Новое определение нарциссизма. Здоровый и нездоровый нарциссизм

Новое определение нарциссизма

Одна из главных заслуг Кохута — это изменение способа концептуализации нарциссизма. Кохут узаконил его как нормальную и здоровую (в соответствующем возрасте) потребность развития в связанности с объектом. С его точки зрения, нарциссические потребности свидетельствуют не об эгоизме, а о нарушенности отношений между Я и его самыми значимыми другими, или Я-объектами. Классическая теория влечений рассматривает нарциссизм как эгоизм или самовлюбленность, что отражает упрямое настояние незрелого индивида на том, чтобы все было так, как он хочет. (Это очень похоже на то, что говорится в АА об эго). Кохут выявил важное различие между здоровым и нездоровым нарциссизмом. Соответствующая фазе развития эмпатическая отзывчивость на Я-объектные потребности ребенка, необходимая для интеграции и развития его самости, приводит к здоровой самооценке. В отсутствие идеализируемого или отражающего Я-объекта ребенок, скорее всего, вырастет с нарциссическим поведенческим или личностным расстройством. В любом из этих случаев человек не будет иметь структуры, необходимой для управления эмоциональными травмами и разочарованиями, которые неизбежно случатся в его жизни. Как пишет Бакал (1985), «дефекты самости, причиненные неправильными ответами Я-объектов, ведут индивида к тому, что Кохут называл переносоподобными состояниями когда он всю дальнейшую жизнь ищет Я-объекты, которые предоставят ему те ответы, которых ему не хватает, чтобы восстановить свою самость», (стр. 488)

В этой перспективе Бакал смотрит на отношения как на попытку самовосстановления, совсем как Ханзян, называющий их самолечением, а употребление наркотиков и алкоголя — попытками восстановить себя.

Здоровая самооценка является конечным продуктом достаточной и соответствующей возрасту отзывчивости и эмоциональной настроенности родителей. Здоровые родительские ролевые модели обеспечивают другой необходимый компонент идеализации, которая ведет к здоровому нарциссизму. Последний является базисом эмоционального здоровья и состоит из субъективного ощущения благополучия и уверенности в своем достоинстве. Человек, который «чувствует» сбалансированную оценку своей важности и потенциала, и может зрелым образом взаимодействовать с другими, обычно ощущает смысл и знает свое место в мире.

В противоположность этому, даже несмотря на то, что большинство кокаиновых аддиктов и алкоголиков выглядят очень успешными и достигают многого в своей профессиональной жизни, работающие с такими пациентами поражаются тому, насколько хрупко их базисное чувство собственного достоинства. Несмотря на преувеличенное стремление к финансовому, физическому и интеллектуальному успеху, их нужда в признании и принятии делает их крайне чувствительными к обидам, отвержению, стыду и унижению.

Здоровый и нездоровый нарциссизм

Психология самости всегда рассматривала здоровый, или зрелый нарциссизм не как снижение эмоциональных инвестиций в свое Я, а как способность личности устанавливать с другими удовлетворяющие отношения, в которых получение и отдача сбалансированы. Как пишет Орнштейн (Ornstein, 1981), «Когда... самость приобретает способность становиться относительно независимым центром инициативы... тогда становится возможным признание относительно независимого центра инициативы и в другом» (стр. 358). В случае здорового нарциссизма человек может сохранять здоровое уважение своей уникальности, будучи в то же время способным к взаимному резонансу с уникальными качествами независимого другого. Такой человек может и отдавать, и брать, ему не нужно быть в отношениях всегда сверху или снизу.

Напротив, нездоровый нарциссизм, проявляющийся нарциссическим поведенческим или личностным расстройством, заметен в людях, которые не способны к подлинному равноправию и взаимности в отношениях. Они будут нуждаться или в том, чтобы быть снизу — идеализируя другого, или сверху — нуждаясь в других, как в отражающих Я-объектах, подтверждающих их особенность. Отражающие Я-объекты в конце концов подвергаются обесцениванию, и отношение к ним после использования становится весьма презрительным. Как только другой перестает быть функционально полезным, он должен быть выброшен, как старый костюм, или заменен новой моделью, как старый автомобиль, переставший быть шикарным или самым мощным. Поскольку индивиды с настоящим нарциссическим расстройством личности относятся с презрением и стыдом к небезупречным аспектам себя, они не могут выносить этого и в других.

Нарциссизм, с этой точки зрения, перестает быть источником здорового самоуважения и самооценки, и становится защитой — фальшивым, или грандиозным Я, оберегающим от болезненного чувства стыда и собственной ничтожности. Как убедительно доказали Моррисон и др. (Morrison, 1989), стыд и унижение всегда является движущей силой или больным местом, стоящим за нарциссической защитой. АА давно признает, что грандиозность, самовлюбленность и отсутствие смирения — самые большие препятствия для преодоления аддикции. Пользуясь технически некорректными терминами, позаимствованными из психодинамических источников, АА, тем не менее, уловили суть проблемы, которая должна быть решена в выздоровлении. Задолго до психологии самости Кохута и теоретических формулировок грандиозности и нарциссизма, пионеры лечения алкоголизма 1950-х, такие как Н. Tiebout, писали о необходимости эго-факторов и «отказа от раздутого эго» в выздоровлении алкоголиков. В 1971 Бейтсон (Bateson) говорил о нежелании алкоголиков отказываться от своей «фальшивой гордости» как о величайшем препятствии к выздоровлению. Хотя терминология может быть другой, основная предпосылка та же самая. Ранние теоретики признавали, что нарциссические черты, такие как грандиозность, были главным следствием аддиктивного процесса.

Фальшивая гордость, раздутое эго и грандиозность последовательно рассматривались как защиты от чувства унижения и неадекватности. Как заявлял Tiebout (1954), для раздувания себя всегда есть причина. Если бы человек чувствовал или верил, что его достаточно, у него не было бы потребности в раздувании себя или фальшивой гордости. С этой точки зрения, ощущение собственной ценности, уверенность и гордость свидетельствуют о здоровом нарциссизме и подразумевают, что в грандиозности нет нужды. А когда люди страдают от отсутствия самоценности, они сталкиваются с невыносимыми аффектами, часто оборачивающимися стыдом. С точки зрения психологии самости, Моррисон (1989) считал, что «переживание самостью стыда настолько болезненно, что она создает нарциссические конструкции безупречности, грандиозности, превосходства и самодостаточности, чтобы уничтожить стыд как таковой... Стыд, таким образом, может рассматриваться как неизбежное чувство, испытываемое самостью из-за своего нарциссического несовершенства, несостоятельности и испорченности» (стр. 66).

Моррисон и его соавторы считают стыд краеугольным камнем всей психопатологии. Чувствовать стыд — значит ощущать себя выставленным на всеобщее обозрение, так, что всем видно твое несовершенство. Стыд, по определению, требует, чтобы эти несовершенства оставались скрытыми, не только от других, но, в конце концов, и от себя. Смущение и унижение — неизбежные результаты того, что человек видим, и его плохость, слабость, бессилие и нуждаемость заметны другим. На одном краю континуума находятся склонные к стыду индивиды, которые переживают свою уязвимость и обычные человеческие недостатки и ошибки как приговор, и по этой причине их надо отрицать и избегать любой ценой. На другом конце находятся те лица с нарциссическими расстройствами, которые настолько защищены от постыдного несовершенства, что, как они убеждают себя, не могут ничего сделать неправильно. Они просто не делают ошибок! Это всегда чужие проблемы или ошибки. В еще более крайних случаях, они защищены до того, что неспособны ощущать здоровый стыд. Они совершенно бесстыдны. Как указывали Курц (Kurtz, 1983) и Брэдшоу (Bradshaw, быть бесстыдным — это совсем не то же самое, что не чувствовать вины. Последнее подразумевает невинность и говорит об отсутствии неправильных действий. Бесстыдство — очень серьезный дефект характера, потому что индивид не имеет доступа к здоровым внутренним сигналам стыда, помогающим установить ограничения для Я из уважения к границам других. Такие индивиды склонны к эксгибиционизму и вуайеризму. В некоторых случаях они могут приобрести сексуальную фиксацию в виде перверсии.

Рис. 6. 8 показывает хрупкое равновесие, присущее здоровому нарциссизму и здоровому стыду. Когда этот баланс достигается, людям доступны обе стороны континуума. Когда нездоровый нарциссизм преобладает, как при нарциссическом расстройстве, обнажаются его патологические аспекты, и стыдливый полюс перестает осознаваться. Когда преобладает стыд, здоровые компоненты нарциссических ресурсов недоступны, и стыд приобретает качество мазохизма.

Раскаяние, стыд и презрение к себе, которые аддикты и алкоголики переживают наутро после употребления вещества — это то, что побуждает их давать фальшивые обещания бросить пить и клятвы, что такое больше не повторится. Алкоголь и наркотики сначала поддерживают нарциссические защиты, потому что первоначальное чувство стыда доминирует в жизни химически зависимого индивида. Эта попытка самолечения только осложняет положение, частично из-за своей тенденции укреплять ригидные защиты. Когда происходит неизбежная отдача, стыд и раскаяние настолько интенсивны, что алкоголики или аддикты вынуждены бороться с ними с помощью единственного доступного им ресурса, а именно, алкоголя и наркотиков.

С точки зрения психологии самости, стыд есть результат неудачных ранних объектных отношений — или из-за активных, унизительных нападок, или в результате разрывов эмпатической настройки значимых Я-объектов. Стыдливые люди, в результате защитной компенсации, часто чрезвычайно амбициозны и стремятся к успеху, реагируя на все неудачи как на приговор и доказательство своей врожденной дефективности. Стыд может быть контейнирован только постоянными достижениями, грандиозностью или аддиктивно-компульсивным отыгрыванием. Эксгибиционистские компоненты грандиозности отражают потребность быть видимыми другими в качестве могущественных, независимых, прекрасных и успешных людей. «Показ» себя является защитой, которая отвлекает других от возможного взгляда на то, что спрятано (неадекватность, несовершенство и недостатки). Нарциссический индивид похож на циркового фокусника, использующего ловкость рук как отвлекающий маневр, чтобы другие обращали внимание только на то, на что он хочет, и не заметили того, что скрывается. Грандиозность как защиту не следует путать с грандиозностью — здоровым компонентом психической структуры. Как пишет Бакал, «Она отражает чувство личной уверенности в своей уникальной важности. Это — самовосприятие, которое предположительно возникает вследствие оптимальных переживаний отражения Я-объектами. Она здоровым образом аффективно окрашена. Другое понятие, которое ближе к традиционному понятию грандиозности — это восприятие себя более раздутым, чем индивид мог бы в норме ощущать. Это можно считать состоянием патологии самости; и это связано с отрицаемой низкой самооценкой». (1992, стр. 72)

Отношение между самооценкой, нарциссизмом, грандиозностью и стыдом имеет огромную важность для лечения аддикции. Наркотики и алкоголь становятся настолько неотъемлемой частью грандиозных защит, что уже невозможно отделить одно от другого. Как только химикаты перестают поддерживать грандиозную самость и ее защиты, с нарциссическими характерологическими особенностями становится возможным обращаться более эффективно. Стыдливые аспекты самости, которые раньше отрицались, выходят на поверхность, и пока они не будут присвоены, признаны и приняты, невозможно будет достичь характерологических изменений. Если дефекты характера не исправить, а характерологические паттерны не изменить, то аддиктивный индивид всегда будет подвержен опасности срыва или склонен заменять одну аддикцию другой. Здесь психология самости и двенадцатишаговая философия объединяют силы для объяснения, понимания и лечения аддикций. Обе точки зрения дополняют друг друга и дают очень похожие рекомендации для лечения, даже если их язык и различен. Разрешение стыда и лечение расстройства самости будут обсуждаться более широко в главах об АА (Глава 7) и долгосрочном лечении (Глава 11).