Потестарная и политическая культура
Есть мненья Различные на этот счет. Но что б ни думал этот или тот, А все предмет достоин размышленья. М. Ю. Лермонтов. Маскарад 1. Выше я старался показать, что существо потестарной и политической культуры составляют отношения власти и властвования в их объективном и субъективном аспектах. Однако такая общая характеристика все же представляется слишком широкой и потому малопригодной для применения в конкретном исследовании. Она не дает ответа на несколько весьма существенных вопросов, которые неминуемо возникают при анализе этой сферы жизни общества. Прежде всего каково соотношение формационной принадлежности последнего и форм, какие принимает его потестарная или политическая культура? Как соотносятся культура общества в целом и его культура потестарная или политическая? В какой мере можно говорить об этнической окрашенности потестарной или политической культуры и, значит, о ее роли в этнических процессах? И конечно, последнее по счету, но не по значению: что, собственно, включать в само понятие потестарной или политической культуры? Ответ на первый из этих вопросов частично вытекает уже из самого разграничения потестарного и политического. Совершенно очевидно, что отношения власти и властвования в обществе с антагонистическими классами неизбежно должны строиться — и действительно строятся — иначе, чем в обществе доклассовом. Но за таким глобальным различием скрываются и различия внутри самой политической культуры, обусловленные тем, какое общество такая культура обслуживает1. Можно даже априорно предположить, что в обществе капиталистическом она будет весьма существенно отличаться от того, что этнограф в состоянии проследить в обществах феодальных или рабовладельческих, тем более обществах «азиатских», или политарных, как предлагают их называть некоторые исследователи2 (если допустить существование такого рода обществ как самостоятельной общественно-экономической формации). Естественно, еще более глубоким будет различие между культурой политической и потестарной. Здесь оно будет касаться самого существа отношений власти и властвования, их общей направленности, определяясь в первую очередь тем, что в политическом общест-
ве они в значительной мере сливаются с отношениями господства и подчинения. Отсюда следует, что политическая культура докапиталистических классовых обществ и потестарная культура обществ доклассовых отличались несомненной спецификой, и это обстоятельство необходимо учитывать при пользовании понятийно-терминологическим аппаратом, выработанным на сегодня в политической науке. Этот аппарат сложился на Западе на основе изучения современного капиталистического общества, а у нас — общества социалистического. Принципиальным моментом здесь служит то, что в обоих случаях мы имеем дело с достаточно четко отграниченной и специализированной частью культуры общества в целом. В то же время в обществах докапиталисти-ческих степень специализации политической культуры, если речь идет об обществах классовых, намного ниже, а потестарная культура доклассового общественного уровня вообще начинает специализироваться лишь на последней, собственно предклассо-вой стадии его развития. До этого времени потестарная культура образует неотъемлемую часть синкретического целого, каким-представляется ккультура первобытного общества. Таким обра-зом, можно, по-видимому, говорить о том, что движение в сто-рону специализации было определяющей тенденцией эволюции потестарной и политической культуры, и каждая последующая формационная ступень такой эволюции оказывалась все более специализированной и относительно самостоятельной, и так до превращения политической культуры капиталистической в более или менее автономную область культуры вообще.
К сожалению, анализу потестарно-политической культуры обществ докапиталистических в науке уделялось неизмеримо меньше внимания. Строго говоря, она не была предметом специального исследования даже в трудах западных политантропо-логов, в частности британских, рассматривавших общества, пребывавшие на разных стадиях перехода от общества безгосударственного, по их терминологии, к государственности (хотя, конечно, так или иначе конкретные формы потестарно-политической культуры анализировали и Б. Малиновский, и А. Рэдклиф-Браун, и Э. Эванс-Причард, и многие другие). В применении же к докапиталистическим классовым обществам лишь в последние два-три десятилетия обнаружился все нарастающий интерес к. политической культуре феодального общества, как западноевропейского, так и восточного3. Этим и определяется необходимость-использования понятий и терминов, сформировавшихся на совершенно иной эмпирической основе. К тому же приходится учитывать и то, что сам термин «политическая культура» сравнительно недавнего происхождения: на Западе, например, его впервые употребил Г. Алмонд в 1956 г. 4. В советской же литературе понятие политической культуры стало широко исполъзо- ваться с 60-х годов, причем в последние годы наблюдается несомненное увеличение интереса к ней как к объекту изучения5.
Надо заметить, что ни у нас, ни за рубежом нет единства в определении самого предмета политической культуры (речь именно о политической культуре, так как потестарная культура вообще затрагивается только в немногих этнографических работах6). В трудах отечественных авторов можно встретить определения, достаточно друг от друга отличающиеся, хотя в ряде случаев расхождения следует относить скорее за счет разницы в угле зрения. В качестве примера можно привести три определения, в том числе два, принадлежащие одному автору — Ф. М. Бурлацкому. В 1970 г. он писал: «Политическая культура означает, по нашему мнению, уровень знаний и представлений различных слоев общества и индивидов о власти и политике, а также определяемую этим степень их политической активности». В коллективной работе 1978 г. политическая культура характеризовалась как «определенное образование, состоящее как из совокупности средств организации политической жизни (формы политического процесса, стереотипы политического поведения, яолитические роли, политические традиции и т. п. ), так и из совокупности мотивирующих политическую деятельность факторов (политические настроения, знания, верования, политические ориентации, политические ценности и идеалы)». Наконец, в последней по времени работе Ф. М. Бурлацкого «под политической культурой понимается институализированный и неинсти-туализированный исторический и социальный опыт национальной или наднациональной общности, оказывающий большее или меньшее воздействие на формирование политического поведения индивидов, малых и больших социальных групп. Иными словами, политическая культура — это зафиксированная в законах, обычаях и политическом сознании „память" о прошлом общества в целом, а также его отдельных элементов, в первую очередь классов и социальных слоев»7. Как нетрудно видеть, различие определяется здесь именно тем, что берется за основу оценки: в первом случае это оценка через политическое сознание, во втором — общая характеристика, стремящаяся учесть как объективную, так и субъективную сторону изучаемого объекта, в третьем — взгляд на явление сквозь призму его исторического развития.
Н. М. Кейзеров рассматривает политическую культуру как «специфическую форму выражения и реализации коренных классовых политических интересов, представляющих объективное по своей природе явление, непосредственное выражение положения людей в обществе, в системе общественного производства и обусловленных этим положением потребностей»8. Иными словами, политическая культура понимается исследователем в виде совокупности интересов, идей, убеждений и поведения, без включения в ее сферу институциональной стороны, о которых говорится в определении Ф. М. Бурлацкого.
Впрочем, нельзя, видимо, говорить о всеобщем признании в нашей науке необходимости выделения и анализа политической культуры в качестве самостоятельного явления. Характерно, что само понятие это отсутствует в «Философском энциклопедическом словаре» 1983 г. издания не только в форме отдельной статьи, но и не упоминается в таких статьях, как «Политика», «Политическая наука» и «Политическая система»9. В то же время «Юридический энциклопедический словарь» рассматрива-ет политическую культуру в качестве одного из факторов, ха-рактеризующих политическую систему социализма, определяя ее следующим образом: «комплекс ценностей и образцов поведения, адекватных потребностям развития» этой системы 10. Как бы то ни было, легко заметить, что во всех приведенных выше определениях политической культуры одно из центральных мест занимает поведенческая сторона дела — образцы и нормы политического поведения. В западной науке такая поведенческая ориентация нередко оказывается фактической основой понимания политической культуры, как таковой, т. е. содержание понятия сужается до одной только субъективной стороны явления. Так, уже упоминавшийся Г. Алмонд усматривал в политической культуре, собственно, лишь модель (pattern) ориентации политической деятельности, существующую в данном обществе11. В еще более узком смысле трактует это понятие, скажем, Дж. Пэден, для которого политическая культура сводится лишь к ценностям и верованиям, действующим в по-литической сфере 12. Точка зрения Г. Алмонда, хотя и во многом дополненная и расширенная и им самим в более поздних работах, и другими политологами функционалистского направления, получила значительное распространение как в специальных работах по политической культуре, так и в исследованиях, посвященных тем или иным конкретным обществам 13. Тем не менее она с самого начала встретила и весьма критическое отношение со стороны многих западных немарксистских политологов из-за своей не-четкости и весьма абстрактного характера 14. Возражения же со стороны исследователей-марксистов сводятся к тому, что Т. Алмонд и его последователи прежде всего обходят классовую обусловленность политической ориентации и отвечающего ей поведения, и в то же время политическая культура предстает у них как нечто неизменное, коль скоро ни причины ее складыва-ния, ни факторы, ее изменяющие, вообще не рассматриваются. Кроме того, за наивысший образец политической культуры в работах этого направления имплицитно (а порой и явно) принимается современная американская политическая система с обслуживающей ее политической культурой, точка зрения, неприемлемая отнюдь не для одних только марксистов15.
Сам по себе анализ споров вокруг определений политической культуры, предлагавшихся в западной политологии, выходит за рамки настоящей работы. Небезынтересно, однако, отметить, что среди критических голосов довольно рано выделились и такие, которые достаточно справедливо обратили внимание на возможность неодинакового понимания самого этого термина в разных научных дисциплинах. Так, еще в 1964 г. И. Ким писал о различии восприятия политической культуры глазами политолога и социального (культурного) антрополога. Для последнего это понятие обозначало бы политическую организацию данного общества, тогда как в первом случае имелся бы в виду лишь один из аспектов этой организации, т. е. составная часть политической деятельности в целом 16. И хотя отождествление политической культуры и политической организации едва ли может считаться верным, поскольку второе понятие значительно шире, включая, по существу, все элементы политической системы, остается справедливым, что точка зрения этнографа (антрополога — в данном случае различие между этнографией и социальной антропологией практически отсутствует 17) должна существенно отличаться от точки зрения специалиста-политолога. В самом деле, при всем несходстве предлагавшихся в политической науке толкований понятия «политическая культура» в. них есть общая черта. Все они рассматривают эту культуру главным образом, а то и исключительно с точки зрения принадлежности охватываемого ею комплекса явлений и форм общественной жизни к политической системе, а не к культуре общества в целом как самостоятельной сфере исследования. Между тем с точки зрения этнографической науки, главным объектом изучения для которой служат этнос и связанные с ним процессы развития этнического и культурного, более перспективным оказывается иной аспект проблемы: исследование политической культуры в качестве составной части культуры того или иного народа. Именно на эту сторону дела было обращено внимание в отечественной литературе — на «раскрытие политических отношений и институтов в их конкретной исторической форме в ходе культурного процесса» 18. Конечно, и в данном случае главный интерес оказывается обращенным на политические отношения и институты, однако основывается такой подход на бесспорном, как мне кажется, тезисе: «Политика должна рассматриваться в качестве определенного выражения культуры» 19. Подобный подход представляется вполне плодотворным, если, конечно, понимать его в том смысле, что политика в своих конкретных проявлениях так или иначе несет на себе отпечаток определенной культуры (но не определяется: ею! ). К тому же он позволяет преодолеть довольно существенное затруднение, связанное с определением объема понятия «по-тестарная культура» в его соотнесении с культурой политической. Как нетрудно заметить, все приводившиеся выше определения последней оставляли в стороне собственно политические институты, обоснованно полагая их более частью политической структуры, нежели культуры. Такая позиция, по-видимому, вполне бесспорна для общества социалистического или капиталистического. Но по мере нашего продвижения в глубь истории имеется в виду главным образом продвижение стадиальное, так как спектр докапиталистических форм политической и потестарной культуры, дошедших до наших дней, достаточно ши-рок) оказывается, что соотношение культуры, т. е. способа деятельности, и структуры, т. е. социальной системы, не остает-ся неизменным. Выше уже говорилось о специализации как ос-| новной тенденции эволюции потестарной, а затем и политиче-ской культуры. Конкретно это означает, что в обществе доклас-совом и даже предклассовом институты потестарные столь тесно «встроены» в иные социальные институты (более подробно об этом пойдет речь при рассмотрении форм выражения потестар-ных и политических отношений), что, определяя потестарную культуру, приходится включать в число общественных форм и явлений, образующих ее объективную сторону, и потестарные институты. Более того, и после перехода рубежа классового общества раннеполитические институты отнюдь не сразу конституируются как составная часть именно политической структуры, отделяясь от собственно культурной сферы, хотя следует с самого начала сказать, что само разделение объективных и субъективных элементов даже в развитой политической культуре— проблема довольно деликатная. В самом деле, если включать в число средств организации политической жизни (см. цитированное выше определение Л. С. Мамута из коллективной работы 1978 г. ) стереотипы политического поведения и политические традиции, то приходится признать: объективное сохранение и того и другого из поколения в поколение как фиксированного социального опыта коллектива не исключает огромной роли субъективного момента в актуализации этого опыта в каждом данном поколении. 2. Правомерность подхода к потестарной и политической культуре как к определенной части культуры общества в целом достаточно очевидна, если исходить из наиболее общего в научной литературе определения культуры через человеческую деятельность, в частности из предложенного в свое время Э. С. Маркаряном понимания ее в качестве специфически человеческого способа деятельности, передаваемого из поколения в поколение внебиологическим путем. При этом для целей нашего исследования не имеет существенного значения, включаются ли в такое понимание результаты деятельности, объективированные в той или иной форме, или они полагаются включенными в само понятие «способ деятельности»20. Абстрагируясь от различий в точках зрения исследователей, рассматривавших общие вопросы теории культуры21, можно заметить, что практически все они, как советские, так и зарубежные, считают неотъемлемым элементом и условием существования человеческого общества организацию. Так, скажем, Э. С. Маркарян выделяет в социальной системе три структурных элемента: собственно социальную организацию, организацию культуры и организацию деятельности, как таковой, а З. На- дель исходил из возможности применения понятия организации именно к культуре22. Но организация по самому своему смыслу неизбежно предполагает руководство, а следовательно, как уже говорилось выше, и отношения власти и властвования. А отсюда следует, что такие отношения вместе с соответствующими им и реализующими их организационными и общественно-психологическими структурами с самого начала должны составить, неотъемлемую и важную часть культуры общества в целом, именно ту ее часть, которую мы и обозначаем как культуру по-тестарную, если речь идет об обществе доклассовом, или куль-туру политическую, когда имеется в виду общество с антагонистическими классами. Как составная часть культуры вообще, культура потестарная и политическая в принципе выполняет те же основные функции, которые присущи культуре в целом. В свое время Э. В. Соколов выделил семь таких функций: освоения и преобразования мира; коммуникативную; сигнификативную; информационную (накопление и хранение информации); нормативную (точнее, соционор-мативную); проективной разрядки; защитную23. Если отвлечься от выдвигавшихся против такой классификации обвинений в разномасштабности из-за отсутствия единого принципа выделения 24, то следует сказать, что относительное значение этих функций неодинаково и изменяется во времени. Это особенно-очевидно, если рассматривать их в применении к потестарной иполитической культуре. Так, при всем значении первой из этих функций, которая может быть кратко обозначена как инструментальная, надлежит признать бесспорный факт: как бы ни были важны технические средства осуществления властвования и управления обществом (понимая эти средства весьма широко и включая в их число, например, такие общественные явления, как мораль и в последующем право), они на ранних этапах общественного развития занимали гораздо более скромное место, чем то, какое им принадлежит в обществе капиталистическом, особенно в эпоху НТР. К тому же, рассуждая на чисто логическом уровне, можно предположить, что эта функция и проявилась не сразу: на первом месте хронологически стояла, по-видимому, коммуникативная функция, необходимость в которой ощущалась с самых ранних этапов существования человеческого общества. Говоря о различных функциях потестарной и политической курьтуры, надо иметь в виду, что раздельное их рассмотрение возможно именно только на чисто логическом уровне. В реальной жизни, особенно если говорить о культуре потестарной, все эти функции составляли неразрывное единство. Притом отдельные элементы культуры перекрывали несколько сфер, по идее обслуживавших разные функции. В частности, только что упомянутые в качестве технических, т. е. инструментальных, средств осуществления власти мораль и право в такой же, если не большей степени выполняют соционормативные функции. И еще: все перечисленные функции культуры, включая поте-старную и политическую, играют активную роль в этнических процессах — как консолидационных, так и дифференциационных. Наконец, не всегда бывает просто выделить в качестве самостоятельных функций коммуникативную и информационную: ведь коммуникация по самой своей сути означает обмен информацией в той или иной форме. Это тем более справедливо для доклассовых этапов развития человеческого общества с характерной для них синкретичностъю культуры. Как раз поэтому в последующем коммуникативная и информационная функции потестарной и политической культуры будут рассматриваться как единая, нерасчлененная функция, которую можно условно называть по-прежнему коммуникативной25. Эта функция обеспечивает циркуляцию информации внутри социального организма, что необходимо для его нормальной жизнедеятельности в качестве самовоспроизводящейся системы. Такая необходимость ощущается в первую очередь в сфере общественного производства (или на самых ранних этапах при добывании пищи). Самоочевидно, что именно эту сферу деятельности требуется регулировать прежде всего. А коль скоро движение информации осуществляется в рамках определенной информационной сети, то в данном случае задача потестарной и политической культуры как составной части культуры в целом заключается в том, чтобы обеспечивать целостность этих рамок в данном общественном организме. Тем самым решается и более широкая задача: сохранение последнего именно в качестве самовоспроизводящейся системы, хотя здесь действует отнюдь не одна только коммуникативная функция потестарной и политической культуры (да и не одна только эта часть культуры общества, а вся его культура, взятая как определенное единство). Тесно связана с коммуникативной сигнификативная функция потестарной и политической культуры, задача которой в первую очередь отличение коммуникации именно в данной системе. Иначе говоря, здесь опять-таки идет речь об отграничении потестарной и политической культуры общества как системы от других аналогичных систем. Именно поэтому в качестве одного из главных, если не самого главного проявления сигнификативной функции фигурирует символика культуры, с которой теснейшим образом связаны разнообразные ритуальные формы последней: ритуал выступает как отличительная черта или даже как символ определенной человеческой общности. Не случайно символике политической культуры уделяется столько внимания и в политологических исследованиях, и в работах этнографического или общекультурологического характера26. И в то же время как раз сигнификативная функция всей культуры и ее потестарной или политической составляющей, выражая в символической и ритуальной форме исторический опыт взаимодействия человеческой общности с другими коллективами людей,
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|