукояти их - из желтых дукатов, а стволы были из смертоносной стали. Прицелы у них были из драгоценных камней. Невелики были пистолеты, но хорошо (103) стреляли. Потом он прицепил к поясу золотые пороховницы, а над ними - кривую саблю. Вся рукоять была из желтых дукатов, а клинок - из смертоносной стали, а иа рукояти – алмаз. На голову он надел четырехугольную шапку с двенадцатью крестами. На одном из них было имя Нико, знаменосца из Чпанура у самой турецкой границы. Затем натянул он сапоги и гамаши и взял сафьяновые седельные сумки.
Второй отрывок взят из «Песни о Смаилагиче Мехо» Авдо Меджедовича (Пэрри 6840 [т. IV, с. 100 и сл., ст. 1589-1676]). Сам Мехо готовится к поездке в Будим:
Из корзины она [мать Мехо] достала сверток из шелка, вышитого золотом. Не узлами он был связан, а сколот золотыми булавками. Она раскрыла золотой сверток, и показались золотые одежды. Ей-Богу, будто солнце засияло! Сначала мать надела на него белье из шелковой ткани. А на шелке каждая третья нить золотая. Затем дала ему шелковую джечерму … всю расшитую чистым золотом. По ней шли пуговицы от горла до шелкового пояса, двенадцать золотых пуговиц, каждая - по пол-литры золота. А пуговица у горла сияла, как месяц, и на нее пошла целая литра золота. Два золотых птичьих крыла сходились у юноши на шее и скреплялись пуговицей. Справа над пуговицей был портрет сулеймана Великолепного, а на другой стороне - великого муфтия. Потом она дала ему выпуклый нагрудник (токе), и не из серебра, а из чистого золота сверкающий нагрудник и весом целых четыре оки, и закрепила на спине пряжкой. Потом на ноги надела шелковые штаны дамасской работы, сплошь расшитые золотом: на бедрах были плетеные змеи. золотые ИХ головы сходились под сердцем, под ремешком, на котором висела сабля. Опоясала она его двумя триполитанскими кушаками, опоясала его плетеным поясом, не таким, как другие, а сплетенным из одних золотых нитей и расшитым белым жемчугом. За поясом у него было два маленьких венецианских пистолета, выкованных из чистого золота; прицелы были из драгоценных камней, а украшения сплошь из жемчуга; они сияли, как месяц. Пистолеты стреляли без кремня, и в каждый заряжалось по пол-лнтры мелкого пороха. они пробивают крепкие панцири и сжигают сердца воинов. Между ними висел ятаган. лютый клинок, что рассекает сердца воинов. Ножны были все унизаны жемчугом, в рукоять вся целиком выкована из золота. На плечах его был шелковый доломан, полы которого отяжелели от золота. Со всех сторон на нем - золотые ветви, на плечах вышиты змеи, змеиные головы доходили ему до шеи. На груди висели четыре шнура, все свитые из чистого золота, все четыре доходили до пояса и переплетались с перевязью, на которой висел лютый персидский клинок.
Достала мать гребень из слоновой кости, расчесала сыну косицу и вплела в нее жемчуг. Она надела ему меховую шапку, на той шапке двенадцать челенок[ff], их никто не может носить - ни визирь, ни султанские военачальники, ни прочие паши, кроме алайбея, по султанскому фирману. Потом она надела сыну сапоги и гамаши. С головы у него свисали челенки, и золотые перья спадали на лоб. Это были царские челенки. И были они двух видов: половина - неподвижные, а половина - вертящиеся. Когда он ехал или шел, неподвижные челенки начинали свистеть. Свистели они, как лютые змеи, а вертящиеся вращались на своей оси. Не нужны были юнаку часы: все они оборачивались за час три – четыре раза.
Хотя певцы называют такие отрывки «украшениями» и хвастают своим умением «украсить» героя, его коня или даже песню в целом, в таких описаниях все же ощущается сильный ритуальный оттенок.
Не похоже, чтобы они употреблялись без разбору. Поэт может использовать краткую форму такой темы (даже вовсе ее опустить) или, расширить ее. Процесс вооружения героя может быть выражен (104) в одной строке: «Пока Осман в комнате снаряжался» (Меджедович, «Смаилагич Мехо» [т. IV], ст. 1858). С другой стороны, как видели на примере Мехо из той же песни, эта тема может быть орнаментирована.
Более пространная форма этой темы используется, по-видимому. описания сборов главного героя, отправляющегося по какому-то важному делу, - в данном случае для того, чтобы получить фирм назначающий его алайбеем - должность, ранее занимаемая его отцом и дядей (а заодно, как оказывается, и для сватовства). Вполне возможно, что такая подробная разработка темы в этом месте и с данным героем - это пережиток обрядов инициации или посвящение на подвиг.
Сказитель почти демонстративно опускает детали сборов спутника и вассала Мехо - Османа. Если бы украшение было для него самоцелью и служило для того, чтобы растянуть песню, сказитель, конечно же, описал бы и то, как вооружается Осман. Когда далее в песне сваты уже собрались и готовы отправиться за невестой, Меджедович говорит просто: «Мехмед-бей надел тот золотой наряд, в котором он принял должность алайбея и в котором сватался к Фатиме» (IV, с. 3 ст. 9338-9341). Процесс облачения связан именно с Мехо. Осман однако, иrpает не последнюю роль в песне, и сказитель не пренебрег описанием его одежды и оружия. Тем не менее, мы видим его уже экипированным. Подобно тому как старшие говорят Мехо, как одежду и доспехи ему надеть, так и Смаил, отец Мехо, настам Османа: «Облачись в то платье, что надеваешь только два раза в на оба байрама (праздника) - на Хадж и на Рамазан, - и что надевал, когда мы должны были предстать перед султаном» (IV, с. 1 cт.1813-1817). И затем примерно пятьдесят строк посвящено описанию Османа. Описание начинается так (IV, с. 114, ст. 2051-208).
Тогда немного успокоили коня, и из дома, из кофейной комнаты, вышел Осман знаменосец, в шелку и золоте. На голове его была меховая шапка с челенками, шапка на Османе золотая и семь золоченых челенок - три неподвижных, четыре вертящих, Неподвижные свистели, как лютые змеи, а вертящиеся вращались по своей оси чет раза за час. Когда юнак был в дальнем пути или воевал на войне, часы ему не ну были: перья вращались и показывали время и дня и ночи. Золотые перья падали ему шею. Перья били юношу по плечам, прямо как чешуя змея. На Османе был вышит доломан, где ни шов - там золотые шнуры. Со всех сторон на нем - золотые ветви, а плечах - сплетенные змеи; головы их сходились у него под горлом. Кто их раньше не знал и не видел, сказал бы, что змеи живые. Токе на груди у юноши золотые, а штаны его алого венецианского сукна с золотыми галунами на бедрах, а между галунами вышиты ветви. Желтое золото, алое сукно, цвета эти переходили друг в друга...
Процесс облачения здесь не описывается, так как Осман уже одет. Он - знаменосец Мехо, его оруженосец и защитник. В термин, ритуала он - наставник неофита, и его облачение заслуживает в мания. Однако тема одевания к нему неприменима. И тема, описывающая его, короче, чем тема, посвященная самому Мехо, что и указывает (105) на степень важности каждого из персонажей. Нельзя, таким образом, сказать, что протяженность или даже само наличие «орнаментальных» тем зависит исключительно от прихоти сказителя. По крайней мере в некоторых случаях в них можно усмотреть более глубокий смысл, восходящий, может быть, к ритуалу.
Параллель к теме одевания и вооружения Мехо мы находим в средневековом греческом эпосе «Дигенис Акрит». Юный Василий[gg] убивает на охоте диких зверей и тем доказывает свою силу и храбрость. Отец и дядя ведут его к ручью для омовения:
И мальчик старую свою переменил одежду:
Накидки легкие надел, чтоб чувствовать прохладу.
Поверх - накидку красную с краями золотыми,
Кайму ее усеяли жемчужины большие,
А воротник был амброю и мускусом надушен,
Не пуговицы были там - жемчужины большие,
И окружало золото отверстья для застежек.
Нарядны были и чулки - их грифы украшали,
И камни драгоценные усеивали шпоры –
Рубины красовались там на золотой чеканке l1.
В древнерусской прозаической версии «Дигениса» [«Девгениево деяние»] эта сцена предшествует бою со змеем, появляющимся из ручья, в котором купался Дигенис, и в ней имеются оттенки ритуального посвящения.
В «Илиаде» к наиболее явным параллелям относятся сцены облачения сначала Патрокла, а затем самого Ахилла. Эти сцены нельзя рассматривать в отрыве от других аналогичных сцен в поэме. Первый пример мы находим в песни III, стихи 330-338, где описан процесс облачения Алексаидра, отправляющегося на единоборствоl2:
И сперва наложил он на белые ноги поножи
Пышные, кои серебряной плотно смыкались наглезной;
Перед кругом защищая, надел медяные латы,
Брата Ликаона славный доспех, и ему соразмерный;
Сверху на рамо набросил ремень и меч среброгвоздный
С медяным клинком; и щит захватил, и огромный и крепкий;
Шлем на могучую голову ярко блестящий надвинул
С гривою конскою; гребень ужасный над ним волновался;
Тяжкое поднял копье, но которое было споручно.
В стихе, который непосредственно следует за этим, дается краткий вариант той же темы:
Так и Атрид Менелай покрывался оружием, храбрый.
По тем или иным причинам Гомер счел, что сцена облачения Александра, бросившего вызов, заслуживает более подробного описания, чем облачение Менелая. Сцена облачения Патрокла (XVI, 131-144) (106) слово в слово повторяет в первых восьми строках описание сборов Александра[hh], только вместо четвертого стиха идет: «звездчатый, вкруг испещренный доспех Эакида героя». К этой основе из восьми стихов добавлено следующее:
Взял два крепкие дрота, какие сподручнее были
(вариант стиха 9 из предыдущего описания).
Не взял копья одного Ахнллеса героя: тяжел был
Крепкий, огромный сей ясень; его никто из ахеян
Двнгать не мог, и однн Ахиллес легко потрясал им,
Ясенем сим пелионским, который отцу его Хирон
Ссек с высоты Пелиона на гибель враждебным героям.
Из этого следует, что описание сборов Патрокла гораздо важнее описания сборов Александра, и важнее оно главным образом из-за то чего не взял с собой Патрокл, а именно: ясеневого копья, которое является отличительным признаком самого Ахилла.
Описание того, как собирается на битву Ахилл (XIX, 369-39 начинается теми же стихами, что и описание сборов Александра и Патрокла, до стиха 6, но с пропуском стиха 4, где говорится о заимствованном героем доспехе, заканчивается оно теми же четыр стихами о ясеневом копье, которое мы уже приводили в описании сборов Патрокла. Между этими частями идут следующие стихи (которые открываются упоминанием огромного щита, уже подробно описанного в поэме), явственно указывающие на то, что сборы Ахилла имеют гораздо большее значение, чем сборы Патрокла:
... далеко от него [щита), как от месяца, свет разливался.
Словно как по морю свет мореходцам во мраке сияет,
Свет от огня, далеко на вершине горящего горной,
В куще пустынной; а их против воли и волны и буря,
Мча по кипящему понту, несут далеко от любезных,-
Так от щита Ахиллесова, пышного, дивного взорам,
Свет разливался по воздуху.
Шлем многобляшный поднявши,
Крепкий надел на главу; засиял, как звезда, над главою
Шлем коневласый; и грива на нем закачалась златая,
Густо Гефестом разлитая окрест высокого гребня.
Так Ахиллес ополчался, испытывать начал доспехи,
В пору ли стану, легки и свободны ли членам красивым:
И, как крылья, они подымали владыку народа,
Взял наконец из ковчега копье он отцовское...
Какой бы впечатляющей ни была эта сцена, она все же не сам, орнаментированная в «Илиаде». Первенство в этом принадлежит, как странно, описанию сборов Агамемнона (XI, 17 - 44). Первые три стиха в нем - те же, что и во всех остальных описаниях; различия начинаются после упоминания доспехов:
(107) [латы), кои когда-то Кинирас ему подарил иа гостинец:
Ибо до Кипра достигла великая молвь, что ахейцы
Ратью на землю троянскую плыть кораблями решились;
В оные дни подарил он Атрида, царю угождая.
В латах сих десять полос простиралися ворони черной,
Олова белого двадцать, двенадцать блестящего злата;
Сизые змеи по ним воздымалися кверху, до выи,
|
|
|
