Д.С. Макаренко Куряжская колония

Три наших авто влетели на куряжскую гору и остановились возле ободранного бока собора. Из города прикатил на извозчике заведующий. Я смотрю на его тупое бесцветное лицо и думаю: собственно говоря, его даже и под суд нельзя от­давать. Кто посадил на святое место заведующе­го это жалкое существо?

Под моими ногами загаженная почва Куряжа, ста­рые стены, пропитанные запахом пота, ладана и клопов, вековые прегрешения попов и кровото­чащая грязь беспризорщины. Нет, это конечно, не мир, это что-то иное, это как будто выдумано! Я захожу в спальни. Их очень много, я не в состо­янии представить себе, где, наконец, нет спален, сколько десятков домов, флигелей набито спаль­нями. В спальнях сейчас много колонистов. Они сидят на скомканных грудах тряпья или на голых досках и железных полосках кроватей. Сидят, за­ложивши руки между изодранных колен, и пере­варивают пищу. Кое-кто истребляет вшей, по уг­лам группы картежников, по другим — доедают холодный борщ из закопченных кастрюль.

— Антон Семенович, вы скажите: чтобы были по­
душки, надо все записывать, правда? Считать
нужно и записывать, правда? И когда кому выда­
ли, и все. А у нас не только подушки, а и людей
никто не записывает...

Спальня девочек очень большая, в ней стоит шестьдесят кроватей. Я поражен: на каждой кро­вати одеяло, правда, старенькое и худое. Под оде­ялами простыни. Даже есть подушки. Девочки нас действительно ожидали. Они одеты в изношенные, заплатанные ситцевые платьица. Самой старшей из девочек лет пятнадцать.

— Расскажите, девчата, как вы живете? — про­
шу их я.

Сначала несмело, потом откровенно и убийствен­но подробно девочки рассказали мне о своей жизни.

Сравнительно безопасно чувствуют себя они только в спальне. Выйти во двор боятся, потому что мальчики преследуют их, щиплют, говорят глу­пости, подглядывают в уборную и открывают в ней двери. Девочки часто голодают, потому что им не оставляют пищи в столовой. Пищу расхва­тывают мальчики и разносят по спальням. Разно­сить по спальням запрещается, и кухонный пер-

¹¹ Kottak Conrad P. Anthropology: The Exploration of Human Diversity. N.Y., 1994. P. 252-255.

¹² Schurtz H. Altersklassen und Mannerbunde. Berlin, 1902.

¹³ Кон И.С. Гомосоциальность как свойство маскулинности (http://sexology.neuro.net.ru).

8Б

деляются как от родительской семьи, так и от общества взрослых мужчин, и имеют больше внесемейных обязанностей. Мальчишеские группы отли­чаются высокой внутригрупповой и межгрупповой соревновательностью, имеют выраженную иерархическую структуру и дисциплину. Верность сво­ей группе — важнейшая нравственная ценность мальчиков и юношей. По­скольку все мужчины когда-то были охотниками, выживание и жизненный успех не только отдельного мужчины, но и всей человеческой группы зави­сел от способности мужчин координировать свои усилия в борьбе с общим врагом. Групповая солидарность и эмоциональная привязанность мужчин друг к другу и к группе как целому были предпосылкой и условием жесткой групповой дисциплины, уменьшая внутригрупповую конкуренцию и свя­занное с ней социальное напряжение¹⁴.

Возрастные классы представляют специфический культурный феномен. Они обладают собственной системой ценностей, нормами и правилами поведения, мировоззрением и даже идеологией. Вступая в тайный союз, молодой мужчина приобщается к племенным духам. Мужские союзы прак­тикуют совместные трапезы, коллективное употребление наркотиков, танцы. Возрастные классы являют собой также один из этапов и механиз­мов социализации древнего человека. Пережитки мужских союзов, помысли немецкого этнографа Г. Шурца¹⁵, есть и у современных культурных наро­дов — например, масонские ложи, английские мужские клубы, а также пре­ступные банды.

сонал не дает этого делать, но мальчики не об­ращают внимания на кухонный персонал, выно­сят кастрюли и хлеб, а девочки этого не могут сделать. Они приходят в столовую и ожидают, а потом им говорят, что мальчики все растащили и есть уже нечего, иногда дадут немного хлеба. И

в столовой сидеть опасно, потому что туда забе­гают мальчики и дерутся, называют проститутка­ми и еще хуже и хотят научить разным словам. Мальчики еще требуют от них разных вещей для продажи, но девочки не дают; тогда они забега­ют в спальню, хватают одеяло, или подушку, или что другое — и уносят продавать в город. Стирать

свое белье девочки решаются только ночью, но теперь и ночью стало опасно; мальчики подсте­регают в прачечной и такое делают, что и сказать нельзя. Валя Гбродкова и Маня Василенко пошли стирать, а потом пришли и целую ночь плакали, а утром взяли и убежали из колонии кто его зна­ет куда. А одна девочка пожаловалась заведую­щему, так на другой день она пошла в уборную, а ее поймали и вымазали лицо... этим самым... в уборной. Теперь все рассказывают, что будет ина­че, хлопцы другие говорят, что все равно ничего не выйдет, потому что горьковцев очень мало и их все равно поразгоняют... Девочки окончили свое печальное повествова­ние, а одна из них, которую все называли Сменой, спросила меня серьезно: — Скажите, разве можно такое при советской власти?

Я ответил: — То, что вы рассказали, большое бе­зобразие, и при советской власти такого безоб­разия не должно быть. Пройдет несколько дней, и все у вас изменится. Вы будете жить счастли­во, никто вас не будет обижать, и платья эти мы выбросим. Макаренко АС. «Педагогическая поэма». Ч. 4. Гл. 2.

Butt-Thompson F. W. Sest African Secret Societies. N.Y., 1969; Webster H. Primitive Secret Societies: _is study an early politics and religion. N.Y., 1908; Plog F., Bates D.G. Cultural anthropology. N.Y., 1976. Шурц Г. История первобытной культуры. СПб., 1907.

Нормативная система традиционного общества предписывала людям жесткий порядок социального взаимодействия. Это могло выражаться внеш­не мягко, скажем, в форме мифов и преданий о героях, но по существу там каждому человеку указывалось его место в обществе. «Если человек умер, его младший брат должен жениться на его женах, чтобы они не могли стать женами человека из другого племени. Чтобы сохранить людей, нужно сохра­нить скот, и люди смогут наследовать скот и не будут страдать от голода», — наставлял зулусский миф об Ункулункулу. Позднее, когда культура выраба­тывала развитый правовой регулятор и записывала его положения в виде законов и уставов, решетку их конструкций крепили с помощью жестких слов — «обязан», «должен», «не вправе». Жесткая схема культурного пове­дения укрепляется благодаря повторяющимся действиям и традициям.

В архаическую эпоху римское общество на поколения — возрастные ка­тегории, имевшие социальное значение: infantia — pueritia — adulescentia — iuventus — virtus — senioria — senectus. На самом деле это были самые настоя­щие возрастные классы. В поколение pubertas, к примеру, входили те, кто достиг физической зрелости в период между 14 и 17 годами. Выход из этого поколения отмечался особой инициацией — сменной типа тоги (почетной одежды), а именно обрядом смены toga praetexta на toga virilis. Совместно прошедшие инициации юноши принадлежали к одному «поколению» и были связаны пожизненной клятвой верности. В архаическую эпоху такая связь оформлялась как товарищество suodales¹⁶.

Возрастные классы традиционного общества обладали собственной системой ценностей, нормами и правилами поведения, мировоззрением и идеологией

¹⁶ Подробнее см.: Коптев А.В. Система возрастных классов архаического Рима и реформа Сервия Туллия (http://rome.webzone.ru).

Жизненный цикл взрослого человека — возраст социальной активно­сти — начинался у римлян после 16 лет и заканчивался в 60 лет. Вступавшие в период социальной активности sodales-sobrini совместно проходили все жизненные этапы и вместе выходили из этого периода в 60 лет. Мужчины до 46 лет рассматривались как iuniores, а после 46 лет — как seniores. Срок поколения исчислялся в 30 лет. Это как раз те 30 лет между 16-ю и 46-ю го­дами, на которые приходится возраст так называемой «социальной актив­ности». Вступавшие в него 16-летние iuniores покидали его 46-летними «от­цами», оставив вместо себя подготовленное к взрослой жизни и иницииро­ванное в общественную систему новое поколение iuniores. К детскому возра­сту относились два детских поколе­ния — infantia и pueritia. В роли «детей» выступало поколение находившихся в возрасте от 8 до 16 лет, а в роли «от­цов» — поколение находившихся в возрасте от 40 до 48 лет. Подготовив сеое смену, они становились seniores, возраст которых начинался с 48 лет, со­храняя свой статус «отцов», который давал им привилегированное положе­ние и контроль за младшим поколением «детей». По достижении 56 лет они переходили в разряд «имевших детей» или «обогащенных потомством», т.е. proletarii, а их «дети», достигнув 24-летнего возраста, принимали на себя со­циальную роль «домохозяев», обзаводясь семьями. В возрасте 8—24 года молодежь играла социальную роль «детей». В возрасте 32—40 лет мужчины рождали своих будущих социальных «детей», а в возрасте 40—56 лет выпол­няли социальную функцию «отцов». Выход из социальной системы в 56 лет был необходим для того, чтобы уступить. Разумеется, речь идет не о линей­ном генеалогическом родстве. Термины не случайно заключены в кавычки. Возрастные классы составляли то, что можно назвать социальными поко­лениями — собирательные дети и собирательные отцы, а не генетические родственники. Отцы, у которых не всегда были родные дети, выполняли функцию наставников и учителей, организаторов общественных дел, а дети — их преемников, последователей, продолжателей. Стало быть, и тер­мин «поколение» не всегда совпадает с демографической генерацией или когортой, представляя собой специфический тип социальной общности, скорее соответствующее трем критериям, выдвинутым в свое время К. Ман-нгеймом: поколение должно быть реальной группой, символическим един­ством и статусной категорией.

Только позже — в эпоху правления легендарного Ромула — на смену со­циальным поколениям пришли генетические: «дети» стали называться деть­ми, а «отцы» — отцами в принятом нами смысле слова, т.е. прямыми потом­ками по линии генеалогического древа. Свою реформу, повлиявшую на всю дальнейшую историю страны, Ромул начал с того, что отделил от всего на­селения самое старшее и почетное поколение «отцов», которое прежде иг­рало номинальную роль, и возвел их прямых потомков в статус поколения «детей», которых отныне именовали патрициями (а отцов соответственно прозвали сенаторами). Теперь уже молодым людям по достижению опреде­ленного возраста не присваивалось автоматически звание поколения, его надо было заслужить. По существу такой переход обозначал смену одного

типа стратификации на другой — возрастной на социально-классовую. По инерции, правда, какое-то время родные дети сенаторов вместе с чужими формально составляли поколение «детей», но постепенно их оттеснили на задний план, система поколенческой дифференциации распалась оконча­тельно, а само общество стало делить не по возрастам и поколениям, а по стратам и классам.

Механизмом смены типов стартификации послужил закон о наследова­нии: сенаторы завещали родным детям огромные состояния, а прочая мо­лодежь вела скромный образ жизни либо влачила жалкое существование.

Разница была столь очевидной, что та­кие разнородные элементы никак не могли находиться в рамках одного об­щественного сословия. Десятилетие за десятилетием из почетных поколений «отцов» и «детей» вымывались неиму­щие категории населения, а когда те остались совершенно «чистыми», то и надобность в них отпала. Теперь уже римское общество делилось на арис­тократов и плебеев, между которыми примостилось множество промежуточ­ных групп типа «клиентов» или «патро­нов».

Реформы Сервия Туллия положили в основу общественной организации Рима имущественный и территориаль­ный принципы. Все свободное население Рима — и члены римских родов, и плебеи — было разделено на имущественные разряды. В основу деления был положен размер земельного надела, которым владел человек (позднее, с появлением в IV в. до н. э. денег, была введена денежная оценка иму­щества). Обладавшие полным наделом входили в первый разряд, тремя чет­вертями надела — во второй и т.д. Кроме того, из первого разряда была вы­делена особая группа граждан — всадники, а безземельные — пролетарии обособлялись в отдельный, шестой разряд. Каждый разряд выставлял опре­деленное число вооруженных мужчин, из которых формировались центу­рии — сотни. Всадники составляли центурии конницы, 1—3 разряды — тя­желовооруженной пехоты, 4—5 разряды — легковооруженной пехоты. Про­летарии выставляли одну невооруженную центурию. Общее число центурий равнялось 193. Из них 18 центурий всадников и 80 центурий первого разря­да составляли больше половины всех центурий. Со времени реформ наряду с куриатными народными собраниями стали созываться народные собрания по центуриям (центуриатные комиции), где каждая центурия имела один голос и голосование по традиции начиналось с центурий всадников и пер­вого разряда, а при их единогласии, естественно, и заканчивалось этим. Решение народного собрания по центуриям получало силу закона, и это собрание оттесняло на вторые роли народное собрание по куриям. Вторая часть реформ — деление свободного населения по территориальному прин­ципу — усилила процесс ослабления кровнородственных связей, лежавших в основе первобытно-общинной организации. В Риме было образовано че­тыре городских и семнадцать сельских территориальных округов, за кото-

рыми сохранили старое название племен — трибы. Реформы Сервия Туллия, таким образом, завершили процесс ломки основ родового строя, заменив его новым социально-политическим устройством, основанным на территори­альном делении и имущественных различиях, включив плебеев в состав «римского народа», допустив их к участию в центуриатном и трибутном на­родных собраниях.

Сменился тип возрастной стратификации. Система возрастных классов до Сервия Туллия функционировала на основе курий. Курия была мужским союзом (закрытым сообществом посвященных) и военной единицей. Народ (populus) курии был ее войском. Сервий Туллий применил старый принцип куриатной стратификации ко всему городскому образованию Рима, перене­ся его на уровень триб. С этого времени определенное количество центурий по традиционным возрастным классам стала выставлять каждая триба. Ку­рия была сакральной организацией. Центральную часть введенной Серви-ем Туллием организации общества составляли пять «классов» (classis) в воз­расте от 17 до 60 лет. Лица, формально стоявшие вне этой организации (infra classem), т.е. бывшие старше 60 лет, назывались proletarii или capite censi. Се­годня они воспринимаются как беднейшие граждане, что послужило осно­вой для этимологии слова proletarii — «богатые одним только потомством». Но тогда все было иначе. Поскольку в эпоху Сервия Туллия потомство да­вало человеку прочное место в обществе и служило главным богатством, proletarii составляли не низший, а особый привилегированный «класс». Это были самые взрослые члены общества, представители поколения «старей­шин» {senium), перешагнувших 60-летний возраст. Они были родоначальни­ками (patres) своих gentes. Все остальные были для них детьми, потомством (proles), оттого они и звались proletarii". Уничижительное прозвание появи­лось много позже.

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: