5а. Насколько «симметрична» «гибридная война» (а)

Как уже говорилось выше, в поведении участников «гибридной войны» прослеживается много сходств, причём «вредительство» по отношению к партнёрам по игре очень долго не переходит в нанесение по-настоящему болезненных ударов, а в некоторых случаях вообще не наносит никакого ущерба. Всё это производит впечатление грандиозного многолетнего спектакля со всех сторон, который ничем не кончится. Во всяком случае, противостояние с Западом в нынешнем формате наверняка продлится довольно долго, и никакого «удара милосердия» с его стороны в обозримом будущем, скорее всего, не последует.

В то же время, по нашему мнению, говорить о полной симметрии «гибридной войны» для Запада и его противников не приходится. На самом деле, США и Запад, а точнее, руководящие ими силы при этом укрепляют своё могущество и гегемонию, при этом переводя «гибридную войну» из разряда наполовину спортивного состязания, наполовину спектакля спецслужб в игру кошки с уже пойманной мышкой, в которой перспективы второй участницы, всё ещё питающей некоторые надежды, крайне незавидны. Если же отойти от судьбы непосредственных участников спектакля, то речь идёт о том, что «гибридной войной» прикрыт процесс порабощения всего мира.

Для этого вывода нам придётся разобрать ещё несколько теоретических материалов от западных авторов, которые пытались более добросовестно разобраться в вопросе, что за стратегия кроется за внешними проявлениями «гибридной войны».

* * *

В летнем номере «Канадского военного журнала» за 2017 г. содержится уже встречавшийся нам материал Эндрю Дюнкана “New ‘Hybrid War’ or Old ‘Dirty Tricks’? The Gerasimov Debate and Russia’s Response to the Contemporary Operating Environment” и статья Тони Баласевичуса “Looking for Little Green Men: Understanding Russia’s Employment of Hybrid Warfare”. Выпуск интересен манерой сопровождать материалы многочисленными красочными фотографиями, словно в сборнике «Ребятам о зверятах», но содержит и серьёзные тексты.

Первый автор замечает, что на самом деле концепция «гибридных войн» – западная по происхождению, а российская мысль, как и советская, всегда думала в терминах глубоких операций, активных мероприятий (в английском переводе – active measures) и рефлексивного управления (соотв., reflexive control). Концепт глубоких операций включает интегрирование всех наличных элементов национальной мощи для давления на противника, тогда как активные мероприятия – использование сил прокси и информационные операции определённого типа. В свою очередь, теория рефлексивного управления (о которой мы поговорим ниже) придаёт смысл информационным операциям. Дебаты вокруг статьи Герасимова от 2013 г. ведутся вокруг вопроса, является ли она дескриптивной или прескриптивной, то есть описывает ли действия Запада в отношении других стран или планы РФ по подрыву соседей, но они малопродуктивны, а важно то, что выводимые из них стратегии следуют из советских теорий глубоких операций, активных мероприятий и рефлексивного управления.

В частности, теория глубоких операций, в интерпретации автора, советует не искать «центр тяжести», но преследовать сразу многие цели и развивать успех, где получится. Автор заключает, что именно в соответствии с этой теорией РФ не только бьёт по противникам конвенциональной военной мощью, но применяет сочетание военных, дипломатических, экономических и прочих «некинетических» мер (иллюстрируется вторжением РФ в Грузию). Аналогичным образом, утверждается, что именно реализуя советские наработки по «активным мероприятиям», РФ использовала нерегулярные силы, этнические диаспоры, манипулирование через СМИ (иллюстрируется всё Востоком Украины, где РФ отрицала участие). Далее излагаются элементы теории рефлексивного управления и говорится, что именно с его помощью РФ на Украине влияла на лиц, принимающих решения. В заключении автор повторяет, что правильно характеризовать действия РФ и выступление Герасимова не на основе западной теории гибридной войны, а родными для русской мысли тремя концепциями, указанными выше. Таким образом, представлена неплохая попытка привязать западное описание инструментов «российской гибридной войны» к старым советским теориям, однако отсутствие стратегических результатов этой войны, полезных для РФ, свидетельствует то ли о том, что эти советские теории не применялись, то ли условия им не соответствуют.

Второй автор, прежде чем переходить к объяснению действий РФ, изучает китайскую концепцию «Неограниченной войны», представленную в книге двух китайских авторов 1999 г. и куда больше перекликающуюся с западной концепцией «гибридных войн», чем герасимовские «войны нового типа».

«[Китайские стратеги] пришли к выводу, что ключом к победе на поле боя на полях сражений является понимание и координация эффективного использования четырех конкретных типов комбинаций: наднациональные комбинации (объединение национальных, международных и негосударственных организаций в интересах страны ), наддоменные комбинации (объединение полей сражений и выбор основного домена), надинструментальные комбинации (объединение всех доступных средств, военных и невоенных, для выполнения операций), и надуровневые комбинации (объединение всех уровней конфликта в каждой кампании). В идею сочетания было включено восемь принципов, которые они изложили следующим образом:

 

• всенаправленность;

 

• синхронность;

 

• ограниченные цели;

 

• неограниченные меры;

 

• асимметрия;

 

• минимальное потребление;

 

• многомерная координация, настройка и контроль всего процесса.

 

…
Фундаментальная заповедь, основанная на идее комбинаций, используемых в контексте этих принципов, заключается в том, что больше нет различия между тем, что является или не является полем битвы. Наряду с традиционными полями сражений, обычно связанными с военными операциями (воздух, земля, море, кибер- и космос), всё, начиная от политики, экономики, культуры и заканчивая национальной психикой, теперь может стать возможным полем битвы. Ключевой особенностью этого типа военных действий является способность проводить, координировать и синхронизировать действия в этих разных пространствах сражений, что потенциально может и во многих случаях должно происходить одновременно».

Далее у китайцев следует идея одновременно на всю глубину ударить всеми средствами, вплоть до культурных и сеянием паники, так, чтобы парализовать противника. Баласевичус умело создал впечатление, что практика «гибридной войны» основана на теории двух китайцев.

Далее автор говорит, что непонятно, насколько китайцы вдохновлены русскими идеями войн нового поколения (это и правда сложно понять, раз китайская теория вышла в 1999 г., а в РФ об этом заговорили совсем недавно), но вот действия РФ в Восточной Европе полностью подпадают под описание и переходит к российской доктрине «войн нового типа». И вот,

«Несмотря на то, что между философией «Неограниченной войны» и доктриной «Войны нового поколения» существует определенное сходство, становится очевидным, что русские предприняли значительные шаги для манипулирования полями битв. Операции на оперативном и тактическом уровнях при сохранении единой информационной сферы практически невозможны без способности стратегически эффективно проводить и координировать различные события в разных пространствах сражений. Фактически, некоторые полагают, что именно эта способность к синхронизации стала самым большим изменением в недавних российских операциях».

Таким образом, считает автор, РФ научилась сочетать военные и государственные механизмы, а российские действия на Украине валидировали ключевые положения теории гибридных войн. И они так эффективны, что НАТО за два года так и не выработала эффективного способа противодействия. А РФ продолжит это использовать для своих стратегических целей, и Канада должна научиться бороться с этим типом войны. Нет смысла повторять, что, какое бы рациональное зерно ни содержалось китайском описании и его предполагаемом российском клоне, успешно применить их для достижения стратегического результата РФ не удалось, даже если она и пыталась.

* * *

Следующий источник, который нам придётся разобрать – статья Маргариты Йайтнер и Гарри Кантолы “Applying Principles of Reflexive Control in Information and Cyber”, вносящей б о льшую ясность в вопрос о советской концепции рефлексивного управления. Как написано в авторском резюме, рефлексивное управление, согласно русской методологии, позволяет инициатору заставлять противника действовать в соответствии с интересами инициатора через информационную манипуляцию. И будто бы это умение глубоко укоренено в российской доктрине информационной войны. И поскольку повлиять можно через киберпространство, статья рассматривает, как это киберпространство можно в этих целях использовать.

«Рефлексивное управление можно определить как «средство передачи партнёру или противнику специально подготовленной информации, чтобы побудить его добровольно принять заранее определенное решение, желаемое инициатором действия». Суть ‘рефлексивной игры’, согласно Лефевру, заключается во взаимных попытках противников навязать друг другу рефлексивное управление. Это требует, чтобы оба противника анализировали свои собственные идеи и моделировали соответствующее поведение своего противника. Рефлексивность означает способность создавать правильную модель. Чем точнее будет модель, тем точнее будет прогноз поведения противника, тем лучше будет возможность представить противнику желаемый ‘информационный пакет’».

С 90-х годов описанный круг явлений в нашей стране принято называть «манипуляцией сознанием», но, как представляется, старый советский термин «рефлексивное управление» или даже обратный перевод с английского «рефлексивный контроль» более точно отражает способность кукловодов управлять большими процессами не на случайной разовой, а на постоянной основе. Заодно заметим, что в последние годы деятельность наших блогов (без явного осознания хозяевами), в основном, была направлена на то, чтобы, выстраивая правильные модели происходящего, противодействовать рефлексивному управлению русской стороны противником. Судя по всему, именно это и было фундаментальной причиной враждебности со стороны тех, кто из ложного понимания коллективизма склонялся к сектантскому поведению в познании.

Тем не менее, как только Йайтнер и Кантола переходят к конкретике, то сразу становится непонятным, где же именно РФ могла управлять Западом с помощью рефлексивного управления. Они предлагают много общей теории о том, как можно повлиять, искажая информацию, и как эта манипуляция может быть вскрыта, когда лицо, принимающее решение, обнаруживает другой результат своих действий, чем ожидало. Разве что, можно на его ценности повлиять. В итоге авторы сами говорят, что рефлексивное управление имеет смысл в долгосрочной перспективе, а ситуативно – едва ли. Но так или иначе, никаких оснований для утверждения, что РФ осуществляет рефлексивный контроль не то, что над Западом, а хотя бы над Украиной, они не представили. Они также не провели исследования, повлияла ли теория рефлексивного управления на советскую военную доктрину, равно как и умолчали о том, что создатель теории рефлексивного управления В. А. Лефевр ещё в 1974 г., вскоре после получения значимых результатов, эмигрировал в США, где и опубликовал в 1977 г. основную о рефлексивном управлении, а в 1985 г. был приглашён в Белый Дом и успешно консультировал администрацию Рейгана на предмет рефлексивного управления Советским Союзом во время переговоров с Горбачёвым:

Возможно, некоторую подсказку на вопрос о способности РФ осуществлять рефлексивное управление Западом даст весьма ещё докризисная (2007 г. ) и весьма травоядная монография Мартина Либицкого “CONQUEST IN CYBERSPACE. National Security and Information Warfare”. Автор, скорее, ставит под сомнение стратегическое значение методов информационных войн, но мы используем только предложенное им объяснение различие между двумя антишумовыми системами двух типов – з а мкА и агоры (места собраний в древнегреческом полисе), с замечанием, что в политической сфере используется второе:

«Информационные системы с их системами защиты можно разместить на отрезке между двумя полюсами идеального: замки и агоры. Замки защищают от непогоды; агоры – это шумоустойчивая, действительно шумная среда. Замки характеризуют важнейшую инфраструктуру страны – военные системы, перевод средств, регулирование безопасности, электростанции и аналогичные промышленные объекты, телекоммуникационные коммутационные системы, а также энергетические и транспортные контрольные пункты… Агоры – это большие потребительские и политические рынки киберпространства, в которых сниженная защита от злоумышленников (и подверженность случайным болезням) – это цена, которую платят за плотные взаимодействия и потенциальные возможности обучения, которые приносят контакты с чужими. Использовать правила агоры для управления замком так же опасно, как и устанавливать соблюдение норм замка на агоре.

Рисунок 3 иллюстрирует различие между стратегиями для замков и стратегий для агор… Путь мошенника в замок должен преодолеть горизонтальные линии слева. Чтобы войти, враг должен пробить несколько стен. У каждой стены есть несколько потенциальных отверстий, которые трудно увидеть каждой стороне; обе стороны тратят ресурсы на их поиск. Достаточно одной лунки, чтобы пройти противников через один слой – это неотъемлемое преимущество для преступления…

Напротив, вертикальные линии справа изображают состязание в агоре. По этим линиям информация из окружающей среды течёт к лицу, принимающему решения. Злоумышленник пытается вызвать шум на пути и тем самым обмануть или парализовать процесс принятия решений. Стратегия защитника состоит в том, чтобы открыть столько путей, сколько необходимо, чтобы свести на нет влияние шума. Множественные пути повышают вероятность того, что тот или иной путь достаточно свободен от шума. Если все они шумные, то несколько путей позволяют защитнику отфильтровывать лишние сигналы, поступающие более чем по одному пути».

С учётом модели Либицкого становится понятным, почему РФ в принципе не может осуществлять рефлексивного управления Западом. В уже встречавшейся нам статье Кита Скотта “Dissuasion, Disinformation, Dissonance: Complexity and Autocritique as Tools of Information Warfare” со ссылкой на Померанцева и Вайса сообщается, что конёк В. Суркова и центральный элемент российской политической стратегии – внесение путаницы в инфопоток с целью создать «бесконечный водевиль противоречивых историй, чтобы воспрепятствовать возникновению какой-либо реальной оппозиции, потому что противопоставить ей собственный последовательный нарратив [сурковские подчинённые] не способны».

Нам представляется, что и Померанцев с Вайсом, и Скотт просто глумятся над бедным читателем, представляя дело так, будто агенты РФ могут создать достаточно шума, чтобы забить западную «агору». Это в РФ власти теоретически имеют возможность держать существующие течения в заданном идейном коридоре, прибегая к силовым мерам и пользуясь контролем над телеканалами, а на Западе у них такой возможности нет в принципе. Единственный способ – это перебить западную «агору» количеством инфошума, но, с учётом ресурсов РФ и языкового барьера, сделать это заведомо невозможно. При огромном разнообразии информационных каналов и продуктов на Западе и при массовой индоктринированности аудитории либеральной идеологией само донесение альтернативного мессиджа до западной аудитории любым внешним игроком вызывает немалые трудности, не говоря уже об оказании программирующего влияния. В цитате Скотта действительно неплохо описано управление самой РФ, но при чём же тут вмешательство РФ в дела Запада?

Другое дело – если «альтернативные мессиджи» до западной аудитории доносит какой-то внутренний для Запада игрок, имеющий дополнительные политические инструменты для удержания идейных течений в нужном коридоре и способный перевести стрелки на внешнего злоумышленника.

И совсем другое дело – если речь идёт о рефлексивном управлении идейно и ресурсно намного более слабой стороной, которое осуществляет намного более сильная.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: