 |
Глава восьмая. Показания полковника Арбэтнота
|
|
|
|
Глава восьмая
Показания полковника Арбэтнота
Пуаро тряхнул головой и вышел из глубокой задумчивости.
Глаза его, встретившись с горящим любопытством взглядом мсье Бука, лукаво сверкнули.
— Дорогой друг, — сказал он, — видите ли, я стал, что называется, снобом! — и поэтому считаю, что сначала необходимо заняться первым классом, а потом уже вторым. Так что теперь я думаю пригласить импозантного полковника.
После нескольких вопросов выяснилось, что познания полковника во французском весьма ограниченны, и Пуаро перешел на английский. Уточнив имя полковника, его фамилию, домашний адрес и армейскую должность, Пуаро продолжал:
— Скажите, вы едете из Индии домой, в отпуск, или, как мы говорим, «en permission»?
Полковник Арбэтнот не проявил никакого интереса к тому, что и как называют презренные французишки, и ответил с подлинно британской краткостью:
— Да.
— Но вы не воспользовались судами Восточной линии?
— Нет.
— Почему?
— Я предпочел отправиться поездом по причинам личного характера.
«Что, получил? — говорил весь его вид. — Это тебя научит не приставать к людям, нахал ты этакий! »
— Вы ехали из Индии, нигде не останавливаясь?
— Я остановился на одну ночь в Уре и на три дня в Багдаде у старого приятеля — он служит там, — сухо ответил полковник. — Вы пробыли три дня в Багдаде. Насколько мне известно, эта молодая англичанка, мисс Дебенхэм, тоже едет из Багдада. Вы там с ней не встречались?
— Нет. Я познакомился с мисс Дебенхэм по дороге из Киркука в Ниссибин.
Пуаро наклонился к собеседнику и с нарочитым иностранным акцентом вкрадчиво сказал:
— Мсье, я хочу обратиться к вам с прошением. Вы и мисс Дебенхэм — единственные англичане в поезде. Мне необходимо знать ваше мнение друг о друге.
|
|
|
— В высшей степени неподобающая просьба, — холодно сказал полковник.
— Вовсе нет. Видите ли, преступление скорее всего совершила женщина. На теле убитого обнаружено двенадцать ножевых ран. Даже начальник поезда сразу сказал: «Это дело рук женщины». Так вот, какова моя первоочередная задача? Тщательнейшим образом разузнать все о пассажирках вагона СТАМБУЛ — КАЛЕ. Но англичанок понять очень трудно. Они такие сдержанные. Поэтому в интересах правосудия я обращаюсь за помощью к вам, мсье. Скажите мне, что вы думаете о мисс Дебенхэм? Что вы о ней знаете?
— Мисс Дебенхэм, — сказал полковник с чувством, настоящая леди.
— Благодарю вас, — сказал Пуаро с таким видом, будто ему все стало ясно. — Значит, вы считаете маловероятным, что она замешана в преступлении?
— Абсолютно нелепое предположение, — сказал Арбатнот, мисс Дсбенхэянс была знакома с убитым. Впервые она увидела его здесь, в поезде.
— Она вам об этом говорила?
— Да. Она сразу обратила внимание на его неприятную внешность и поделилась этим впечатлением со мной. Если в убийстве замешана женщина, как вы считаете, без всяких, на мой взгляд, на то оснований, руководствуясь одними домыслами, могу вас заверить, что мисс Дебенхэм тут совершенно ни при чем.
— Вас, видно, это очень волнует, — улыбнулся Пуаро.
Полковник Арбэтнот смерил его презрительным взглядом:
— Не понимаю, что вы хотите этим сказать.
Пуаро как будто смутился. Он опустил глаза и принялся ворошить бумаги.
— Мы отвлеклись, — сказал он. — Давайте перейдем к фактам. Преступление, как у нас есть основания полагать, произошло вчера ночью в четверть второго. По ходу следствия нам необходимо опросить всех пассажиров поезда и узнать, что они делали в это время.
— Разумеется. В четверть второго я, если память мне не изменяет, разговаривал с молодым американцем — секретарем убитого.
|
|
|
— Вот как. Вы пришли к нему в купе или он к вам?
— Я к нему.
— Вы имеете в виду молодого человека по фамилии Маккуин?
— Да.
— Он ваш друг или просто знакомый?
— Я никогда раньше его не видел. Вчера мы случайно перекинулись парой фраз и разговорились. Вообще-то мне американцы не нравятся; как правило, мне трудно найти с ними общий язык.
Пуаро улыбнулся, вспомнив гневные тирады Маккуина против «чопорных британцев».
— Но этот молодой человек сразу расположил меня к себе. Хотя он где-то нахватался дурацких идей о том, как наладить дела в Индии: в этом беда всех американцев. Они идеалисты и к тому же сентиментальны. Его заинтересовало то, что я ему рассказывал об Индии, ведь я почти тридцать лет провел там. И меня заинтересовали его рассказы о финансовом кризисе в Америке. Потом мы перешли к международному положению. Я очень удивился, когда поглядел на часы и обнаружил, что уже четверть второго.
— Вы закончили разговор в четверть второго?
— Да.
— Что вы делали потом?
— Пошел в свое купе и лег.
— Ваша постель была уже постелена?
— Да.
— Ваше купе — вот оно, номер пятнадцать — предпоследнее в противоположном ресторану конце вагона?
— Да.
— Где находился проводник, когда вы возвращались к себе в купе?
— Он сидел в конце вагона за маленьким столиком. Между прочим, как раз в тот момент, когда я входил к себе, его вызвал Маккуин.
— Зачем?
— Я полагаю, чтоб тот постелил ему постель. Когда я сидел у него, постель не была постелена.
— А теперь, полковник, я прошу вас вспомнить: когда вы разговаривали с Маккуином, кто-нибудь проходил мимо вас по коридору?
— Масса народу, должно быть, но я не следил за этим.
— Я говорю о последних полутора часах вашего разговора. Вы выходили в Виньковцах, верно?
— Да. Но всего на минуту. Стоял ужасный холод, мела метель, так что я был рад вернуться, в эту душегубку, хотя вообще-то я считаю, что топят здесь непозволительно.
Мсье Бук вздохнул.
— На всех не угодишь, — сказал он. — Англичане открывают все окна, другие, наоборот, закрывают. Да, на всех не угодишь.
Ни Пуаро, ни Арбэтнот не обратили никакого внимания на его слова.
— А теперь, мсье, попытайтесь вернуться мыслями в прошлое, — попросил Пуаро. — Итак, на платформе холодно. Вы возвращаетесь в вагон. Располагаетесь в купе и закуриваете сигарету, а возможно, и трубку, — Пуаро запнулся.
|
|
|
— Я курил трубку, Маккуин — сигареты.
— Поезд отправляется. Вы курите трубку, обсуждаете положение дел в Европе, в мире. Уже поздно. Почти все легли. Кто-нибудь проходил мимо вас? Подумайте.
Арбэтнот сдвинул брови.
— Трудно сказать, — произнес он наконец, — видите ли, я за этим не следил.
— Но вы же военный. Вы должны отличаться особой наблюдательностью. Вы наверняка многое замечаете, так сказать, сами того не замечая.
Полковник снова подумал и покачал головой.
— Не могу сказать. Не помню, чтобы кто-нибудь проходил мимо, разве что проводник. Нет, погодите, кажется, проходила какая-то женщина.
— Вы ее видели? Какая женщина — молодая, старая?
— Я не видел ее. Не смотрел в ту сторону. Просто до меня донесся шорох и запах духов. — Духов. Хороших духов?
— Да нет, скорее плохих. Такой, знаете ли, запах, что издалека шибает в нос. Но учтите, — торопливо продолжал полковник, — это могло быть и раньше. Видите ли, как вы сами сказали, такие вещи замечаешь, сам того не замечая. И вот в течение вечера я отметил про себя: «Женщина… Ну и духи! » Но когда она прошла, точно не могу сказать, хотя… скорее всего, после Виньковцов.
— Почему?
— Помню, я почуял этот запах, как раз когда мы заговорили о пятилетке. Знаете, как бывает, запах духов навел меня на мысль о женщинах, а с женщин я перекинулся на положение женщин в России. А я помню, что до России мы добрались уже к концу разговора.
— Вы можете определить, когда это было, более точно?
— Н-нет. Где-то перед концом нашего разговора, примерно за полчаса.
— После того как поезд остановился?
Полковник кивнул:
— Да. Я почти в этом уверен.
— Что ж, перейдем к другому вопросу. Вы бывали в Америке, полковник?
— Никогда. И не имею ни малейшей охоты туда ехать.
— Вы были знакомы с полковником Армстронгом?
— Армстронг… Армстронг… Я знал двух или трех Армстронгов. В шестидесятом полку служил Томми Армстронг — вы не о нем спрашиваете? Потом я знал Селби Армстронга — его убили на Сомме.
|
|
|
— Я спрашиваю о полковнике Армстронге. О том, что женился на американке. О том, чью дочь похитили и убили.
— А, припоминаю, читал об этом в газетах, чудовищное преступление. Нет, я не знаком с ним. Хотя, конечно, слышал о нем. Тоби Армстронг. Славный малый. Общий любимец. Отлично служил. Награжден крестом Виктории.
— Человек, которого убили прошлой ночью, был виновен в гибели ребенка Армстронгов.
Лицо Арбэтнота посуровело:
— Я считаю, что этот негодяй получил по заслугам, хотя лично я предпочел бы, чтобы его повесили по приговору суда. Хотя в Америке, кажется, сажают на электрический стул?
— Следовательно, полковник Арбэтнот, вы за правосудие и против личной мести?
— Разумеется, не можем же мы поощрять кровную месть или пырять друг друга кинжалами, как корсиканцы или мафия, сказал полковник.
— Говорите что хотите, а, по-моему, суд присяжных — система вполне разумная.
Пуаро минуту-другую задумчиво глядел на полковника.
— Да, — сказал он, — я так и думал, что вы придерживаетесь такой точки зрения. Ну что ж, полковник, у меня больше нет вопросов. Скажите, а вы не помните ничего такого, что показалось бы вам прошлой ночью подозрительным или, скажем так, кажется вам подозрительным теперь, ретроспективно. Ну, хоть сущий пустяк?
Полковник Арбэтнот задумался.
— Нет, — сказал он. — Ничего. Вот разве… — и он замялся.
— Пожалуйста, продолжайте, умоляю вас.
— Это же абсолютная чепуха, — сказал полковник неохотно, — но раз уж вы сказали — хоть сущий пустяк…
— Да, да, продолжайте.
— Да нет, это действительно пустяк. Но раз уж вас так интересуют пустяки, скажу. Возвращаясь к себе, я заметил, что дверь купе через одно от моего, да вы знаете, последняя дверь по коридору…
— Знаю, дверь купе номер шестнадцать.
— Ну, так вот, эта дверь была неплотно прикрыта. И сквозь щель украдкой выглядывал какой-то человек. Увидев меня, он тут же захлопнул дверь. Конечно, это абсолютная чепуха, но меня это удивило. Я хочу сказать, все открывают дверь и высовывают голову, когда им нужно выглянуть в коридор, но он делал это украдкой, как будто не хотел, чтобы его заметили. Поэтому я и обратил на него внимание.
— Мд-да, — сказал Пуаро неуверенно.
— Я же вам говорил, это абсолютная чепуха, — виновато сказал Арбэтнот. — Но вы знаете, раннее утро, тишина, и мне почудилось в этом что-то зловещее — настоящая сцена из детективного романа. Впрочем, все это ерунда.
Он встал.
— Что ж, если я вам больше не нужен…
— Благодарю вас, полковник, у меня все.
|
|
|
Полковник ушел не сразу. Он явно перестал гневаться на паршивого французишку, посмевшего допрашивать британца.
— Так вот, что касается мисс Дебенхэм… — сказал он неловко. — Можете мне поверить: она тут ни при чем. Она настоящая pukka sahib, — вспыхнул и ушел.
— Что значит pukka sahib? — полюбопытствовал доктор Константин.
— Это значит, — сказал Пуаро, — что отец и братья мисс Дебенхэм обучались в тех же школах, что и полковник.
— Только и всего… — доктор Константин был явно разочарован. — Значит, это не имеет никакого отношения к преступлению?
— Ни малейшего, — сказал Пуаро.
Он ушел в свои мысли, рука его машинально постукивала по столу.
— Полковник Арбэтнот курит трубку, — вдруг сказал он. — В купе Рэтчетта я нашел ершик для трубки. А мистер Рэтчетт курил только сигары.
— И вы думаете…
— Пока он один признался, что курит трубку. И он знал полковника Армстронга понаслышке и, не исключено, что знал его лично, хотя и отрицает это.
— Значит, вы считаете возможным…
Пуаро затряс головой:
— Нет, нет, это невозможно… никак невозможно… Чтобы добропорядочный, недалекий, прямолинейный англичанин двенадцать раз кряду вонзил в своего врага нож! Неужели вы, мой друг, не чувствуете, насколько это неправдоподобно?
— Это все психологические выкрутасы, — сказал мсье Бук.
— Психологию надо уважать. У нашего преступления свой почерк, и это никоим образом не почерк полковника Арбэтнота. А теперь, — сказал Пуаро, — допросим следующего свидетеля.
На этот раз мсье Бук не стал называть итальянца. Но он хотел, чтобы вызвали именно его.
|
|
|
