От эскапизма к зависимости. Самая сложная задача альпиниста (80)

От эскапизма к зависимости

Вот убедительный пример: познакомьтесь с 42-летним Мэттом Саметом. Как он справлялся с жизнью, полной адреналина? При помощи множества переключений, отвлечений… и даже наркотиков.

Этот уроженец Колорадо больше тридцати лет занимается альпинизмом – он обожает это занятие, просто не может без него жить. Однако он утверждает, что альпинизм – источник всех его бед.

Он говорит, что именно из-за своего пристрастия к альпинизму он начал страдать от навязчивых идей, анорексии и тревожности в такой степени, что был по-настоящему уверен – без таблеток, в частности бензодиазепановых транквилизаторов вроде лоразепама, клоназепама и ксанакса, он не справится. В течение всей своей жизни он уже истязал свои тело и ум целым рядом других ядов: алкоголем, марихуаной, релаксантами мышц, опиоидами, транквилизаторами, нейролептиками, кофе, сахаром, компьютерными играми. Из-за тяги к альпинизму и одновременно из-за страха, который он вызывал, Мэтт хотел принять и выпить все и сразу.

«Я успел четыре раза полежать в психиатрической клинике. Первый раз я был госпитализирован туда в 1986 г. в возрасте 15 лет, – рассказал он журналу «Аутсайд». – В порыве ярости, вызванной употреблением химии, я вырвал руль и магнитолу из своего автомобиля, разбил барную стойку и мобильный телефон, два компьютера, сломал мизинец. А еще я наслаждался райскими пейзажами. Я совершал одиночные восхождения на альпийские хребты, поднимался на большую высоту и залезал на отвесные скалы без страховки».

Как объяснил Мэтт: «Альпинизм и зависимость на самом деле одна и та же болезнь». И эти две вещи едва не лишили его жизни.

Вот история Мэтта, рассказанная им самим:

Самая сложная задача альпиниста (80)

Впервые я оказался в горах в двенадцатилетнем возрасте, c другом нашей семьи, который не возражал против того, чтобы c ним по пологим, но довольно изрезанным вершинам Каскадных гор[17] таскался чересчур рьяный городской малец. Когда мне исполнилось 15 лет, мои родители уже пять лет были в разводе, но поддерживали дружеские отношения. Они перевели меня из частной школы в государственную. (Я был начинающим скейтером, который все время попадал в переделки. )

Когда я шел по шумным коридорам школы, все время настороже, на меня нападала паранойя. Со своим ирокезом, английскими булавками вместо сережек и «буржуазным уличным воспитанием» я совсем не мог тягаться с «реальными пацанами», бандитами, которые часто нападали на нас, скейтеров. Я перестал посещать школу, не в силах справиться со своей паранойей, но мои родители воспротивились моему бунту. Две недели лечения в психиатрическом стационаре, которым предшествовали пять месяцев амбулаторного наблюдения, превратили мой страх в управляемую панику, но мир все еще воспринимался мною как место, полное насилия и неконтролируемого хаоса. Тогда же я начал регулярно заниматься альпинизмом. Мне это ужасно нравилось. В горах правила были ясными и справедливыми, а цели – достижимыми.

Несмотря на это, тревожность меня не покидала, и многие годы я подпитывал ее, лишая свое тело еды. Мне было двадцать, и я хотел оставаться худым, чтобы брать большие высоты. Очень скоро я стал справляться с маршрутами наивысшей сложности. В 1991 г. я переехал в Боулдер в штате Колорадо, – центр альпинизма, где все одержимы своим телом и восхождениями по отвесным скалам. И начал придерживаться спартанской диеты: обезжиренный горячий какао, три яблока и 20 соленых крекеров в день. Я весил 56 кг, а когда-то был крепким парнем богатырского телосложения и тогда весил 75 кг при росте 175 см. Через год у меня стало пошаливать сердце. Вместе с учащенным сердцебиением пришли и панические атаки. В результате первой из них в 1992 г., в возрасте 21 года, я оказался в отделении «Скорой помощи».

Тогда пришел страх: ничем не спровоцированные приступы гипервентиляции, внезапно нападающий смертельный ужас. Именно тогда я открыл для себя бензодиазепины – по назначению врача я принимал несколько таблеток лоразепама в месяц. Большинство людей могут без последствий принимать их только в течение нескольких недель. Если принимать бензодиазепин длительное время, особенно это касается препаратов с высоким содержанием этого вещества, например клоназепам, то запускается цикл привыкания, приходит зависимость, а за ней увеличение дозировки… и тревожность.

К июлю 2004 года я уже принимал по 3 мг клоназепама в день, что эквивалентно 60 мг диазепама. Во время восхождения на парящую в воздухе на высоте 1524 метра над поросшей секвойями долиной реки Керн, Стену Дона Хуана в скалах Нидлс в Калифорнии, я использовал уже две веревки и решил, что не готов больше подниматься и пора спускаться. Мой близкий друг и талантливый альпинист Майкл, занимающийся одиночным свободным скалолазанием, предложил сменить меня, но я не захотел. Я спустился на его уступ и жадно проглотил сине-зеленую таблетку клоназепама.

«Что это у тебя такое? » – спросил он, указав на мою руку. Я вытащил бутылочку, показал ему и рассказал Майклу о своих проблемах с тревожностью и что врач назначил мне долго пить эти таблетки. Майкл поморщился – оказывается, он висел на скале с наркоманом.

Позже, когда он наблюдал, как я боролся с этой привычкой, он сказал мне: «Мне было очень странно, что при этом ты занимался скалолазанием. Как вообще такое возможно? »

* * *

Мэтт снова и снова задавал себе тот же вопрос. Тревожность, от которой он пытался избавиться, только возрастала.

«Когда я бросил употреблять бензодиазепам, то взглянул на свою жизнь. Я посмотрел на все, чего не хотел за всю жизнь и что мне не было нужно, но вызывало тревожность. Зачем мне продолжать это делать? Недавно я уволился, потому что работал там по 60–90 часов в неделю, тут у кого угодно разовьется тревожное расстройство. И решил, что больше не буду тратить время на дорогу на работу, к тому же не люблю летать. Чтобы не садиться в самолет, принимать таблетку и делать дыхательные упражнения, я просто не полечу. Мне это не нужно, а этому не нужен я. Меня замучили пробки: буду держаться подальше от городов. Физические тренировки очень помогают. Даже длительные прогулки с собакой помогают. Звучит банально, но погулять с собакой несколько часов – для меня лучшее лечение».