Больше, чем исследование. Доклад о богослужении

Больше, чем исследование

Если бы мы ограничились только поиском от­ветов на поставленные вопросы, наша дискуссия представляла бы чисто академический интерес. Но нас интересовал не просто сбор более полной ин­формации. Перед нами стояли две конкретные проблемы. Во-первых, все мы теперь были ответст­венны за хотя и небольшую, но паству. Мы обеща­ли своим людям, что приведем их в сохранившуюся неповрежденной в истории Новозаветную веру. При этом мы не собирались стать еще одной «раз­новидностью» христианства. Нашей целью также не являлось оставаться протестантами, стать като­ликами, быть пятидесятниками или не принадле­жать ни к одной из деноминации. Нами руководи­ло желание быть насколько возможно лучшими христианами, быть выражением Церкви первого века в двадцатом веке.

Во-вторых — и я не могу в достаточной мере подчеркнуть важность этого решения — мы дого­ворились с самого начала в своих делах и жизни соответствовать всему, что мы узнаем о Церкви Нового Завета, проследив ее исторический путь. Если мы поймем, что были неправы, то должны будем измениться. Мы приняли на себя обязатель­ство верить ее учению, принять ее богослужение, установить — в соответствии со своим понимани­ем — ее иерархическую структуру. Или, другими словами, если бы мы обнаружили, что все христиа­не повсеместно исповедовали определенную исти­ну или придерживались определенной практики, и это делалось всеми и не противоречило Священно­му Писанию, мы изменили бы согласно этому свой курс и последовали вере своих отцов.

Отсюда начала развиваться герменевтика — интерпретации Писания. В течение многих лет мы склонялись к тому, чтобы рассматривать Церковь в ее исторической перспективе как некую горизон­тальную структуру — длиной в двадцать веков, с фундаментом, перекладывавшемся каждое столе­тие, чтобы отразить современную культуру. Те­перь, кажется, мы начали смотреть на Церковь как на вертикальную структуру, высотой в двадцать столетий, построенную на фундаменте апостолов и пророков со Христом в качестве краеугольного камня.

Вместо того, чтобы строить новые фундаменты в каждом поколении или каждом веке, мы изо всех сил старались понять, существует ли возможность оставаться на первоначальном апостольском осно­вании, сохраняя веру, однажды и навсегда пере­данную всем святым, и, в то же время построить на этом фундаменте новый этаж для нашего вре­мени, чтобы поселить на нем наших современни­ков. Мы все менее и менее интересовались, нахо­дятся ли христиане второго или третьего века в нашей церкви. Вопрос стоял наоборот: находимся ли мы в их времени и церкви?

Я думаю, немногие люди в Америке или даже в мире имели возможность проделать ту работу, ко­торую мы наметили. Мы ни с кем не были связаны, кроме Господа и друг друга. Мы были немногочис­ленны, неограничены в передвижении и готовы измениться. Будучи свободны принять то, что нам удастся найти, мы не должны были придерживать­ся ничьей партийной линии. Мы не были привяза­ны ни к какой официальной церкви и представляли людей, которые уже выпали из существующих структур и желали измениться. У нас не было ни правления, ни спонсоров, которые могли бы огра­ничить финансирование, если бы им не понрави­лось то, что мы открыли в истории Церкви. Все, что мы хотели — это Христос и Его Церковь. Вместо того, чтобы быть судьями истории, мы при­глашали историю судить нас.

Нашим основным вопросом было: что стало с Церковью, о которой мы читали на страницах Но­вого Завета? Существовала ли она по-прежнему? Если да, то где? Мы хотели быть ее частью.

[1] Маранафа — евр., т. е. Господь грядет или Гряди, Господи. Это вос­клицание было обычным среди первых христиан, как нынешнее Аминь, и вы­ражало напряженное ожидание второго пришествия и суда Господня (см. 1 Кор. 16, 22).

НЕДЕЛЯ, КОТОРУЮ МЫ НЕ ЗАБУДЕМ

Для меня наиболее запоминающаяся (или, лучше сказать, трудная) неделя нашего пути наступила в феврале 1975 года. Кен Бервен снял для нас хижину на острове Сан Хуан в Паджет Саунд около побережья Сиэтла. Она была холод­ной и сырой как снаружи, так и внутри. В хижине был казавшийся бесконечной площадью голый це­ментный пол и только две кровати на семь человек. Эти кровати достались самому старому участнику и тому, у которого была самая больная спина: Кену Бервену и мне.

На этой неделе мы должны были собраться вместе и рассказать друг Другу о первых результа­тах наших исследований.

 

Доклад о богослужении

Область, в которой каждому христианину наи­более трудно измениться — это, на мой взгляд, его участие в воскресном богослужении. Может измениться интерьер церкви, может быть заменен пастор, строительная комиссия может предложить переделки, но характер утреннего воскресного бо­гослужения — будь то у реформаторов, римо-ка­толиков, пятидесятников или других — останется практически неизменным.

Из нас семи двое были воспитаны в литурги­ческих церквах, остальные — в умеренных или не­формальных. Но все мы в зрелом возрасте сделали выбор в пользу очень непринужденного, почти спонтанного стиля богослужения — и мы поощря­ли такой стиль фактически во всех наших церквах.

Мы чувствовали, что можем привести в под­тверждение своей позиции целый арсенал библей­ских стихов. Такие дискуссии всегда начинались со дня Пятидесятницы по 2-ой главе книги Дея­ний, затем переходили к главам 12 и 14 1-го посла­ния к Коринфянам, а также эпизоду с Евтихом в Деяниях (20, 9—12), где Павел проповедовал до рассвета. Джек Спаркс взял слово, чтобы передать нам то, что он узнал о богослужении из наиболее ранних материалов по истории Церкви.

— Христианское богослужение было литурги­ческим с самого начала, — начал он. — Самые древние документы говорят нам...

— Ты, наверное, шутишь, — прервал я. — Это никак не может быть правдой.

— Я не прошу тебя любить то, что я обнару­жил, — продолжал Джек, — но три старейших ис­точника...

— Подожди, — снова запротестовал я. — Ты уверен, что изучал именно тот материал, который нужен? Является ли достаточно показательным то, что ты читал? ни в семинарии, ни в процессе своего собственного чтения я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь учил, что Церковь была литургической в начале. Я всегда считал, что литургия была тем, что пришло в Церковь, когда угасла благодать Святого Духа.

Что бы вы ни говорили о Джеке Спарксе, вы никогда не сможете обвинить его в подтасовке ре­зультатов исследования. Мне довелось убедиться, что он лучший исследователь, которого я когда-либо встречал. Его послужной список включает не только выдающуюся академическую карьеру, за­кончившуюся защитой докторской диссертации, но также дополнительные годы, проведенные в ра­боте с докторантами в Пени Стейт. Кроме того, я должен был признаться себе, что Джек не имел личной заинтересованности в предвзятых выводах. Ему было бы легче, если бы не существовало ни­каких ранних свидетельств о литургическом бого­служении, поскольку он — подобно мне — учил членов своей церкви быть непринужденными и свободными в богослужении.

Он познакомил нас с тремя ранними и общеп­ризнанными источниками, не входящими в Писа­ние, которые рассказывают о том, каким было раннехристианское богослужение. Источник, наиболее часто рассматриваемый первым, — это по­слание Св. Иустина Мученика (в его «Первой апо­логии»), написанное около 150 года, где он изло­жил для императора схему христианского бого­служения. Оно выглядело примерно так:

Синаксис:

· приветствие и ответ;

· славословия, перемежаемые чтениями из Писания, т. н. «Писания Апостолов»;

· проповедь;

· отпуск не являющихся членами Церкви.

Евхаристия:

· ходатайственные молитвы;

· приношение хлеба и вина;

· освящение Даров;

· причащение;

· благодарение;

· благословение.

Следующим документом было «Предание Апостолов» Ипполита, датируемое примерно 200 годом. Это труд предназначался для того, чтобы поддержать описание богослужения, дан­ное ранее Св. Иустином, показав, что такой поря­док являлся общепринятым во всей Церкви.

Самый ранний источник, появившийся, воз­можно, не позднее 70-го года — то есть в центре новозаветной эры — это Дидахэ, или «Учение Двенадцати». Наибольшего внимания здесь заслу­живает упоминание о Евхаристии, и особенно важно то, что она появляется так рано. Это трой­ное свидетельство о литургии и причастии со­вместно с Новым Заветом и другими ранними документами позволяют сформировать целостное мнение о богослужении первого и второго веков.

— Это означает, — сказал нам Спаркс, — что в ранней Церкви существовали два основных чинопоследования богослужения, которые составля­лись друг с другом, образуя единую литургию.

Первая часть называлась синаксис, что означа­ет просто «встреча». Она была составлена по об­разцу богослужения, проводившегося в еврейских синагогах в годы, непосредственно предшествовав­шие явлению Христа. Для иудеохристиан было ес­тественным сохранить основные формы молитв, пения гимнов, чтения Писания и проповеди.

Второй частью раннехристианской литургии была Евхаристия, что значит «благодарение». Это часть богослужения, в которой подготавлива­ется и совершается причастие. Форма этой службы основана на литургии, совершавшейся ветхозавет­ным священником в храме, но в качестве жертвы здесь приносятся не быки и козлы, а Тело и Кровь Христа.

— И именно об этом говорится в 11 главе пер­вого послания к Коринфянам? — спросил кто-то.

— Да, и, собственно говоря, эти установительные слова всегда повторялись в христианском бо­гослужении с самого начала, — ответил Джек.

— Но, Джек, не считаешь ли ты, что литурги­ческое богослужение приведет к духовному упад­ку и утрате жизненности? — спросил я. — Я знаю церкви, которые практикуют литургию и, тем не менее, кажутся мертвее дверного гвоздя.

— Честно говоря, я знаю пока недостаточно, чтобы ответить на твой вопрос, — сказал он. — Я уверен, что мы решим эту проблему по мере про­движения в нашем исследовании. Но несомненно одно: Израиль был литургическим на протяжении всей своей истории, и доказательством этого слу­жит Ветхий Завет. Был ли он с Богом или нет, но его богослужение было неизменно литургическим. И Церковь Нового Завета, согласно древнейшим источникам, была литургической с момента своего возникновения. Это то, из чего нужно исходить. Остальное нам предстоит выяснить позднее.

Чем больше Мы всматривались в схему реально­го богослужения, записанную Иустином Мучени­ком, тем больше она нам нравилась и тем больше смысла мы в ней находили. Постепенно нам стало ясно, что, хотя мы называли себя непосредствен­ными, наша непосредственность сама по себе стала неким шаблоном. Мы фактически создали своего рода литургию.

Я вспомнил наши домашние церкви. Те же люди сидели на тех же стульях каждое воскресное утро; «непосредственные» молитвы были каждый раз в основном одинаковыми; у каждого был набор любимых песнопений; проповедь произно­силась в одном и том же месте службы; и мы всег­да заканчивали причастием. Кстати сказать, в своей основной форме схема того, что мы делали в воскресенье утром, не так уж сильно отличалась от порядка, описанного в 150-м году.

Следующим был вопрос о Евхаристии.

— Что ты узнал о том, как они рассматривали хлеб и вино? — спросили мы. — Считали ли они их символическими или действительными Телом и Кровью Христа? (В современной терминологии: были ли они реальными или только воспомина­нием? )

— На самом деле, они рассматривались и как символ, и как субстанция, — продолжал Джек, — но термин «пресуществление» появляется лишь много веков спустя. Здесь же ключевым словом было «таинство». Отцы Церкви считали освящен­ные хлеб и вино реальными Телом и Кровью Хрис­та, но они никогда не объясняли процесс превра­щения. Они исповедовали это как благодатное та­инство.

Я почувствовал облегчение от того, что нам не придется принимать представление о пресуществлении, отстаиваемое римской церковью, которое я часто критиковал как «улучшение жизни по­средством химии». Но при воспоминании сказан­ного Христом: «Сие есть Тело Мое... Сия есть Кровь Моя... » становилось очевидным, что мы, со­временные евангелисты, сильно исказили эти слова Господа в другом направлении. Кроме того, люди в Коринфе первого столетия не стали бы страдать и умирать просто за символ. Нечто се­рьезное, нечто реальное должно было происхо­дить, когда они принимали Тело и Кровь Господа.

Было бы несправедливым пропустить неприят­ную страницу истории. Люди оставили нас, когда мы стали проповедовать и практиковать этот ре­альный, или сакраментальный, взгляд на святое

причастие. Но в этом не было ничего нового. Самого Христа первая волна учеников покинула именно после того, как Он стал учить их: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6: 53). Несколькими строками ниже мы находим стих шестьдесят шестой: «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним».

Из документов ранней Церкви нам было ясно, что богослужение было литургическим, и что та­инство святого причастия было центральным мо­ментом всей службы. Честно говоря, некоторым из нас, включая меня, потребовалось определенное время, чтобы почувствовать эмоциональное удов­летворение от литургии и причастия. Я так привык считать, что это две не связанные между собой вещи. Но, будучи убеждены всеобщим свидетель­ством и его соответствием с Новым Заветом, мы начали экспериментировать с этой изначальной литургией в наших церквах. И они начали, спустя некоторое время, казаться более похожими на отчий дом.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: