17. На самом дне.

Майсы встретились в условленный час возле музея. Чухлинке не понравились картины в Лувре, но зато, как она призналась, очень понравился вид из окна, который в итоге её и вылечил.

В этот день майсы решили посетить еще одно знаменитое парижское спортивное мероприятие, которое называется Роллан Гаррос. На Роллан Гарросе, как оказалось, играют в свой особый вид тенниса не похожий ни на английскую, ни на американскую, ни на австралийскую разновидности. Дело в том, что вместо ракеток здесь используют торты и пирожные на жесткой картонной подложке. Благодаря ей, мяч, попадая в торт, не пролетает его насквозь, но зато разбрызгивает крем по всему корту. При сильном ударе куски кондитерских изделий долетают даже до трибун ко всеобщему восторгу зрителей, которые раскрывают рты в надежде, что туда что-то попадёт. Разумеется, одного торта хватает максимум на один розыгрыш мяча, поэтому, конечно, используют продукцию с подошедшим к концу сроком годности. Майсы, протолкнувшись в первый ряд, само собой, нахватали ртом произведений французских кондитеров. Где бы они еще они могли отведать такой вкуснятины да еще и в таком количестве. К тому же, ребята были вынуждены признать, что парижане не такие уж и снобы, как им показалось поначалу, и что они умеют сбросить с себя налёт серьезности и высокомерия, и порезвиться как дети, вымазав лицо в креме. Этим все занимались, когда в перерывах работники очищали площадку от налипших к ним Фарезье, Мильфёйей, Крокембушей и Тарт Татенов. И, кажется, всем было безразлично, кто победил и кто проиграл, а скорее зрителям даже хотелось, чтобы никаких проигравших вовсе не было. И вправду, давно и не майсами замечено, что переживает и поддерживает публика на Роллан Гаррос больше тех, кто уступает по сумме заработанных очков.

Однако и здесь майсов донимали Зиверсы, поклявшиеся во что бы то ни стало отомстить им за своих развинченных товарищей. Весь день Чарли и Чухля бегали от своих преследователей сначала по всей трибуне, а потом и по всему Парижу, не желая больше попадаться в их руки. Эта беготня в итоге довела ребят до отчаяния, и они решили прибегнуть к совсем неожиданному для самих себя шагу – попросить защиты в Российском посольстве. Полицейские (как потом поняли майсы, это были переодетые зиверсы) кое-как объяснили им где оно находится. Оказалось, что, почему-то, российское консульство в Париже находится в здании вокзала, но это совершенно не насторожило ребят. Внутри же “дипломатического представительства” майсов постигло разочарование. К ним вышел пожилой человек со слегка растрёпанными волосами и на русском, но с заметным французским акцентом, объяснил им, что сегодня все терминалы, где можно взять талончик на посещения посла сломаны. А без талончиков посол отказывается принимать посетителей. Но почтенный мужчина объяснил ребятам, что они могут обратиться в другое помещение полпредства, которое находится в другом здании, но, по удивительному стечению обстоятельств, тоже в помещении вокзала, только в другой части города. Он любезно объяснил, как можно проехать туда на метро. Майсы поблагодарили господина, но предпочли отправиться в путь пешком. Когда пожилой господин увидел, что ребята прошли мимо вестибюля станции подземки он догнал их и сказал:

- Милые мои друзья, я прошу меня простить за назойливость, но я настаиваю на том, что вам будет гораздо сподручнее добраться до места на транспорте. Пойдёмте, я провожу вас! Нас пропустят бесплатно, меня знают все полицейские!

Майсы были настолько удивлены странным поведением работника посольства, что не решились противиться и позволили провести себя через турникеты и посадить в вагон. Когда же состав скрылся в туннеле, пожилой господин, на ходу доставая из карманов накладные усы и бороду и приклеивая их, побежал обратно в здание железнодороржной гавани. Когда же “дипломат” оказался внутри, вокзал, к изумлению окружающих, вдруг бесшумно поднялся над землей и полетел, будто на крыше у него был огромный пропеллер. Приземлился он точно в том месте, куда таинственный служащий направил майсов. Здесь он уложил свои растрёпанные волосы и в новом облике был готов снова встречать Чарли и Чухлинку и навешивать им на уши очередную порцию малоправдоподобного вранья. И совершенно не важно, что он плёл им на этот раз всё тем же вежливым тоном и столь же обходительно. Суть его велеречивых увещеваний осталась неизменной. Посольство “к сожалению” не работает. Чарли даже не заподозрил ничего неладного, а вот Чухлинка, которая гораздо лучше разбиралась в людях, когда майсы уже распрощались с загадочным персонажем, сказала:

- Ты знаешь, Чарли, мне кажется, что это был тот же самый человек!

- Да будет тебе! – не верил в эту версию Кузнечный. – Что же он, перелетел что ли через весь Париж? Посмотри какие на дорогах пробки! Он никак не мог оказаться здесь раньше нас!

Но вот парижские газеты вышли на следующий день с ошеломляющим заголовком: “Парижский вокзал изволил полетать”, только вот майсы не умели читать по-французски, поэтому брехучки на прилавках не разъяснили им всей сути произошедшего днём ранее. А было всё это, конечно, проделками вездесущих Зиверсов, которые подстроили все это, потому что никак не хотели, чтобы майсы от них улизнули. И хотя в тот день Зиверсам так и не удалось поймать юных путешественников, ребят к концу дня всё же посетило уныние. Причиной этому было и то, что их целыми днями преследуют и, вместо того чтобы наслаждаться прекрасными видами, Чарли и Чухлинка вынуждены спасаться бегством, и то, что они понятия не имели как выбираться из этого огромного города. В довесок опечалило их и исчезновение ста евро, подаренных дружелюбным арабом. У майсов не было сомнений, что это дело рук коварных Зиверсов. Теперь, когда они познали всю глубину их подлости, они были уверены, что вытащил деньги из кармана Чарли именно работник посольства, который так заботливо обнимал его, провожая в метро. А сделано это было для того, чтобы еще больше осложнить ребятам жизнь, и без того непростую. Так сильные мира сего, обладатели сверхбогатств, не гнушаются отбирать мелочь у бедняков, чтобы присовокупить её к своим тучным капиталам, а жертву свою, лишившуюся опоры в мире, сделать прислужником своей системы. Что же касается выезда из столицы Франции, то майсы никак не могли найти человека, который мог бы им объяснить дорогу до бензоколонки на шоссе до океана. Те редкие интеллигентные люди, вроде работника музея, знавшие английский, понятия не имели, где на трассах располагаются заправки. Простые же водители, которые знают всё о дорогах, не понимали ребят и в бессилии разводили руками. Карты же Парижа, которые можно было развернуть и изучить в книжных магазинах не покупая их, не давали никакой ясности, потому что оказалось, что собственно то, что называется Парижем – это есть только его центр. Большой же Париж состоит из множество формально независимых городов. На картах же имевшихся в продаже изображался исключительно туристический центр.

Итак, съестные и финансовые запасы ребят подходили к концу. О том же, чтобы поиграть где-нибудь музыку не могло быть и речи. Кругом шныряли зловредные недруги только и ждавшие момента, когда их оппоненты обнаружат себя пением.

Уже ночью Чарли заглянул в мусорный контейнер во дворике ресторана в надежде найти там какой-нибудь деликатес с вышедшим сроком годности. Но ничего такого не нашел он в помойном баке. Зато там было кое-что получше. Там была надежда, которая пришла к ребятам в виде светящейся гирлянды на самом дне пустого хранилища для пищевых отходов.

- Как символично! – сказал Кузнечный. – Эта гирлянда лежит в самом низу этой гадилки и светится. Так и человека, когда он доходит да самого глубокого отчаяния, до самой нижней точки падения, до дна, может ожидать там чудо спасения..

- Почему бы провидению не спасти его чуть раньше? – задала вопрос как бы самой себе девочка.

- Наверное потому, что этот путь к самому подножию жизни тоже для чего-то нужен.. – неуверенно ответил ей компаньон.

- Ну значит нам надо ждать чуда, Кузнечный. Потому что мы как раз у самого подножия, как ты сказал. На дне жизни!

 

Чудо случилось очень скоро и очень неожиданно. Когда перед сном Чарли вытряхивал то, что осталось в его карманах, оказалось, что монет в них, за вычетом тех ста евро, было больше чем с утра. Единственное, чем питались Майсы в Париже, кроме тортов на Ролланд Гаррос – были круассаны по одному евро за штуку в уличных пекарнях и по 75 центов в редко встречающихся в центре супермаркетах. А сдачу Чарли, не смотря на свою экономность, всегда брал не глядя, полностью доверяя очаровательным пышно-и розовощеким булочницам. И оказалось, что это как раз тот случай, когда доверие к людям вознаграждается. Когда-то, возможно, майсы не нуждались в деньгах и из-за невнимания к подсчету мелочи деньги перекочевывали в кошельки тех, кому они больше требовались. Теперь же, когда уже Чарли и Чухля оказались в бедственном положении, монеты стали перебегать в их карман из карманов тех, у кого в этом смысле всё было в порядке. После этого неожиданного открытия майсы никогда не пересчитывали сдачу и не раз такое легкое отношение к деньгам оказывалось для них спасительным в трудные минуты. Чарли и Чухлинка, как птицы небесные и верблюды земные, перестали думать о завтрашнем дне, а концерты стали давать всё больше там, где им самим этого хотелось, а не там, где заставало их безденежье.

Спасение же от зиверсов дала память, которая, как океан во время бури, выбрасывает на берег различные предметы, которые таились в его глубине. Так и она подняла на поверхность и выбросила на берег их сознания факт – со времен поездки в Крым они так и не выложили из своих рюкзаков накладные бороды. Итак, наклеив их, майсы слились с толпами праздношатающихся по восточной части города арабов и зиверсы совершенно перестали их узнавать. Однако выбраться из мегаполиса Чарли и Чухле не удавалось еще целых три дня. Что ж, и это было частью большого плана, который, по всей видимости, имеют на наш счет те сверхъестественные силы, которые управляют вселенной и без позволения которых ни один волос не упадёт с головы человека. Разве можно было им покинуть Париж познав только одну его сторону? Разве он не один из прекраснейших городов мира? Не по этой ли причине рождение и проживание в нём возносит парижан до осознания себя как небожителей, к которым можно лишь приблизиться, но не встать с ними вровень. Майсы бродили по городу три дня как бы без цели, лишь иногда обращаясь к показавшимися им симпатичными людям с одним и тем же вопросом на английском языке: “Как добраться на общественном транспорте до заправки стоящей на шоссе ведущем к океану? ” И постепенно всё плохое стало уходить на второй план, переставало подмечаться, а сознание наполнялось тёплыми, светлыми и щемяще-прекрасными образами улиц засаженных широколистыми и раскидистыми липами, проспектами, спускающимися с холма и залитыми вечерним светом, тихими набережными Сены и просто прекрасными, прекрасными домами и пейзажами, которые лучше один раз увидеть своими глазами, чем сто раз прочесть о них в книгах. К концу пятого дня пребывания в Париже майсы уже не боялись признаться себе в том, что он стал их любимым городом, и что им уже вовсе не хочется его как можно скорее покинуть. Однако, знаком к тому, что это всё-таки нужно сделать, ведь конечная их цель еще не достигнута, стала встреча с человеком обладавшим нужными знаниями. Это был английский дальнобойщик. Вот по этой причине он знал и английский язык и сеть дорог окружавших город. А так как он часто бывал в столице Франции – знал он и здешнюю сеть общественного транспорта. Это была невероятная удача, настоящее провидение. От этого человека ребята получили исчерпывающую информацию. Лента дорог снова замаячила перед ними на горизонте и поманила к себе. Теперь они точно знали, что завтра они окажутся на обочине шоссе перед последним рывком к своей мечте. Им предстояла последняя ночевка в Булонском лесу. Далее перед майсами лежала прямая дорога к берегу Атлантического океана.       

 

          18. Значит вы хотите увидеть океан?

Задними дворами гипермаркетов майсы вышли к автозаправке на океанском шоссе. В отличие от предместьев Берлина, здесь им не пришлось долго ждать доброхотного водителя. Ребят подобрал молодой жизнелюбивый араб, который всю дорогу рассказывал им о том, как многого он хочет. Он всё время говорил – “хочу это”, “хочу то! ” или даже “хочу, хочу, хочу! ”. В этом его желании не было ничего от жадности. Читалась в этих его словах только неуёмная любовь к жизни, правда, в основном, к той её стороне, которая напрямую связана с удовольствиями. Следующим человеком, который встретился майсам был пожилой, полный любитель блюза, ехавший, как и полагается любителям подобной музыки, не на простой машине, а на белом фургоне, в котором всю дорогу играли его любимые песнопения. И, как и положено старым блюзоманам, он чрезвычайно много чертыхался..

- А вы знаете Джонни Кэша? – спросил Чарли.

Этот вопрос был по-детски наивен. Конечно, этот человек знает всех блюзменов от времени рождения Иисуса Христа, и уж тем более Джонни Кэша, имя которого известно даже тем людям, которые вообще не слышали о таком музыкальном направлении. Но вопрос этот юноша задал не из праздного любопытства. Дело в том, что в минивэне лежала двеннадцатиструнная гитара, и Кузнечный вызвался сыграть песню Кэша – Folsom Prison Blues.

- Ну давай, - ответил водитель и остановил в честь этого события свой фургон. Он предложил попутчику выйти на воздух и устроиться поудобнее, сев на капот машины, и только тогда играть. Конечно, Чарли сыграл эту песню не лучше Джонни, но все-таки вызвал дружественную улыбку и похлопывание по плечу со стороны добродушного толстяка.

На подъезде к городу Ле-Ман любитель блюза указал ребятам на электростанции вытянувшиеся вдоль дороги.

- Это гордость Франции, объяснил он. Во всём мире электричество вырабатывают с помощью воды, угля, солнца и прочего хлама, а у нас оно вырабатывается само по себе..

- Вы, должно быть, говорите об атомных электростанциях? – уточнил Чарли.

- Какие к дьяволу атомные электростанции! Это позапрошлый век, мой друг! Само по себе! Я тебе говорю, само по себе! Его вырабатывают пьяницы, которые бегают в колесе! Мы им даём немного спирта, за который они должны заплатить бегом. Спирт ей-богу, ничего не стоит! А бегут они лучше проклятых древних греков, когда тяпнут стаканчик-другой! Лучше любого чёртового я-майца, я тебе говорю! Все абсолютно добровольно, никакой диктатуры. Хочешь спирта - полезай в колесо и беги. Да они и живут с такой диетой в два раза дольше остальных. В два раза быстрее передвигаются – в два раза дольше живут!

- Вот это да.. – только и могли произнести удивлённые майсы..

- У нас, во Франции, все, чёрт возьми, приносят пользу. Вот даже и я на старости лет кому-то смог пригодиться, видите..

На этом пути добродушного водителя фургона и майсов разошлись. Он направлялся в город Ле-Ман, а Чарли и Чухлинке предстояла главная встреча этого путешествия.  

Человека на скромной старой машине, который подобрал майсов на заправке рядом с поворотом на Ле-ман, звали Жан. Он просто ездил в магазин в город и возвращался обратно к себе в деревню Понтарсон. До нужного ему поворота оставался всего один километр, но он всё равно решил подобрать странников и подвезти их немного. Но это “немного” затянулось очень на долго. Оказалось, что Жан очень интересуется Россией и особенно русской литературой и в майсах, а особенно в Чухлинке, он нашел прекрасных собеседников, разговор с которыми ему никак не хотелось прерывать. Когда же ребята решили поинтересоваться, куда всё-таки едет Жан, он только многозначительно промолчал, а через какое-то время спросил,

- Значит вы хотите увидеть океан?

В этот момент юные путешественники поняли, что Жану уже давно с ними не по дороге. Они затаили в себе эту мысль, что едут они к своей заветной цели без остановок и промедлений и, боясь спугнуть свое счастье, не облекали эту свою догадку в слова. Да, Жан вёз их не по дороге к своему дому, а прямиком к берегу океана, а значит всё хорошо, всё будет очень хорошо. Значит все препятствия остались позади. Майсы, доберутся до своей цели уже сегодня.

Остановки, однако же, все-таки были уже в Финистерии, которую так назвали потому, что до Колумбовых путешествий считалось, что именно здесь заканчивается земля, обитаемое людьми пространство. А дальше – полная пугающая неизвестность.. В этом далёком краю, не обласканном солнцем, обдуваемом северными ветрами, среди густых желтых колышущихся трав были запрятаны древнейшие сокровища Франции, заброшенные храмы, построенные сбежавшими сюда от англо-саксонского вторжения бриттами еще в первом тысячелетии нашей эры. Они стояли совсем чёрные от времени, покрытые витиеватыми барельефами на совсем диких необитаемых холмах. К ним не вели никакие дороги, только протоптанные редкими захожанами едва заметные тропинки.

Еще Жан продемонстрировал майсам традиции Франции. Оказывается, те французы, которые знают и ценят свою культуру, предпочитают, если есть такая возможность, справлять нужду не в помещении, а на свежем воздухе. Обычай этот корнями своими уходит в средние века, - объяснил Жан, - когда города были такие скученные, что для туалетов там не находилось места. Так и вошло с тех пор у французов в привычку мочиться на улице. И сам Жан, ничего не стесняясь, ходил в туалет в кусты.

- А если вы оказались в лесу? – спросил Чарли.

- Ну и что, что в лесу? – не понял Жан.

- Ну, я имею ввиду там, где нет кустов, а есть только деревья. Как у вас принято облегчаться – под дерево или стоя облокотившись спиной о дерево?

- Конечно облокотившись спиной о дерево! – ответил Жан, а у вас?

- У нас тоже, разумеется! А все остальные, насколько мне известно, писают под дерево..

- О.. Это примитивные народы.. – с видом профессора антропологии заявил Жан.

Он довез майсов до города Брест, что раскинулся по берегам одноименной брестской бухты. И здесь бы ему и высадить ребят и поехать домой, но нет.

- Я знаю в окрестностях одну деревушку с лучшим выходом к океану, - сказал Жан, и не дождавшись согласия своих несколько смущенных его добротой пассажиров повез их к выбранной им точке.

Посёлочек этот, или городок, или деревня – во Франции между этими словами нет разницы, ведь и деревни там застроены капитальными каменными домами, назывался Ле-Конке. Это было небольшое рыбацкое поселение в котором большинство домов были выкрашены в белый цвет, как делают на западе во всех прибрежных населённых пунктах, должно быть для того, чтобы сверкающие на солнце или едва различимые в шторм постройки эти всё же, ни при каких обстоятельствах, не остались бы незамеченными с моря. На улицы этого местечка не ступала нога иностранного туриста, и видно это было сразу, невооруженным глазом. Лишь знающие французы из близлежащих областей приезжают в Ле-Конке отдохнуть с семьями. Обо всем этом красноречиво свидетельствовало отсутствие огромных отелей, пляжей, оборудованных шезлонгами, казино, “цивилизованных” забетонированных набережных с фонарями горящими круглые сутки и вагончиками быстрого питания. Словом, не было здесь всего того, что обычно так привлекает праздных гуляк и матрасников. Вместо набережной была здесь лишь протоптанная людьми тропинка по краю скалистого утеса, о который разбиваются холодные океанские волны. А вела она к заброшенному древнему монастырю, стоящему на мысе, который выдавался далеко в океан. Еще в Ле-Конке есть дикий каменистый пляж, на котором никто не загорает и не купается, потому что погода в этих местах что зимой, что в разгар лета примерно одинаково холодная, ветреная и сырая.

Но всего этого не видели и не знали еще майсы. Их мысли в момент, когда они въехали на территорию городка были только о том, что увидят они через несколько минут или секунд. Каким в первый раз предстанет перед ними Океан. Чарли запомнил этот самый важный в его жизни момент. Впервые увидел океан он не на пляже, а в прорехе между рядом стоящими домами. Он сверкал в золотистых лучах заходящего солнца и был спокоен и тих.

- Господи, я видел его! – воскликнул он по-английски и закрыл лицо руками, как неосознанно делают, видимо для того, чтобы не выдать всей полноты своих эмоций. Но, в данном случае, сделано это было исключительно в силу привычки, а никак не из нежелания разделить свою радость с ближними. А через минуту машина уже припарковалась возле пляжа и майсы, бросив лежавшие у них на коленях рюкзаки на асфальт, побежали к той черте, которая, по мнению людей прошлого, была краем того пространства, которое выделено Богом человеку для проживания. Именно в этот момент солнце закатывалось за горизонт, и ребята увидели кульминацию этого действа – последние лучи, скользящие по воде, красные всполохи и зарево на горизонте.

Не было никаких сомнений в том, кем был послан к ним Жан, ведь доберись они до побережья на 10 минут позже, они увидели бы лишь тьму и ощутили бы лишь солёный ветер на губах. Если же майсы заночевали бы где-то в дороге, то увидели бы океан в самый разгар дня, с его прямым и грубым светом, ради которого ни один зрелый художник не потратит и того усилия, которого требует один мазок кисточкой. Нет, Жан привёз их к берегу в нужную секунду, когда только и было возможно прикоснуться к вечности и величию божественного творения. А проехал Жан ради этого лишних для себя 250 километров и столько же ему предстояло преодолеть на пути домой.

- Ничего, - сказал он. – Я часто попадаю в подобные передряги. В таких случаях, когда хочется спать, я останавливаюсь на обочине и сплю, пока ночной холод не разбудит меня.

Но этот разговор состоялся чуть позже. А в тот самый момент, когда вдосталь насладившиеся зрелищем заката на краю света майсы вернулись к парковке, они увидели ругающегося почему-то по-немецки пожилого француза с небольшим животиком и залысинкой, который не мог припарковать свою машину из-за рюкзаков, которые валялись на предназначенных для автомобилей местах.  

 

⇐ Предыдущая41424344454647484950Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: