Наведение мостов (bridging) 2 страница

Более того, модель болезни требует от нас признать тот факт, что метаболическая и физиологическая реакция химически зависимого человека на этиловый спирт полностью отличается от реакции человека, который не является химически зависимым. Существует огромное количество данных исследований мозга и печени, эндорфинов и рецепторов, проницаемости оболочек нервных клеток, специфических наследственных графиков электроэнцефалограмм, изменений обмена веществ, и исследования наследственности, которые принимают во внимание алкоголизм родителей. И все эти данные подводят научную основу под признание зависимости болезнью. Таким образом, не подлежит сомнению то, что история, симптомы и признаки зависимости представляют собой узнаваемый паттерн. Лица, зависимые от алкоголя и наркотиков, деградируют во всех областях жизни: в физической, умственной, эмоциональной, моральной и духовной. Нет нужды еще раз рассказывать о страшной разрушительной силе аддикции. Установки, личная ответственность и общественное признание являются ключевыми факторами, которые должны быть выявлены, прежде чем станет возможным эффективное лечение зависимости. Признание зависимого человека больным имеет большую важность, поскольку таким образом мы аннулируем стигму, зачастую сопровождающую данное заболевание, и легитимизируем его лечение. Кроме того, концепция болезни утверждает зависимость в качестве основного заболевания, а не симптома, который надо контролировать, изменять или модифицировать.

Спор о том, являются ли алкоголизм и наркомания настоящими заболеваниями, очень распространен. Противники концепции утверждают, что алкоголизм не отвечает полностью всем критериям болезни, поскольку, в отличие от диабетиков, алкоголик совершает активный выбор (пить или не пить), который вызывает заболевание, а диабетик не имеет возможности принимать подобное решение. Кроме того, диабетик не получает удовольствия от этого выбора. Они доказывают, что наркоманы и алкоголики делают выбор в пользу употребления наркотиков, поскольку получают от этого удовольствие и удовлетворение, и «больными» их делает их же собственная погоня за удовольствиями. Тем не менее, как убедительно пишет Donald Goodwin (1979), лишь немногие противники концепции болезни отказываются признавать сифилис и гонорею заболеваниями, хотя по этиологии они сходны с алкоголизмом. Они возникают как следствие решения предаться приятной деятельности, которое приводит тому, что человек страдает, в основном из-за воздействия постороннего агента и опасного вещества, никогда не попавшего бы в физиологическую систему больного, если бы он не принял подобного решения.

На самом деле, стиль жизни и дурные привычки, несовместимые с долгосрочным здоровьем, являются гораздо более весомыми факторами в развитии заболеваний, чем это обычно признается. Критические аспекты стиля жизни и болезни выявились в основном в результате революции, произошедшей в последние 75 лет в требованиях американского общества к здравоохранению. С этой революцией медицинская профессия как таковая только начинает приходить в соприкосновение, и саму эту проблему развитые западные страны начали признавать лишь недавно. Она состоит в том, что смертность и заболеваемость американцев перестали определяться инфекционными болезнями, превалирующими в начале века. Их место в наши дни заняли хронические заболевания, вызываемые стилем жизни. На смену гриппу, пневмонии, туберкулезу, гастроэнтериту и дифтерии пришли заболевания сердца, болезни сердечно-сосудистой системы и дыхательных путей, разные виды рака и алкоголизм, которые частично являются результатом того, как мы живем и как ведем себя. Потребляемая пища и напитки, курение, ежедневный стресс, занятия спортом — все это наиболее важные факторы, влияющие на здоровье человека и его подверженность заболеваниям. В каком-то смысле, самые серьезные медицинские проблемы, угрожающие в наши дни большинству людей, вовсе не являются медицинскими проблемами как таковыми. Это проблемы поведенческие, которые требуют изменения характерных паттернов реакции, и, таким образом, прямо связаны со стилем жизни и установками по отношению к ней (Stachnik, 1980).

Поскольку современная медицина начала признавать, что установки, стиль жизни и поведения играют важную роль в том, что обычно называют болезнями, растет осознание потребности в «новой медицинской парадигме» для объяснения этого феномена. Старая медицинская формулировка понятия «болезнь» критикуется многими как основанная на расщеплении разума и тела, привнесенном в медицинскую практику Запада Декартовской философией дуализма шестнадцатого века. Томас Кун (Thomas Kuhn, 1962) много лет назад писал в своей книге «Структура научных революций», что изменение парадигмы в науке происходит только тогда, когда появляется достаточное количество аномалий, приводящих к кризису имеющейся парадигмы. Как он заметил, научные открытия (что противоречит некоторым популярным заблуждениям) никогда не происходят приятным упорядоченным образом, в результате неуклонного накопления все большего количества информации. По мере того, как исследователи и ученые изучали отношения между лечением и физическими заболеваниями, они начинали понимать, что отношение разума как к болезни, так и к выздоровлению является весьма запутанным, что бросает вызов многим общепринятым установкам по поводу болезни и здоровья.

В последние три десятилетия аддикция передвинулась с окраин общества в фарватер нашей повседневной жизни, и это оказало глубокое влияние и на то, каким образом наша культура определяет аддикцию, и на способы, которыми она обращается с этой болезнью. Раньше аддикция была почти исключительно ограничена алкоголем и наркотиками, а сегодня не является необычным услышать, как люди называют себя «наркоманами возбуждения» или «подсевшими» на теннис, бег, баскетбол или другие формы упражнений.

По мере того, как модель абстиненции Анонимных Алкоголиков завоевывала популярность в лечении зависимостей, она легитимизировала концепцию болезни. В 1970-х лечебные центры начали лечить наркоманов по программам выздоровления от алкоголизма. Хотя результаты лечения после интеграции этих двух различных аддикций не были столь многообещающими, как сначала предполагалось (по причинам, изложенным в Главе 8), лечебный персонал обнаружил, что существует много общего, и что модель болезни работала лучше, чем что-либо другое из доступного в это время. Было обнаружено, что хотя поведение пациента-ал- коголика отличается от поведения наркомана, процесс выздоровления является почти одинаковым (Early, 1994). Постепенно лечебные центры и специалисты по зависимостям начали понимать, что существует множество других обсессивно-компульсивных расстройств и занятий (гемблинг, еда, секс, работа и даже отношения), которые по сути очень похожи на то общее, что объединяет алкоголика и наркомана. Более того, они достигли таких же успешных результатов, применив к этим расстройствам двенадцатишаговую модель. В то же время консультанты, психиатры и другой медицинский персонал, продолжая работать с такими пациентами на долгосрочной основе, начали понимать, что если индивид имеет одно из подобных расстройств, то существует очень большая вероятность, что имеется и другое. Также стало очевидным, что для огромного количества таких пациентов исчезновение одного расстройства (например, кокаиновой зависимости) приводит к усилению другого (например, сексуальной аддикции).

Выявление созависимости и синдрома Взрослых Детей Алкоголиков (ВДА) как другой разновидности аддиктивного процесса убедило специалистов, что аддикции связаны не с употребляемым веществом, а с поведением и установками, типичными для всех аддиктивных заболеваний.

Например, лечение пациентов с расстройствами пищевого поведения по аддиктивной модели показало специалистам по зависимостям, что усилия при лечении любых аддикций должны быть направлены вовнутрь, от веществ к мыслям, чувствам и действиям, которые предшествуют или следуют за компульсивным употреблением веществ или еды. Подход к созависимости и ВДА с той же стратегией открыл, что аддиктивное влечение является внутренней компульсией, которую нет необходимости связывать с веществом; она может проявиться по отношению к деятельности, ритуалу или даже к другому человеку.

Аддикция ныне признается расстройством, которое может принимать множество форм и проявляется мириадами паттернов. Шаффер (Shaffer, 1995) постепенно пришел к убеждению, что аддикцию лучше всего понимать как измененное состояние сознания, которое включает в себя изменение компонентов биохимических и физиологических мозговых операций. Это выражается в адаптации мозговых механизмов вознаграждения, что приводит к долговременным изменениям в функционировании мозга. Именно эта физиологическая адаптация деятельности мозга лежит в основе компульсивного поведения в ответ на условные сигналы. Следовательно, аддикция имеет больше общего с выученным поведением (условные реакции, ведущие к мощным, эмоционально вознаграждающим переживаниям) и дефицитом когнитивного и эмоционального функционирования, чем с зависимостью от вещества или с симптомами отмены. Как только в ответ на биохимическое воздействие вещества в мозгу устанавливается обсессивно-компульсивный паттерн реакций и мышления, или аддиктивный стиль, личность приобретает склонность к тому, чтобы сменять одно проявление или объект аддиктивного занятия другим. Общее мнение ученых-нейрофизиологов об аддикции озвучено Стивом Хейманом (Steve Heyman, 1995), который придерживается мнения, что аддикцию лучше всего определять как «заболевание мозга». Основываясь на данных науки, накопленных годами, он считает аддикцию болезнью, исключительно связанной с нервными структурами мотивации и эмоций; ее патофизиология включает в себя индуцированные веществом долговременные молекулярные изменения в мозгах уязвимых индивидов. Это ведет к извращению нормального произвольного контроля поведения. Хейман считает, что данный устойчивый поведенческий паттерн не может быть изменен, пока вещества продолжают поступать в организм, и «как и всем пациентам с серьезным хроническим заболеванием, аддик- там следует выполнять правила лечения и избегать поведения, которое подвергает их большому риску срыва».

Аддикция, абстиненция и концепция болезни

Признание зависимости болезнью также имеет другие важные последствия, поскольку данная концепция обычно подразумевает, что абстиненция является необходимым первым шагом в лечении. В последние годы горячо обсуждался вопрос, всегда ли это так. Бихевиорально- и когнитивно- ориентированные исследователи отстаивали возможность контролируемого приема алкоголя как альтернативное направление в лечении (Martlatt, 1983; Sobell и Sobell, 1973а; Pendery, Maltzman и West, 1982). В начале 1980-х эти споры разрешились в пользу абстиненции, после бесчисленных исследований контролируемого употребления, обнаруживших, что данные о том, что алкоголик способен сохранять самоконтроль во время питья, были очень преувеличены или не соответствовали действительности. Вэйлант (Vaillant, 1995) продемонстрировал в очень хорошо поставленном, долговременном и последовательном исследовании, что от 80 до 90 процентов больных, ранее названных успешно контролирующими, сорвались. Даже средства массовой информации и популярная пресса приняли участие в дебатах, когда популярная телевизионная программа новостей («60 минут») провела собственные изыскания по следам работы, провозгласившей обнаружение успешно вылеченных алкоголиков, пьющих с сохранением контроля. К замешательству исследователей, «60 минут» обнаружили, что данные были недостоверными. Из двадцати успешно вылеченных алкоголиков девятнадцать либо сорвались, либо умерли во время запоя.

В последние несколько лет эти дебаты вновь разгорелись в связи с исследованием Натурального Выздоровления Собелла (Sobell, 1995) и программой Управления Умеренностью (УУ), Алана Мар- латта (Alan Marlatt) и других. В обоих случаях акцент делается на выявлении индивидов, которые могут пить умеренно, уменьшать прием алкоголя, достичь «неабстинентного выздоровления» или бросить пить самостоятельно, без лечения или АА.

Безусловно, подход АА к лечению аддикций подходит не всем, и существуют индивиды, лучше реагирующие на другие средства. Таких исследователей, как Марлатт (1983) и Собелл (1995), следует поблагодарить за попытки обнаружить и изучить альтернативные возможности лечения для тех, кому не помогает АА или другие двенадцатишаговые программы. Проблема возникает в случае непоследовательности диагностических критериев, определяющих, кто является алкоголиком или аддиктом, а кто нет. Применение таких запутанных критериев может иметь далеко идущие последствия. Конечно, не все из тех, кто ощущает зависимость и физические или психологические симптомы отмены, обязательно являются аддиктами по критериям АА и других двенадцатишаговых программ. Злоупотребляющие наркотиками и спорадические запойные пьяницы не обязательно будут признаны аддиктами по стандартам АА, но будут признаны таковыми по критериям Собелла и Марлатта.

Исследование Натурального Выздоровления Собелла (Sobell 1995) пытается продемонстрировать, что некоторые люди могут уменьшить или прекратить употребление самостоятельно, без АА или какого-либо формального лечения. Собелл пытается выявить характеристики таких индивидов, разрешающих свои трудности без лечения или групп самопомощи. Он также старается выявить процентное соотношение случаев «неабстинентного» выздоровления. Подобным же образом, и подход УУ утверждает, что некоторые пьяницы могут научиться управлять своим пьянством без его прекращения. Два важных аспекта этого исследования должны быть поставлены под вопрос. Не является ли замена терминологии в действительности лишь способом вернуться к старому вопросу о контролируемом питье, завернутому в новую упаковку? Самые лучшие из исследований показали, что любые рапорты об успешном контролируемом питье стихают с прошествием времени. Большинство алкоголиков могут контролировать употребление или воздерживаться от него в течение коротких периодов. АА это уже знает. Те, кто может бросить самостоятельно или пить умеренно, не являются алкоголиками по критериям АА. Абстиненция и АА — только для тех алкоголиков, которые хотят бросить пить и хотят получить помощь в этом.

Во-вторых, работы Марлатта и Собелла показывают, что индивиды с менее тяжелыми симптомами и более коротким периодом проблемного пьянства не обязательно должны поддерживать абстиненцию для выздоровления. АА просто считает, что эти люди не являются алкоголиками и никогда ими не были. Алкоголики, по определению, не могут контролировать или успешно управлять приемом алкоголя на протяжении продолжительного периода. Нейропсихологические и нейрофизиологические данные подтверждают отчеты об индивидуальном опыте всех алкоголиков и аддиктов, которые участвовали в двенадцатишаговой программе выздоровления. Абстиненция — необходимый первый шаг в том случае, если целью является достижение и поддержание долгосрочного выздоровления. В этой точке АА и другие двенадцатишаговые программы расходятся с более бихевиорально ориентированными философиями лечения, которые, похоже, смотрят на прием алкоголя и контроль над ним как на цель своих усилий. Для АА абстиненция (или, правильнее говоря, трезвость) — начало, а не конец лечения. Как недавно сказал один аддикт на встрече АА, «программа АА не вернула мне мою жизнь, она дала мне ее в первый раз».

Работы Марлатта и Собелла продемонстрировали важность установления последовательных диагностических критериев для проведения полезных исследований. Двенадцатишаговые программы и бихевиорально ориентированные ученые до сих пор рассматривают, определяют и понимают аддикцию по-разному. Для выздоравливающих алкоголиков и аддиктов аддикция является чем-то гораздо большим, нежели дурная привычка, которую нужно поменять. Она включает в себя установку, систему верований и ценностей, которых человек придерживается и которые диктуют способ, в соответствии с которым он проживает свою жизнь. Хотя интенсивность этих дебатов подогревается неколебимостью личных убеждений и профессиональными пристрастиями, они имеют сравнительно небольшое клиническое влияние вне академической арены и тех немногих лечебных программ, которые используют отвращение и бихевиоральную терапию. Большинство практикующих специалистов и лечебных программ в этой стране знают по своему опыту то, что «Анонимные Алкоголики», «Анонимные Наркоманы» и т. п. знали всегда: абстиненция является единственным выбором для лечения алкоголиков и наркоманов. Тем не менее, данная полемика имеет гораздо больше значения, чем обычные академические дебаты. Как знает каждый, кто либо сам страдает от зависимости, либо работает с химически зависимыми лицами, больше всего алкоголик или наркоман хочет слышать и верить в то, что он может научиться контролировать употребление наркотиков или алкоголя в социально приемлемых рамках. Поместите десять алкоголиков в одну комнату и скажите им, что, по результатам исследований, один из десяти может вернуться к употреблению алкоголя в пределах нормы, и каждый из них будет верить в то, что именно он и является тем самым избранным. Как Уоллес (Wallace, 1985) показал на примере неофициального опроса 160 алкоголиков, в настоящий момент проходящих курс лечения, все 160 в прошлом пытались вернуться к контролируемому приему алкоголя, и эти попытки провалились. Учитывая то, что эти 160 «неудачников» могут быть все же более удачливыми, чем те, кто окончательно поддался этой болезни, дискуссия приобретает дополнительный оттенок безотлагательности. Это особенно справедливо в свете данных, которые показывают, что абстиненция влечет за собой лишь небольшой негативный эффект (если вообще влечет) для больных, даже если человек «всего лишь» злоупотребляет, и не является «на самом деле зависимым». Как правило же, абстиненция ведет к улучшению общего состояния здоровья и повышению чувства удовлетворенности жизнью. Таким образом, человек должен решить, стоит ли риск положительного ответа на вопрос «пить или не пить» возможной цены, которую заплатит тот, кто борется со своей болезнью.

Как упоминалось ранее, дискуссия на тему контролируемого приема алкоголя, Натурального Выздоровления и Управления Умеренностью также усложняется разницей в критериях диагностики, которые используют многие профессионалы, проводящие исследования на данную тему. Человек, который будет считаться алкоголиком в одном исследовании, может не подойти под критерии алкоголизма в рамках другого. Конечно, многие лица, которые считаются алкоголиками по критериям Анонимных Алкоголиков, не подойдут под этот диагноз в соответствии с критериями DSM IV (АРА, 1994). Многие профессионалы не осознают того, что критерии алкоголизма DSM IV не являются более совершенными, чем критерии АА, они просто другие.

Кертис Барретт (Curtis Barrett) следующим образом резюмирует суть дебатов: Чтобы проиллюстрировать, насколько разнообразны диагностические критерии в наши дни, полезно будет сравнить критерии DSM III (Американская Психиатрическая Ассоциация, 1980), и те критерии, которые используются почтенной группой самопомощи «Анонимные Алкоголики». В DSM III прежде всего поражает то, что алкоголизм не включен в список умственных расстройств. Тем не менее, тщательное чтение приводит нас к следующей фразе: «Зависимость от алкоголя может называться алкоголизмом» (Американская Психиатрическая Ассоциация, 1980, стр. 169). Чтобы поставить диагноз «алкогольная зависимость», должны быть удовлетворены следующие критерии: (а) или постоянное патологическое употребление алкоголя, или нарушение социальной или профессиональной деятельности в связи с употреблением алкоголя; (б) или толерантность, или абстинентный синдром.

Разница между алкоголизмом и злоупотреблением алкоголем сводится к тому, обнаруживается ли у человека толерантность или абстинентный синдром. То есть, даже если у больного наблюдаются случаи провалов в памяти, запоев, неконтролируемого чрезмерного приема алкоголя, если он теряет работу и нарушает закон (например, из-за вождения автомобиля в нетрезвом состоянии), то, по критериям DSM III, его могут и не признать алкоголиком или зависимым от алкоголя (стр. 19, 1985).

АА, как всегда, избегает этой дискуссии, и, верная своей традиции, «смотрит на все проще». Членам АА предлагается поставить диагноз самим себе. Диагноз, поставленный кем-то другим, считается второстепенным по отношению к тому, который человек ставит себе сам. Члены АА являются алкоголиками, если они сами говорят, что они алкоголики. АА предоставляет своим членам литературу и необходимую информацию, если человек высказывает подобное желание. Но самодиагностика больного в качестве алкоголика является краеугольным камнем программы.

Барретт (1985) добавляет,

В главе «Как это делается» (АА World Service, 1939, стр. 58) можно прочитать, что человеку, который хочет получить пользу от АА, нужно подумать о том, чтобы предпринять некоторые шаги, «предлагаемые в качестве программы исцеления». Первый шаг таков: «Мы признали, что мы бессильны против алкоголя, что наши жизни стали неуправляемыми». Если человек хочет дальнейшей помощи в проведении самодиагностики, то его вниманию предлагаются материалы, которые помогут ему отметить у себя наличие соответствующих критериев заболевания, что не слишком отличается от методики, используемой в DSM III. (Стр. 19, 1985).

Совершенно очевидно, что целью АА является трезвость. И тем не менее, АА — это программа исцеления, направленная на сложное приспособление, необходимое для того, чтобы человек продолжал воздерживаться от приема алкоголя и наркотиков. «АА не учит нас тому, как справляться с неумеренным приемом алкоголя... Эта организация учит нас справляться с нашей трезвостью» (АА World Service, 1939, стр. 554). АА не исключает возможности того, что алкоголик может вернуться к контролируемому приему алкоголя, но говорит о том, что эта цель не может быть достигнута, если человек является истинным алкоголиком. Таким образом, АА признает, что тем алкоголикам, которые вновь возвращаются к контролируемому приему алкоголя, был поставлен ошибочный диагноз.

Учитывая эти проблемы, можно прийти к выводу, что компетентный исследователь, используя критерии DSM III или DSM IV в отношении алкогольной зависимости, не сможет выявить заболевание у человека, которого АА считает алкоголиком, даже если человек сам считает себя таковым. Эти трудности объясняют, почему исследования контролируемого приема алкоголя привели к таким противоречивым и спорным результатам.

Тот, чей интерес к алкоголизму есть лишь преходящее увлечение или академическое любопытство, никогда не поймет важности проблемы критериев. Для алкоголика, который борется со своей болезнью, это является буквально вопросом жизни и смерти. Например, Уоллес (Wallace, 1978) считает, что идеологическая база АА представляет собой ключевой компонент в процессе исцеления трезвого алкоголика. На самом деле, он утверждает, что алкоголики нуждаются в несколько пристрастном взгляде на реальность, проповедуемом АА. «Алкоголик не может себе позволить бесстрастную, незаинтересованную и почти небрежную игру со словами и идеями, которую предлагают любознательные академические интеллектуалы» (1975, стр. 7).

Уоллес твердо убежден в том, что алкоголик интуитивно признает необходимость стабильной и устойчивой системы верований для того, чтобы остаться трезвым. Ему гораздо труднее признать взвешенный взгляд на реальность, выражаемый академическими исследователями. Он считает, что:

Реальность чудовищно неадекватных инструментов измерения личностных характеристик, неподходящих процедур отбора, неадекватных измерений, неверного выбора переменных для исследований, сильно искаженных статистические предпосылок, сбора данных, ошибок в записи и анализе, и так далее, и тому подобное, спрятана под риторикой науки и научности. В таком случае, разве удивительно, что самое выдающееся качество большинства академических исследований состоит в том, что сейчас ты его видишь, а в следующее мгновение его уже нет? Разве не изумительно обнаружить трезвых алкоголиков, вцепившихся в свои системы верований, как тонущие поэты цепляются за свои метафоры в море путаницы? (1975, стр. 7).

Уоллес также признает важность помощи каждому пациенту достичь самоопределения в качестве алкоголика, и, таким образом, обрести объяснительную систему для своего поведения. Лечение, с этой точки зрения, по большей части является обучением «экзотическому верованию», чья истинная ценность определяется тем фактом, что лечение (1) Помогает объяснить прошлое таким образом, чтобы дать надежду на будущее; (2) Позволяет алкоголику справиться со своей виной, тревогой, раскаянием и запутанными мыслями, и (3) Предлагает им вариант конкретного поведения (оставаться трезвыми и работать в рамках 12 этапов программы), которое изменит их жизнь в желаемом направлении. Как говорит Уоллес, у алкоголика впереди целая жизнь трезвости, в течение которой он сможет признать тот факт, что не все его личные и социальные трудности проистекали из его алкоголизма. Но он может прийти к этому пониманию после того, как выведет алкоголь и наркотики из своей системы и направит свою жизнь в желаемом направлении. Как признает Мартин Бубер (Martin Buber, 1964), человеку в состоянии кризиса необходимо руководство. Только после того, как алкоголику удалось добиться трезвости, он может приступить к исследованию более глубоких психологических проблем своей жизни.

Недавние нейропсихологические исследования пролили некоторый свет на важность предоставления алкоголикам и наркоманам четкой структурированной программы, которой они должны следовать в течение первых нескольких месяцев абстиненции. Новоприбывшим членам программы АА советуют не принимать никаких важных решений в течение первого года выздоровления. Им рекомендуют не анализировать программу. Им сообщают, что программа АА успешна, потому что она успешна! Побывайте на девяноста собраниях за девяносто дней. Заставьте тело слушаться, и сознание за ним последует. Каждая из этих рекомендаций основана на интуитивном понимании того, что алкоголики на начальных стадиях абстиненции не способны четко мыслить и не обладают интеллектуальными способностями для принятия рациональных и разумных решений. Программа АА предлагает им двенадцать четких этапов, которым они должны следовать. Новым членам советуют «смотреть на все проще». После завершения первого этапа им велят завершить второй и приступить к третьему, и так далее.

В нейропсихологических тестах на абстрактное мышление, гибкость, подвижность интеллекта и новое научение алкоголики и наркоманы неизменно демонстрируют показатели, характерные для умственно отсталых (см. Главу 8). Их вербальный интеллект и старые знания остаются незатронутыми. Следовательно, неискушенному наблюдателю они могут показаться адекватными. Уровень задержки развития обычно не является постоянным и не подразумевает структурных повреждений коры головного мозга. Скорее, их мозговые дисфункции имеют рассеянный характер, обычно они возникают в результате энцефалопатии, вызванной алкоголем и усугубленной нехваткой витаминов и питания. Большинство алкоголиков демонстрируют «мгновенное восстановление» корковых функций, если они воздерживаются от приема алкоголя и наркотиков и увеличивают прием пищи и витаминов. Это восстановление функций сознания является постепенным и стабильным процессом. Важнейшие улучшения обычно происходят в первые несколько месяцев, а полное восстановление достигается через один или два года абстиненции.

Выводы, которые можно сделать из данного исследования, таковы: для больного жизненно важны структура и направление, которые предоставляет АА на начальных этапах исцеления. Тем не менее, существует еще один важный аспект программы АА, который многие профессионалы недооценивают. АА предлагает начинающему выздоравливать алкоголику надежду и вдохновение. Джером Франк сказал бы, что АА помогает алкоголику бороться с деморализацией. Ялом говорил бы в данном случае о внушении надежды и необходимости «насущной лжи» в нашей жизни. Эти утверждения близки к тому, что предписывает Уоллес, когда он предлагает учить алкоголиков «экзотическим верованиям». Программа АА успешна, потому что она не игнорирует важности верований и вдохновения в жизни человека.

Разница между тем, как видят и понимают лечение аддикций АА и академически ориентированные профессионалы, может наилучшим образом быть проиллюстрирована ссылкой на то, как Согьял Ринпоче (Sogyal Rinpoche), тибетский монах и автор «Тибетского пути проживания и умирания» (1992), описывает свой опыт, когда он оставил родной Тибет и начал читать лекции по буддизму в США. К своему удивлению, он обнаружил, что индивиды, принадлежащие к Западной культуре, реагируют на все драматически отличающимся от реакций Восточных людей образом. На Западе обучение находят «интересным», в то время как на Востоке буддийское учение считают «вдохновляющим». Он обнаружил совершенно различные ожидания и реакции у людей, имеющих различный культурный опыт и ценности. Ринпоче остро осознал, что мы — продукт нашего Западного наследия, и что наша культура имеет тенденцию ценить интеллект больше, чем эмоции, рациональное больше, чем духовное, и разум — больше, чем сердце. Наш опыт диктует нам то, что мы увидим, узнаем, и на что в конце концов отреагируем.

Это напомнило мне случай из моей собственной профессиональной карьеры, когда я много лет назад был рекрутирован в частную психиатрическую группу из Атланты, специализирующуюся на аддиктивной медицине. В ней было несколько врачей, выздоравливающих от своей собственной зависимости от наркотиков и алкоголя. Все они стали трезвыми и чистыми с помощью АА или лечебных программ, подчеркивающих концепцию болезни и двенадцатишаговый подход к выздоровлению. Все они, даже имеющие многолетние сроки трезвости и чистоты, были активистами программы. Вследствие этого, двенадцатишаговый подход к лечению очень сильно сказывался на их собственном стиле обращения со своими пациентами-аддиктами. После того, как я поработал там несколько месяцев, один из психиатров (я назову его Сэмом), трезвый активист АА с двадцатилетним стажем, вышел из своего кабинета, соседнего с моим, и спросил, как мне работается и как я приспосабливаюсь к специализации на аддикции. Частично целью его вопросов было утоление любопытства по поводу моего недавнего участия в Юго-Восточной Конференции по Аддиктивным Расстройствам (SECAD), которая проходит в Атланте ежегодно. Для тех читателей, которые никогда не участвовали в ней: это шестидневное действо, сфокусированное исключительно на двенадцати шагах и концепции болезни. Конференция привлекает огромное внимание профессионалов здравоохранения и выздоравливающих от аддикций. Сэма интересовала моя реакция, поскольку он знал, что я был там впервые. Он относился с некоторым подозрением к моему отношению к аддикции и программе АА, поскольку считал меня свежим выпускником академии и человеком «не из программы». Я думаю, что он не был уверен, не один ли я из тех «невежественных профессионалов», которых он и другие члены программы лишают доверия за плохое лечение, плохое руководство и неправильную диагностику, по опыту собственной аддикции. В ответ на его вопрос (что я думаю о конференции) я сказал со всей честностью, что конференция не произвела на меня особого впечатления. Когда он спросил, почему, я ответил, что не услышал и не нашел почти никакой полезной или новой информации о лечении и об аддикции. Он рассмеялся от всей души, покачал головой и сказал: «Фил, ты упустил главное: люди ходят на SECAD не затем, чтобы получить информацию, а затем, чтобы вдохновиться».

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: