 |
Глава двадцать пятая,
|
|
|
|
полностью посвященная памяти павших солдат
Мальчики и девочки! Наши юные граждане! Ведь правда, много раз вам приходилось слышать: «Вы – наше будущее». Может быть, так много раз, что уже не хочется вникать в смысл этих слов... Но это так! Это именно так: вы – наше будущее. И будущее всей планеты. От того, какими вы вырастете, зависит завтрашний день человечества. Этот день должен быть лучше сегодняшнего – светлее, добрее, честнее. Только истинным гражданам своей Родины и всей земли мы – старшие поколения – имеем моральное право передать это величайшее наследство. Готовы ли вы к нему? Каждый из вас сам вправе ответить на этот вопрос. Есть несколько способов понять (для себя): «Гражданин ли я своего Отечества? »
И вот один способ.
Солдатские могилы... Наша земля щедро, без меры засеяна ими. Посев, который никогда не даст всходов. Все дальше в прошлое уходит Великая Отечественная война, годы, когда над нашей Родиной нависла смертельная опасность. Для вас то время – уже история. Но и по сей день живы матери, не дождавшиеся своих сыновей с полей сражений, и сегодня, в великий и горький День Победы, не просыхают глаза вдов. И мы с вами под нашим мирным небом живем потому, что в грозный час на защиту Родины встали миллионы и миллионы ее сынов и дочерей. И миллионы из них пали в боях. Пали... Ничего нет священнее для народа, чем могилы его солдат. Сейчас поднялись над ними памятники, обелиски, мемориалы. У многих из них сменяются почетные караулы, в которых стоите и вы, замерев и потупив головы, и только легкий ветер шевелит ваши волосы... О чем вы думаете в эти мгновения?
Солдатские могилы... Если при виде их молчит ваше сердце, не подступает комок к горлу, не поднимается горячей волной благодарность и любовь к Павшим – знайте: будущее не принадлежит вам...
|
|
|
... «Газик» дал Матвей Иванович и сам поехал, бросив все дела.
– Как же, – сказал он, – вместе с военкоматом ставили памятник. Три соседних колхоза финансировали. – Он усмехнулся: – Финансировали...
В «газике» все молчали: Витины родители, шофер Коля, дядя Женя и дядя Саша, молчали на заднем сиденье Вовка и Витя. Матвей Иванович хмурился, курил одну сигарету за другой.
День выдался ясный, просто ослепительный, безветренный. Сияло солнце. Остановились у узкого моста над Птахой, пропуская встречный бензовоз. И когда он прошел мимо, скрывшись за опушкой леса, все услышали, какая великая тишина разлита над землей.
– И в тот июнь был точно такой день, – нарушил молчание дядя Женя.
– Да... – Матвей Иванович глубоко затянулся. – Двадцать второго июня ровно в четыре часа Киев бомбили... – Он помолчал. – Поехали, Коля.
Каменный солдат внезапно словно вырос из земли на фоне сияющего неба.
«Газик» остановился у края ржаного поля, обдав васильки на меже волной теплой пыли. Машина еще не затормозила как следует, из нее быстро вылезли дядя Женя и дядя Саша, Витин папа, а за ними Матвей Иванович. И все мужчины тяжело побежали к памятнику, не разбирая пути.
Гурин скоро отстал и шел торопливым шагом, глубоко, трудно дышал.
Вовка и Витя обогнали всех и первыми оказались на берегу Птахи.
Потупился Каменный солдат...
Сжимали автомат каменные руки.
Выцветшие золоченые буквы: имена, имена, имена...
Первым подбежал дядя Саша, пустой рукав пиджака выскочил из кармана и нелепо мотался из стороны в сторону, лицо заливал пот. Дядя Саша перевел дыхание, и Витя не узнал его лица: оно было искажено страданием, гневом. Губы дяди Саши шевелились – он читал фамилии.
Витин папа и дядя Женя подбежали вместе, и теперь они стояли рядом перед Каменным солдатом – три фронтовых друга. И имена, выбитые золочеными буквами, плыли перед ними...
|
|
|
– Рядовой И. Терехов... – прошептал дядя Саша. – Да это же Ванька!.. Ванька‑ сибиряк! Помните, всё письма матери нам читал?..
– Рядовой В. Михайлов... – Дядя Женя тер рукой высокий лысый лоб. – Кто же это, а? Не помню...
– «Младший лейтенант В. Савельев... » – прочитал Витин отец.
И они посмотрели друг на друга.
– Наш лейтенант?
– Володя?
Дядя Женя судорожно вздохнул:
– В той, последней атаке? Помните, как поднимал нас? А мы не хотели, не могли?..
– Выскочил из окопа, – прошептал дядя Саша, – и только успел крикнуть: «За Родину! За... » Прошило его насквозь...
– «Рядовой Т. Грач... » – прочитал Витин папа. – Ах, Тарас, Тарас!..
– Все про свою украину нам песни пел, – потерянно сказал дядя Женя. – Помните? «Реве тай стогне Днипр широкый»?..
И тут дядя Саша рванулся к Каменному солдату, опустился перед ним на колени, прижался лбом к пьедесталу с рядами выцветших фамилий. Шевелились губы, с трудом выговаривая слова:
– Ребята!.. Ребята... Простите! Простите, что мы живем...
И затряслись плечи дяди Саши.
Его подняли, и теперь они, все трое, обнялись перед Каменным солдатом, под которым лежали их мертвые боевые товарищи. Кусали мужчины губы, текли по их щекам непривычные, забытые слезы. Рядом стоял Матвей Иванович, мял в руках кепку, и уголки его рта подергивались. Вокруг мужчин металась Витина мама и все говорила:
– Мои хорошие, не надо! Дорогие мои, славные... Не надо!.. Успокойтесь!
– Помолчи, Лида, – мягко сказал Витин папа.
И стало тихо. Так тихо, что слышно было, как под крутым берегом картаво лопочет Птаха, как шелестит рожь под легким ветром, как поет в небе, наполненном солнцем, невидимый жаворонок.
Витя Сметанин, тринадцатилетний мальчик, делал над собой неимоверные усилия, чтобы не заплакать. Но если бы он сейчас заплакал, мы бы не осудили эти слезы и не посмеялись бы над ним. Правда?
– Да, – разрушил тишину Матвей Иванович. – Все началось именно в такой день.
Витя вдруг представил, вообразил... И от этого ослеп, оглох, его стал бить нервный озноб. В такой же день... Был мир в его стране. Была летняя ночь. И в одну секунду все рухнуло, рассыпалось, смешалось. На спящие города упали бомбы, фашистские танки, сбив пограничные шлагбаумы, ринулись в рассвет, который только начинался над ничего не подозревавшей землей. Началась война. Война... Теперь судьбами миллионов людей распоряжалась смерть, тупая безжалостная сила, вложенная в пули, снаряды, бомбы. Кровавый туман окутал мир.
|
|
|
... Недалеко от памятника, на берегу Птахи, расстелили скатерть, Витина мама разложила еду. Матвей Иванович разлил в стаканы водку, себе лишь плеснул чуть‑ чуть («Нельзя, мужики. Сердце»). И вздохнул:
– Ну, помянем солдат!
Мужчины сдвинули стаканы.
– Пусть земля вам будет пухом!
– За всех наших солдат, что лежат по всему свету...
– Именно так: вечная слава...
– И память!..
Они выпили горькую водку.
И здесь, может быть впервые, Витя понял, почему взрослые иногда пьют эту отвратительную жидкость.
– Ничего не узнаю́, – размягченно сказал дядя Женя. – Вон только тот лесок. Вроде в нем батарея Семенова стояла.
– Похоже, – сказал Витин папа, откусывая соленый огурец. – Только тогда вон там, слева, у взгорка, должна быть деревня, Нечаевка. За нее и стояли мы тут пять дней. А нет Нечаевки.
– Была, – сказал Матвей Иванович. – Ее немец взял все‑ таки, а когда уходил, спалил дотла. Так мы ее и не подняли. Несколько семей, кто уцелел, потом по другим деревням расселили.
– Ну, – с непонятным ожесточением сказал дядя Саша, – мы Нечаевку ему не сдавали. Это уже без нас. Помните, – повернулся он к своим боевым товарищам, – собрали нас на шестые сутки, кто уцелел, и ночью увели на переформирование и пополнение. «Отдыхайте, ребята... » Даже мертвых не мы хоронили.
– Те, кто вас заменил, – сказал Матвей Иванович, – еще двое суток держали Нечаевку. Что здесь творилось, можно только представить. Я после войны сюда приехал, так на этой земле еще несколько лет хлеб не родился – вся выжжена, металла в ней...
– И крови, – перебил дядя Женя.
Опять Витя не мог все это представить. Здесь, на берегу такой мирной, ласковой Птахи, шли страшные бои. Люди убивали друг друга. Убивали! Убивали... И здесь мог погибнуть его папа. Тогда на Каменном солдате было бы еще одно имя: «Рядовой П. Сметанин».
|
|
|
Витя ужаснулся и украдкой посмотрел на своего папу.
Папа охотничьим ножом резал сало.
Мама с оживленным лицом чистила зеленый лук, вымытый в Птахе.
Витя лег на спину, смотрел в небо. И думал...
Позавчера в клубе они с Вовкой смотрели фильм «Горячий снег».
«Да, – думал Витя, – только так надо защищать свою Родину, если на нее напали враги. Но неужели люди не могут договориться? Неужели, если нет доводов, надо прибегать к последнему – к войне? То есть к убийству? Но война не довод, а преступление. Если на нашу страну нападут враги, я постараюсь быть хорошим солдатом, как мой папа. Но я не хочу быть солдатом. Не потому, что я трус. Вовсе нет. Я не хочу убивать людей. Убивать нельзя. Ну как бы устроить жизнь таким образом, чтобы в ней никогда не было войны? »
Конечно, если бы сейчас Витины мысли подслушали взрослые люди, они бы обязательно сказали: «Ах, как наивно! » Действительно, наивно...
Но давайте вообразим чудо: к таким выводам, как Витя, пришли все дети на земле, и прежде всего мальчики. Американские дети. И китайские дети. Дети Чили и дети малюсенькой страны Люксембург. Дети Франции. Дети Австралии. Словом, все‑ все ребята на нашей прекрасной планете. Ведь тогда произошло бы второе чудо! Представьте, все эти дети выросли – стали взрослыми. И уж они‑ то никогда не решали бы свои самые сложные споры посредством войны. Потому что, как подумал Витя Сметанин, убивать – нельзя...
Солнце клонилось к горизонту. От Каменного солдата упала длинная резкая тень. Свежий ветер гнул рожь, и колоски, касаясь друг друга, еле уловимо звенели.
Взрослые выпили еще свою горькую водку.
Эх, дороги, –
тихо начал дядя Женя.
Пыль да ту‑ уман... –
подхватили остальные. Высоко поднялся голос Витиной мамы:
Холода, тревоги
Да степной бурьян...
Слушал Каменный солдат. Слушали вечереющие тихие поля. Слушала речушка Птаха.
Слушали Павшие.
Знать не можешь
Доли своей:
Может, крылья сложишь
Посреди степей...
|
|
|
