 |
Когда ты встанешь у причала… (романс о реке Стикс)
|
|
|
|
Ключ
На стенах палаты Эмили – обои в цветных полосках,
Пурпурных, лиловых, бежевых – почти как её чулки.
Во снах её – танцы, музыка, туманные перекрёстки,
Боа, кружевные юбочки и острые каблуки.
Ей снятся родные улицы, бульвары, мосты, театр,
В котором под скрипку бодрую плясала она канкан.
Во снах ей тепло и радостно, но память её заплатах,
С безжалостным пробуждением оскалит клыки тоска.
Колотится сердце бешено затравленным зверем в клетке,
Реальность сера, безжизненна, сжигает мечты дотла.
Врач спрашивает с улыбкою: ты утром пила таблетки?
В глазах огоньки весёлые… Наверное, не пила.
Опять эти сны из прошлого? Таишь на судьбу обиду,
Что дом твой сгорел, и близкие три месяца, как мертвы?
Четыре попытки к бегству и одиннадцать к суициду…
Когда ты свои фантазии прогонишь из головы?
На стены в бреду бросаешься, рисуешь сердца и стрелы,
Мараешь бумагу рваную бессвязным потоком нот,
Во сне напеваешь музыку – безумно, остервенело,
Считаешь себя Офелией и девою из Шалот.
Спрячь рваных порезов линии под шёлком шуршащих кружев,
Смирись со своим диагнозом, тоску прогони из глаз.
Ты будешь хорошей девочкой? Ты выпьешь таблетку? Ну же!
Как выпьешь – так всё закончится. Болезнь пройдёт на раз.
Кивнув безучастно, девушка подходит к его портфелю,
Берёт пузырёк с лекарствами, глотает, не пряча глаз.
Проходят недели, месяцы – от мая и до апреля,
И доктор почти расслабился, решив, что огонь погас.
Сны – выцветшие и серые – её навещают редко,
Стал взгляд её глаз измученных бессмысленен и колюч…
Но Эмили улыбается и сплёвывает таблетку
И смотрит на дверь насмешливо, сжимая в ладони ключ.
|
|
|
Когда рассветный смог…
Когда рассветный смог и дым твоей сигары
Сплетаются в узор над грязной мостовой,
Я чувствую в груди неспешные удары,
Я чувствую себя практически живой.
Мне кажется, вот-вот – закашляюсь, заплачу,
И рана засаднит, и вскроется порез,
И сделается мир цветнее и богаче –
Его заполнит кровь распоротых небес.
Багрянец потечёт по битой черепице,
По сонным площадям, осколкам кирпича,
И я смогу уйти – пускай спокойно спится
Всем тем, кого мой смех пугает по ночам.
И я смогу забыть ту встречу в час полночный
У старого кафе в убранстве ар-нуво,
Тот выстрел в темноте – безжалостный и точный,
Крик, взрезавший туман как высверк ножевой.
Когда моих духов дурманящая нежность
И пряный аромат игристого вина
Вальсируют, кружась над миром безмятежным,
Мне кажется, что я как прежде, влюблена.
Как прежде, молода, как прежде, улыбаюсь
И мучаю рояль в театре-варьете,
От пули в эту ночь могла бы пасть любая…
Я снова предаюсь заманчивой мечте.
Как будто я жива, как будто я танцую,
И шёлк моих одежд багрянее зари,
Прекрасны господа, что руки мне целуют,
Подмигивают вслед цветные фонари…
Но гаснет в темноте надежды свет безумный,
И краски меркнут вмиг под натиском чернил.
О нет, я не уйду – ни в рай, ни в ад, ни в сумрак,
Не дав тебе забыть, как ты меня убил.
Когда ты встанешь у причала… (романс о реке Стикс)
Когда ты встанешь у причала,
То, несомненно, вспомнишь всё,
Не жди, что смерть душе усталой
Успокоенье принесёт.
Ты вспомнишь боль, ты вспомнишь радость,
Друзей – ушедших и живых,
Но только в двух шагах от ада
Жалеть бессмысленно, увы.
Плати же звонкою монетой,
Рука паромщика тверда,
Забвенье дарят воды Леты,
Но воды Стикса – никогда.
Ты часто клялся ими всуе,
Ступая на опасный путь,
Не понимая, чем рискуешь,
Кого желаешь обмануть.
|
|
|
Бросаясь громкими словами,
Творя пустые миражи,
Мы очень часто забываем –
Богиня клятв не терпит лжи.
Ты смертных дев легко дурманил,
Да только нимфа тёмных вод
Слыхала много обещаний,
С ней этот фокус не пройдёт.
Она шагнёт тебе навстречу,
Сверкнут холодные глаза,
И расплатиться с нею нечем,
И даже нечего сказать.
Конечно, здесь, в объятьях мрака,
Легко признать свою вину,
Но поздно каяться и плакать,
Когда уже идёшь ко дну.
Но поздно верить и молиться,
Когда проиграны бои,
Бросать цветы на берег Стикса
И танцевать среди руин.
Тебя Фортуна выручала,
Но в этот раз не пронесёт,
Когда ты встанешь у причала,
То, несомненно, вспомнишь всё.
Койоты (романс)
Ночь стелется бурой медвежьею шкурой
Над милями снежных степей,
Вдохни же, любимый, прими мою зиму,
Водой ледяною испей.
Полна нетерпенья, гоню этот день я
К закату, оскалив клыки,
Тебя ожидаю у стиснутой льдами
Изогнутой луком реки.
Гуляет снаружи игривая стужа,
Но, пусть её ласки строги,
Охотничьим кличем и клёкотом птичьим
Нам слышится песня пурги.
Дым бьётся упрямо над крышей вигвама,
Но нас не удержишь в тепле,
В снегу серебристом прочти мой ветвистый,
Прерывистый, путанный след.
Как во́ роны граем зайдутся, свивая
Узоры, буран и метель
Под снежною плёткой, спеши, пока чётко
Видны отпечатки когтей.
Ищи меня в чаще, я – год приходящий,
Чьим голосом ветер поёт.
Я – тень за спиною, я – след от каноэ,
Твой верный влюблённый койот.
_______
Примечание: стихотворение навеяно индейскими мифами о койотах-оборотнях. В сказках большинства североамериканских народов койот выступает трикстером-нейтралом, однако у некоторых племён (например, навахо) является так же божеством охоты, войны и, что освещено в стихотворении – любви.
|
|
|
