Л.Р. Лурия. Травматическая афазия

Л. Р. Лурия

Травматическая афазия

Для подлинной компенсации дефекта остается найти спо­соб, в котором подача импульсов исходила бы не от другого лица, а от самого больного, благодаря чему стимуляция со стороны, ставшая аутостимуляцией, превратила бы движение в внутренне опосредствованный акт. Эта задача наталкивается да ту естественную трудность, что больной не в состоянии сам давать себе двигательные сигналы, и попытка подобной перестройки, казалось бы, терпит крах в самом ее начале. Од­нако мы можем максимально облегчить эту вторую стиму­лирующую систему, сделав ее как можно более доступной больному. Мы нашли этот путь, обратившись к полуавтома­тической деятельности мигания. Больному, двигательные акты которого мы хотели опосредствовать, предлагалось сде­лать акт мигания стимулом к движению руки (« мигни — и нажми», говорилось ему). Достаточно было так перестроить двигательный акт, чтобы легкая истощаемость движений бы­ла устранена и больной получил возможность, надолго пре­одолевая наступление скованности, совершать ритмические движения, которые прежде были ему недоступны. Внешне сходные с обычными его движения осуществлялись теперь новой функциональной системой, и именно это сделало их выполнимыми.

Характерным для этого типа перестройки было то, что фактор, реорганизующий нарушенную функцию, берется здесь из совершенно иной функциональной системы: раньше мигание не имело ничего общего с дви­жением руки, теперь же оно входит в этот акт на правах организующего стимула. Поэтому мы с полным основанием можем назвать этот тип функциональных перестроек меж­системным.

Совершенно иное имеет место в том случае, когда мы, пытаясь перестроить нарушенную функцию, не обращаемся к какой-нибудь посторонней функциональной системе, а пытаемся найти источники перестройки в нарушенной функциональной системе. В этом случае мы можем идти двумя путями. Мы можем сдвинуть нарушенную функцию вниз, пытаясь осуществить ее на более примитивных, ав­томатизированных путях, и тем избежать трудностей, свя­занных с ее сознательным произвольным выполнением. Но мы можем сдвинуть эту функцию и вверх, придав ей другой смысл и переведя ее выполнение на уровень высших кортикальных процессов. Последнее сделать очень легко, воспользовавшись наличием «второй сигнальной системы головного мозга» и придав с помощью речи новую смысловую организацию выполняемой функ­ции <... >.

Больному, который был не в состоянии сделать ряд после­довательных нажимов пальцем, предлагают отвечать отдель­ными нажимами на внутренне решаемые задачи (например, сложение, вычитание, подсчитывание и т. п. ). Этого вклю­чения движения в новую функциональную систему и прида­ния ему нового смысла оказалось достаточным для того, что­бы двигательный акт, теперь осуществляющийся сложной констелляцией кортикальных зон, перестал подвергаться такому легкому истощению, как это было раньше, и чтобы длительные активные движения стали возможными.

И здесь движение, внешне идентичное с исходным, на са­мом деле начинает осуществляться новой функциональной системой. Отличием этой перестройки является, однако, то, что она происходит не за счет привлечения вспомогательных звеньев из других функциональных систем, а путем пере­вода данной нарушенной функциональной системы на новый уровень организации. Поэтому мы имеем все основания называть этот тип пере­стройки внутрисистемной реорганизацией <... >.

Мы можем обобщить все сказанное в одной более широ­кой формуле. Восстановление нарушенной функции проис­ходит обычно путем передачи ей какой-либо новой аффе- рентации. Эта афферентация может быть взята из другой функциональной системы (тогда мы будем иметь новую афферентацию в обычном смысле этого слова) или может но­сить характер новой смысловой организации этой функции (тогда мы будем иметь дело с переходом к новому уровню аф­ферентных синтезов). При обоих условиях именно новая функциональная система определяет дальнейшее протекание деятельности, нарушенной мозговым ранением.

Это восстановление функции путем ее перестройки опре­деляет одновременно и ее дальнейшую судьбу.

Обычно необходимым условием такого восстановления функции на первых этапах является существенное измене­ние структуры нарушенной деятельности и связанное с нею перемещение сознания на нарушенную функ­цию. Если нарушенная функция протекала ранее, до ее по­ражения, как неосознаваемая операция (мы не осознаем, как именно мы иннервируем конечность при ходьбе, хватании, артикуляции, письме), то на первых этапах восстановления больной начинает сознательно ставить себе задачи — произ­вести то или иное движение, артикуляцию или написать оп­ределенную букву. Неосознаваемая операция превращается здесь в самостоятельное действие и неизбежно становится осознанной. Эта осознанность становится необходимой для функции, которая начинает осуществляться с помощью но­вой системы афферентации. Поэтому осознанность является характерным признаком первых этапов восстановления ка­ждой нарушенной функциональной системы.

Нарушенная функция может в известных пределах вос­становиться путем включения в новую функциональную систему с помощью придачи ей новой афферентации, ком­пенсирующей утерянное звено прежней функциональной системы.

На первых порах эта перестройка происходит при прямом участии сознания; неосознаваемая операция превращается в специально осознанное действие, и это произвольно осоз­нанное протекание является необходимым условием пере­стройки функциональной системы. Естественно, что эта вос­станавливаемая деятельность происходит на этих этапах очень замедленно и напряженно; именно эта напряженность и говорит о том, что восстанавливаемая функция по своему психологическому составу отличается от прежней.

Постепенно перестроенная таким образом функция под­вергается известной автоматизации. Эта автоматизация обычно сводится к тому, что новые средства, которые были привлечены для того, чтобы перестроить нарушенную функ­цию, начинают «вращиваться», становиться внутренними, и что все меньше и меньше используются внешние вспомо­гательные стимулы. Это значительно облегчает протекание перестроенной функции. Однако, как правило, она лишь в очень редких случаях теряет следы своей перестройки и автоматизируется настолько, что превращается по своему психологическому составу в функцию, тождественную исходной.

В этом опосредствованном характере и заключаются ее отличия от нормальной функции. Признаки такого опосред­ствования мы сможем проследить на многих примерах вос­становления нарушенной ранением речевой деятельности.

Естественно, что такое осознанное выполнение тех или иных действий всегда может протекать только под извест­ным руководством со стороны врача или педагога. Наблюде­ния показывают, что на первом этапе восстановление нару­шенной функции обязательно должно протекать в процессе обучения, и лишь на позднейших этапах больной, получив­ший ряд нужных ему приемов, может самостоятельно про­должать начатую по Принципы восстановления функций, нарушенных после ранения мозга, изложенные здесь в самом общем виде, оста­ются пригодными для восстановления и отдельных сторон речевого акта. <... >