 |
Боязнь унижения. Страх перед насилием
|
|
|
|
Боязнь унижения
Страх потерять работоспособность так ярко выражен у мужчин, потому что работоспособность обеспечивает мужскую идентичность, создает признание и активизирует личные ресурсы. Но у работоспособности есть и другая функция, помогающая преодолеть страхи:
Достижения, успехи и победы предотвращают унижение.
Мальчики испытывают множество личных унижений в детстве: нормальное бессилие и поражения, характерные для ребенка, а также некоторые унижения, связанные с половой принадлежностью. Унижения в период полового созревания в связи с более ранней зрелостью девочек следует упомянуть здесь только мимоходом, так как они более подробно рассматриваются в разделе «Любовь и вожделение». Скорее здесь подразумевается постоянное унижение, которому подвергаются мальчики в обществе своих сверстников. В строго иерархически организованных группах мальчиков существуют своеобразные рейтинги, почти каждый постоянно ощущает, что другие выше его, что эти мальчики лучше, сильнее, чем он сам. И другие позволяют ему чувствовать это – не из‑ за злобы, а просто чтобы укрепить свои позиции. Система нокаута, известная из спорта, может служить метафорой для этого детского опыта. В этом типе соревнований турнир заканчивается проигрышем для всех участников, кроме одного. И для мальчиков окончательное поражение есть и остается поражением.
Эти разнообразные повседневные переживания и унижения неоднократно подавляются и экстернализуются, чтобы не потерять чувство собственного достоинства и уверенность в себе. Мальчики становятся бойцами не только в физическом, но прежде всего в психологическом смысле. Страх дальнейшего унижения остается в бессознательном состоянии. От него нелегко избавиться. Это было бы возможно только при принятии поражения и собственной посредственности, то есть через смирение. Но это слишком трудный способ. Поэтому страх унижения продолжает мотивировать взрослого мужчину на достижения, победы и успехи. Таким образом, мужчины хотят быть на вершине, потому что это единственное место, где они чувствуют себя защищенными от унижения.
|
|
|
Страх перед насилием
В связи с детскими унижениями следует упомянуть еще один серьезный источник страха: насилие. Большинство жертв физического несексуального насилия – мальчики и мужчины. Этот аспект все еще принято игнорировать в дискуссии на тему «мужчины и насилие»: поиск Google дает почти в 50 раз больше результатов по ключевому выражению «насилие в отношении женщин / девочек», чем по теме «насилие в отношении мужчин» / мальчиков.
Конечно, степень физического насилия варьируется в широких пределах, но нелегко найти взрослых мужчин, которые не испытывали насилие в своей жизни. Потому что даже те, кому посчастливилось вырасти в семье, в которой это было неприемлемо, сталкивались с ним в школе или на улице. Насилие со стороны мальчиков и мужчин, а также против них является скорее правилом, чем исключением. Важна не только степень насилия, но прежде всего возможность психологической обработки этого опыта. Те, кто может говорить с другими заслуживающими доверия людьми о зверствах, которые они перенесли, возможно, пострадают меньше от эмоциональных последствий того, что испытали. Ведь они сразу же получают утешение и поддержку, их представления о добре и зле остаются неизменными, чувство вины и стыда смягчается на ранней стадии. И в идеале им будет оказана помощь в преодолении страхов. Но если преступники запугивают жертву, вынуждая молчать, то психологическая проработка невозможна. Вместо этого неосознанно развиваются такие механизмы, как «вытеснение», «отделение» и «отчуждение от собственного внутреннего мира».
|
|
|
Эти правила молчания известны в основном в отношении сексуального насилия. Из‑ за угроз со стороны преступников и сильного чувства стыда жертв они обычно очень эффективны. Однако часто требуется хранить молчание о физическом насилии над мальчиками, иногда даже без угроз со стороны преступников. С одной стороны, мальчикам все труднее ощущать себя жертвами, когда они становятся старше. Они в значительной степени усвоили социальные требования к себе, не позволяющие проявлять слабость или неполноценность. С другой стороны, насилие в семье – обычно избиение отцом – ассоциируется с дополнительным чувством стыда. Рассказать об этом – значит «испачкать свое собственное гнездо» и «очернить» любимого отца. Из‑ за этого спустя много лет, даже после смерти отца, многие мужчины могут сообщить о пережитом насилии только в очень ослабленной форме, потому что они не хотят «очернить» отца.
Следствием такого насилия может быть неприятие собственного тела, то есть нечувствительность к собственным ощущениям или трудности с физической и, следовательно, сексуальной близостью. Особенно когда физическое насилие исходило от близких людей, это приводит к фундаментальным трудностям в доверии другим людям.
Неоднократно описанное в литературе «нежелание» мужчин приближаться к другим людям эмоционально и физически и открываться им связано с тем, что многие из них боятся возобновления насилия. Или воспоминаний о старом опыте. Конечно, этот страх является неосознанным или может быть назван таковым в соответствующих ситуациях. Субъективно он даже не признается проблемой или препятствием. Любой, кто десятилетиями жил с вызванным страхом мышечным напряжением, уже не может представить себе полную свободу от этого «бронежилета».
Поскольку этот скрытый страх перед насилием часто еле ощущается, как смутное чувство дискомфорта, мужчины не совсем понимают, что их партнерши на самом деле подразумевают под словами «больше доверять» или «меньше дистанцироваться». Они совсем не чувствуют себя отдалившимися и, конечно, скажут, что доверяют своим партнершам на 100 процентов. В данном случае выражение «на 100 процентов» относится к их собственной системе отсчета и означает: «Я никогда не верил никому больше, чем тебе! » Мужчины, о которых идет речь, не могут себе представить, что возможны большее доверие и преданность. Они не представляют себе такого доверия из‑ за основного принципа борьбы с трудностями – «быть одному», но, возможно, также из‑ за пережитого насилия.
|
|
|
Страх перед насилием часто обобщается до страха перед конфликтом. Ведь такие споры в детстве часто предшествовали многочисленным ситуациям насилия. Из‑ за этого возникает страстная потребность в гармонии, которая хорошо работала как стратегия выживания в прошлом, но является помехой для отношений во взрослом возрасте. Поэтому мужчины стараются быть милыми и вежливыми, всегда в хорошем настроении, улыбаются, как только возникают разногласия, и стараются угодить всем. Очевидно, что такое поведение в конечном итоге утомляет как самих мужчин, так и их близких. Некоторые из этих мужчин очень боятся сами стать насильниками. Или их преследуют жестокие фантазии или мечты. Они, вероятно, чувствуют усилие, которое требуется, чтобы держать под контролем свое собственное чувство страха таким способом. В некоторых случаях этот страх перед самим собой является полностью оправданным, потому что у некоторых мужчин потребность в гармонии фактически сменяется вспышками насилия.
Карлу Ванденбергу 32 года, внешне он настоящий оптимист. Он тот, кого учителя называют «классным клоуном»: всегда веселый, всегда в хорошем настроении и готов поболтать. После нескольких сеансов мне начинает казаться, что Ванденберг также был старостой класса, потому что он заботится обо всем и обо всех, помогает чем может, не ест мяса ради своей подруги‑ вегетарианки и регулярно позволяет ей выигрывать каждую вторую игру в нарды. Требуется пять сеансов, чтобы мы могли по‑ настоящему поговорить о том, почему он пришел в мужской консультационный центр. Он избил свою девушку в третий раз за год. Еще через пять сеансов мне удается убедить его усилить свое постоянное спокойное и мягкое поведение, «вести себя более уверенно» и начинать предложение с «я» вместо неопределенно‑ личных и безличных конструкций. Во время 11‑ й встречи я впервые слышу от Ванденберга «я хочу».
|
|
|
– Я не хочу быть драчуном! – говорит он очень серьезно, и мы можем впервые поговорить о его отце, который жестоко избивал ремнем своих трех сыновей за малейшую провинность. – Хуже всего было то, что он никогда не убирал ремень в шкаф, он всегда висел в коридоре на видном месте как постоянная угроза!
После полугода терапии Ванденберг с гордостью сообщает: он заявил своей девушке, что она постоянно «возится» с ним, даже когда это совсем неуместно, но это ему не нравится.
– Она, наверное, очень удивилась, – говорит он со смехом, – она была почти так же напугана, как и я.
Но это привело к «очень хорошему, очень длинному» разговору, в котором они впервые обсудили его насильственные действия по отношению к ней. Это было «тяжело», но он смог «очень серьезно» попросить прощения, и они оба плакали.
– Я никогда не плакал, – с грустью говорит Ванденберг, – даже после избиений ремнем. Мой младший брат всегда плакал, и я утешал его.
В конце сеанса Карл сказал, что они с подругой устроили «очень романтический» обед на следующий день после этого разговора.
– И вы заказали превосходный стейк? – спрашиваю я.
– Да ладно вам, – говорит он смеясь и очень забавно подражает Рюдигеру Хофману: – Мы ели отли‑ и‑ и‑ ичную запеканку с брокколи! [21]
|
|
|
