 |
Летучий голландец. Я живу вне стран и календарей, я не помню, сколько уже в пути, . Магнолия и Роза
|
|
|
|
Летучий голландец
Небеса прорезал зелёный луч, разрывая жизнь на «до» и «впредь»,
Полыхают Эльмовы фонари светлячками в банке, боясь взлететь,
Безысходно-горек в бутылке грог, не находит дна обветшалый лот,
Мой компа́ с указывает на юг, циферблат – не время, а только год.
Я живу вне стран и календарей, я не помню, сколько уже в пути,
Два глотка назад ветер бился в грудь, но за пляской бури приходит штиль,
За весной – зима, за рассветом – ночь, за порывом страсти – порыв тоски,
Безнадёжной воли бодрящий вкус кисло-сладкой кровью стучит в виски.
Мой корабль стрелкою часовой режет в клочья встречные миражи,
Я б сошёл на берег, да не могу – я его единственный пассажир,
Я его единственный верный друг, сам себе команда и капитан,
Я привык дышать терпкой солью волн, примирился с болью от старых ран.
Потому я дальше танцую вальс каплей крови, стынущей на ноже,
Подпеваю пьяным словам сирен – я б сошёл с ума, если б не уже…
Мне аккомпонирует палуб стон, скорбный плач измученных серых крыс,
Мне дана одна бесконечность лет, чтоб не обогнуть этот чёртов мыс.
Чтоб, набрав разгон, не сорваться ввысь, не увидеть снова родимый брег,
Мой корабль скоро пойдёт на дно – двадцать первый раз за минувший век.
Я зову свободой свою печаль, я зову печалью свою мечту,
И беду предчувствуя впереди, продолжаю двигаться за черту.
Летучий голландец-2
Голос мой тих, и жест небрежен,
В синих глазах клубится дым,
Я не больна, я просто брежу
Морем и чайками над ним.
Стоит в постели смежить веки –
Чую дурман заморских стран,
Снова мне снится ван дер Деккен –
Дух, усмиривший океан.
Он умоляет о свиданьи
Там, у границы тёмных вод,
Где на заре кровавой тканью
|
|
|
Рвётся весенний небосвод:
«Встань у причала, жди посланца
В чьих парусах поют ветра,
Ужин с командою “Голландца”
Не разделить ли нам, сестра?
Кружки поднять под плач сирены,
Грязных портов забывши вонь…»,
Просит шагнуть за кромку пены,
Просит подать ему ладонь.
Сердце в груди его томится,
Сна не видал он сотню лет,
Только влюблённая девица
Может призвать его на свет.
Та, что, не плача, не тоскуя,
Смертных мужчин отринет пыл,
Та, что возлюбит синь морскую
Как и матрос бы не взлюбил.
Что за мечту и жизнь и душу
Бросит в объятья воронья…
Сердце своё не смея слушать,
Буду твердить: «Она не я! ».
Спор развяжу с судьбой в надежде
Бриз не почуять никогда,
Только меж рёбер, как и прежде,
Бьётся солёная вода.
Сколько бы мне с собой не спорить,
Я не забуду этот зов
Шёпота струн, что режет море
Ласковым лезвием ветров.
Шлейфом за мной струится песня
В лютый мороз и летний зной,
Если душе на суше тесно –
Кто как не он тому виной?
Снова в окно моё стучатся
Ласковый плющ, колючий тёрн,
Стоит ли мне сопротивляться?
Ждут ли меня у мыса Горн?
Магнолия и Роза
Туман взметнулся покрывалом над ржавой сталью старых рельс,
Приходит поезд запоздалый в продрогший город на заре,
Испуган свистом паровоза, зашёлся лаем чёрный пёс,
Отель «Магнолия и Роза» открыт для всех: солдат, матрос,
Бродяга – приогршня из шляпы, пальто изношено до дыр,
Ворчливый фермер на пикапе, кабриолет кинозвезды –
Чего здесь только не видали, да попривыкли, рады всем…
Звонит из будки на вокзале девица с лентою в косе,
В горошек платье – ждёт кого-то, гудит клаксоном почтальон,
Скрипач играет мимо нот, и ему шутливый шлют поклон
Подростки – девочка в веснушках, мальчишка в клетчатом пальто,
С улыбкой чинная старушка в кафе заказывает стол,
|
|
|
Не просит завтрак – только кофе, за кипой утренних газет
Рисует поезд – строго в профиль, на платье – крошки от безе,
Неспешно крутится пластинка, футбольный мяч летит в окно…
Сегодня будет вечеринка – коктейли, музыка, кино –
Для старожилов и приезжих, влюблённых с ветром в голове,
Для всех, кому нужна надежда, чтоб выжить в этот тяжкий век,
Для всех, кто ждёт вестей из дома, читает сводки про войну,
Среди фамилий незнакомых страшась увидеть лишь одну.
Тоску разлуки танцы скрасят – так торопись, честной народ,
В программе джаз на контрабасе, свинг, полька, танго и фокстрот,
В меню – пирог, омлет и пудинг, американо, чёрный чай…
Вот в тёмный бар заходят люди, и будто впрямь ушла печаль,
Играет тихо пианино, звучат признания и лесть,
Официант разносит вина – всего два сорта, что уж есть,
Медовым золотом сочится и пробирает до костей
Смех смуглой блюзовой певицы в пурпурном платье с декольте,
Смеётся с ней луна в бокале, шипящий в виски кубик льда,
И дочь хозяйки за роялем – глаза нежны, рука тверда,
На шляпке – розочка из фетра, приколот к вырезу жасмин,
Уютный вечер в стиле «ретро», скрипят полы, трещит камин:
На высоте убранство комнат – обои, мебель, краски, цвет,
Да только год никто не помнит – календарей в отеле нет…
***
Туман взметнулся покрывалом – вокзал заброшен, пуст и нем,
Осколки рельс, гнилые шпалы, дома, погибшие в огне,
Скелеты лестниц, крыш, повозок, сгоревших зданий и машин,
Обломок вывески «…И Роза», слой пепла, гарь и ни души,
Вагонов ржавые останки, обрывки праздничных одежд,
Колечко с камнем без огранки, письмо «Скучаю, где ты, где ж? »,
Газет измятых заголовки… народ здесь был и вправду смел,
Да пережить бомбардировку, как ни пытался, не сумел.
Теперь здесь царствует разруха, пустыне серой нет конца,
Лишь ходят выдумки, да слухи о беспокойных мертвецах,
Лишь ходят сплетни, да рассказы – горазда верить им толпа –
Что кто-то слышал звуки джаза и видел тени юных пар,
Они вальсируют по стенам под саксофон, трубу и горн,
Искрит портвейн, струится пена, звенит начищенный фарфор,
Они поют в угаре пьяном – из года в год, из ночи в ночь,
Не в силах смерть принять как данность, одним глотком допить вино.
Как в полночь маятник ударит, уйти б им в прошлое… Но нет –
|
|
|
Им писан лишь один сценарий почти что восемьдесят лет:
Сороковые, вечер, танцы, друзья, улыбка в объектив.
Их участь – плакать и смеяться…
И наблюдать всё тот же взрыв.
|
|
|
