2. Эдвардс как ученый

С помощью приведенного выше биографического очерка можно исправить несколько ошибочных представлений, которые широко распространялись относительно научных интересов и целей Эдвардса. Во-первых, его ранние эссе, заметки в " Естественной философии" и его " Паучье" письмо были написаны в более позднее время, и его работа над ними заняла гораздо более длительный период, чем обычно предполагалось. Они представляют собой его серьезные и постоянные усилия по внесению собственного вклада в совокупность современных научных знаний. Его сообщение Полу Дадли о своих открытиях, касающихся полета паука, и его подготовка к написанию трактата по натурфилософии свидетельствуют о размахе его амбиций как ученого.

Во-вторых, Эдвардс не обнаружил никакого конфликта между своими научными интересами и религиозными убеждениями и призванием, и его интерес к науке не угас после его обращения. Напротив, большая часть заметок и обсуждений в " Естественной философии" были написаны после его обращения, и он написал письмо " Пауку" и начал планировать свой трактат в то самое время, когда он активно искал кафедру, летом и осенью 1723 года. В тот же период он был глубоко погружен в богословские и библейские исследования, о чем свидетельствует большое количество записей, которые он добавил к своим " Сборникам", а также к своим " Заметкам о Священном Писании" и " Заметкам об Откровении", которые он начал в это время. Окончательно он отказался от трактата по натурфилософии только через несколько лет после того, как поселился в Нортгемптоне, когда бремя пастырских обязанностей, вероятно, отняло у него и время, и интерес к проекту.

В любом случае маловероятно, что Эдвардс когда-либо смог бы реализовать весь размах своих амбиций в науке. Появление ньютоновской механики с ее математическими требованиями вскоре положило конец эпохе ученых-любителей или, по крайней мере, физиков. В свете происхождения, образования и обстоятельств Эдвардса, на самом деле достаточно примечательно, что он добился того, чего добился в своих заметках и эссе. Во времена его студенчества наука, преподаваемая в Йельском университете, все еще была преимущественно схоластической. Если показания Сэмюэля Джонсона должны быть считается, что тогда был сделан только первый неуверенный шаг к преподаванию современной науки, и этот шаг был сделан преподавателями, чья собственная формальная подготовка в области науки была минимальной и, вероятно, полностью схоластической по содержанию. То, чего Эдвардс достиг путем понимания, должно быть, было достигнуто главным образом его собственными усилиями. Не было у него и преимущества, столь важного для поощрения ценного вклада любителей в Англии и на континенте, - круга сотрудников, заинтересованных корреспондентов и критиков, к которым он мог обратиться за стимулом и руководством.

Вполне вероятно, что колониальная интеллектуальная атмосфера, в которой он работал, была скорее равнодушной, чем враждебной к науке. Несколько видных жителей Новой Англии, действительно, были известными корреспондентами ученых в Англии, и некоторые из них внесли значительный собственный вклад. Джон Уинтроп-младший, первый губернатор Коннектикута, известный химик и металлург, был членом Королевского общества, когда оно было создано в 1663 году. Томас Брэттл, преподаватель Гарварда, передал свои наблюдения кометы 1680 года в Королевскую обсерваторию в Гринвиче, откуда они были получены Исааком Ньютоном и использованы им для вычисления орбиты кометы. ² Брэттл также опубликовал наблюдения лунных и солнечных затмений в Философские трансакции. Забдиэль Бойлстон, бостонский врач, впервые в западном мире успешно сделал прививку от оспы большому числу своих горожан во время эпидемии 1720 года. А Коттон Мазер поощрял и публично пропагандировал прививку, хотя другие бостонские священнослужители осуждали эту практику. ³ Мазера Христианский философ в значительной степени поощрял общественное признание новых идей, а его сообщение Королевскому обществу своих собственных и чужих научных наблюдений привело к его избранию членом в 1713 году. ⁴ Пол Дадли, которому Эдвардс отправил свое " Паучье" письмо, опубликовал двенадцать статей в Философские трансакции, ⁵ в основном по естественной истории и сельскому хозяйству, и, как и Мазер, запрашивал отчеты о наблюдениях за природными явлениями у соседей и друзей. Но хотя почти все эти авторы и другие жители Новой Англии, которые, как известно, проявляли научные интересы, жили в Бостоне или недалеко от него, они не образовали сплоченного круга, к которому Эдвардс мог бы обратиться за поддержкой и признанием. ⁶ Для всех них центром " ученого мира" была Англия. Эдвардс хорошо знал об этом недостатке, когда, планируя свой трактат, напомнил себе, что " мир будет ожидать большей скромности из-за моих обстоятельств, в Америке, в молодости и т. Д. ". ⁷

Эдвардс, по-видимому, является почти уникальным среди колониальных ученых начала восемнадцатого века, поскольку, хотя их вклад был в основном в области естественной истории, сельского хозяйства и медицины, его основные интересы и усилия были направлены на проблемы физики. В своих ранних эссе и на протяжении всей " Натурфилософии" он пытается сформулировать и применить объяснительные гипотезы для объяснения таких явлений, как появление радуги и других метеоров, испарение воды, горение, дыхание, циркуляция крови, замерзание льда, эластичность, а также отражение, преломление и дифракция или " отклонение" света. Его " Паучьи" статьи могут показаться исключением; они получили широкую похвалу не только среди исследователей идей Эдвардса, но и среди профессиональных ученых за их вклад в естественную историю паука. Бенджамин Силлиман перепечатал черновик письма " Паука" в своем журнале в качестве приложения к важной статье о североамериканских пауках известного арахнолога Н. М. Хенца, ⁸ а два других известных энтомолога, Генри Маккук и Алфеус С. Паккард, приписывают Эдвардсу оригинальные открытия в нескольких аспектах его наблюдений за пауками. ⁹ Но тщательное изучение " О насекомых", самой ранней из статей и основы других, показывает, что основной и первоначальной заботой Эдвардса было открытие физических принципов, которые объясняли бы полет этого бескрылого насекомого. Эссе заслуживает дальнейшего комментария, поскольку оно во многих отношениях типично для других научных работ Эдвардса, хотя и нетипично в том отношении, в котором оно наиболее известно.

Эдвардс начинает " О насекомых" с приблизительной классификации пауков, чтобы привлечь внимание к тому, что пауки " держатся в лесах, на деревьях, кустарниках, кустарниках и т. Д. ". Часто можно наблюдать, как они перебираются с одного дерева или куста на другой по мостам из паутины, и Эдвардс признается, что был поражен, увидев, как они плывут вверх на длинных нитях паутины. Его цель - объяснить эти явления. Наблюдения, которые он так превосходно описывает, на самом деле не являются объяснением, а его рассказом о том, как он к нему пришел. Он неоднократно наблюдал, как паук вытягивает в воздух паутину; когда паутина цеплялась за дерево или куст, она образовывала мост, а когда она тянулась свободно на большую длину, она поднимала паука в воздух. Из этих наблюдений Эдвардс сформировал гипотезу, которую он предлагает в качестве объяснения: паук чувствует, когда его паутина закреплена на другом объекте, как если бы сама паутина была нервом, и поэтому рискует использовать ее в качестве моста. И паутина должна быть легче воздуха, чтобы, когда она достигла достаточной длины, паук взлетел на нее, в соответствии с принципами плавучести, как пловца поднимают в воде с помощью деревянной доски. Дальнейшие наблюдения показывают, как паук выражает паутину; они описаны в мельчайших деталях и проиллюстрированы диаграммами. Поскольку Эдвардс предположил, что полет на воздушном шаре и наведение мостов в основном добровольны, он предлагает дополнительную гипотезу, объясняющую, как паук-воздухоплаватель контролирует свой спуск, и добавляет следствие, чтобы отметить благость Бога в предоставлении его созданиям таких необычных средств для их отдыха и удовольствия.

Наблюдения, описанные в этой части " О насекомых", как уже упоминалось, совершенно нетипичны для научных исследований Эдвардса. В нескольких других случаях его описания явлений, очевидно, основаны на личном опыте, например, длина и переменная высота звука грома в " Натурфилософии", СС № 18, выбоины в руслах рек в СС № 23, хлопья замерзшего тумана в СС № 26, и растения, которые он описывает в LS № 48. Но ни один из них не включал в себя проведение им экспериментов, даже тех элементарных, о которых сообщалось в книге " О насекомых". В " О радуге" он упоминает несколько экспериментов, которые могут продемонстрировать, что радуга вызвана солнечным светом, отраженным от капель воды, и он, вероятно, пробовал некоторые из них, но все они были подсказаны ему несколькими строками в книге Ньютона. Оптика. ¹ Его небрежное отношение к экспериментам в науке поразительно раскрывается в США № 4, где он утверждает сжимаемость воды исключительно на теоретических основаниях, несмотря на признанный факт, что экспериментальные испытания показали обратное. ² Опять же, в SS № 21b наблюдение Эдвардса за цветом солнечного света, проникающего сквозь листья дерева, достаточно поразительно; но хотя он говорит об этом как об эксперименте, он заметил это явление скорее случайно, чем преднамеренно. И хотя это могло бы предложить несколько легко придуманных экспериментов, он, по-видимому, никогда не рассматривал возможность их проведения. Вместо этого, из этого единственного наблюдения он делает ряд очень общих выводов о природе света, выводов, которые по существу основаны на ранее принятой теории.

" О насекомых" более типичен для других научных работ Эдвардса в его поиске и разработке объяснений явлений в рамках признанных законов природы или ранее принятой физической теории. Принципы гидростатики снова используются для объяснения легкости, с которой кровь может циркулировать в LS № 19, и в его трактовке состава и формирования атмосферы в LS № 56. В SS № 27 он принимает теорию о том, что холод состоит из охлаждающих частиц, теорию Пьера Гассенди, которая Коттон Мэзер похвалил, ³ в объяснении холода полярных регионов. Принцип Ньютона о том, что все тела или части материи притягиваются друг к другу, используется Эдвардсом для объяснения размера и формы мира (LS № 1-3), излучения света и тепла (LS № 18 и 19), сцепления любых двух атомов, которые " соприкасаются поверхностями" (LS № 20), отражение, преломление и дифракция света (SS № 1 и 9; LS № 46), упругость (US № 9) и различные другие явления. Сжимаемости воды у НАС нет. 4 выводится из фундаментальной концепции о том, что вода, как и любое другое составное тело, состоит из атомов.

Хотя Эдвардс обращается к очень широкому кругу тем в своих научных трудах, различные проблемы в оптике всегда представляли для него особый интерес. Этот интерес впервые проявляется в следующем отрывке из книги " О насекомых". Заметив, что паутина летающих пауков часто хорошо видна на больших расстояниях, но почти невидима, если поднести ее к глазу, он предлагает найти объяснение этому необычному факту. Сначала он предлагает декартово объяснение того, почему светящиеся тела кажутся больше на расстоянии, в качестве гипотезы; ⁴ но из-за расхождений между такими случаями и примером паутины он отказывается от описания и вместо этого относит явление к " искривлению лучей, проходящих мимо края любого тела, что доказал сэр Исаак Ньютон". В то время, когда Эдвардс писал этот отрывок, он, вероятно, еще не изучал ньютоновскую Оптика, но подхватил идею " вторжения" света, прочитав Уильяма Уистона или Уильяма Дерхэма в связи с его изучением астрономии. Когда вскоре после этого он обратился к работам Ньютона, оптика стала центральной областью его научных интересов, а его размышления о теории света привели к более общей концепции природы физического мира.

В своих рассуждениях об оптике Эдвардс предполагает, что свет состоит из мелких частиц материи, которые испускаются с большой скоростью от люминесцентных тел и воздействуют на другие тела, вызывая явления отражения, преломления и дифракции. В этом смысле его концепция подобна концепции, изложенной Ньютоном в вопросе 29 в третьей книге его Оптика. ⁵ Однако в более ранних статьях его точка зрения в определенных моментах не совпадает с точкой зрения Ньютона, но предполагает предшествующее влияние декартовой оптики. В " О радуге" Эдвардс предлагает читателю изучить ньютоновское описание отражения и преломления света, но его собственное объяснение этих явлений связано с концепциями " идеально отражающих" и " несовершенно отражающих" тел, которые Ньютону чужды. Его иллюстрации этих понятий напоминают аналогии у Декарта Диоптрики отскок мяча от поверхности объясняет отражение, а его пробитие сквозь поверхность объясняет преломление. ⁶ Хотя Декарт отвергает частичную теорию света, он, а вслед за ним и Эдвардс, предполагает, что явления вытекают из фактического столкновения света с физическими поверхностями в соответствии с законами столкновения; но Ньютон явно отвергает эту концепцию и предлагает доказательство обратного. ⁷

Когда Эдвардс писал " О радуге", он, по-видимому, прочитал лишь начальные предложения рассказа Ньютона о луке и изучил диаграмму, которая показывает, как солнечный свет отражается от внутренних вогнутых поверхностей дождевых капель. Его собственная диаграмма представляет отражения в соответствии с его собственной теорией и в этом отношении подражает ньютоновской. Но он не заметил преломления лучей внутри капель или не понял их важности для определения как формы лука, так и расположения его цветов. В конце эссе Эдвардс поднимает вопрос о цветах радуги, на который, как он отмечает, " уже почти дан ответ", по-видимому, благодаря гипотезе размышлений, которую он уже дал. Но он не дает своего объяснения, и только спустя несколько лет в " Натурфилософии", США № 2, он отмечает, что разделение лучей на несколько цветов является результатом преломления внутри капель, а не отражения от их вогнутых поверхностей.

" О радуге" указывает на то, что Эдвардс не читал книги Ньютона. Оптика систематически, и что его собственная теория света была в значительной степени сформирована из идей, почерпнутых из других источников. Однако он с особой тщательностью изучил Вопросы в конце работы Ньютона и из них вывел идею гравитации как силы, с помощью которой каждое тело притягивается ко всем другим телам. В " Естественной философии", SS № 1, Эдвардс пишет: " Наблюдать, что изгиб, преломление и отражения от вогнутых поверхностей капель воды и т. Д. Происходят От гравитации", Вероятно, взяв предположение из контекста обсуждения Ньютоном вопросов о роли притяжения и силы отталкивания в объяснении оптических явлений. Эдвардс следует за SS № 18 и 19, предлагая, как излучение света может быть объяснено гравитацией частиц материи. В LS № 46 он утверждает, что, поскольку преломление вызвано притяжением лучей, и поскольку лучи разных цветов по-разному преломляются, лучи разного цвета должны иметь разную плотность. Различия в плотности затем объясняются различиями в скоростях или степенях живости, с которыми исходят лучи. В НАС нет. 23 Эдвардс объясняет избирательное отражение, благодаря которому тело кажется окрашенным, исходя из тех же принципов.

Несмотря на существенные различия между концепцией света Эдвардса и взглядами Декарта, Гюйгенса и Ньютона, он разделяет с ними предположение о том, что свет состоит из той же однородной материи, что и грубые физические тела; поскольку он придерживается корпускулярной теории, он утверждает, что он отличается от других тел только размером и скорость частиц, из которых он состоит. В остальном она подчиняется тем же универсальным законам природы, что и все другие материальные вещи. В заключении к LS № 46 он рассуждает: " Поскольку существует такая разница в плотность лучей света, кажется, что атомы, из которых состоят лучи света, намного меньше, чем сами лучи ". В более раннем фрагменте " О световых лучах" он пытается вычислить размер частиц света, испускаемых неподвижной звездой. Сколько бы их ни было на поверхности звезды " в пространстве, которое [заполняет] малейшая пылинка", они все равно не заполнят это пространство, поскольку пересекают пути друг друга свободно и без взаимных препятствий. Сами лучи, заключает он, и тела, которые их составляют, должны быть неисчислимо малы, и человеческий глаз должен быть чрезвычайно чувствительным, чтобы его стимулировал такой узкий и разреженный поток лучей, который он получает от звезды.

Во всех этих дискуссиях, а также при рассмотрении других тем, главный интерес Эдвардса заключается в разработке разумного объяснения рассматриваемых явлений, основанного на общей теории, касающейся фундаментальной природы материи и действия физических причин. Его описание различных оптических явлений начинается не с экспериментального исследования, а с представления о природе самого света и причинах его преломления и отражения. Он без колебаний вводит в свои объяснения явно произвольные гипотезы и предположения, при условии, что они соответствуют основным теория. В " О световых лучах" он предполагает, что 10 000 световых лучей воспринимаются глазом за шестидесятую долю секунды, не останавливаясь, чтобы объяснить или защитить эту цифру. В США № 4 он предполагает, что под земной корой лежит огромная бездна воды, и что эта вода более плотная и тяжелая, чем на поверхности. В нескольких статьях он рассуждает на основе опыта: его рассказ о росте и размножении растений частично основан на наблюдениях, что сеянцы каждого вида похожи и регулярны в расположении листьев, почек и т. Д. (LS No. 48); и он опровергает теорию о причине замерзания воды на том основании, что это подразумевает, что лед имеет большую плотность, чем вода, тогда как на самом деле он плавает на воде (США № 12). Но даже здесь Эдвардс не проводит дальнейших экспериментов и не проводит подробных наблюдений, чтобы установить факты, относящиеся к его предмету. В большинстве случаев экспериментально обнаруженные явления, на которые он ссылается, были почерпнуты из его чтения Уистона, Дерхэма и, прежде всего, Ньютона Оптика.

Теория природы, на которую Эдвардс опирается в большинстве своих научных демонстраций, - это теория атомизма. Все тела состоят из неделимых твердых частиц однородной материи; они имеют различные размеры и формы, а также различные положения и движения в пустоте пустого пространства; и они объединяются и разделяются, сталкиваются и отскакивают и иным образом взаимодействуют в соответствии с установленными универсальными законами. Таким образом, грубые тела мира, их свойства и все наблюдаемые явления в физической вселенной определяются точным характером этой системы атомов. Эдвардс представляет эту концепцию природы на самых ранних страницах " Натурфилософии", демонстрируя ее основные идеи с помощью чисто априорных аргументов, заимствованных в основном из трудов платониста семнадцатого века Генри Мора. Хотя основная физическая теория Эдвардса, таким образом, похожа на теорию таких " эпикурейских" механистов середины XVII века, как Гассенди и Чарлтон, она принципиально отличается от их введением понятия гравитации.

После прочтения Newton, особенно Вопросов в конце Оптика Эдвардс с энтузиазмом воспринял идею универсального гравитационного притяжения, применяя ее везде, где только мог, в космологии, физике и оптике. В LS № 14 он предложил показать, " как движение, покой и направление наименьшего атома влияют на движение, покой и направление каждого тела во Вселенной". После применения закона Ньютона в LS № 20 для доказательства того, что два атома, соприкасающиеся поверхностями, должны притягиваться друг к другу с бесконечной силой, он утверждает в LS № 22, что " в некотором смысле сущность тел - это гравитация. Поэтому глупо искать механическую причину гравитации; она " ничем не отличается от принципа, по которому материя действует на материю".

Во всех этих статьях Эдвардс использует термины " гравитация" и " притяжение" как эквивалентные, обычно понимая под ними любую силу, с помощью которой тела стремятся друг к другу. ⁸ Как и Ньютон, он считает гравитацию универсальной по своей природе, и поэтому его концепция очень далека от концепции более ранних физиков, которые предполагали, что гравитация - это стремление тел к центру земли или свойство только одного вида материи, а именно земли. Но Ньютон не решался рассуждать о причине гравитации, по крайней мере, в своих опубликованных работах, и не исключал возможности того, что силы в природе могут иметь механические причины. ⁹ В письмах Ричарду Бентли он категорически отрицает, что когда-либо утверждал, что гравитация необходима для тел. ¹

Аргумент LS № 20, от которого зависит позиция Эдвардса, дает хорошее представление о том, в какой степени он понимал конкретные моменты математической формулировки Ньютона и применения законов силы. Он предполагает, что каждый из двух атомов, равных по размеру и форме и соприкасающихся вдоль общей поверхности, разделен ad infinitum таким же образом на части в постоянной пропорции. Каждая часть одного из атомов, утверждает он, будет притягивать соответствующую и равную часть другого. Применяя закон гравитационной силы Ньютона к этим парам соответствующих частей, он вычисляет, что члены каждой такой пары будут притягивать друг друга с одинаковой конечной величиной гравитационной силы. Но поскольку существует бесконечное число этих пар соответствующих частей, заключает он, вся сила, с которой два атома притягивают друг друга, должна быть конечной силой берется бесконечное число раз или с бесконечной силой. Мало того, что Эдвардс ошибается в расчете силы, притягивающей части каждой из пар в описываемом им случае (величина не будет одинаковой для каждой пары частей); он также ошибочно предполагает, что притяжение между двумя телами, взятыми как целое, является просто суммой притяжений каждой части одного к некоторой соответствующей части другого. Среди прочего, это предположение не учитывает тот факт, что любая часть тела притягивается к другим частям того же тела (или атома). ²

Для физиков и философов конца XVII и начала XVIII веков существовали серьезные концептуальные трудности в предположении, что гравитация является изначальным или существенным свойством тел. Сам Эдвардс в US № 31 признает, что этот момент не является интуитивно очевидным, поскольку мы можем представить себе тело, не представляя, что оно притягивает какое-либо другое. Тем не менее, он по-прежнему считает свои прежние аргументы достаточными для предъявления иска. Но главная проблема этой доктрины заключалась в том, что она подразумевала, что тела как таковые могут воздействовать друг на друга и влиять друг на друга на расстоянии, даже через пустое пространство. Этот тезис прямо противоречил механистической теории движения, которая, как считалось, могла быть вызвана или изменена в теле только его фактическим контактом с каким-либо другим внешним телом. Эдвардса не тронули бы эти рассуждения, поскольку даже к тому времени, когда он прочитал Ньютона о гравитации, он занял совершенно иную метафизическую позицию в отношении материи и движения. По существу, его позиция требовала, чтобы механистическая теория воспринималась просто как форма или способ, которым функционирует система природы; он не выражает реальных причин, по которым происходят природные события. Следовательно, в LS № 61 он отмечает, что действие на расстоянии в пространстве не имеет больших трудностей, чем действие на расстоянии во времени, например, когда каждое последующее положение движущегося тела определяется его положением в предыдущий, но уже не существующий момент. Таким образом, физическая теория Эдвардса, как бы она ни противоречила преобладающим взглядам на статус сил притяжения, в этом отношении опиралась на более фундаментальные метафизические доктрины.

В своей основной концепции теория Эдвардса о природе физического мира определенно принадлежит современному, а не средневековому веку. На протяжении всех его научных работ его учителями были Декарт, Гассенди, Бойль и Ньютон, хотя в большинстве случаев он знал об их вкладе из вторичных источников. Несмотря на все его неудачи в понимании всех разветвлений их теорий, в овладении необходимыми математическими инструментами для современной физики и в том, чтобы подвергнуть свои различные гипотезы экспериментальной проверке в соответствии с требованиями бэконовской науки, он, тем не менее, всем сердцем принял их концепция научного объяснения явлений природы. Хотя он, несомненно, в какой-то степени изучал схоластику в студенческие годы, в его трудах практически нет следов этого. Он никогда не обращается в своих объяснениях к достоинствам, качествам или энтелехиям природных тел, не проводит различий между естественными и насильственными движениями и даже не принимает деления вещей на различные естественные виды на манер школьных учебников.

Что касается конкретной информации, то Эдвардс также в значительной степени и почти исключительно черпал ее из современных источников. Даже некоторые из наиболее неясных предложений в ранних частях " Естественной философии" могут быть прослежены до его чтения в различных книгах, которые мы упомянули. Действительно, есть некоторые исключения, но они имеют сомнительную ценность для доказательства его учености. В LS № 32 и 56 (§12) Эдвардс комментирует физическую основу судебной астрологии, науки, к которой обычно с презрением относились философы-механики начала восемнадцатого века, и, действительно, сам Коттон Мэзер. ³ Тем не менее врач Ричард Мид опубликовал статью в журнале Королевского общества. Miscellanea Curiosa в 1708 году, в котором он утверждал, что небесные движения могут оказывать медицинское воздействие на тела земных животных. ⁴

Более запутанный пример приводится в США № 4, где Эдвардс утверждает, что " морская вода на очень большой глубине не является соленой". Это мнение было подвергнуто нападкам Роберта Бойля в небольшом трактате, который Эдвардс, вероятно, никогда не видел. ⁵ Бойл приписывает это мнение Юлиусу Скалигеру, гуманисту шестнадцатого века, чьи работы по физике использовались в качестве учебника в Гарварде ранее в семнадцатом веке. Но, вероятно, самое странное из всех замечаний Эдвардса относительно явлений в природе - это то, что ближе к концу " О насекомых" летающие насекомые являются " маленькими коллекциями" " разлагающей тошнотворности нашего воздуха". Провидение создало их такими, говорит он нам, и соответствующим образом устроило их уничтожение в море в конце каждого лета.

Этот отрывок из " О насекомых", посвященный провиденциальному " использованию" или концу пауков, в некоторых отношениях типичен для Эдвардса, как и для многих ученых и научных писателей начала восемнадцатого века. Подобные пассажи, действительно, относительно нечасты в большинстве его произведений. Он уделял гораздо больше внимания этому аспекту исследования природы относительно поздно, ближе к концу своего наставничества и в первые годы своего пасторства в Нортгемптоне. Именно тогда он начал свою серию " Мудрость в устройстве мира"; и Эдвардс отказался от этой серии всего после семи записей. В его более ранних работах его специфически телеологические усовершенствования, где они появляются, не предлагаются в качестве причинно-следственных объяснений рассматриваемых явлений. Например, в " О лучах света" он начинает восхищаться Божьей работой по созданию лучей и созданию глаза только после попытки подсчитать, насколько тонки лучи, которые мы можем видеть.

Такой подход к конечным причинам, на самом деле, вполне в духе многих ученых-теистов того времени, особенно в Англии. Роберт Бойл, например, пишет: " Я не понимаю, почему признание того, что автор " Вещей" разработал некоторые из своих произведений для тех или иных целей, среди прочего, не может состоять в физических отчетах о создании этих вещей". ⁶ В конце своего Оптика. Ньютон замечает: " Поскольку мы можем знать с помощью естественной философии, что является первопричиной, какую власть он имеет над нами и какие выгоды мы получаем от него, постольку наш долг по отношению к нему, а также по отношению друг к другу, будет виден нам в естественном свете". ⁷ Когда в LS № 8 и снова в US № 40 Эдвардс отмечает использование comets, он, вероятно, предлагает только улучшение факт теория, предложенная Ньютоном в его Принципы, ⁸ который Генри Пембертон повторил в своем Взгляд на философию сэра Исаака Ньютона. ⁹ Эдвардс читал работу Пембертона в Нортгемптоне.

Мысли Эдвардса были гораздо больше посвящены размышлениям о силе и мудрости Бога в создании всей системы природы, чем поиску особых преимуществ, приносимых отдельными вещами в ней. " Натурфилософия" содержит серию статей на эту тему, начиная с LS № 14, где Эдвардс отмечает " великую мудрость, которая необходима для того, чтобы сначала таким образом распорядиться каждым атомом, чтобы они шли наилучшим образом на протяжении всей вечности; и в настройке с помощью точных вычислений, и следует сделать хорошую скидку на чудеса, которые должны быть необходимы. " Каждый из последующих отрывков на эту тему, как и этот, отклоняется от концепции природы как системы атомов, которая точно определяется универсальными законами. В них Эдвардс прославляет не только закономерность и красоту мира, но и то, как развивалась последовательность событий от первого сотворения мира и будет развиваться до конца света, согласно первоначальному плану провидения. Следовательно, при первоначальном сотворении хаоса атомов Бог так распорядился, что, " не делая ничего больше, хаос сам по себе, согласно установленным законам материи, был приведен в те разнообразные и превосходные формы, приспособленные для каждой из целей Бога — исключая более превосходные работы растений и растений". животные, к которым Богу было подобающе и уместно приложить более непосредственную руку" (США № 6).

Эти отрывки - не просто теологические " усовершенствования" научной концепции природы в духе Коттона Мазера. Христианский философ. Они также не являются выражением случайных и косвенных приступов религиозного благочестия. Эдвардс скорее рассматривает весь ход естественных причин, как их исследует ученый, в теологическом контексте. Его собственные вопросы изложены с метафизической позиции, сформулированной в " Об атомах": " Следовательно, мы видим то, что мы называем законами природы в телах, а именно, установленные методы действия Бога по отношению к телам и установленные условия способа его действия" (Prop. II, Корол. 15). Мазер взялся показать, что " Философия - не враг, а могучий и чудесный стимул для религии".

Эту точку зрения разделяли многие ученые начала XVIII века ¹ и получил широкую огласку в таких работах, как работа Джона Рэя. Мудрость Божья, проявленная в делах Творения, Уистонский Астрономические принципы религии, естественные и Богооткровенные, и Дерхэма Астротеология и Физико-теология. Эдвардс не только одобрил, но и пошел дальше: в трактате, который он планировал озаглавить " Попытка рационального изложения основных доктрин христианской религии", он утверждал, что " все искусства и науки, чем больше они совершенствуются, тем больше они проявляются в божественности, совпадают с этим, и кажутся его частями ". Вероятно, было бы не так уж неверно предположить, что Эдвардс придерживался этой точки зрения на протяжении всех своих научных изысканий.

Но следует остерегаться поспешного вывода о том, что научным усилиям Эдвардса нанесли ущерб доктрины его кальвинистской теологии. Тем самым они, конечно, не были склонны к схоластике, которая все еще господствовала на большей части территории Новой Англии. У него не было беспокойства, подобного тому, о котором упоминает Сэмюэл Джонсон, что " новая философия принесет новое божество и испортит чистую религию страны". Эдвардс также не был нечувствителен к присутствию вокруг него предрассудков. В " О предрассудках воображения" он утверждает требования разума против той привычки думать, которая " заставляет вульгарных людей так кричать", услышав об открытиях науки. " Старики, - отмечал он в своем " Дневнике", - редко пользуются преимуществами новых открытий, потому что они не соответствуют тому образу мышления, к которому они так долго привыкли. Решено если я когда-нибудь доживу до многих лет, я буду беспристрастен, чтобы услышать причины всех мнимых открытий и принять их, если они рациональны, как бы долго я ни привык к другому образу мышления ". ² Поскольку Эдвардс занимался наукой в первую очередь для того, чтобы открыть " установленные методы действия Бога в отношении тел" или законы природы, он вряд ли мог принять такое решение наивно или случайно.

Трактат, который Эдвардс планировал написать по натурфилософии, обещал придать большой вес его метафизическим доктринам, и именно они, как он ожидал, получат самые сильные возражения. В примечании на обложке своей рукописи " Натурфилософии" он посоветовал себе предлагать их как можно скромнее в форме вопросов и скрывать свое истинное убеждение относительно них. В своем наиболее разработанном плане трактата он предложил использовать множество аксиом, " подготавливающих путь" для его изложения, начиная с самых ясных и общих и добавляя другие по желанию в конце начало каждой части. Аксиомы в US № 8 вполне могли быть предназначены для начала трактата, и его использование аксиом в статье о ice, US № 12, вероятно, иллюстрирует способ, которым он намеревался использовать их в нескольких частях работы. В противном случае, согласно его записям, он планировал добавить подтверждающие выводы после своих различных положений, такие, как мы находим во многих статьях в " Естественной философии".

Поэтому весь трактат, вероятно, планировалось организовать в виде дедуктивной системы, начиная с самых общих и фундаментальных аспектов физической теории и переходя от них к более конкретным проблемам. Это, как мы видели, во многом похоже на то, как рассуждения Эдвардса развиваются в " Натурфилософии". Однако в своих меморандумах он несколько раз предупреждает себя о том, чтобы избегать необоснованных претензий на определенность или включения спорных утверждений в ход своих рассуждений. По большей части Эдвардс, по-видимому, разработал свою концепцию плана трактата на основе различных правил и примеров, приведенных в Pt. IV из книги Арнольда Искусство мышления, хотя он берет предложения и из других источников: он ссылается конкретно на Ричарда Стила. Женская библиотека и у Шефтсбери Характеристики.

Содержание трактата Эдвардса можно узнать только из заметок и статей в самой " Натурфилософии". Судя по ним, она обещала уделить значительное место общей физике, начиная с теории Эдвардса о природе и реальности материи, и продолжая рассматривать гравитацию и такие явления, как свет, тепло и холод, сцепление и упругость, которые должны были быть объяснены притяжением между атомами. И оптика, и астрономия были бы подробно рассмотрены. Среди земных явлений Эдвардс обсудил бы атмосферу и такие метеоры, как облака, радуга, молния, гало и парагелия; образо