 |
Наведение мостов (bridging) 3 страница
|
|
|
|
Таким же образом, выздоравливающий аддикт или алкоголик не ходит в АА за информацией; они ходят за вдохновением. Подобно тому, как Ринпоче написал в своей книге по буддизму, вдохновение — важнейшая часть лечения, и именно поэтому программа работает, и поэтому многие академические ученые никогда не поймут ее. Они забыли или не встречались с душевной болью, пустотой и отчаянным чувством деморализации, с которым борются алкоголики и наркоманы. Аддикты нуждаются в чем-то большем, нежели информация; они нуждаются в том, чтобы кто-то их вдохновил и эмоционально затронул. Аддикция изолировала и отрезала их от подлинного аутентичного человеческого контакта. Ялом писал о важности идентификации, альтруизма и обретения надежды как о мощных исцеляющих факторах в группе. Те же силы действуют и на двенадцатишаговых встречах. Никогда нельзя забывать, что за ярлыком алкоголика или наркомана стоит живое, дышащее человеческое существо, которое страдает, запуталось, изолировано и отчаянно нуждается в вере и в направлении посреди своего кризиса.
Иллюстрация из буддийских религиозных традиций поможет уточнить важность насущной лжи, внушения надежды и экзотических верований при лечении зависимости. Концепция «полезных иллюзий» является центральной в религии Буддизма. Буддийские монахи и религиозные учителя поняли важность мобилизации надежды и веры во время ранних стадий сомнений в жизни. «Полезно» создать «иллюзию», которая может помочь каждому познать важный принцип жизни, который он в противном случае может быть не готов принять на ранних стадиях своего путешествия к самопознанию.
Хатчинсон (J. Hutchinson, 1969) обобщает буддийскую позицию, когда он говорит о цели Благородного Восьмеричного Пути (Noble Eightfold Path).
|
|
|
В чем состоит содержание этого опыта? Ответ Будды был похож на краткий диагноз терапевта и предписание по лечению болезни. Буддийские традиции передают правду Будды в форме Четырех Благородных Истин и Благородного Восьмеричного Пути. Первые две из Четырех Истин могут быть обозначены как диагноз, а третья и четвертая как лечение. Первая утверждает, что все сущее есть страдание, или dukkha, а вторая говорит о том, что страдание вызывается невежественными желаниями, или trishna. Третья истина сообщает, что страдание можно прекратить, отказавшись от невежественных желаний, а четвертая истина утверждает, что это можно осуществить с помощью Благородного Восьмеричного Пути. Поэтому, как говорит один писатель, «Будда нашел наивысший способ лечения от всех бед рода человеческого».
В Буддийском учении центральным постулатом является «выдувание» пламени страсти. Это понятие часто путают с уничтожением или смертью, но цель Будды состояла в том, чтобы ученик избавился от «невежественных желаний», от которых происходят страдания. Так же, как и ученик Будды, алкоголик должен отказаться от того, что, как ему кажется, сделает его счастливым (алкоголь), и прийти к осознанию того, что именно его неправильное понимание счастья (невежественное желание) вызывает его страдания. Разрушению этого цикла способствуют полезные иллюзии.
Ученик подошел к буддийскому монаху с вопросом о смысле жизни и с желанием достичь нирваны. Ученику в ответ было велено медитировать и следовать восьмеричному пути к просветлению, который включает в себя правильные действия и правильные мысли. После шести месяцев медитации ученик вновь посетил учителя, испрашивая инструкций, поскольку он все еще не достиг просветления. Через два года ученик опять попросил встречи с учителем, жалуясь на то, что он делает все, как ему велели, но все еще не в нирване. Он старался сохранять спокойствие, потому что ему сказали, что он должен быть терпелив и продолжать тренироваться на восьмеричном пути к просветлению. В конце концов, после пяти лет старательной медитации и занятий, ученик уже не мог сдерживать своего отчаяния, и в гневе обратился к монаху со следующими словами: «Я сделал все, что ты мне сказал! Я упражнялся на восьмеричном пути к просветлению! Я каждый день медитировал и применял принципы правильных действий и правильных мыслей! Я все это сделал, и все равно не достиг нирваны! » На это буддийский монах ответил ему с любовью и пониманием: «Сын мой, нирваны не существует, но то, что ты медитировал и следовал восьмеричному пути, пошло тебе на пользу, не правда ли? »
|
|
|
Так же, как и буддийский ученик, выздоравливающий алкоголик, который прошел через все двенадцать этапов программы выздоровления, получает от этого пользу. Его жизнь, которая до этого полностью разваливалась, была приведена в порядок. Его здоровье, как физическое, так и психическое, обычно к этому моменту восстановлено. Теперь, после пяти лет трезвости, они могут понять, что не все их проблемы были вызваны алкоголизмом. Они еще не достигли просветления, но им намного лучше, чем в то время, когда они пили или принимали наркотики.
Этот очень важный вопрос не беспокоит адвокатов контролируемого приема алкоголя. Зачем нужно учить алкоголика пить в пределах нормы? Программа «Анонимные Алкоголики», как задумал ее Билл Уилсон (Bill Wilson), основатель организации, гораздо более заинтересована в стиле жизни алкоголика и его искаженной и разоренной жизненной философии. Хотя прием алкоголя и абстиненция являются вопросами ключевой важности для программы, это лишь первый этап из двенадцати шагов к выздоровлению. Вспомним о факте, который обычно никто не замечает. Первый шаг программы АА является единственным, который открыто упоминает прием алкоголя. Остальные одиннадцать шагов нужны алкоголику для того, чтобы использовать их в качестве проводника, который поможет ему изменить свой стиль жизни и восстановить обесцененные ценности. Такой взгляд заставляет нас задуматься о том, что же такого привлекательного в том, чтобы научить алкоголика пить в пределах нормы? Это ничтожная цель, которая не имеет никакого смысла.
|
|
|
Как пишет МакКрэйди (McCrady, 1985), Люди, которые заработали диагноз «алкоголизм», потратили на это много усилий — они поглотили невероятные количества этанола и создали страшные неприятности в своей жизни, связанные с употреблением алкоголя. Зачем же тогда продолжать пытаться пить и снова рисковать столкнуться с теми же страданиями? Вместо того чтобы помогать алкоголикам пить, терапевтам лучше было бы рассматривать такое желание пить как «иррациональное верование». Психологи, демонстрирующие свои знания в области модификации когнитивного поведения, могли бы тогда помочь алкоголикам противостоять иррациональному верованию в то, что С2Н5ОН настолько важен, что его нельзя полностью исключить из своей жизни (стр. 370).
Более того, если адвокаты контролируемого приема алкоголя докажут, что алкоголики могут пить под контролем в течение определенного периода времени, то это только подтвердит то, что давно знает большинство людей, хорошо знакомых с программой АА. Алкоголики зачастую пьют под контролем несколько лет, до тех пор, пока либо не умирают, либо не завязывают. Они также обычно способны сами контролировать потребление алкоголя в течение нескольких недель подряд, и даже месяцев. Тем не менее, их эмоциональные страдания и их разрушенная жизнь требуют изменений и лечения. Большинство алкоголиков признают, что контроль только портит им удовольствие от приема алкоголя. Многие спрашивают: почему я должен захотеть ограничиться только одним пивом? С этой точки зрения, контроль не является достойной целью для зависимых пациентов, поскольку контроль лишь ограничивает свободу, которую алкоголики хотят обрести больше всего. Контроль является проблемой каждого зависимого больного, а не решением проблемы. Как пишет Стюарт (Stewart, 1985),
Алкоголики, у которых возникают трудности, больше страдают от применения контроля, чем от потери его. По настоящему свободный алкоголик не озабочен поддержанием контроля. Он или она гораздо более заинтересованы в постоянной свободе. Алкоголик, который контролирует ситуацию и боится потерять контроль, не является хорошим примером того, как получать удовольствие от трезвости. Абстиненция является единственным состоянием свободы для алкоголика. Большинство алкоголиков, которые остаются трезвыми в течение многих лет, поддержат это убеждение, но трезвость не состоит из одной лишь абстиненции. В трезвости присутствует творческая дисциплина, которой нет в самой абстиненции, поддерживаемой ради самой себя. Абстиненция сама по себе, движимая силой воли, является механизмом контроля, но абстиненция и приверженность трезвости — это дисциплинированный акт любви. (Стр. 373-374).
|
|
|
В качестве возможного решения разумно было бы попросить самих пациентов взвесить риски и преимущества программ лечения, основанных на абстиненции, и программ, основанных на контролируемом приеме алкоголя. Тем не менее, поскольку наркоман или алкоголик, особенно находящийся в путах своей зависимости, обычно не в состоянии принять такое важное и рациональное решение, то риски, связанные с абстинентной терапией, не так велики. Тем, кто выбирает абстиненцию, вряд ли может повредить их воздержание. Почему бы не создать партнерство между Анонимными Алкоголиками и профессиональными медицинскими методиками, не объединить две различные группы знаний и опыта? Таким образом можно было бы повысить шансы на создание инновационной модели лечения, которая поможет большему числу алкоголиков и наркоманов, вместо того, чтобы продолжать разрушительную территориальную борьбу, которая идет в настоящий момент. Именно в этом и состоит цель данной книги, и это останется постоянным мотивом, который присутствует во всех предлагаемых альтернативах успешного лечения химически зависимых пациентов.
Тем профессионалам, которые относятся с подозрением или враждебностью к двенадцатишаговым программам, было бы гораздо ценнее направить часть своей энергии на понимание того, что представляют собой программы и как они работают. Более чем какая-нибудь другая, АА — прагматичная программа, гораздо меньше озабоченная «почему», чем «как». Вместо того, чтобы пытаться дискредитировать ее или держаться от нее подальше, и профессионалам, и пациентам было бы лучше понять ее результаты. Как часто говорят новые члены программы, «Если оно не сломано, зачем его чинить? ». Критики программы видят только ее духовные корни и обвиняют ее в том, что это религиозная организация, идеология которой поощряет унижение, уступчивость, контроль над мыслями и зависимость. Многие критики, чьи собственные идеологические верования глубоко укоренены в Западной рациональной философии и психологической науке, могли бы с большим пониманием и принятием отнестись к программе
|
|
|
АА, если бы они поняли, что исторические корни программы могут быть прослежены до Уильяма Джеймса, одного из пионеров научной психологии и философии Прагматизма. Работы Джеймса и его классический текст, «Разнообразие религиозного опыта» (1902), глубоко затронули Билла Уилсона, главного архитектора АА, Большой Книги, двенадцати шагов и двенадцати традиций. Для Джеймса, как и для всех прагматиков, существовал один главный принцип: ценность и правдивость чего-либо тесно связана с выгодой и практической полезностью. Если что-то работает, значит, это правда. Прагматиков гораздо меньше интересовали большие, абстрактные и бестолковые теории, или то, что Джон Дьюи называл «знанием наблюдателя», чем главные факты и практические аспекты знания, пришедшие из опыта чего-то работающего, после того как оно было попробовано и протестировано.
Членам А А говорят: «Используй! Не анализируй; приди на 90 встреч за 90 дней! » В соответствии с рекомендацией Джеймса (если хочешь изменить способ своего мышления или чувствования, сначала поменяй способ поведения), членам АА говорят: «Приведи свое тело на собрание, и твой разум за ним последует». Наверное, никто не демонстрирует этот прагматизм столь ясно, как Отец Мартин, католический священник и один из первых энтузиастов АА — живое воплощение общества и его философии. Когда его однажды спросили, почему АА работает, Отец Мартин ответил в своем особенном стиле: «АА работает, потому что работает! ». Полезность обучения аддиктов и алкоголиков верить в принципы двенадцатишаговой программы определяет ее правдивость.
Со времени публикации первого издания этой книги (1988) число профессионалов, принимающих и знающих АА и их двенадцатишаговую философию, возросло. Они увидели невыгодность противостояния и нашли способы совместить АА и профессиональные лечебные программы. Минкофф (Minkoff, 1995) настаивал на ценности интеграции и взаимного дополнения двенадцати шагов и философии психиатрического лечения. Он уверен, что существует потребность в «объединенной концептуальной модели» лечения, которая основывается одновременно и на модели ад- дикции как болезни, и на модели психической болезни. Поскольку Минкофф специально фокусируется на пациентах с двойным диагнозом (психотиках-аддиктах), его попытка рассматривать ад- дикцию как болезнь, включающую в себя два независимых и первичных, но взаимовлияющих расстройства, имеет смысл, так как он осознал безосновательность разделения модели душевного здоровья и модели болезни. Он понял, что исторические корни этого расщепления лежат в неспособности медицинского истеблишмента адекватно лечить или понимать алкоголиков. В сущности, современная медицина отвернулась от проблем алкоголиков, и именно эта неудача заставила Билла Уилсона и других страдающих алкоголизмом создать свой собственный метод лечения. Их интересовало то, что работает, и гораздо меньше — господствующие убеждения и философия, диктующие, что следует считать болезнью и как нужно строить лечение.
Минкофф изучает типичный иерархический медицинский подход к лечению и его тенденцию разделять модель болезни и модель душевного здоровья. Он показывает смехотворность ситуации, распространяя ее на другие аспекты психиатрической помощи. Представьте, что страдающий тревожным расстройством может лечиться только у специалиста по тревоге, а если есть некоторые признаки депрессии, нужно вызывать специалиста по депрессии.
К счастью, растет число профессионалов и исследователей, начинающих признавать преимущества АА и других двенадцатишаговых программ. Они обнаружили, что интеграция будет вполне взаимодополняющей. Например, Доде (Dodes, 1988) утверждает, исходя из своего опыта комбинированного лечения более чем 500 пациентов (психоаналитическая психотерапия плюс двенадцатишаговая программа) что «пациенты показали свою способность бессознательно понимать двойственность своего внутреннего функционирования, и, таким образом, принимать двойственность терапевтического подхода. » (стр. 288) Таким же образом, Браун (Brown) пишет о похожих результатах в своей прекрасной книге «Лечение алкоголика: развивающая модель выздоровления» (1985), основываясь на десятилетнем исследовании, проведенном ею на выздоравливающих алкоголиках, успешно прекративших употребление. Хотя сначала ее интересовала идентификация того, что и прочему сработало для членов АА, другой главной задачей книги была попытка сформировать «синергетичное партнерство между сферами АА и профессиональной помощи», хотя автор ясно понимала недоверие и конкурентную враждебность между ними. Хотя она утверждала, что находится на стороне алкоголика и что ее «книга является вызовом профессиональным помощникам и неалкоголикам любых профессий, предлагающим им пересмотреть свои убеждения, ценности и теории об алкоголе и алкоголизме», она так же твердо уверена, что «алкоголик очень нуждается в профессионалах». Ее книга является одним из примеров растущего числа призывов к «синергетичным рабочим отношениям», раздающихся в профессиональном сообществе.
Понимая причины разделения, Браун предостерегает алкоголиков от опасностей, по-прежнему присущих профессиональному сообществу:
«Если вы страдаете алкоголизмом, скорее всего, ваш алкоголизм не будет диагностирован врачами, психологами или другими представителями помогающих профессий. Если ваш алкоголизм диагностирован, велик шанс, что вы не получите направления на соответствующее лечение. Вам могут посоветовать «снизить дозу» или послать к психиатру, чтобы он определил, в чем состоит ваша реальная проблема. Если вы абстинент, выздоравливающий от алкоголизма, и нуждаетесь в профессиональной помощи в связи с другими жизненными проблемами, велик шанс на то, что вы будете слишком бояться профессионалов, чтобы искать то лечение, которое вам требуется. Конечно, существует множество исключений, но все же многим знакома эта мрачная картина», (стр. 1х)
Выводы Браун помогают объяснить то, почему выздоравливающие аддикты не доверяют профессионалам. Конечно, многие из членов двенадцатишаговых программ завоевали право относиться с подозрением к «невежественным профессионалам», которые зачастую ставили им неправильный диагноз и предлагали слишком малую помощь в борьбе с их личными аддикциями. Например, алкоголики часто рассказывают о движении по нисходящей, когда им советовали «снизить количество выпиваемого», пока профессионалы попытаются найти «истинное ядро» их проблемы. Нужно лишь сходить на несколько встреч АА, чтобы услышать жуткие истории, которые рассказывают многие участники. Фактически, движение АА никогда бы не возникло, если бы оно не было именно тем, в чем отчаянно нуждаются алкоголики. АА, как социальный феномен, является примером того, как часть пораженной популяции объединилась в общество взаимопомощи, потому что санкционированные обществом способы лечения оказались неадекватными. Сам основатель АА Билл Уилсон не сомневался в необходимости кооперации АА и профессионалов в своем собственном лечении и выздоровлении от алкоголизма. Он дважды возвращался к индивидуальной психотерапии со своим другом и адвокатом, психиатром Harry Tiebout. Исследование, проведенное АА, обнаружило, что 60 процентов его членов обращалось к некоторым формам психологического лечения в прошлом, и этот процент растет с каждым годом (“АА”, 1990).
Большая часть критицизма в адрес общества Анонимных Алкоголиков в прошлом была сфокусирована на идеологической и религиозной составляющих его мировоззрения, так как подразумевалось, что АА оказывает давление на своих членов с целью заставить их принять свою систему верований, и что это давление каким-то образом им вредит. Например, Турнье (Tournier, 1979) критикует эффективность АА, потому что этот метод лечения никогда не был научно обоснован, и потому что идеология братства доминирует настолько, что это не позволяет появиться новым идеям. Джонс (Jones, 1970) также критикует программу АА за «принятие тоталитарной идеологии» (стр. 195). К сожалению, атаки этого типа недальновидны и отражают недостаточную информированность о философии Анонимных Алкоголиков. Химически зависимые лица получат больше пользы, если критики АА направят свою энергию на понимание идеологических различий между программой АА и своей сбственной. Если они лучше поймут АА, они обнаружат, что несоответствие в действительности не так уж велико. В действительности профессионалы могут там многому научиться в области психотерапии и лечения, причем не только аддиктивной личности, но и любого человека, не страдающего зависимостью. И именно в области групповой психотерапии эти две точки зрения могут быть наилучшим образом совмещены, образуя поддерживающий подход в терапии. Соединение принципов Анонимных Алкоголиков и групповой психотерапии может быть воодушевляющим и крайне полезным предприятием.
Глава 2. Различные Модели Групповой Психотерапии
Абрахаму Маслоу приписывают высказывание: «Если единственный инструмент, который у вас есть — это молоток, то каждая проблема для вас будет выглядеть, как гвоздь». Сатирическое, но убедительное замечание Маслоу точно выражает потенциальную опасность искреннего и безоглядного следования любой теории «лечения» аддикции. Рассмотрение аддикции только с позиций концепции болезни, например, может привести доверчивого наблюдателя к тому, что он будет видеть только гвоздь (т. е. болезнь аддикции), который необходимо забить на место единственно возможным инструментом (т. е. обществом Анонимных Алкоголиков, к примеру). Конечно, АА — не единственная организация, некоторые из участников которой близоруко ограничены своим туннельным видением. Групповая психотерапия, как и большинство официальных психотерапевтических школ (т. е. психодинамическая, Роджерианская, гештальт и др. ) имеет в числе своих сторонников часть таких, которые верят, что их метод лечения пациентов, страдающих от аддикции — единственно правильный. К несчастью, такой недальновидный подход ограничивает число возможных вариантов использования различных инструментов лечения аддикции.
Эта глава посвящена не столько необходимости объединения двенадцатишаговых программ и профессионалов в духе взаимной кооперации, сколько тому, чтобы выработать систематическую модель лечения химически зависимого лица в группе. Групповая психотерапия, преподаваемая и практикуемая сегодня, страдает своей собственной формой фракционности. Сторонники различных моделей часто настаивают на превосходстве своего специфического подхода к групповому лечению. Каждая модель групповой психотерапии может предложить что-то уникальное определённым людям, и в руках квалифицированного клинициста все эти модели могут обеспечить мощный терапевтический эффект для участников группы. Однако, модель необходимо адаптировать к потребностям определенной популяции, и цели лечения также имеют важное значение при выборе модели. Если групповая психотерапия должна являться мощным инструментом лечения аддикции, необходимо задать множество важных вопросов, и в итоге ответить на них. К примеру, на какой стадии выздоровления находится конкретный аддикт? Группа, составленная из лиц, не пьющих два-три дня, сильно отличается от группы, где участники воздерживаются два-три года. Во-вторых, какова цель группы? Точнее говоря, является ли воздержание от алкоголя и наркотиков целью лечения, и как его можно добиться в условиях групповой психотерапии? Задачей этой главы является не защита одних подходов к групповой психотерапии перед другими, а необходимость разобраться, какая модель лучше соответствует потребностям химически зависимых лиц на каждой стадии выздоровления. Каждая модель групповой психотерапии, представленная здесь, требует от ведущего анализа определенных аспектов поведения группы и (отдельно) её участников.
Различные способы анализа оказывают огромное влияние на то, что именно ведущий наблюдает и, в конечном итоге, на что он реагирует. Это, в свою очередь, зависит от основной задачи, которую группа надеется выполнить, и, следовательно, влияет на выбор уровня интервенций, которые ведущий может использовать. Эти решения ведущий и лечебная организация должны принять до того, как участники группы займут свои места. Подобные критические аспекты групповой психотерапии будут обсуждаться в применении к ее самым обычным и популярным подходам. Каждая модель, доступная потенциальному ведущему, будет рассмотрена с точки зрения специфических трудностей, которые возникают в группе, состоящей из химически зависимых лиц.
Некоторые модели групповой психотерапии
Успешная групповая психотерапия, с аддиктивными или неаддиктивными участниками, требует соблюдения и поддержания двух условий. Во-первых, групповая задача и групповая структура должны соответствовать потребностям участников. Если ведущий и лечебное учреждение будут придерживаться модели болезни, то целью должно быть воздержание, а задачи группы должны структурироваться таким образом, чтобы его достичь. Во-вторых, техника работы должна быть адаптирована таким образом, чтобы соответствовать общей задаче или цели группы. К сожалению, цели зачастую неясны или путаны, а систематический план их достижения недостаточно определен. Ведущие и участники часто склонны определять группу скорее с точки зрения применяемой техники (т. е., коммуникативные упражнения, горячий стул и пр. ) или теоретической ориентации (психодинамическая, гештальт и пр. ), нежели с точки зрения цели или выполняемой задачи. Теории и техники могут быть скорее священными ритуалами, чем инструментами для выполнения задач, определяемых целью группы. Подобным же образом множество групповых подходов, которые возникают для определённых целей (например, двенадцатишаговая программа), и групповая психотерапия часто рассматриваются как конкурирующие предприятия, а не различные способы достижения тех же самых результатов.
Сингер (Singer) и др. (1975) обрисовали эвристическую «когнитивную карту» поля групповой психотерапии, которая категоризирует групповые подходы с точки зрения двух основных параметров:
Система задач группы, и Психологические уровни систем, задействованных в этих задачах.
Эта когнитивная карта будет представлена здесь в адаптированной форме, чтобы дать возможность потенциальным ведущим лучше понять альтернативы, доступные при данном подходе в группе химически зависимых лиц. Групповые события, по Сингеру, располагаются в гипотетическом континууме, где с одной стороны находится научение, а с другой — психологическое изменение. Несмотря на опасность чрезмерного упрощения, членов группы можно мысленно разделить на тех, кто пришел затем, чтобы получить новую информацию, и тех, кто хочет изменить некоторые аспекты своего поведения.
В этом контексте обучение — это нечто, происходящее в переживаниях индивида и приводящее к когнитивному или перцептивному изменению. Читающий эту главу, я надеюсь, достигает когнитивного изменения в результате получения новой информации. Психологическое изменение определяется как увеличение способности справляться с чем-либо, модификация личностной структуры или расширение репертуара ответных реакций. Психологическое изменение в этой перспективе обычно ассоциируется с экспериментальным («переживательным») компонентом групповых событий, с меньшим акцентом на изменении когнитивных установок. Каждое групповое собрание обычно выдвигает на первый план один из двух компонентов. Ориентация группы и её ведущего является важным определяющим фактором для выделения того, на что будет сделан больший акцент. Разумеется, обучение и изменение не исключают друг друга, а в действительности часто друг друга опосредуют. Тем не менее, на каждой групповой сессии необходим имплицитный (если не эксплицитный) акцент, определяющий, какую задачу (обучение или изменение) следует считать приоритетной. В условиях групповой психотерапии химически зависимых лиц, если учитывать возможные последствия дальнейшего употребления алкоголя, изменение должно быть важнее обучения, по крайней мере на ранних этапах лечения. Таким образом, задачи группы могут быть определены в виде трех возможных вариантов: 1. Изменение, 2. Обучение и изменение, 3. Обучение (см. Рис. 2. 1).
Психологические уровни интервенции
В распоряжении ведущего группы имеется несколько вариантов того, каким образом осуществлять анализ и интервенцию в группе. Психологические интервенции могут в основном быть разделены на три широких, но, тем не менее, чётких категории.
Во-первых, ведущий может выбрать вмешательство на уровне группового процесса (т. е., что сейчас происходит в группе, какие динамики привели к такому набору реакций на определенного участника или участников в этой группе в данный момент? ). Во-вторых, ведущий может сфокусироваться на межличностном процессе (т. е., что за взаимодействие происходит между определенными участниками группы? Почему один участник реагирует в поддерживающей манере на большинство членов группы, но тут же атакует одного из них, который проявил себя при тех же обстоятельствах? ). В-третьих, ведущий может решить сфокусироваться на внутриличностном процессе каждого участника (т. е., как каждый защищается, реагирует, обращается со своей тревогой, злостью и стрессом). Каждый процесс как система концептуально отличается от других, но, в то же время, тесно связан с ними. Так как поведение детерминировано множеством причин, любое событие, происходящее в группе, может считаться результатом процессов, происходящих на всех уровнях одновременно. Рассмотрим следующий пример — первую сессию группы начинающих выздоравливать алкоголиков.
В начале собрания группы Сэм, шумный и провокативный субъект с длинной и запутанной историей алкоголизма, начинает работу, желая обсудить свою злость и невозможность доверять соседу по комнате. Его первая жалоба заключается в недостатке доверия, ибо его сосед постоянно употребляет наркотики. Сам же Сэм наркотиков не употребляет, и сейчас старается решить, стоит ли ему бросать пить, или лучше сократить потребление алкоголя, несмотря на несколько неудачных попыток контролировать выпивку. Постоянные срывы привели к недавно случившемуся разводу. Участники группы разделяются в своей реакции на выступление Сэма; большинство поддерживает его и выражает понимание его затруднительного положения. Тем не менее, Шерон, тихая и тревожная женщина, борющаяся со своей привычкой к транквилизаторам, активно протестует по поводу недоверия Сэма к соседу, и становится необычно решительной в своих нападках на него.
На групповом уровне эта трансакция может быть рассмотрена несколькими способами. Конечно, доверие, на котором сосредоточился Сэм в отношениях со своим соседом по комнате, является тем спорным вопросом, который вся группа хотела бы поднять напрямую. Это, без сомнения, верно, поскольку группа состоит исключительно из новых участников, и каждый человек, вероятно, чувствует неуверенность по поводу уровня сотрудничества, поддержки и безопасности в группе. Выбор проблемы доверия и обсуждение ее как внешнего феномена может быть для участников способом избежать напряжённости этого вопроса здесь и сейчас. Бегство группы от прямого обращения к своим чувствам, касающимся недоверия ведущему и членам группы, может также быть отражением общей неловкости, которую каждый участник испытывает в новом и незнакомом окружении.
На межличностном уровне возможно пробуждение старых обид на других участников, или, точнее, на трансферентные фигуры, которые участники представляют друг для друга. Сильная реакция Шерон на Сэма в действительности отражает её злость на то, что ей не доверяют муж и другие важные в её жизни люди. Её гнев вызван тем, что Сэм недостаточно понимает проблемы своего соседа с наркотиками. Она сильно идентифицируется с соседом, потому что чувствует себя несправедливо осуждаемой. Это еще более невыносимо для нее из-за того, что она доверяла людям, а теперь чувствует себя преданной врачом, который выписывал ей транквилизаторы.
|
|
|
