 |
Глава девятая. Показания мистера Хардмана
|
|
|
|
Глава девятая
Показания мистера Хардмана
Последним, из пассажиров первого класса вызвали мистера Хардмана — здоровенного, огненно-рыжего американца, обедавшего за одним столом с итальянцем и лакеем.
Он вошел в вагон, перекатывая во рту жевательную резинку. На нем был пестрый клетчатый костюм и розовая рубашка, в галстуке сверкала огромная булавка. Его большое мясистое лицо с грубыми чертами казалось добродушным.
— Привет, господа, — сказал он. — Чем могу служить?
— Вы уже слышали об убийстве, мистер э… Хардман?
— Ага, — и он ловко перекатил резинку к другой щеке.
— Так вот, нам приходится беседовать со всеми пассажирами.
— Лично я не против. Наверное, без этого не обойтись.
Пуаро посмотрел на лежащий перед ним паспорт:
— Вы — Сайрус Бетман Хардман, подданный Соединенных Штатов, сорока одного года, коммивояжер фирмы по продаже лент для пишущих машинок?
— Так точно, это я.
— Вы едете из Стамбула в Париж?
— Верно.
— Причина поездки?
— Дела.
— Вы всегда ездите в первом классе, мистер Хардман?
— Да, сэр, — подмигнул американец, — мои путевые издержки оплачивает фирма.
— А теперь, мистер Хардман, перейдем к событиям прошлой ночи.
Американец кивнул.
— Что вы можете рассказать нам о них?
— Решительно ничего.
— Очень жаль. Но, может быть, вы сообщите нам, мистер Хардман, что вы делали вчера после обеда?
Похоже, американец в первый раз не нашелся с ответом.
— Извините меня, господа, — сказал он наконец, — но кто вы такие? Введите меня в курс дела.
— Это мсье Бук, директор компании спальных вагонов. А этот господин — доктор, он обследовал тело.
— А вы?
— Я Эркюль Пуаро. Компания пригласила меня расследовать убийство.
|
|
|
— Слышал о вас, — сказал мистер Хардман. Минуту, от силы две он колебался. — Я думаю, — сказал он наконец, — лучше выложить все начистоту.
— Разумеется, вы поступите весьма благоразумно, изложив нам все, что вам известно, — сухо сказал Пуаро.
— Да я бы много чего вам наговорил, если б что знал. Но я ничего не знаю. Ровным счетом ничего, как я уже и говорил вам. А ведь мне полагается знать. Вот что меня злит. Именно мне и полагается все знать.
— Объяснитесь, пожалуйста, мистер Хардман.
Мистер Хардман вздохнул, выплюнул резинку, сунул ее в карман. В тот же момент весь его облик переменился. Водевильный американец исчез, на смену ему пришел живой человек. Даже гнусавый акцент и тот стал более умеренным.
— Паспорт поддельный, — сказал он, — а на самом деле я вот кто, — и он перебросил через стол визитную карточку.
Пуаро долго изучал карточку, и мсье Бук в нетерпении заглянул через плечо.
«Мистер Сайрус Б. Хардман. Сыскное агентство Макнейла. Нью-Йорк».
Пуаро знал агентство Макнейла — одно из самых известных и уважаемых частных агентств Нью-Йорка.
— А теперь, мистер Хардман, — сказал он, — расскажите нам, что сие означает.
— Сейчас. Значит, дело было так. Я приехал в Европу — шел по следу двух мошенников, никакого отношения к этому убийству они не имели. Погоня закончилась в Стамбуле. Я телеграфировал шефу, получил распоряжение вернуться и уже было собрался в Нью-Йорк, как получил вот это.
Он протянул письмо. На фирменном листке отеля «Токатлиан». «Дорогой сэр, мне сообщили, что вы представитель сыскного агентства Макнейла. Зайдите, пожалуйста, в мой номер сегодня в четыре часа дня». И подпись: С. Э. Ретчетт.
— Ну и что?
— Я явился в указанное время, и мистер Рэтчетт посвятил меня в свои опасения, показал парочку угрожающих писем.
— Он был встревожен?
— Делал вид, что нет, но, похоже, перепугался насмерть. Он предложил мне ехать в Париж тем же поездом и следить, чтобы его не пристукнули. И я, господа. поехал вместе с ним, но, несмотря на это, его все-таки пристукнули. Крайне неприятно. Такое пятно на моей репутации.
|
|
|
— Он вам сказал, что вы должны делать?
— Еще бы! Он все заранее обмозговал. Он хотел, чтобы я занял соседнее с ним купе, но с этим делом ничего не вышло. Мне удалось достать только купе номер шестнадцать, да и то с огромным трудом. По-моему, проводник хотел попридержать его. Но не будем отвлекаться. Осмотревшись, я решил, что шестнадцатое купе — отличный наблюдательный пункт. Впереди стамбульского спального вагона шел только вагон-ресторан, переднюю дверь на платформу ночью запирали на засов, так что, если б кому и вздумалось пробраться в вагон, он мог выйти только через заднюю дверь или через другой вагон, а значит, в любом случае ему не миновать меня.
— Вам, по всей вероятности, ничего не известно о личности предполагаемого врага мистера Рэтчетта?
— Ну, как он выглядит, я знал. Мистер Рэтчетт мне его описал.
— Что? — спросили все в один голос.
— По описанию старика, это мужчина небольшого роста, продолжал Хардман, — темноволосый, с писклявым голосом. И еще старик сказал, что вряд ли этот парень нападет на него в первую ночь пути. Скорее, на вторую или на третью.
— Значит, кое-что он все-таки знал, — сказал мсье Бук.
— Во всяком случае, он знал куда больше того, чем сообщил твоему секретарю, — сказал Пуаро задумчиво. — А он вам что-нибудь рассказал об этом человеке? Не говорил, к примеру, почему тот угрожал его жизни?
— Нет, об этом он умалчивал. Сказал просто, что этот парень гоняется за ним — хочет во что бы то ни стало его прикончить.
— Мужчина невысокого роста, темноволосый, с писклявым голосом, — задумчиво повторил Пуаро, направив пытливый взгляд на Хардмана, — вы, конечно, знали, кто он был на самом деле?
— Кто, мистер?
— Рэтчетт. Вы его узнали?
— Не понимаю.
— Рэтчетт — это Кассетти, убийца ребенка Армстронгов.
Мистер Хардман присвистнул:
— Ну и ну! Вы меня ошарашили! Нет, я его не узнал. Я был на Западе, когда шел процесс. Его фотографии в газетах я, конечно, видел, но на них и родную мать не узнаешь. Не сомневаюсь, что многие хотели бы разделаться с Кассетти.
|
|
|
— А вы не знаете никого, имеющего отношение к делу Армстронгов, кто отвечал бы этому описанию — невысокого роста, темноволосый, с писклявым голосом?
Хардман думал минуты две.
— Трудно сказать. Ведь почти все, кто имел отношение к этому делу, умерли.
— Помните, в газетах писали о девушке, которая выбросилась из окна?
— Ага. Тут вы попали в точку. Она была иностранка. Так что, может, у нее и были родственники итальяшки. Но не забывайте, что за Рэтчеттом числились и другие дела, кроме ребенка Армстронгов. Он довольно долго занимался похищением детей. Так что не стоит сосредоточиваться на одном этом деле.
— У нас есть основания полагать, что это преступление связано с делом Армстронгов. Мистер Хардман вопросительно прищурил глаз. Пуаро промолчал. Американец покачал головой.
— Нет, я ничего такого не припоминаю, — сказал он наконец. — Но учтите: я не принимал участия в этом деле и мало что о нем знаю.
— Что ж, продолжайте, мистер Хардман.
— Мне, собственно, нечего рассказывать. Я высыпался днем, а ночью караулил. В первую ночь ничего подозрительного не произошло. Прошлой ночью — тоже, так, по крайней мере, мне казалось. Я оставил дверь приоткрытой и держал коридор под наблюдением. Никто чужой не проходил мимо.
— Вы в этом уверены, мистер Хардман?
— Железно. Никто не входил в вагон снаружи, и никто не проходил из задних вагонов. За это я ручаюсь.
— А из вашего укрытия вам виден был проводник?
— Конечно. Ведь его скамеечка стоит почти впритык к моей двери.
— Он покидал свое место после Виньковцов?
— Это последняя остановка? Ну как же: его пару раз вызывали сразу после того, как поезд застрял. Потом он ушел в афинский вагон и пробыл там этак минут пятнадцать. Но тут кто-то стал названивать, и он примчался назад. Я вышел в коридор посмотреть, в чем дело, — сами понимаете, я несколько встревожился, — но оказалось, что звонила американка. Она закатила скандал проводнику — уж не знаю из-за чего. Я посмеялся и вернулся к себе. Потом проводник пошел в другое купе, понес кому-то бутылку минеральной. Потом уселся на скамеечку и сидел там, пока его не вызвали в дальний конец вагона стелить постель. Потом он до пяти часов утра не вставал с места.
|
|
|
— Он дремал?
— Не могу сказать. Не исключено, что и дремал.
Пуаро кивнул. Руки его механически складывали бумаги на столе в аккуратные стопочки. Он снова взял в руки визитную карточку.
— Будьте любезны, поставьте здесь свои инициалы, попросил он.
Хардман расписался.
— Я полагаю, здесь, в поезде, никто не может подтвердить ваши показания и засвидетельствовать вашу личность, мистер Хардман?
— В поезде? Пожалуй, что нет. Вот разве молодой Маккуин. Я этого парня хорошо помню — часто встречал в кабинете его отца в Нью-Йорке, но вряд ли он меня выделил из множества других сыщиков и запомнил в лицо. Нет, мистер Пуаро, придется вам подождать и, когда мы пробьемся сквозь заносы, телеграфировать в Нью-Йорк. Но вы не беспокойтесь, я вам не вру. До скорого, господа. Приятно было с вами познакомиться, мистер Пуаро.
Пуаро протянул Хардману портсигар:
— Впрочем, вы, возможно, предпочитаете трубку?
— Нет, трубка — это не про нас.
Он взял сигарету и быстро вышел. Мужчины переглянулись.
— Вы думаете, он и в самом деле сыщик? — спросил доктор Константин.
— Безусловно. Он типичный сыщик, я их много повидал на своем веку. Потом такую историю ничего не стоит проверить.
— Очень интересные показания, — сказал мсье Бук.
— Еще бы!
— Мужчина невысокого роста, темноволосый, с писклявым голосом, — задумчиво повторил мсье Бук.
— Описание, которое ни к кому в поезде не приложимо, сказал Пуаро.
|
|
|
