Глава IV. Кавказ и Каспий в «Большой геополитической игре» во второй половине XIX — начале XX века

«Кавказский фактор» в Крымской войне

Как известно, первая половина XIX в. характеризуется очередным вспле­ском военно-политической активности России на Кавказе и Каспии.

Деятельность императоров Александра I (1801—1825) и Николая I (1825—1856) в этом регионе была направлена на установление и упро­чение здесь полной гегемонии Российской империи.

В международном плане в этот период наблюдались усиление экс­пансионистских устремлений Персии и Османской империи по отно­шению к данному региону, а также обострившееся российско-англо­французское соперничество на Среднем Востоке, в особенности на Кавказе.

В результате двух Русско-персидских (1804—1813 и 1826—1828) и Русско-турецкой (1828—1829) войн, несмотря на военную помощь наполеоновской Франции и Англии, Персия и Османская империя потерпели в этих войнах тяжелое поражение. Результатом стало присо­единение к Российской империи Южного Кавказа, захват восточного побережья Черного моря и обретение исключительного права держать свой военный флот на Каспийском море.

Однако тот факт, что Россия увязла в длительной и изматывающей Кавказской войне (1817—1864), давал Лондону шансы активизировать свою политику в этом регионе и даже с перспективой отторгнуть Кав­каз от России и превратить из русского военно-стратегического плац­дарма в антирусский буфер с преобладающим влиянием Англии. В этой связи весьма симптоматичной явилась «военная тревога» 1837 г., связанная с инцидентом с английской шхуной «Виксен», до­ставившей кавказским повстанцам порох и оружие и арестованной Русскими властями. Данный инцидент послужил поводом для ожесто-

ченных парламентских дебатов по поводу значения Кавказа в контек­сте проблемы защиты британских интересов на Востоке и чуть было не привел к вооруженному столкновению между Англией и Россией¹.

Последовавшее в середине ХТХ в. очередное обострение восточно­го вопроса, вылившееся в Крымскую войну (1853—1856), вновь актуа­лизировало в английской внешней политике проблему Кавказа. И это было закономерным явлением и, как отмечал видный английский по­литический деятель и дипломат середины XIX в. Х.Д. Сеймур, «мы никогда не признавали господство русских на этой территории (име­лась ввиду Черкессия. — Авт.) или христианских провинциях к югу от Кавказа»². «Моя заветная цель в войне, начинающейся против Рос­сии, — подчеркивал лорд Пальмерстон, — Крым, Черкесию и Грузию отдать Турции, а Черкесию либо сделать независимой, либо отдать под суверенитет султана»³. Обосновывая задачи предстоящей войны, лорд Пальмерстон подчеркивал, что «лучшей и самой эффективной гарантией европейского мира в будущем явилось бы отделение от России некоторых приобретенных ею окраинных территорий: Грузии, Черкессии, Крыма, Бессарабии, Польши и Финляндии...»⁴.

Правительство Палъмерстона стремилось, используя Высокую Пор­ту и кавказских повстанцев шейха Шамиля, вытеснить Россию с Кав­каза и создать на берегах Каспия английский плацдарм. В докладной записке по Главному штабу русской армии отмечалось, что: «...отторже­ние края сего (Южного Кавказа. — Авт.) от России, уничтожение ис­ключительного нашего права владения Каспийским морем, отнятие у нас средств непосредственных сношений со странами Центральной Азии — все эти обстоятельства слишком важны для английского прави­тельства, в отношении индийских владений его, чтобы мы могли наде­яться на неприведение в исполнение со стороны западных держав предначертаний их. Для торговых выгод Англии необходимо было уничтожение преобладания России на Черном море; для устранения на будущие времена опасности индийским ее владениям необходимо: отбросить границы России на 1000 верст назад от границы Индии. Отторжение Закавказского края от России, водворение и укрепление английской власти на южном берегу Каспийского моря, — необходимо английскому правительству»⁵. Далее в документе высказывались опасе­ния насчет возможного вторжения англо-индийских войск в Персию и в результате этого присоединения персидского шаха к англо-франко-турецкой коалиции⁶.

В целом же британские дипломаты и стратеги включали в систему обороны Индии не только Афганистан, Бухару, Хиву, Восточный Иран, Кашгарию, но также северо-западную часть Персии, Кавказ, Малую Азию.

В военных планах союзников в начавшейся Крымской войне Север­ному Кавказу придавалось чрезвычайно важное стратегическое значе­ние с учетом того, что здесь еще продолжалась вооруженная борьба гор­цев под предводительством шейха Шамиля, которому удалось создать на основе этно-религиозного принципа достаточно устойчивое интег­рационное сообщество на Северном Кавказе, просуществовавшее с 1834 по 1859 г. В результате этого сложилась сложная военно-полити­ческая ситуация в регионе, когда, по образному выражению К. Маркса, «ноги гигантской империи» (Южный Кавказ. — Авт.) были «отрезаны от туловища»⁷.

Учитывая этот фактор, Англия предполагала отторгнуть от России Южный Кавказ, расчленить Грузию и под протекторатом Англии и Османской империи организовать отдельные княжества: Грузию, Мингрелию, Имеретию, Гурию, Армению, а также возвратить Персии и Высокой Порте территории этого региона, которые были присоеди­нены к России Гюлистанским, Туркменчайским и Андрианопольским договорами. Английская «Тайме» прямо заявляла, что «граница Рос­сии на Кавказе должна проходить к северу от Терека и Кубани»⁸. Весь­ма любопытным фактом является и то, что Запад видел в этот период Армению в составе Грузии.

Учитывая, что основные силы русских войск на Кавказе были за­няты подавлением движения горцев, союзники намеривались именно здесь нанести один из ударов по России. Советом союзных держав планировалось с помощью турок и горцев комбинированным уда­ром — с фронта и тыла — разгромить русские войска на Кавказе и от­бросить их за Кубань и Терек⁹.

Еще в 1853 г. английский премьер Пальмерстон, традиционно не­равнодушный к происходящим процессам на Кавказе, заявил, что са­ма природа предназначила реки Кубань и Терек на роль естественной границы между «деспотической» Россией и «свободной» Европой, к коей он причислял и северокавказских горцев, ведущих, по его сло­вам, «героическую борьбу против самодержавной тирании за идеалы демократии»¹⁰.

Однако, несмотря на общее поражение России в этой войне, ее побе­ды на кавказском театре военных действий, завершившиеся взятием ту­рецкой крепости Каре, позволили не только расстроить планы англичан, но еще более укрепили позиции России в данном регионе. В целом же попытки Англии добиться отделения Кавказа от России в период Крым­ской войны завершились неудачей в основном по двум причинам: во-первых, из-за невозможности ведения успешных боевых операций одно-^временно в Крыму и на Кавказе и, во-вторых, из-за пассивности Фран­ции, весьма прохладно относившейся к «кавказским планам» Англии¹¹.

Используя англо-французские противоречия, российской дипло­матии удалось на Парижском конгрессе снять с повестки дня вопрос о «возможной независимости Черкессии и Дагестана». При обсужде­нии ратификации Парижского договора палатой лордов 5 мая 1856 г. британский МИД был обвинен в том, что он не смог отстоять на Па­рижском конгрессе «независимость Черкессии» как барьера на пути «русской агрессии в Индию, Иран и Турцию». В свою очередь министр иностранных дел Великобритании лорд Кларендон оправдывался тем, что шейх Шамиль «не обнаружил во время войны желания примкнуть к союзникам»¹².

В целом попытка Англии, опирающейся на мощную коалицию в лице Франции, Османской империи и фактически Австрии, восста­новить Кавказ в качестве буфера между Россией и мусульманскими державами из-за разногласий между участниками антироссийской ко­алиции не достигла своей цели. Парижский же конгресс зафиксировал принадлежность Кавказа России как международно-правовую реаль­ность. В ходе последней в XIX в. Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. на Кавказском театре военных действий русскими войсками были взя­ты крепости Каре, Ардаган и Баязет, а также Андрианополь (Эдирне). Согласно условиям Сан-Стефановского мирного договора от 19 фев­раля 1878 г. Каре, Ардаган, Батум отходили к России, что значительно укрепило военно-стратегические позиции северной империи на всем Кавказе.

Начиная с 60-х годов XIX в., уже после окончательного покорения Кавказа Россией, англо-русское противостояние начинает переме­щаться в Центральную Азию, в Афганистан.

Между Крымской войной и последующими экспансионистскими устремлениями Российской империи на центральноазиатском на­правлении и утверждением на берегах Мургаба и Пянджа пролегало окончательное покорение Кавказа. Нельзя было начать, а тем более успешно завершить движение в Центральную Азию, не утвердившись на Кавказском перешейке. Идея неразрывного геополитического единства Кавказа и Центральной Азии впервые была осознана и пре­творена в жизнь во второй половине 50-х — начале 60-х годов XIX в, усилиями «мозгового центра», какой являл собой в тот период штаб русского Кавказского корпуса. Как отмечал один из его представите­лей — Р.А. Фадеев в своих «Письмах с Кавказа» (1865), положение в КаспиЙско-Черноморском районе «составляет жизненный вопрос для всей южной половины России, от Оки до Крыма». «Охранять свои южные бассейны Россия может только с Кавказского перешейка, - подчеркивал далее автор «Писем». — Если бы горизонт России замы­кался к югу снежными вершинами Кавказского хребта, весь западный

материк Азии находился бы совершенно вне нашего влияния и при нынешнем бессилии Турции и Персии не долго пришлось бы дожи­даться хозяина или хозяев». «Для России Кавказский перешеек вмес­те и мост, переброшенный с русского берега в сердце азиатского мате­рика, и стена, которую заставлена Средняя Азия от враждебного вли­яния (имелось в виду, прежде всего, английское. — Авт.), и передовое укрепление, защищающая оба моря: Черное и Каспийское», — под­черкивалось в «Письмах»¹³.