Лингвистика на пути преобразований 5 глава

Итак, речь идет о том, что трактовать язык как систему — значит анализировать era структуру. Поскольку каждая система состоит из единиц, взаимно обусловливающих друг друга, она отличается от других систем внутренними отношениями между, этими едини­цами, что и составляет ее структуру ²⁷. Одни комбинации встре­чаются чаще, другие реже, существуют, наконец, и такие ком-

²² N. Troubetzkoy, La phonologie actueile, «Psychologie du langage», Pa­
ris, 1933, стр. 227—246.

²³ Там же, стр. 233.

²⁴ Там же, стр. 243.

²⁶ Там же, стр. 245.

²⁸ Там же, стр. 245—246.

²⁷ Эти два термина — «структура» и «система» — трактуются по-другому в
статье А. Мирам-беля (A. Mirambel, Structure et dualisme de systeme en grec mo-
derne, «Journal de Psychologie», 1952, стр. 30 и ел.). Еще иначе понимает их
В. С. Аллен (W. S. Allen, Structure and System in the Abaza Verbal Complex,
«Transactions of the Philological Society», 1956, стр. 127—176).

бинации, которые теоретически возможны, но никогда не реали­зуются. Исследовать язык (или каждую часть языка: фонетику, морфологию и т. д.) с целью обнаружить и описать структуру, организующую его в определенную систему, значит принять «струк­туралистскую» точку зрения ²⁸.

Идеи первых фонологов, опиравшиеся на точное описание са­мых разнообразных фонологических систем, за короткое время завоевали большое число сторонников за пределами Пражского лингвистического кружка, так что стало возможным основать в 1939 г. в Копенгагене журнал «Acta Linguistica», который имел подзаголовок «Revue internationale de linguistique structurale». В написанной по-французски вступительной статье датский линг­вист Вигго Брёндаль обосновывал принятую журналом ориен­тацию той важной ролью, которую понятие «структура» приоб­рело в языкознании. При этом он ссылался на определение струк­туры у Лаланда, «чтобы в противоположность простой комбинации элементов обозначить этим термином некую целостность, образо­ванную взаимосвязанными явлениями, каждое из которых зависит от других и может быть.тем, чем оно является, только в своих отношениях с ними» ^2в. Он указывает также на параллелизм струк­туральной лингвистики и «гештальт»-психологии, ссылаясь на данное Клапаредом (С 1 а р а г ё d е) определение «гештальт-теории»³⁰: «Эта концепция заключается в том, чтобы рассматривать явления некоторой области не просто как сумму элементов, которые прежде всего необходимо выделить и подвергнуть анализу, а как неко­торые совокупности (Zusammenhange), представляющие собой ав­тономные, внутренне связанные единства, подчиняющиеся своим собственным законам. Отсюда следует, что способ бытия каждого элемента зависит от структуры целого и от законов, которые им управляют* ³¹.

В 1944 г. Луи Ельмслев, возглавивший журнал «Acta Linguis­tica» после кончины В. Брёндаля, заново определял область струк­турной лингвистики, указывая: «Под структурной лингвистикой мы подразумеваем комплекс исследований, опирающихся на ги­потезу, согласно которой научно правомерным является описание языка как в своей сущности автономного единства внутренних ' зависимостей, или, выражая это в одном слове, как некоторой структуры... Последовательный анализ этой сущности позволяет выделять такие части, которые взаимно обусловливают друг друга

²⁸ Философский аспект этой точки зрения в связи с исследованием языка
рассмотрел Э. Кассирер (Ernst Cassirer, Structuralism in Modern Linguistics,
«Word», I, 1945, стр. 99 и ел.). Об отношении структурной лингвистики к другим
гуманитарным наукам см. A. G. Haudricourt, Methode scientifique et linguisti­
que structurale, «L'Annee Sociologique», 1959, стр. 31—48.

²⁹ Lalande, Vocabulaire de philosophie, III, s. v. Structure.

⁸⁰ Там же, III, s. v. Forme.

⁸¹ V. Brondal, «Acta Linguistica», I (1939), стр. 2—10. Эта статья перепеча­
тана в его книге «Essais de Linguistique generale», Copenhague, 1943, стр. 90 и ел.

•* Беывенист 65

L

и каждая из которых зависит от некоторых других и без этих дру­гих не была бы доступна ни восприятию, ни определению. Струк­турная лингвистика, таким образом, сводит свой объект к некото­рой сетке зависимостей, рассматривая языковые факты как суще­ствующие в силу их отношений друг к другу» ⁸².

Так появились в лингвистике слова «структура» и «структур­ный» в качестве специальных терминов.

Ныне же развитие лингвистических исследований ³³ привело к столь по-разному толкуемым разновидностям «структурализма», что один из сторонников этой доктрины прямо заявляет, что «под обманчивым общим названием «структурализм» объединяются шко­лы, весьма различные по своему духу и тенденциям... Широкое /употребление некоторых терминов, таких, как «фонема» и даже «структура», часто способствует лишь маскировке глубоких рас­хождений» ³⁴.

Одно из этих различий, и, б«з сомнения, самое показательное, можно констатировать между пониманием термина «структура» в американской лингвистике и определениями этого термина, приведенными здесь ³⁶.

Мы ограничились здесь рассмотрением того, как употребляется термин «структура» в европейской лингвистической литературе на французском языке, и, подводя итог, наметим минимум при­знаков, необходимых для определения этого понятия. Основной принцип — это то, что язык представляет собой систему, все части которой связаны отношением общности и взаимной- зависимости. Эта система организует свои единицы, то есть отдельные знаки, взаимно дифференцирующиеся и отграничивающиеся друг от друга. Структурная лингвистика ставит своей задачей, исходя из примата системы по отношению к ее элементам, выявлять структуру этой системы через отношения межд; элементами как в речевойцепи, так и в парадигмах форм; она демонстрирует органический характер испытываемых языком изменений.

ПРОБЛЕМЫ КОММУНИКАЦИИ

^за «Acta Linguistica», IV, вып. 3 (М44), стр. V. Те же идеи Л. Ельмслев раз­вивает в статье на английском языке «Structural Analysis of Language», в: «Studia' Linguistica», 1947, стр. 69 и ел. Ср. такке «Proceedings of the VIII-th International Congress of Linguists», Oslo, 1958, стр 636 и ел.

³³ См. их общий обзор в нашей стлъе «Новые тенденции в общей лингвисти­
ке», «Journal de Psychologies, 1954, стр. 130 и ел. (см. II главу настоящей книги,
стр. 37—43).

³⁴ A. Martinet, Economie des chmgements phonetiques, Berne, 1955, стр. 11
(русский перевод: А. Мартине, Прикшп экономии в фонетических изменениях,
М., 1960, стр. 27).

35 Интересное сопоставление точекзрения проведено А. Мартине (A. Marti­
net, Structural Linguistics, «Anthropology Today», изд. Kroeber, Chicago, 1953,
стр. 574 и ел.). Теперь можно найти несюлько определений, собранных Э. П. Хэм-
пом (Eric P. Hamp, A Glossary of American Technical Linguistic Usage, Utrecht —
Anvers, 1957 — русский перевод: Э. Ьмп, Словарь американской лингвистиче­
ской терминологии, М., «Прогресс», 1)64, статья «Структура»).

ГЛАВ А V СЕМИОЛОГИЯ ЯЗЫКА

Семиологии предстоит многое сделать уже только для того, чтобы установить свои гра­ницы.

Ф. де Соссюр *

С того времени, как Пирс и Соссюр, эти два полярно различных гения, ничего не зная друг о друге и почти одновременно ² пришли к мысли о возможности самостоятельной науки о знаках и способ­ствовали разработке ее основ, возникла важнейшая проблема, которая в условиях царящей в этой области неразберихи не полу­чила еще окончательной формулировки и, собственно, не была отчетливо поставлена: каково место языка среди знаковых систем?

В форме semeiotic Пирс возродил понятие St]fX8icoTi>t-fi, которое Джон Локк, исходивший из логики и трактовавший саму логику как теорию языка, применял к науке о знаках и значениях. Раз­работке этого понятия Пирс посвятил всю жизнь. Огромное коли­чество заметок свидетельствует о его настойчивом стремлении подвергнуть анализу в рамках семиотики не только логические, мате­матические и физические понятия, но также понятия психологи­ческие и религиозные. Эта никогда не оставлявшая его мысль постепенно обрастала все более усложняющимся аппаратом оп­ределений, направленных на то, чтобы распределить все сущее, мыслимое и переживаемое между различными категориями знаков. Для построения такой «универсальной алгебры отношений» ³ Пирс установил трихотомическое деление знаков на иконические знаки, знаки-индексы и знаки-символы. Эта трихотомия — почти все, что

¹ Рукописная заметка, опубликованная в «Cahiers F. de Saussure», 16, 1957,
стр. 19.

² Чарльз Пирс (1839—1914); Фердинанд де Соссюр (1857—1913).

³ «Моя универсальная алгебра отношений с лежащими в ее основе обозначе­
ниями 2 и И обладает способностью расширяться, так чтобы охватить все; то же
самое, и даже в еще большей степени, хотя и не в идеале, относится к системе
экзистенциальных графов» (С. S. Peirce, Selected Writings, ed. Philip P. Wie­
ner, Dover Publication, 1958, стр. 389).

осталось сегодня от сложнейших логических построений, воздвиг­нутых на ее основе.

Относительно языка Пирс не формулирует никаких точных и специальных определений. Для него язык — повсюду и нигде. Если он и уделял внимание языку, то никогда не интересовался его функционированием. Язык сводится для него к словам, а эти последние и есть знаки, но они не составляют отдельной категории или хотя бы некоторого самостоятельного подвида знаков. Слова по большей части относятся к «символам»; некоторые, например указательные местоимения, расцениваются как «индексы» и на этом основании попадают в один класс с соответствующими же­стами, например с указательным жестом. Пирс, следовательно, никак не учитывал того, что подобный жест понятен универсально, тогда как указательное местоимение составляет часть особой си­стемы звуковых знаков, т. е. человеческого языка, и далее — часть особой системы какого-то конкретного языка. Кроме того, одно и то же слово как «знак» может выступать в нескольких разновид­ностях: в качестве квалификатора (qualisign), в качестве сингуля-тора (sinsign), в качестве классификатора (legisign) ⁴. Одно не ясно, какую конструктивную пользу можно извлечь из подобных разграничений и чем они могли бы помочь лингвисту при построе­нии семиологии языка как системы. В конечном счете трудность, которая препятствует всякому конкретному применению идей Пирса, за исключением его широкоизвестной, но имеющей слишком общий характер трихотомии, заключается в том, что принцип знака постулируется как основа устройства всего мира и одновре­менно действует и как принцип определения каждого отдельного элемента, и как принцип объяснения целого, взятого абстрактно или конкретно. Человек в целом есть знак, его мысль — знак *, его эмоция — знак ⁶. Но если все эти знаки выступают как знаки

⁴ «Взятый сам по себе, знак выступает либо, во-первых, как проявление чего-либо вовне (appearance), и тогда я называю его кеалификатором (qualisign); либо, во-вторых, является отдельным предметом или событием, и тогда я называю его сингулятором (sinsign, где sin — первый слог слов semel «один раз», simul «вместе», singular «единственный» и т. п.); либо, в-третьих, как знак некоторого общего типа, и тогда я называю его классификатором (legisign). Когда в большинстве слу­чаев мы употребляем термин «слово», говоря, что the (определенный артикль)—это одно «слово», a an (неопределенный артикль) — другое, то «слово» — это знак-классификатор. Однако, если мы говорим, что на какой-то странице книги 250 «слов», из которых 20 — the, то термин «слово» выступает как знак-сингулятор. Сингулятор, который таким способом воплощает в себе классификатор, я обозна-чаютермином «копия» (replica) классификатора» (Пирс, цит. соч., стр. 391).

^ «...слово или знак, которые использует человек, есть сам человек. Ибо, если каждая мысль — это знак, а жизнь представляет собой цепь мыслей, то связанные друг с другом эти факты доказывают, что человек есть знак; таким образом, то, что каждая мысль является внешним (external) знаком, доказывает, что и человек представляет собой внешний знак» (Пирс, цит. соч., стр. 71).

⁶ «Все, что представляет для нас хоть малейший интерес, вызывает в нас особую, пусть даже незначительную, вмоцию. Эта эмоция является знаком и предикатом вещи» (Пирс, цит. соч., стр. в7).

друг друга, то могут ли они в конечном счете быть знаками чего-то, что само не было бы знаком? Найдем ли мы такую точку опоры, где устанавливалось бы первичное знаковое отношение? Построенное Пирсом семиотическое здание не может включать само себя в свое определение. Чтобы в этом умножении знаков до бесконечности не растворилось само понятие знака, нужно, чтобы где-то в мире су­ществовало различие между знаком и означаемым. Необходимо, следовательно, чтобы знак входил в некоторую систему знаков и в ней получал осмысление. Это и есть условие означивания (signi-fiance). Отсюда следует вывод, который противостоит идеям Пирса: все знаки не могут ни функционировать одинаково, ни принад­лежать к одной-единственной системе. Следует строить несколько знаковых систем и между этими системами устанавливать отно­шения различия и сходства.

Именно в этом пункте и теоретически и практически Соссюр выступает как полная антитеза Пирсу. У Соссюра теоретическое построение исходит из языка и рассматривает язык как объект исключительный. Язык исследуется ради него самого, а наука о языке получает три основные задачи: 1) синхронически и диахро­нически описывать все известные языки; 2) выявлять общие за­коны, действующие в языках; 3) установить свои границы и опре­делить самое себя ⁷.

За внешней логичностью этой программы не была замечена одна странная особенность, которая между тем и придает ей силу и дерзновенность: в качестве третьей задачи лингвистика должна определить самое себя. Эта задача, если ее осознать во всей глубине, вбирает в себя обе предыдущие и в некотором смысле отменяет их. Может ли лингвистика установить свои границы и определить самое себя иначе, как установив границы и определив свой объект, язык? Но может ли она в таком случае выполнять две другие свои задачи, указанные в качестве первых, а именно описание языков и изучение их истории? Как может лингвистика «обнаружить те силы, которые действуют некоторым постоянным и универсальным образом во всех языках, и вскрыть те общие законы, к которым можно свести все частные явления в истории», если она не начнет с определения своих собственных ресурсов и возможностей, то есть с определения некоторой подлежащей ведению лингвистики сферы из области речевой деятельности, а значит, с определения природы и отличительных свойств языка? В этом требовании все необходимо связано одно с другим, и лингвист не может решать одну из этих задач без прочих, не может никакую из них довести до конца, если прежде не осознал язык как самостоятельный объект среди других объектов науки. В таком осознании состоит предва-

'■ F. de Saussure, Cours de linguistique generate, 4-е изд., стр. 21. [Прим. ред.: Бенвенист указывает стр. и цитирует 4-е франц. издание «Курса», мы же даем стр. и перевод по русскому изданию: Ф. де Соссюр, Курс общей лингвистики, перев. А. М. Сухотина, М., 1933. Здесь стр. 32.]

рительное условие всякого последующего познавательного шага в лингвистике, и задача «установить свои границы и определить самое себя» не только не лежит в том же плане, что две другие, не только не предполагает их осуществленными, но, напротив, она требует от лингвистики выйти за пределы этих других задач и ставит их достижение в зависимость от своего собственного решения. В этом огромное новаторство соссюровской программы. Обратив­шись к «Курсу», нетрудно убедиться, что для Соссюра наука о языке возможна лишь на таком пути: открывая свой объект, в конце концов познать самое себя.

В таком случае все начинается с вопроса: «В чем же состоит и целостный и конкретный объект лингвистики?» ⁸ — и первый шаг направлен на то, чтобы опровергнуть все ранее существовав­шие ответы: «С какой бы стороны ни подходить к вопросу, нигде ясно перед нами не обнаруживается целостный объект лингви­стики» ⁹. Расчистив таким образом почву, Соссюр формулирует первое требование метода: нужно отделить язык от речевой дея­тельности. Почему? Задумаемся над несколькими строками, в которых в неявном виде проскальзывают важнейшие идеи: «Взятая в целом, речевая деятельность многоформенна и разносистемна; вторгаясь в несколько областей, в область физики, физиологии и психики, она, креме того, относится и к индивидуальной и к социальной сфере; ее нельзя отнести ни к одной из категорий че­ловеческой жизни, так как она сама по себе не представляет ни­чего единого.

Язык, наоборот, есть замкнутое целое и дает базу для класси­фикации. Отводя ему первое место среди всех и всяких явлений речевой деятельности, мы тем самым вносим естественный порядок в такую область, которая иначе разграничена быть не может» ¹⁰.

Соссюр стремится открыть единый принцип, на котором осно­вано все многообразие речевой деятельности. Только эта единая основа даст возможность определить место речевой деятельности среди явлений человеческой жизни. Сведение речевой деятель­ности (langage) к языку (langue) удовлетворяет этим двум требо­ваниям: оно позволяет принять язык как единую основу в много­образии и тем самым найти место языка среди явлений человече­ской жизни. Так вводятся два понятия — принцип единства, принцип классификации, которые в свою очередь предваряют понятие семиологии.

И то и другое понятия необходимы для становления лингви­стики как науки: нельзя представить себе науки, не имеющей определенного объекта, не различающей четко своей области ис­следования. Но это не только стремление к научной строгости, а и

⁸ «Курс», стр. 23 (стр. 33 русск. изд.).

ур р (р ру д) «Курс», стр. 23 (стр. 34 русск. изд.).

⁹ «Курс», стр. 24 (стр. 34 русск. изд.).

10

К 23 (34)

нечто большее: речь идет о статусе изучения всей совокупности явлений человеческой жизни.

И в этом отношении новаторство соссюровского подхода не было достаточно осознано. Ведь речь идет не о том, чтобы решить, к чему ближе лингвистика — к психологии или социологии, и не о том, чтобы найти ей место среди существующих наук. Проблема поставлена на качественно ином уровне и сформулирована в таких терминах, которые вводят новую систему понятий: лингвистика составляет часть науки, целиком пока еще не существующей,—■ семиологии, которая будет заниматься и другими системами того же типа, действующими в человеческом обществе. Здесь следует привести то место из «Курса», в котором сформулирована эта мысль:

«Язык есть система знаков, выражающих идеи, а следовательно, его можно сравнивать с письмом, с азбукой для глухонемых, с символическими обрядами, с формами учтивости, с военными сиг­налами и т. д. и т. п. Он только наиважнейшая из этих систем.

Можно, таким образом, мыслить себе науку, изучающую жизнь знаков внутри общества; такая наука явилась бы частью социаль­ной психологии, а следовательно, и общей психологии; мы назвали бы ее семиология (от греч. OTj[xeTov— «знак»). Она должна открыть нам, в чем заключаются знаки, какими законами они управляются. Поскольку она еще не существует, нельзя сказать, чем она будет; но она имеет право на существование, место ее определено заранее. Лингвистика только часть этой общей науки; законы, которые откроет семиология, будут применимы и к лингвистике, и эта последняя таким образом окажется отнесенной к вполне опреде­ленной области в совокупности явлений человеческой жизни.

Точно определить место семиологии — задача психолога ^1Х, задача лингвиста сводится к выяснению того, что выделяет язык как особую систему в совокупности семиологических явлений. Вопрос этот будет разобран ниже; пока запомним лишь одно: если нам впервые удастся найти место лингвистике среди наук, это только потому, что мы связали ее с семиологией» ¹².

Этот отрывок требовал бы обширных комментариев, главное будет вытекать из наших дальнейших рассуждений. Теперь же мы только подчеркнем основные отличительные черты семиологии, как ее понимал Соссюр, как он представлял ее себе задолго до того, как изложил вопрос в своих лекциях ¹³.

Язык во всех своих аспектах предстает как двойственная сущ­ность: являясь институтом социальным, он реализуется индивидом; в аспекте речи он непрерывен, но состоит из отдельных единиц.

¹¹ Здесь Соссюр делает ссылку на книгу Ad. Naville, Classification des
sciences, 2-е изд., стр. 104.

¹² «Курс», стр. 33—34 (стр. 40 русск. изд.).

¹³ Это понятие и сам термин встречаются уже в рукописной заметке Соссюра,
датированной 1894 г. и опубликованной Р. Годелем: R. Qodel, Sources manus-
crites, стр. 46 (ср. там же, стр. 37).

Дело в том, что язык независим от фоно-акустического механизма речи; он представляет собой «систему знаков, в которой единст­венно существенным является соединение смысла и акустического образа, причем оба эти элемента знака в равной мере психичны» ". На чем же основаны единство языка и принцип его функциониро­вания? На его семиотическом характере. Этим определяется его природа, и также благодаря этому он входит в совокупность систем того же типа.

Для Соссюра, в отличие от Пирса, знак — явление прежде всего языковое, и уже из лингвистики понятие знака распростра­няется затем дальше, на определенные разряды явлений индиви­дуальной и социальной жизни человека. Так очерчивается зна­ковая область. Эта область, помимо языка, включает системы, ана­логичные системе языка. Некоторые из них Соссюр называет. Все они имеют характер знаковых систем. Язык «только наиважней­шая из этих систем». В каком отношении важнейшая? Просто ли потому, что в общественной жизни язык занимает большее место, чем какая бы то ни было другая система? Этот вопрос остался у Соссюра без ответа.

В то время как суждения Соссюра об отношении языка и других знаковых систем вполне определенны, они становятся менее чет­кими, когда речь идет об отношении между лингвистикой и семио­логией, наукой о знаковых системах. Судьба лингвистики — быть связанной с семиологией, которая сама «явилась бы частью соци­альной, а следовательно, и общей психологии». Но чтобы узнать, «в чем заключаются знаки, какими законами они управляются», нужно ждать, пока семиология, «наука, изучающая жизнь знаков внутри общества», появится. Определение самого знака Соссюр, таким образом, делает задачей будущей науки. Тем не менее для лингвистики он разрабатывает орудие ее особой семиологии — понятие языкового знака: «Для нас... лингвистическая проблема есть прежде всего проблема семиологическая, и весь ход наших рассуждений получает свой смысл от этого основного положения»¹⁶.

Принцип, согласно которому языковой знак «произволен», положенный в основу лингвистики, вместе с тем связывает линг­вистику с семиологией. В общем виде, главным объектом семио­логии будет «совокупность систем, основанных на произвольности знака» ¹⁶. Отсюда следует, что среди множества систем выражения первенствующее положение принадлежит языку:

«Можно... сказать, что знаки целиком произвольные лучше других реализуют принцип семиологического процесса; вот по­чему язык, самая сложная и самая распространенная из всех си­стем выражения, вместе с тем и наиболее характерна из них всех;

в этом смысле лингвистика может служить прототипом вообще всей семиологии, хотя язык только одна из многих семиологических систем» ^и.

Итак, с полной ясностью формулируя самую идею необходи­мой связи лингвистики с семиологией, Соссюр воздерживается от определения характера этой связи, указывая лишь на принцип «произвольности знака», который, как он считает, является осно­вополагающим принципом для всех систем выражения, и прежде всего для языка. Семиология как наука о знаках остается у Сос­сюра некоторой перспективой, а наиболее определенные ее черты копируются с лингвистики.

Касаясь систем, которые наряду с языком подлежат ведению семиологии, Соссюр ограничивается беглым упоминанием неко­торых из них, далеко не исчерпывая их перечня, поскольку не выдвигает никакого разграничительного критерия: «письмо, аз­бука для глухонемых, символические обряды, формы учтивости, военные сигналы и т. д.» ¹⁸. В другом месте он говорит о возмож­ности рассматривать обряды, обычаи и т. д. как знаки ¹⁹.

Приступая к этой огромной проблеме в той точке, в какой она оставлена Соссюром, мы хотели бы подчеркнуть, что если мы ставим целью продвинуться дальше по пути анализа и укрепить основы семиологии, то необходимо прежде всего разработать некоторую предварительную классификацию.

О письменности мы не будем здесь говорить, оставив этот труд­ный вопрос для специального рассмотрения. Что касается симво­лических обрядов и форм вежливости, то закономерно спросить, являются ли они самостоятельными системами? Можно ли их в самом деле поставить в один ряд с языком? Они вступают в се-миологическое отношение лишь через посредство речи: «мифа», который сопутствует «обряду»; «протокола», который регламен­тирует формы вежливости. Эти знаки в процессе их появления и становления как системы уже предполагают существование языка, благодаря которому они производятся и интерпретируются. Сле­довательно, в той иерархии, которую нам предстоит установить, они составляют особый разряд. Мы видим уже, что отношения между системами знаков составят объект семиологии не в меньшей степени, чем сами системы знаков.

Здесь мы оставляем общие рассуждения и можем приступить наконец к центральной проблеме семиологии — к вопросу о по­ложении языка среди знаковых систем. Нельзя создать надежную теорию, пока не выяснены понятие знака и место знака в тех си­стемах, в которых его уже теперь можно изучать. Мы полагаем, что такое рассмотрение следует начать с систем нелингвистических,

 

¹⁴ «Курс», стр. 32 (стр. 39 русск. изд.).

¹⁶ «Курс», стр. 34—35 (стр. 41 русск. изд.).

¹⁶ «Курс», стр. 100 (стр. 79 русск. изд.).

¹⁷ «Курс», стр. 109 (стр. 79 русск. изд.).

¹⁸ См. выше, стр. 73.

¹⁹ «Курс», стр. 35 (стр. 41 русск. изд.).

 

II

Роль знака заключается в том, чтобы репрезентировать, заме­щать какую-либо вещь, выступая ее субститутом для сознания. Всякое более или менее точное определение, которое, в частности, разграничивало бы несколько разновидностей знаков, предпола­гает выяснение основополагающего принципа науки о знаках, семиологии, и предварительную работу в этом направлении. До­статочно хоть с некоторым вниманием приглядеться к нашему поведению, к условиям интеллектуальной и социальной жизни, к семейным и родственным отношениям и к связям в сфере произ­водства и обмена, как мы увидим, что в каждый момент исполь­зуем сразу несколько систем знаков: прежде всего знаки языка, овладение которыми начинается раньше всего, с первыми шагами сознательной жизни; знаки письменности; «знаки вежливости», признательности, общения во всех их разновидностях и иерархи­ческих связях; знаки, регулирующие движение транспортных средств; «внешние знаки», указывающие на общественное поло­жение человека; «денежные знаки», мерила и показатели эконо­мической жизни; знаки культовые, обрядовые, религиозные; знаки искусства в их разновидностях (музыка, изобразительные искус­ства),— короче говоря, даже если ограничиться чисто эмпириче­ским перечнем, становится ясным, что вся наша жизнь заключена в сети знаков и мы обусловлены ими до такой степени, что нельзя было бы упразднить ни одну из них без того, чтобы не поставить под угрозу равновесие и общества и отдельного человека. Эти знаки порождаются и множатся в силу внутренней необходимости, которая, должно быть, отвечает также и требованиям нашей пси­хической организации. Но если знаки формируются столь много­численными и столь различными способами, то каков принцип, на основе которого можно было бы упорядочить их отношения и разграничить их системы?

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: