Застольные разговоры Адольфа Гитлера за период с 21 марта по 31 июля 1942 года 14 страница
Разумеется, он не отрицает того, что награждение орденами иностранцев могло бы приносить пользу. Ибо люди – и прежде всего это относится к дипломатам – везде, и за границей, тоже тщеславны и большую часть из них можно, украсив предварительно впечатляющими германскими орденами, побудить занять более или менее прогерманскую позицию. Он поэтому, не желая, чтобы германские ордена, многие из которых можно заслужить, лишь идя на смерть, вручались иностранцам, а значит, обесценивались, создал специальный орден для них[361]. Он пошел на этот шаг с легкой душой хотя бы уже потому, что такой орден обойдется дешевле, чем изготовление золотого или серебряного портсигара, который ранее от имени рейха дарили иностранцам. Можно также не бояться, что польза от присвоения этого ордена, самый роскошный экземпляр которого можно приобрести за каких‑ нибудь двадцать‑ сорок рейхсмарок, будет меньше, чем затраты на него, пусть даже его вручат лишь за то, что человек один или два раза принял участие в официальном завтраке. Труднее всего было для него найти способ выражения признательности человеку за поистине выдающиеся, прямо‑ таки уникальные заслуги перед Германским рейхом. Он много размышлял на эту тему и не пришел ни к какому другому решению, кроме как и в этом случае вручением ордена выразить благодарность нации. Но он с самого начала установил, что этот орден ни при каких обстоятельствах не должен быть доступен иностранцам. Эта проблема стала особенно актуальной в связи со смертью министра Тодта, ибо Тодт не только снискал уникальные заслуги перед вооруженными силами – достаточно вспомнить бесчисленное множество человеческих жизней, которые его «Западный вал» спас для немецкого народа, – но и несравненно отличился в сфере гражданского строительства, построив автострады и тому подобные вещи.
Государственный орден, который он учредил в связи со смертью доктора Тодта и которым он первым наградил именно его, создан исключительно для награждения за самые выдающиеся заслуги, какие только вообще может снискать человек перед Германским рейхом. С целью максимально ограничить число тех, кто может быть награжден этим орденом, он заранее предусмотрел, что его кавалеры, как и средневековые цари‑ монахи, будут объединены в капитул ордена, в котором помимо сената, решающего, кого следует наградить орденом, а кого, наоборот, лишить его, будет также апелляционная комиссия, уже одним своим существованием ограничивающая число орденоносцев. За обедом шеф заметил, что в наши дни германский народ совершенно по‑ другому относится к бойцам на фронте, чем во время первой мировой войны. Ныне рабочие выполняют срочные заказы в области вооружений, работая по 14 часов в смену и отказавшись от воскресного отдыха. Во время первой мировой войны такое даже представить себе было невозможно, иначе уже в 1917... 1918 годах было бы произведено необходимое количество новых танков. В первую мировую войну все погубили не только тем, что на фронте проявляли чрезмерную снисходительность к дезертирам, но и с прямо‑ таки возмутительным спокойствием взирали на спекулянтов, проворачивающих свои темные дела, и тем самым способствовали разложению тыла. Такие кампании, как добровольное пожертвование металлических изделий, сбор зимних вещей и сапог, которые в наши дни были организованы партией, в годы первой мировой войны было поручено проводить всевозможным обществам, единственное достижение которых заключалось в составлении описей накопившихся на их складах вещей. Но это отнюдь не помешало им колокола, которые они скупали по 1, 60‑ 2, 00 марки за килограмм, продавать рейху уже по 20... 24 марки за килограмм. Кроме того, эти общества, как, например, общество по утилизации металлических изделий, общество по утилизации кожаных изделий, до такой степени стали прибежищем для тех, кто желал уклониться от фронта, что генерал Людендорф был вынужден в 1917 году начать перепись всех имеющих бронь. К сожалению, ему при проведении этой меры очень сильно мешала «Франкфуртер цайтунг», а он вследствие уже достаточно далеко зашедшего к тому времени процесса разложения не имел возможности соответствующим образом разделаться с ней. «Франкфуртер цайтунг» или, иными словами, ее подлинные хозяева‑ евреи угрожали, что в случае, если эта перепись будет проведена, они не только не смогут рекомендовать промышленникам и банкирам выделить средства на следующий военный заем, но даже порекомендуют им вообще воздержаться от этого[362].
И о судьбе тех же самых евреев, которые нанесли тогда удар кинжалом в спину, ныне, когда их выдворяют на Восток, стенает и льет слезы наше так называемое бюргерство[363]. Но самое удивительное, что этих бюргеров в свое время совершенно не волновало то, что от 250 000 до 300 000 немцев ежегодно эмигрировали в Австралию и примерно 75 процентов немецких эмигрантов умирали в дороге[364]. Среди всего населения нет второй такой прослойки, которая бы так ничего не понимала в политических проблемах, как так называемое бюргерство. Если государство принимает решение обезвредить или, например, уничтожить какой‑ нибудь явно уж антинародный элемент, то все бюргерство принимается вопить во весь голос, что это – государство насилия и террора. Но если еврей с помощью всевозможных юридических уловок лишает немца работы и средств к существованию, забирает у него двор и дом, разрушает его семью, вынуждает его в конце концов эмигрировать и немец затем по дороге расстается с жизнью, бюргерство называет государство, в котором такое возможно, правовым, поскольку вся эта трагедия разыгралась в рамках закона. А о том, что еврей, будучи паразитом, лучше всех на этой земле переносит любой климат и в отличие от немца способен акклиматизироваться как в Лапландии, так и в тропиках, не вспоминает ни один из тех, кто проливает крокодиловы слезы по каждому отправляемому на Восток еврею. При этом эти обыватели, как правило, люди, которые воображают, что хорошо разбираются в Библии, и тем не менее они не знают, что, судя по Ветхому Завету, еврею не может повредить ни долгое пребывание в пустыне, ни переход через Красное море.
Как уже часто бывало в истории, когда евреи начинали совсем уж наглеть и народы, давшие им приют, чувствовали, что они их уже вконец разорили, так и теперь один народ за другим постепенно осознает, какой вред причинили ему евреи. И каждый пытается разделаться с ними на свой манер. Просто интересно, с каким стремительным темпом в Турции, согласно сообщениям телеграфных агентств, теперь принимают одну меру за другой против евреев.
16. 05. 1942, суббота, вечер
«Волчье логово» За ужином шеф в беседе вновь подчеркнул, что обучение нации военному делу равнозначно воспитанию в ней мужества. Если бы римляне не брали германцев в свою армию, то германский крестьянин вряд ли стал бы прекрасно обученным солдатом, который нанес им – римлянам – сокрушительное поражение. Нагляднее всего об этом свидетельствует пример такой личности, как Арминий, который командовал 3‑ м римским легионом и в молодые годы прошел обучение солдатскому ремеслу и приобрел опыт, позволивший ему разгромить римлян, у них самих. Его наиболее стойкими и мужественными соратниками, вместе с ним возглавившими восстание против римлян, были германцы, которые когда‑ то служили легионерами в римской армии. Поэтому все попытки чехов добиться от нас разрешения иметь армию – пусть даже численность ее будет ограничена – должны пресекаться категорическим «нет». Ибо чех одинаково опасен и когда, будучи безоружен, безропотно подчиняется, и когда, получив вновь в руки оружие, становится одержим манией величия. Спектакль, который Чехословакия устраивала на протяжении всех двадцати лет своей политической независимости, наилучшее доказательство этому. Вместо того чтобы через свой дипломатический аппарат стремиться установить единственно возможные отношения с Германией, чешское государство возжелало сделать из Праги – безусловно, большого и важного города Европы – «пуп земли». Это тщеславие породило стремление найти себе место на слишком многих политических стульях не только Европы, но и всего мира. Ни одному из чешских государственных деятелей не пришла в голову мысль, что чешский дипломат, скажем в Копенгагене, уже в силу обстоятельств неизбежно превратится в бездельника, который каждые две недели будет выуживать из подобранных его пресс‑ атташе статей сообщения для отчета и время от времени связываться по телефону со своим министерством в Праге, чтобы узнать, что там вообще творится в чешской политике.
Но для маленького государства, очевидно, нет ничего более прекрасного, чем навести дипломатический глянец на свою столицу и ее более или менее декадентское общество. Поэтому невозможно доставить маленькому государству большую радость, чем придать своему дипломатическому представительству в Берлине статус посольства. Насколько напыщенно и надменно имеют обыкновение вести себя во внешней политике малые государства – на этот счет дала нам достаточно примеров деятельность Лиги Наций. Вместо того чтобы платить взносы, они решили, что их главная задача в этой организации – отвергать большинством голосов любые предложения, вносимые Германией, и были крайне огорчены, когда выяснилось, что мы не забыли им их тогдашнее поведение. А дипломатические представители в Женеве – это уже особая группа бездельников, которые видели смысл своей жизни в регулярном получении жалованья, в хорошей еде, регулярных прогулках и – last not least[365] – в свободной любви. Подобно тому как во время Констанцского собора полторы тысячи гулящих девок устремились туда для увеселения высших церковных иерархов, так и во время заседаний в Женеве там тоже объявлялись целые толпы куртизанок. И совсем уж особые люди те субъекты, которые просиживают штаны в министерствах иностранных дел различных государств. В нашем министерстве иностранных дел его поразило то, что он буквально вынужден был заставить их выполнить решение о выходе из Лиги Наций[366], и все равно через полгода в Женеве продолжали сидеть чиновники, которых, очевидно, просто забыли отозвать, но зато оно в 1936 году по собственному почину предложило модель дипломатической формы для жарких стран с государственной эмблемой таких огромных размеров, каких он вообще никогда не видел на форменных мундирах.
Но он утешился, когда познакомился с абсолютно безмозглыми дипломатическими представителями Соединенных Штатов Америки и когда встретился с вечно пьяным послом Англии сэром Румбольдом[367], который затем был заменен полным болваном сэром Фипсом[368]. В этой галерее, с позволения сказать, толковых дипломатов последний английский посол, сэр Гендерсон[369], был все‑ таки одним из лучших. Насколько дипломаты далеки от жизни и как плохо они разбираются в политических проблемах, он был вынужден вновь констатировать, когда его попытались уговорить выступить с обращением к арабам. Господа, очевидно, совершенно забыли, что такого рода обращение – до тех пор пока мы не выйдем к Мосулу – совершеннейшая чушь и нелепость, ибо англичане просто перебьют всех тех арабов, которые выступят в поддержку наших операций[370].
17. 05. 1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово» За обедом генерал‑ майор Шерер, награжденный Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, защитник Холма[371] – города, который в течение трех месяцев был полностью окружен русскими танками, – очень интересно рассказывал шефу о подвигах своих солдат, о том, как храбрые летчики на своих «юнкерсах» сбрасывали им грузы, и подал идею учредить Щит за оборону Холма по типу Щита за оборону Нарвика как признание заслуг его людей[372]. Он – Шерер – помимо всего прочего указал на то, что на его участке фронта русские были хорошо выбриты и аккуратно подстрижены и что в плену они вели себя довольно миролюбиво, выражали готовность работать и были очевидно рады тому, что избавились наконец от своих политруков. В бою они, впрочем, больше всего боялись наших штурмовых орудий, наших пулеметов и наших пикировщиков. Шеф заявил в связи с этим, что если мы не оказались в должной степени подготовлены к борьбе с русскими танками, то это объясняется тем, что они (Советы) полностью превосходят нас в одном: в системе шпионажа, который они весьма искусно с помощью своих коммунистических организаций сумели выдать за идейную борьбу. Шеф рассказал затем об очень забавной карикатуре в журнале «Кладдерадач», подпись под которой гласила: «Мы сплочены и верны друг другу» – и на которой были изображены Сталин, висящий над пропастью и цепляющийся за ветку, ухватившийся за него Рузвель и Черчилль, судорожно уцепившийся за них обоих. Затем он завел разговор о заявлении государственного секретаря США Хэлла, который намерен начать расследование с целью выяснить, сражаются ли румынские войска вместе с нашими солдатами. Американские политики из окружения Рузвельта сплошь дураки набитые. Очевидно, это объясняется тем, что еврейская пресса в США просто затыкала рот любому мало‑ мальски разумному политику и уж тем более не позволяла ему взять бразды правления в свои руки, подобно тому как она у нас в свое время не признавала независимых от них армейских художников и артистов. Насколько нагло действовали евреи, свидетельствует тот факт, что английский газетный магнат лорд Ротермир вынужден был лично отказаться от позиции, изложенной в его обеих статьях в поддержку Мосли, заявив в одной из своих газет, что разочаровался в «Движении Мосли». В противном случае все его газеты перестали бы получать рекламные объявления и, значит, не получали бы никакой прибыли – средства экономического нажима, достаточно сильного для того, чтобы заставить его – хотя он предвидел судьбу Британской империи – писать то, что угодно евреям. Стоит ли удивляться тому, что Норман Девис[373], которого подавали как американского экономического гения, оказался на самом деле мелким спекулянтом.
17. 05. 1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово» За ужином шеф заявил: иностранные журналисты думают, что проявляют как бы лояльность к нам, ссылаясь на наш союз с Японией и одновременно упрекая нас в отходе от нашего расового законодательства и в том, что мы накликали «желтую опасность». Этим идиотам можно лишь заявить в ответ, что именно Англия во время первой мировой войны прибегла к помощи Японии, чтобы расправиться с нами. Им можно даже швырнуть в лицо, что в этой борьбе за наше существование мы ради победы готовы заключить союз с самим дьяволом. И если трезво посмотреть на вещи, то союз с Японией целиком оправдал себя и принес нам большую пользу уже выбором момента для вступления Японии в войну. Ибо Япония вступила в войну[374], когда из‑ за русской зимы среди нашего населения распространились упадочнические настроения и к тому же всех в Германии угнетало предчувствие, что США рано или поздно также вступят в войну. Правильное понимание Японией своих союзнических обязательств, побудившее ее именно в этот момент вступить в войну, произвело сильнейшее впечатление на немецкий народ, и он сумеет отблагодарить ее за это[375]. Шеф еще остановился на памятниках женщинам, которые так редко производят впечатление потому, что женская одежда не вечна и женщинам кажутся смешными и нелепыми те модные вещи, которыми они еще 10 лет назад так восторгались. И поскольку памятники женщинам нельзя в принципе одеть в греческую одежду, над которой время не властно, не остается другого выхода, кроме как изготавливать женские бюсты.
18. 05. 1942, понедельник, полдень
«Волчье логово» За обедом шеф с похвалой отозвался о нашем временном поверенном в делах в Вашингтоне, советнике посольства Томсене[376] и военном атташе генерале фон Беттихере[377], в последнее время исполнявших там свои обязанности. Оба они оказались дипломатами, которых невозможно было ввести в заблуждение и которые умели составлять доклады так, что они давали наглядное представление о конкретной ситуации. Он намерен поэтому не только особо отметить их заслуги, но и найти им после войны достойное применение; например, Томсена он уже теперь рассматривает в качестве кандидата на какой‑ нибудь особенно ответственный дипломатический пост. Совместно с тайным советником Рехлингом[378] шеф обсуждал проблему транспорта в России. Господин Рехлинг – благодаря своей скромной манере держать себя и взвешенным суждениям этот промышленник производит особенно приятное впечатление – заметил в связи с этим, что железнодорожные магистрали на необъятных просторах США устроены таким образом, что товарный поезд перевозит 7000 тонн, в то время как мы в среднем перевозим от 1000 до 1500 тонн. По сравнению с нами США тратят на обслуживающий персонал в семь раз меньше, чем мы, а кроме того, еще экономят на горючем. Аналогичным образом обстоят дела и с грузовыми кораблями. Шеф заметил, что у нас уже разработан типовой проект корабля грузоподъемностью 9000 тонн. В заключение разговор зашел о воздвигнутых русскими в зимние месяцы под Керчью долговременных огневых сооружениях, которые не смогли сдержать натиск наших солдат[379]. Шеф заявил, что, несомненно, какому‑ нибудь русскому архитектору поручили, несмотря на страшные холода, довести строительство до конца, если ему дорога жизнь, и он – как умел – выполнил это задание. Тодт также мог работать лишь при пяти градусах ниже нуля, а когда наступали более сильные холода, был вынужден ставить над сооружениями обогреваемые деревянные коробы, чтобы иметь возможность продолжать работу. Шпеер сказал в связи с этим, что теперь найден метод, позволяющий так смешивать горячую воду с цементом, чтобы смесь могла схватываться даже при десятиградусном морозе. На вопрос шефа, не начнет ли разрушаться железо в железобетонных укреплениях нашего «Западного вала», которые еще лет тридцать будут представлять собой нечто совершенно уникальное и полностью выполнять свое предназначение – жаль только, что они не воздвигнуты на пятьсот километров западнее, – тайный советник Рехлинг дал отрицательный ответ. Он сказал, что такого не произойдет, если железные опорные балки будут в достаточной степени воздухонепроницаемыми и содержащаяся в воздухе кислота не разъест их. Шеф подчеркнул, что для него это очень интересно; ведь в нью‑ йоркских небоскребах, при строительстве которых широко применялся железобетон и которые были сооружены в 1900 году, а в 1910 вновь снесены, железо полностью разрушилось.
18. 05. 1942, понедельник, вечер
«Волчье логово» За ужином, в котором принял также участие министр Шпеер в сопровождении целого ряда лиц, в том числе государственного советника Шибера из Тюрингии, шеф заявил, что именно наша борьба с Россией наиболее четко доказала, что глава государства должен первым нанести удар в том случае, если он считает войну неизбежной. В обнаруженном у сына Сталина[380] и написанном одним из его друзей незадолго до нашего нападения письме говорилось буквально следующее: он «перед прогулкой в Берлин» хотел бы еще раз повидать свою Аннушку. Если бы он, Гитлер, прислушался к словам своих плохо информированных генералов и русские в соответствии со своими планами опередили нас, на хороших европейских дорогах для их танков не было бы никаких преград. Он рад, что удалось вплоть до самого начала войны водить Советы за нос и постоянно договариваться с ними о разделе сфер интересов. Ибо если бы не удалось во время вторжения русских в Румынию заставить их ограничиться одной лишь Бессарабией и они забрали тогда себе румынские нефтяные месторождения, то самое позднее этой весной они бы задушили нас, ибо мы бы остались без источников горючего[381]. Когда министр Шпеер и его сотрудники удалились, шеф очень тепло отозвался о вот уже много лет верно служащем ему, прибывшем вместе со Шпеером экономическом советнике гау Тюрингия и кавалере почетного значка партайгеноссе Шибере.
19. 05. 1942, вторник, полдень
«Волчье логово» За обедом шеф завел разговор о вооруженных силах бывших Австрии и Чехии и заявил, что чехи действительно обладали отличавшимися чистотой и содержавшимися в полном порядке складами оружия, пороха и боеприпасов, в то время как вооружение австрийской армии было довольно жалким. Он никогда не забудет, как Шушниг[382] весь сжался от страха[383], когда он потребовал от него снять заграждения на границе, угрожая в противном случае прислать пару саперных батальонов и убрать все это дерьмо. Позднее шеф завел разговор о том, что одна из дивизий Советов особенно храбро сражалась на Керченском полуострове, дралась насмерть. Очевидно, это была так называемая дивизия идейных бойцов. Можно лишь порадоваться тому, что таких дивизий не слишком много, а это означает: Сталину не удалось привить коммунистическое мировоззрение всей Красной Армии. Маршал Кейтель заявил, что большинство русских и сейчас для этого слишком тупы. Но Сталин хочет – как показали допросы попавших в плен его сына и секретаря, – согласно его собственным заявлениям, чтобы русские люди стали умны, как немцы, это подняло бы их на небывалую высоту, а Европа и Азия стали бы тогда неприступными бастионами большевизма, плацдармом, необходимым для победы его мировой революции.
19. 05. 1942, вторник, вечер
«Волчье логово» За ужином шеф беседовал с министром иностранных дел Риббентропом о внутриполитической ситуации в Англии. Большинство англичан полагаются не столько на активное содействие со стороны США, сколько на мощь русских. Поэтому в Англии образовалось два лагеря: про– и антисоветский. И от того, нанесем ли мы и в этом году сильные удары по советским армиям, зависит, начнутся ли волнения среди английского населения. То, что Англия окажется очень ослабленной в результате потери азиатских владений[384], что она может обеднеть из‑ за возможной потери наиболее богатых районов Индии и отделения – читай: обретения самостоятельности Южной Африки, также способствует резкому ухудшению настроения населения, как и потери кораблей из‑ за активных действий наших подводных лодок и авиации. В заключение разговор зашел о случаях людоедства среди партизан и в Ленинграде, где теперь в неделю умирает примерно 15 000 человек[385]. Я с достаточным скепсисом слушал Риббентропа, ибо недавно Хевель дал мне прочесть резюме переговоров между ним (Риббентропом) и японским послом Осимой, в которых тот пообещал японцам решить проблему Индии путем отправки туда – через Иран и Афганистан – наших войск, которые появятся там ante portas[386] с северо‑ запада и севера[387]. Обманщик или фантазер? Я думаю, что сам Хевель всерьез усомнился в его умственных способностях.
20. 05. 1942, среда, полдень
«Волчье логово» После обеда шеф резко высказался против всех попыток экспорта национал‑ социалистского мировоззрения. Ибо, если другие государства будут по‑ прежнему придерживаться демократических принципов управления, а значит, неуклонно идти к распаду, нам это лишь на руку, а к тому же мы на основе национал‑ социализма медленно, но верно становимся самым сплоченным народным сообществом, какое только представить себе возможно. Молодежь, которая в возрасте десяти‑ двадцати лет олицетворяет собой национал‑ социалистское государство, не знала другого мировоззрения, кроме национал‑ социалистского, и прошла через систему воспитания, которая сделала ее дисциплинированной, равно как и уверенной в себе. Насколько изменился сам характер профессионального обучения! Тот же ученик, который был «мальчиком для битья» и – если мастер или подмастерье чесался – невольно вздрагивал, ныне уже через полгода начального обучения оказывается на рабочем месте, которое полностью отвечает его способностям и внушает ему чувство уверенности. Если вспомнить, что в темпе воспитания наших девочек в духе принципов национал‑ социализма был достигнут такой же прогресс и наши девушки в соответствии с национальными интересами оказывают ныне содействие на военных заводах, в учреждениях, в госпиталях, в проведении сельскохозяйственных работ и т. д., то остается лишь сделать вывод: сто лет такой воспитательной работы, и в результате немецкий народ станет таким сплоченным и мощным силовым фактором, как ни один народ в Европе. При воспитании наших юношей никогда не следует забывать о том, что никакое другое обучение не расширит кругозор и не привьет такого идеального отношения к ручному труду, как непосредственно работа на доменном, сталелитейном или танковом заводе, то есть там, где идет производство металла, и совершенно неважно, связано ли это с производством вооружения или с машиностроением. Когда он осматривал заводы Круппа в Эссене, то постоянно по‑ новому осознавал это. Ибо тамошние рабочие и по своему внешнему виду, и по своим взглядам истинные господа. Аналогичный вывод он сделал, когда присутствовал при спуске со стапелей «Тирпица» на военной верфи в Вильгельмсхафене. Сколько красивых, статных мужчин, державшихся весьма достойно, как настоящие дворяне, с благородными и гордыми лицами видел он среди рабочих, которые на верфи внесли свою лепту в это великое дело и теперь выстроились в ожидании спуска корабля на воду. Когда он затем посмотрел, как идут работы у четвертого входа в гавань в Вильгельмсхафене и, воспользовавшись случаем, прошел мимо множества иностранных рабочих, то был просто поражен тем, насколько иностранцы проигрывают по сравнению с немецкими рабочими и какой это вообще сброд. То, что сказано о рабочих металлургической промышленности, в такой же степени относится к горнякам. Горняк есть и будет элитой среди германских рабочих. Ибо и внешне и внутренне он сформирован профессией, которая и поныне связана с повышенным риском для жизни и заниматься которой могут лишь крепкие, решительные люди, способные выстоять в самых опасных ситуациях. Мы потому должны сделать все, чтобы нация с должным уважением относилась к горняку. Это значит, что – как только наступит мир – надлежит особенно позаботиться о поднятии жизненного уровня этого слоя нашего населения, который в особой степени способствует укреплению государства. С целью уже во время войны выразить рабочим благодарность нации он распорядился назначить на сегодня на вторую половину дня официальный акт, во время которого рабочим будут вручены сто Крестов за военные заслуги I класса и, кроме того, военнослужащий сухопутных войск и кавалер Рыцарского креста вручит в мозаичном зале рейхсканцелярии Рыцарский крест ордена «За военные заслуги» мастеру с танкового завода. Кавалер Рыцарского креста, которому он поручил провести церемонию награждения, – ефрейтор, прибывший прямо с фронта, где в одиночку подбил из противотанкового орудия 13 русских танков. Для него была большая радость – видеть вчера здесь этого ефрейтора, ибо он типичный представитель национал‑ социалистской молодежи и, хотя выглядит как семнадцатилетний юнец, держится так уверенно, что видно: его весь мир напугать не может. Сделать так, чтобы вся наша молодежь стала такой же, как этот ефрейтор, то есть разумной, живой и решительной, – вот в чем будет заключаться – когда наконец перестанет быть его главным занятием война – его первейшая задача. Тем субъектам, которых воспитали другие народы и которые в большинстве своем или грубияны, или полнейшие ничтожества, или еще что‑ то в этом роде, он противопоставит парней, подобных защитникам Нарвика[388] или Холма[389]. Подобно тому как война 1870... 1871 годов стала горнилом, в котором была выкована прежняя империя, точно так же на полях сражений этой войны племена, входящие в Великогерманский рейх, еще более сплотятся и сольются воедино. Благодаря этому ни одно из германских племен не будет чувствовать себя в рейхе побитой собакой; все они будут испытывать гордость по поводу того, что принимали участие в величайшей освободительной борьбе германского народа и пролили в ней свою кровь. А поскольку от германского народа наивысших достижений можно добиться только в том случае, если все племена будут сплочены и выступят в едином строю, он отстаивал в отношении своей партийной канцелярии в Мюнхене тот принцип, что в ней должны быть представлены все германские племена. И когда проводятся широкомасштабные строительные работы, пролагаются дороги и каналы огромной протяженности, словом, во всех мероприятиях, требующих сплочения сил нации, должен участвовать весь народ.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|