 |
Колдовской романс. Колыбельная «Возмездие в Ла-Манше». Королева нагов. Корриган
|
|
|
|
Колдовской романс
Как в сентябрьский вечер вторил ворону кречет,
Мягким сыром овечьим воск свечей оплывал,
Улыбалась по-куньи молодая колдунья,
Пряный мёд новолунья наливая в бокал.
От тоски ли, от скуки, веря древней науке,
Загорелые руки разложили пасьянс,
Птичьи кости кидали, да на кружево шали,
Да на старом рояле выводили романс.
Ветром тронуло ветки, задрожали ранетки,
Заметался по клетке чернопёрый скворец,
Знать судьбу пожелала дева в кружеве алом,
Что носила кораллы в позолоте колец.
Та, чьи пальцы согреты желтизной горицвета,
Испросила совета у воды и огня,
Слившись в танце недобром, медноглазые кобры
Показали ей образ из грядущего дня.
Он пришёл незнакомцем, золочённым червонцем
Заходящего солнца, переливом струны,
Смехом шёлковой ткани, строчкой в старом романе,
В аметистовой грани отражёньем луны.
Он явился бродягой, неприкаянным магом
Со свирелью и шпагой, силуэтом в окне,
Тенью рыжей кометы, уходящего лета,
Бликом звёздного света в ежевичном вине.
Тронул сердце деви́ чье песней звонкою, птичьей,
Да напевом скрипичным, как пришёл в её сны,
Бились клёны, каштаны в сизой дымке тумана,
Были ночи желанны, были дни холодны.
Дева знаки писала, да по кромке кинжала,
Опьяневши от палой медно-рыжей листвы,
Всё его ворожила, рисовала акрилом,
Разливала чернила – лишь бы сделать живым.
С ним она бы сумела быть и нежной, и смелой,
Целовать под омелой в предрождественский час,
Стать смеющейся лирой в пальцах, пахнущих миррой
Или взмахом рапиры или сталью меча.
В путь пошла бы упрямо, чтоб сыскать его замок,
Не прекрасною дамой – так соратницей быть,
|
|
|
Чьи в ольхе, барбарисе пальцы ломкие, лисьи
Нижут рубленный бисер на вощённую нить.
Уж она б защитила от клинка, от могилы
От нечистой ли силы, от обмана и зла,
Уж сплела бы заклятья, карты, руны, распятья,
Обереги подстать бы для героя нашла.
Я ушла б с тобой в осень, в серебристые росы,
Заплела б тебе в косы полевые цветы,
Я бежала б сквозь терни легконогою серной
Если знала бы верно –
Существуешь ли ты?
Колыбельная «Возмездие в Ла-Манше»
Спи, засыпай, малыш,
Знай, мы возьмём реванш,
Там за кормой – Париж,
Там впереди – Ла-Манш.
Серый туман-бульон,
Лондонских стен конвой…
Пусть тебе снится сон,
Что твой отец живой,
Что за твоим плечом
Ангел морской стоит,
Меч его золочён,
А на штандарте – кит.
Пламенем звёзд согрет,
Парусом крыл храним…
Вражеских флагов цвет
Станет тебе родным.
Пусть облетит цветок,
Лилию сменит крест,
Кости кидает рок –
То ль не привычный жест?
Так засыпай сейчас,
Мы на родных волнах,
Все, кто обидел нас,
Крови глотнут сполна.
Будет ли месть бедой?
Время ль сейчас гадать?
Нам, потерявшим дом,
Мать – океана гладь.
Платьями шелестя,
Падают волны ниц,
Спи, засыпай, дитя,
Здесь, вне земных границ.
Ждёт нас чужой рассвет
Там, за грядою крыш,
Лилии вянет цвет…
Спи, засыпай, малыш.
_______
Примечание: «Возмездие в Ла-Манше» – флотилия Жанны де Бельвиль, героини Столетней Войны. После того, как её муж был казнён по приказу французского короля, она поклялась отомстить за него и вместе с двумя сыновьями перешла на сторону англичан. Один из них (к которому она, вероятно, и обращается в стихотворении) впоследствии погиб.
Королева нагов
У королевы нагов – золотом чешуя,
У молодого принца свора собак борза,
Много слонов и конных, преданные друзья,
У королевы нагов – бронзовые глаза.
|
|
|
У королевы нагов – родинка на щеке,
Нрав ядовитой кобры – холоден, нелюдим,
У молодого принца пляшет копьё в руке,
Армия за плечом, свершения впереди.
У королевы нагов – замок среди болот,
У молодого принца – кровь горяча, как ртуть,
Сладок змеиной славы сочный созревший плод,
Манит героя в битву, манит в опасный путь.
У королевы нагов ярость в груди поёт,
Шепчет она, что людям с ней воевать не след,
Речь её льётся в уши – вязкий весенний мёд,
Только у принца с детства змеям доверья нет.
Только змеиной кровью орошена трава,
Только людские кости лижет, смеясь, костёр,
У королевы нагов лопнула тетива,
У молодого принца глаз на стрелу остёр.
С губ королевы нагов рвётся последний вздох,
Зной обращая южный северною пургой:
«Я отплачу однажды, я ворочусь бедой,
Если не в этой жизни, значит – уже в другой».
У королевы нагов выпал из рук клинок,
Вот уже много вёсен спит она вечным сном,
У молодого принца сердце полно тревог –
Ждёт он, когда свершится то, что предрешено.
Маски меняя ловко, снится ему она –
Тигром, пантерой, волком, в танце немом кружа,
Той, из чьих рук он примет горький бокал вина,
Той, что вонзит меж рёбер тонкий кривой кинжал.
Но проходили годы, лёг ему в ноги мир,
Двор его был послушен и хороша жена,
Громко смеются кубки, он объявляет пир –
Будет у них наследник, не пропадёт страна.
Звонко поют ситары, кружка дрожит в руке,
Музыка льётся в воздух, чистая, как слеза…
У молодой принцессы – родинка на щеке,
У молодой принцессы – бронзовые глаза.
Корриган
Во мраке ночи белеют скалы, луна хохочет, грозит оскалом,
Любого, злая, сведёт в могилу, Анку́ седлает свою кобылу,
До блеска чистит косу стальную, с улыбкой лисьей в полях танцует,
К твоей постели дорогу чертит, да уж тебе ли бояться смерти?
Уж если вышел из дома в полночь, уж если слышал, что шепчут волны,
Тебе отныне не будет крова, так не беги, не противься зову.
Врастёт дурная баллада в душу – свирель резная, рожок пастуший,
Напиток страсти до дна испей ты, беги в ненастье на клёкот флейты.
Мой смех рекою вольётся в уши – не знать покоя тебе на суше,
Не спать ночами, ведь я повсюду твоей печалью и светом буду.
|
|
|
Я бьюсь волною, тончайшим шёлком, борись со мною – да что в том толку?
Борись, покуда сладка отрава, да кровь в сосудах не стала лавой,
Покуда веришь, что сможешь выжить, да только берег не станет ближе,
Не станет ветер тебе покорен, метайся в клети, беги от моря,
На все засовы запрись, но право – дрожит сурово тумана саван,
Запели птицы над водной гладью, пора смириться – со мной не сладить,
Пора смириться, что будет хуже – шагни, мой рыцарь, на бархат кружев
Седых косматых барашков пены – спеши к закату на зов сирены,
Спеши, лунатик, на эхо звука, дрожит струна тетивою лука,
А как устанешь от стонов лютни, от боли в ране, заблудший путник,
От вкуса соли в любом напитке, шагни на волю – прервётся пытка.
Дорожкой лунной иди без страха – обрежу струны, как нити пряха,
Заставлю песню в груди умолкнуть – чтоб не воскресла, не грызла волком,
Не выла лира в тумане мглистом, коль ищешь мира – так подчинись мне!
Беги от дома – путь рябью вышит, зови на помощь – да кто ж услышит?
Слепые стены, да окон бельма – зови Нольвенн и святого Эльма,
Волну впитай огрубевшей кожей, молись, да знай – разлюбить не сможешь.
Свивает полоз тугие кольца, когда мой голос течёт и льётся,
Когда колышет мой плач ковыль, и уж лучше с крыши, да в грудь навылет,
Уж лучше сгинуть в угаре вешнем, чем слышать в спину мою насмешку.
Пока неистова шторма ярость, спеши на пристань поставить парус,
Коль биться с морем тебе не внове, так полно спорить с моей любовью.
Шагни, бретонец, с порога смело, готов к погоне бродяга в белом,
Вспорхнули совы, плащ взвился пылью, пускай густого тумана крылья
Тебя обнимут хмельной весною.
Я жду, любимый.
Иди за мною.
_______
Примечания:
Корриганы – персонажи бретонского фольклора, которых описывают либо как проказливых гномов сродни лепреконам, либо как прекрасных фей, охраняющих водоёмы (не исключено, что эти разновидности – просто мужчины и женщины одного народа). Согласно легендам, женщины-корриганы любят петь и играть на музыкальных инструментах. Если человек услышит пение корригана, он немедленно влюбится и будет вынужден либо жениться на ней, либо умереть от тоски.
|
|
|
Анку – так же персонаж бретонского фольклора, вестник смерти в облике скелета в белых одеждах.
Нольвенн – почитаемая в Бретани святая.
Косит луна золото…
Косит луна золото, косит серпом бронзовым,
Косит траву жёлтую, ветхий гнедой клён.
Мёд янтарём плавится, чашки звенят донцами,
Кресло скрипит, старое, смехом давя стон.
Рысью, лисой, вороном осень бредёт крышами,
Где ни пройдёт – ржавчина, в небо вспорхнёт дрозд.
Я не боюсь – вот ещё? – я и сама – рыжая,
Ей предложу пряников, да подниму тост.
Ты заходи, странница, здесь ничего нового,
Дом на краю вереска, где никого нет.
Только едва тикают стрелки часов кованных,
Только камин – чтоб его! – снова прожёг плед.
Были друзья, кажется, да разошлись по́ миру,
Сёстры мои с братьями – как их теперь звать?
Те, говорят, счастливы, эти, поди, померли,
Путь замела в прошлое жухлая листва.
Только вот я – веришь ли? – девочка та – всё ещё! –
Что, торопясь к пристани, львиный рвала зев,
К сердцу прижав кисточку (будто бы сокровище),
Чтоб рисовать кракенов, спрутов, морских дев.
Я не ждала суженых, слёз не лила попусту,
Слушала крик чаячий, терпкий пила чай,
Мне паруса белые, ржавых винтов лопасти,
Да сентябри медные были милей – знай.
Я и сейчас жалую первый твой снег – плюшевый,
Наледь твою тонкую на серебре рек.
Косит луна золото – может, оно к лучшему,
Жить со своей осенью и не взрослеть ввек?
|
|
|
