 |
Золото инков (шанти). Изумрудное сердце
|
|
|
|
Золото инков (шанти)
В портовом прибыло полку – налейте кружку бедняку,
Споёт балладу вам бедняк, там будет звон рапир и шпаг,
Ром, попугаи, паруса, пиастры, галеоны
И горький рок лихих ребят, что, поделив индейский клад,
Сполна познали вкус беды – горячий и солёный.
Они домой держали путь, надеясь море обмануть,
У инков золото украв, но, не стерпев таких забав,
Покялялся жрец, что всяк из них погибнет смертью скорой.
Смеялся долго капитан, да понял, выйдя в океан, -
Никто не сможет избежать проклятья-приговора.
Пятнадцать было на борту красавцев юношей в цвету,
Один пошёл кормить акул, другого в бок пират пырнул,
А третий стал пиратом сам и сгнил в сырой темнице.
И подавился супом кок, и боцман прострелил висок,
В старпома целясь, что вином посмел не поделиться.
Пять хладных тел лежат на дне... Смелей, матрос, подпой-ка мне,
Ставь паруса, вяжи узлы, нам, обездоленным и злым,
Голодным, нищим и больным танцуется бодрее.
Целуй любимую, пока волна под килем высока,
Покуда юн, покуда пьян, и не висишь на рее.
Осталось десять моряков, один упал - и был таков,
Его унёс гигантский спрут, за ним русалки – тут как тут
Немедля юнгу завлекли в объятия пучины.
Восьмого съели дикари, девятый, проиграв пари,
Ввязался в драку – получил кинжалы в грудь и спину.
Десятый, что девицей был, не смог сдержать влюблённый пыл,
(Перехожу на женский род) – весь арсенал пустила в ход,
Чтоб капитан на миг забыл о выпивке и пабах.
Сорвав фальшивые усы, хвалилась юностью красы,
Но как услышала отказ – так выбросилась за борт.
И вот уж десять их на дне... Смелей, матрос, подпой-ка мне,
Ставь паруса, вяжи узлы, нам, обездоленным и злым,
Голодным, нищим и больным танцуется бодрее.
|
|
|
Целуй любимую, пока волна под килем высока,
Покуда юн, покуда пьян, и не висишь на рее.
Осталось пятеро в живых, один лишился головы,
(Затеять бунт решил, герой! ), убит старпомом был второй,
За то, что долг платить не стал, когда рубился в карты.
А сам старпом, когда был пьян, в таверне встретил англичан
И гордо принял бой за честь испанского штандарта.
Со дня проклятья минул год, когда из мрака мутных вод
Восстал под рёв органных труб поросший мхом голландский шлюп,
Чтоб душу буйную забрать четвёртого матроса.
Остался только капитан, за ним пришёл морской шайтан,
Но тот не плакал, докурив до пепла папиросу.
Пятнадцать душ ушли на дно... Смелей, матрос, налей вино,
Ставь паруса, вяжи узлы, нам, обездоленным и злым,
Голодным, нищим и больным танцуется бодрее.
Целуй любимую, пока волна под килем высока,
Покуда юн, покуда пьян, и не висишь на рее.
Изумрудное сердце
Гаснут молитвы, множатся отголоски,
Скоро ли вспыхнет золотом край востока?
Свечи роняют жёлтые капли воска
На расписные стёкла витражных окон.
Статуи львов застыли, оскалив глотки,
Тонут в заносах флагманами флотилий,
Руки дрожат, прильнув к чугуну решётки –
Крепок засов, да чувствую – не осилит
Встречи с когтями той, что грядёт за вьюгой,
Рушит замки, гнёт прутья оград железных,
Чей заметает хвост тетивой упругой
След от когтей – серебряных острых лезвий,
Чьё полыхает медное оперенье,
Как из-за туч покажется тонкий месяц…
Прячется под готических сводов сенью
Бедный народ, ослепший от снежной взвеси,
Прячет кошель богач, бард сжимает лютню,
Зал в гобеленах ныне – постылый карцер,
Что перед смертью видел несчастный путник?
Только глаза – два колких гранённых кварца.
Ныне же я высматриваю в метели
Пару рубинов – алых, налитых кровью,
|
|
|
Чую их взгляд, стрелой устремлённый к цели,
Горькую боль – сиротскую, злую, вдовью…
Скоро стрелять, к плечу арбалет ложится,
Стонет январь протяжным органным соло,
Колокола язык, как больная птица,
Бьётся в силках, стенает металл тяжёлый.
Скоро рассвет, его знаменует жертва –
К ним привыкает наш обречённый город,
Алые капли будут пятнать манжеты,
Плащ и камзол витым расцветят узором,
За воротник гофрированный, за вырез
В дамском корсете воском зальются жгучим…
Ловит снежинки узкий зрачок в сапфире
Мутного глаза той, что с отвесной кручи
Входит в пике, нацелившись в грудь бедняге,
Небо пронзая молнией крыльев чёрных,
Что оставляет мёртвых лежать в овраге,
Да без сердец – все вырвала прямо с корнем.
Факелы снег марают горячей сажей,
Нервно стригут ушами гнедые кони,
Скоро стрелять... Наверное, не промажу
В ту, что когда-то ела с моих ладоней,
Ту, что была как плачущий ангел в лозах
Средь амулетов, зелий и переплётов…
Жаль, на исходе песнь обернулась прозой –
Я, не закончив, кинул свою работу,
Про́ лил чернила, бросил заклятий свиток
Гнить меж пробирок, книг и скрипучих стульев,
Так родилась из мрамора и гранита
Злая моя, отчаянная горгулья.
Так родилась и бродит теперь по свету,
Ищет тепла в крови раскалённой, липкой,
Хочет, чтоб билось сердце в груди согретой…
Что же, пора исправить мою ошибку.
Колокол смолк, метель мертвецом хохочет,
Льются туман и темень в окно резное,
Лезвия глаз сверкнули во мраке ночи –
Два аметиста – значит, пришла с войною.
Вот и ладонь, бег трещин обезобразил
Мрамор когтей – от них не помогут чары,
В пальцах замок сломался, осколки - наземь,
Я не бегу - протягиваю подарок.
Ну же, - кричу - бери, отрывай с руками,
После – хоть бей под рёбра клинком калёным.
Алый - цвет жизни? Нет, это только пламя,
Думаю, что тебе подойдёт зелёный.
Так забирай, что хочешь, чего просила,
Славно хлебнувши крови простого люда…
Я задыхаюсь, мне не хватает силы…
В пальцах горгульи - сердце из изумруда.
|
|
|
