 |
Глава 62. Так шарики и летают
|
|
|
|
17 апреля 1998 года, пятница
Гарри Поттер встречал восход солнца.
Сколько их было, этих холодных рассветов, когда он, сидя у палатки, с надеждой всматривался в бледнеющее на востоке небо? Ждал: вот-вот блеснет первый солнечный луч, осветит мир и согреет душу.
Но чаще всего небо безнадежно утопало в густых сливках утреннего тумана, или, того хуже, тонуло в частой сетке нудного серого дождя, такого же бесконечно тупого, как и бесплодные поиски неизвестно чего.
Сегодня небо было ясным: легкие перистые облака не в счет. Солнце непременно должно было показаться вон в той глубокой ложбинке между двух холмов, и если он, Гарри, не пропустит этот момент, то все будет хорошо. Простая до наивности детская забава на исполнение дерзкого до нереальности желания.
Причина загадывать желание была самая, что ни есть, животрепещущая: сегодня он признается в любви. Никогда еще жизнь не казалась такой сложной штукой. Нечто подобное уже было, когда он, четырнадцатилетний желторотик, неделю или больше собирался духом, чтобы пригласить Чжоу на бал. Пока собирался, поезд ушел.
Так что теперь Гарри постановил стойко, категорично и ультимативно: резину тянуть не будет. Либо Избранный, либо этот... друг, товарищ и брат. Брат в последнюю очередь, потому что у «друга и товарища» есть еще зыбкая надежда, что, может быть, за оставшееся две недели совместной жизни в одной палатке, Гермиона как-нибудь изменит свое мнение о Гарри Поттере. Ну, не сбежит же она, в самом деле, с эльфами под мышкой, в густой темный лес?
Признаваться нужно сегодня, в эту самую пятницу. Это решено.
Дальше вставал более каверзный вопрос: а как? Как, в принципе, юноши признаются в любви девушкам? Вот так вот тупо подходят к самой лучшей девочке и говорят: «Я тебя люблю»?
|
|
|
Что-то аналогичное, но краем глаза и довольно давно, Гарри видел в бесконечных телесериалах, за которыми любила коротать вечера тетя Петуния, и над которыми смеялся даже дядя Вернон. Нет, это чересчур туполобо, это точно не для Гермионы.
М-да... Собственного опыта, можно сказать, не было вовсе. С Чжоу до каких-либо объяснений просто не дошло, а с Джинни... С Джинни все было куда проще: Гарри точно знал, что отказа, по крайней мере, с ее стороны не будет. Ну, он Избранный или где? Вот разрешит ли Рон ухаживать за младшей сестрой, вот это – да, вот это – вопрос! А Джинни? Джинни – девушка Поттера, и этим все сказано. Он этого хотел, она этого хотела... Романтика.
Ладно, дело прошлое. Может просто подойти к Гермионе вечером, когда все улягутся, и тогда – под Луной, натурально, под Луной, потому что так надо – сказать: «Гермиона, я знаю, мы всегда были друзьями... Но недавно я понял, что ты та единственная, которая живет в моем сердце... И во имя великой силы любви..., то есть во имя штанов Мерлина...»
Тьфу! Добавить еще: в «героическом» сердце, и останется только утопиться «на счастье»... И все остальное - тоже ерунда и чушь. Да еще, какая ЕРУНДА, и какая ЧУШЬ!
Лучше никаких слов не надо. Надо так ненавязчиво поинтересоваться: «Что волшебная леди делает вечером?», и назначить свидание под Луной (Тьфу, далась ему эта смазливая Луна!)... А там уже начать признаваться, что типа, был дурак, только сейчас понял, что ты девушка...
И дураком остался!
Нет, лучше совсем без слов. Лучше просто обнять и сразу же поцеловать, пока опомниться не успела (на этом месте настроение существенно поднялось).
И она тебе в лоб даст! Что б руки не распускал.
Ну и пусть! Зато все станет ясно без лишних слов.
Ну, в общем и целом, мой мальчик, все это не так глупо, как кажется на первый взгляд.
Да уж не глупее «героического сердца» и «штанов Мерлина». Решено?
|
|
|
Давай-давай, валяй, герой-любовник!
Составив хоть какой-то, более-менее оптимальный план действий, Гарри почти успокоился. Лучше что-либо вряд ли можно было придумать: все возможные слова выглядели так, что глупее некуда. Пусть там, в кино, говорят высокопарным слогом, а в Гриффиндоре учатся те, у кого на первом месте «дело». Поцелуй конкретный (Никакой ни «чмок» в желанную розовую щечку!) – это по-гриффиндорски, это как раз то, что надо!
Луч солнца ласково коснулся лица и заиграл яркими пятнами под прикрытыми веками. Гарри открыл глаза и вперил взгляд в заветную ложбинку между холмами. Сомнений не было: солнечный диск показался почти целиком и сейчас медленно поднимался в небо.
Если верить примете, то счастье сегодня пройдет мимо. Ну и пусть! Все равно, надо просто выбрать время после наступления полуночи, ведь это будет уже начало нового дня.
Глупостью, крупной и крепкой, внезапно показалось все, начиная от идиотских примет до «конкретных» поцелуев. Зачем ждать ночи-то? Можно прямо сейчас, сию минуту... Томиться в неизвестности еще столько часов! Гарри резко поднялся на ноги с плоского камня, на котором сидел, и энергично зашагал к палатке.
Гермиона спала, уютно свернувшись под одеялом в аккуратный клубочек. Видимо, он шаркал ногами достаточно тяжело, поскольку одеяло на верхней кровати зашевелилось и из-под него свесилось вниз любопытное ухо, огромный зеленый глаз моргнул пару раз, прежде чем окончательно потерять интерес к вошедшему в комнату парню и исчезнуть.
Но Гермиона не шелохнулась. Сон ее был столь крепок, что Гарри почему-то подумалось: она заснула совсем недавно, уже на рассвете. А до того, конечно, всю ночь лежала без сна, тупо уставившись в темное дно верхней кровати.
Будить Гарри не решился. Человек, можно сказать, только что заснул, а он тут со своим невразумительным признанием и без букета. Воспитанные люди так не поступают. И потом: у них вся следующая ночь впереди.
Луну хорошо бы чем-нибудь туманным прикрыть: в темноте много проще... общаться... на некоторые темы... Ну, в смысле, по-гриффиндорски...
*****
Гарри, уже по привычке, проснулся во второй половине дня, и сразу же, еще не отойдя от половинчатого состояния полудремы, понял: что-то изменилось и, несомненно, к лучшему. Странное ошеломляющее ощущение того, что сегодня у него непременно все получится, не поддавалось объяснению, но заботливо заполняло собой каждую клеточку тела.
|
|
|
Во-первых, совершенно исчезли мысли о Роне. Как и что он будет объяснять другу спустя две недели? Да какая разница, если его действия, как бы он себя не оправдывал в душе, так или иначе, попадают под определение «предательство дружбы»? И все же, прямой и честный, одним словом, мужской, разговор с Роном куда честнее, чем всякие там «шахматные игры». А, как и что именно будем говорить в приватной беседе? Через две недели и будем думать, сейчас есть более важные дела.
Может быть, и объяснять ничего не придется? Неправда, не нужно таких мудреных вопросов. У него все получится, потому что сегодня во сне он поймал свою «Молнию». Удивительно, но она откликнулась на имя «Гермиона». Стоило прокричать заветное имя в темноту, и тотчас рука ощутила гладкое древко метлы, подарив сердцу ощущение невероятных возможностей, почти как высокий стремительный полет в звенящих потоках свежего утреннего воздуха. В прошлом году, в Хогвартсе, такие летные прогулки по выходным дням он считал для себя лучшей наградой за утомительную учебную неделю.
Еще не открывая глаз, по невесомому движению воздуха и легкому ворчанию понял, что Гермиона здесь же, рядом с ним, в комнате. По телу мгновенно разлилось какое-то странное блаженство, глаза открывать расхотелось совершенно.
«Ничего невозможно толком разглядеть в этом маленьком походном зеркале», - ворчливо пробурчала девушка, послышался глухой легкий шорох.
Любопытство взяло верх, Гарри чуть-чуть приоткрыл глаза. И не зря: Гермиона старательно расчесывала свою густейшую каштановую гриву большой деревянной расческой с крупными зубьями. Расческа то и дело застревала среди непроходимых волн и зарослей ее волос, что причиняло девушке слабую боль, она тихонько ойкала и слегка поругивалась.
Картина, хоть и весьма размытая, была настолько мирной, уютной и домашней, что взора от этой сцены отрывать не хотелось. Грива усиленно сопротивлялась, но все же большая часть каштановых прядей уже струилась по плечам и спине, находясь в относительном порядке.
|
|
|
Боясь пошевелиться, не поворачивая головы и стараясь не дышать слишком глубоко, Гарри открыл глаза. Зрение, как всегда подвело: девушка не стала выглядеть отчетливее, но это принесло некоторое успокоение для совести. Какие такие «подглядки», ежели мы без «оптики» совсем слепые?
- Гарри, да ты не спишь! – воскликнула Гермиона, застыв над ним с расческой в одной согнутой руке и очередной прядью волос в другой.
- Не сплю, - просто подтвердил Гарри, но получилось почему-то чересчур празднично.
- Подглядываешь?
Она что, обиделась что ли? Голос такой заносчивый.
- Вот сейчас подглядываю, - миролюбиво признался Гарри, демонстративно напяливая на себя свои старые «велосипеды» и устраиваясь на кровати поудобнее, с максимально возможным комфортом. – Продолжайте, пожалуйста, в том же духе.
Гарри не мог понять, откуда в нем взялась такая неслыханная наглость, но что-то вело его и заставляло делать несуразные, если судить по обычной жизни, поступки. Все выглядело так, будто он глотнул зелье удачи, и оно нашептывало ему втихаря, что и как болтать языком. А самое главное, Гарри точно чувствовал, что должен исполнять любую прихоть, которая сейчас взбредет ему в голову, молоть любую желанную сердцу глупость, и ни в коем случае не стараться выглядеть серьезнее, чем есть на самом деле.
Пошарив в кармане куртки, он вытащил делюминатор, щелкнув им, выпустил светящийся шарик, который, словно по волшебству, выполняя тайное желание парня, застыл в воздухе чуть-чуть позади девушки, великолепно осветив ее, с головы до ног. Гермиона тихонько усмехнулась, деревянные зубки расчески благополучно добрались до конца начатой каштановой прядки, но на этом дело замерло.
- Гарри Поттер, вы меня смущаете, - с робким протестом проговорила Гермиона, положив расческу на кровать, где уже покоилось маленькое зеркальце. – Это нехорошо... с вашей стороны.
- Прибавь еще «мистер Поттер», - недовольно отвесил Гарри (которому тон подруги показался чересчур официальным), стараясь, однако, сохранять мирный тон и дипломатичность.
Вместо того чтобы мило огрызнуться в своей манере, осадить коротко и емко, Гермиона устало опустилась на кровать рядом с брошенной расческой и опустила глаза.
- Гермиона, ты чего? – странное поведение подруги взволновало, и Гарри, вскочив с кровати, наскоро нащупав на полу и натянув на ноги кроссовки, вмиг оказался рядом с девушкой. – Ну, какой я мистер Поттер? Я ж это... пошутил.
|
|
|
Решив, что яркий свет и вправду только мешает сосредоточиться на главном, он загнал светящийся шарик обратно в делюминатор, присел на корточки около кровати и легонько тронул подругу за руку.
- Серьезно? – шепнула девушка, устремив на парня почти немигающий взгляд, и Гарри в легком сумраке комнаты, освещаемом лишь слабым рассеянным светом, нелегально проскользнувшим через брезентовые стены палатки, понял, что сейчас неминуемо утонет в этих карих озерах, полных теплой солоноватой влаги.
- Поттер всегда шутит серьезно, - солидно ответил Гарри, еще не понимая до конца неадекватной, по его мнению, реакции подруги, но интуитивно чувствуя, что никакие шутки в данном случае не уместны. – А ты что подумала?
- Ой, Гарри! Что я только не подумала, - Гермиона глубоко вздохнула, однако, чуть-чуть улыбнулась. Губы дрожали и не слушались, но их лукавые кончики с робкой надеждой на лучшее загнулись вверх.
- А конкретно? – требовательно произнес Гарри, закрывая своими широкими мужскими ладонями тонкие пальцы девушки.
Гермиона замотала головой, непослушные каштановые волосы, победно выбравшись из-за спины девушки и обретя вожделенную свободу, волнами перекатились из стороны в сторону, задели лицо, защекотали нос, губы, на мгновенье скрыли за собой стекла очков, попутно наполнив ноздри целебным смолистым запахом леса.
- Конкретно... слишком грустно и прозаично, - тихо откликнулась Гермиона, убирая расшалившиеся локоны назад, за спину. Это расстроило, нос приуныл особенно приметно.
- И все же..., - прошептал Гарри, чувствуя, что говорит не то, говорит какую-то настойчивую несуразную ересь, но ему было совершенно все равно, что говорить. Лишь бы она сейчас качнула головой, лишь бы каскад ее свободолюбивых волос сейчас обрушился на него и смыл с души все печали и горести, накопленные за короткую, но бурную до одури и нестандартную до тошноты жизнь.
- Придумала вдруг, что сейчас ты обратишься ко мне как к «мисс Грейнджер», - сказала Гермиона упавшим деревянным голосом, - И я бы уже не нашлась, что ответить... «мистеру Поттеру». Испугалась.
Голос звучал блекло, да и сама фраза была какой-то необструганной, шершавой. Она ее не обдумывала, а просто сказала то, что лежало на сердце. В общем, не мудрено. Особенно, после вчерашнего. Но о вчерашних событиях вспоминать не хотелось совершенно: недоразумение, оно недоразумение и есть.
- «Мисс Грейнджер»? – нарочито потрясенно произнес Гарри, вкладывая в два слова приметное лукавое содержание: «Знаю, что жизнь полна неожиданностей, но такие сюрпризы не для старых друзей». – Да отсохнет мой костлявый язык!
Улыбнулся.
- И мои бесхребетные уши! – «УРА! кажется, она немного оттаяла и ответила на его улыбку».
- Если я когда-нибудь позволю себе ляпнуть что-либо подобное...
- Если я когда-нибудь позволю себе вообразить что-нибудь этакое...
- Потому что у тебя самое прекрасное имя из всех возможных имен – Гермиона.
- И у тебя, Гарри! Правда...
Оказалось, что они давно поднялись на ноги и стояли почти вплотную друг к другу. Жгучий щемящий комок застрял в горле, голос срывался, лишая возможности своего владельца говорить дальше. На душе и на сердце лежало слишком много, все это бережно собиралось и копилось в нем, как в горном озере собирается прозрачная хрустальная вода из тающих белых ледников.
Лесные феи и речные русалки, прекрасные древесные нимфы и неуклюжие сучковатые лукотрусы, совсем нестрашные боггарты и те, кого не успели изучить на скупых уроках в школе, вейлы, великаны, волшебники, просто люди и оборотни, и те, кто рожден от их союзов, потому что для истинной любви нет преград, помогите, помогите мальчишке Поттеру, простому семнадцатилетнему пареньку!
Господи! Он же собирался по-гриффиндорски, во имя... Но Мерлин с его вечными кальсонами был надежно забыт, а с лица Гермионы тем временем куда-то исчезли губы. Остались только глаза: огромные, пьянящие, сейчас почти по-детски наивные и трогательные, захваченные немым ожиданием того, что он должен был сказать этой девочке еще сто лет назад, еще в их прошлой жизни.
Кажется, она плачет. Влага медленно заполняет ее темные омуты, скапливаясь во внутренних уголках глаз, и вот уже одна крупная прозрачная слеза неторопливо и бесшумно выплывает из берегов, чуть-чуть задержавшись у крайних ресничек, скользит вниз вдоль длинного носика. Ну да, в добрый путь!
А целовать любимую хочется прямо в глаза. Сейчас они самые родные и близкие, а все остальное - покрасневшие щеки, дрожащие губы, аккуратные розоватые мочки ушей, маленькая ложбинка у основания шеи, туго обтянутые кожей и выпирающие от худобы косточки ключицы – на все это у него впереди бесконечные дни и короткие ночи, и долгие, долгие годы необъятной счастливой жизни.
Руки первыми нашли друг друга, ладони встретились и сомкнулись, не оставив между собой ни малейшего зазора, ни пути к отступлению. Дальше - уже проще.
Секунду или две пальцы девушки слабо вздрагивают, невольно передавая свое волнение и заставляя сердце парня учащенно биться. Если она сейчас отдернет руку, то все пропало, надежды нет. Но, к счастью, все обходится, и вот уже вторая ладонь Гермионы надежно прячется в его мужской руке - да что там лукавить! - коварно берется в плен, а любящее юношеское сердце, пропустив удар, но, обретя надежду, бьется чуточку ровнее.
Вряд ли Поттер знал доподлинно, что младенец, рождаясь на свет, неосознанно преодолевает расстояние всего в несколько дюймов, следуя исключительно зову инстинкта. Но это первый путь нового человека в его новой жизни, и то, что всего ничего для взрослого, есть колоссальная дистанция для крошечного младенца.
Огромные карие глаза до краев наполняются слезами. Почему она плачет? Он что-то делает не так? Время перестало существовать, остановилось. Часы, минуты, секунды – все исчезло, и лишь редкие гулкие удары сердца неумело, растянуто и неритмично отмеряют мгновенья жизни, без сомнения, самые важные.
Бух... бух... бух... Я живу, Она живет, мы вместе – рука в руке – и все будет хорошо... Нужно только преодолеть последние дюймы пространства, которые сейчас казались столь же бесконечными, что и Вселенная. Но с каждым ударом сердца глаза, наполненные влагой, приближаются, и вот уже вторая слезинка готова оторваться от крайних ресничек и отправиться в путь по розоватой щеке.
Карие очи неожиданно закрываются, спрятав под ресницами нелепое отражение взволнованного лохматого очкарика, и тому остается только следить за ползущей вниз по щеке капелькой влаги. А она уже миновала нос и подбирается к губам.
Ну, уж нет! Тут он будет первым! Оставшиеся дюймы – сколько их там оставалось, этих несчастных дюймов? – Гарри преодолевает рывком, и ловит своими губами мягкие влажные дрожащие губы Гермионы, и на мгновенье замирает в напряженном ожидании.
Но они не сопротивляются, и, словно удивляясь неслыханной дерзости Избранного, дерзости, о которой еще вчера он не смел и помыслить, слегка приоткрываются. Минует еще несколько гулких ударов обезумевшего сердца, но удивление губ от встречи друг с другом не исчезает, не растворяется, они продолжают медленно раскрываться навстречу счастью, уже не дергаясь от напрасной боязни, что сейчас все разом прекратиться.
Давным-давно он вот так же поймал губами свой первый снитч, и он вот так же удивленно трепыхал крохотными крылышками пару мгновений, но потом все же понял, что от умелого ловца и предначертанной судьбы ему не уйти.
Воспоминание о золотом снитче явилось, пожалуй, последней осознанной мыслью. Больше Гарри не думал ни о чем. Казалось, что и сам он перестал существовать, целиком растворившись в этих желанных влажных губах, в целебном запахе ее волос и легкого пота, выступившего от волнения. Девушка словно источала вокруг себя дурманящий ноздри аромат, естественный, природный, характерный только для нее, незамутненный никакими духами, и это было по-настоящему здорово!
Может, и существовали еще в голове какие-то неправильные мозгошмыги, повернутые на соблюдении норм морали и совести, но и они стыдливо отвернулись и крепко позакрывали рты, оставшись без кислорода. Нос не вдыхал в себя воздух, и время тоже прекратило вечное движение, потому что Гарри больше не слышал ударов собственного сердца.
Но вот головокружение становится невыносимым, губы нехотя отрываются друг от друга, а носы торопливо втягивают в себя воздух, стараясь наполнить легкие за дарованную судьбой паузу.
Странно, но мысль обнять девушку покрепче даже не пришла в голову, ведь для этого следовало хотя бы на мгновенье выпустить из рук ее ладони, а он не мог этого сделать. Напротив, он еще крепче сжимает пальцы и вопросительно всматривается в глаза Гермионы, почти не мигая. Боязнь, затаившаяся в самой глубине души, что он что-то делает не так, еще не ушла окончательно, и ему нужны и ее одобрение, и ее поддержка, и ее, если уж совсем честно, великое благословение.
Она, шестым чувством поняв его сомнения, не отводит взора, и Гарри вдруг зримо почувствовал, как бездонные карие озера до краев наполняются счастьем. Не заметить это совершенно невозможно, и это никак нельзя назвать торжеством победы, которое он не однажды замечал в других карих глазах.
Это нечто особенное, более всего похожее на облегчение от прекращения страданий. Долгая боль ожидания внезапно прекратилась, ушла, но еще одна – последняя - слезинка набухает у внутреннего краешка глаза, между ресничками. Но это уже не беспокоит, это лишь означает, что скоро боль непременно уйдет совсем из ее жизни, смытая слезами радости.
Горячую соленую слезу Гарри ловит губами, она обжигает язык и тает. Сердце вновь бьется учащенно, но на этот раз несколько дюймов, разделяющие их жаждущие друг друга губы преодолеваются на удивление быстро.
Гарри не знал и не хотел знать, сколько времени прошло, прежде чем они смогли оторваться друг от друга. Наверное, вечность. Вновь вдохнув в себя воздух полной грудью, он понял, что жгучий комок, сидевший в горле, исчез, правда не без следа, но он уже вполне может говорить.
Сказать хотелось что-нибудь особенное, но простое, а полагающиеся в таком случае слова: «Я люблю тебя» не казались ни простыми, ни особенными. Банальные какие-то, вроде бы торжественные, но слишком расхожие.
Но в голове что-то шевельнулось, а довольно-счастливые язык, зубы и губы Избранного, наверняка тайно сговорившись друг с другом, выдали:
- Я так плохо целуюсь, мисс Грейнджер?
Она, на мгновенье, испугавшись, но всего лишь на мгновенье, потому что в следующий миг лицо озарила счастливая улыбка, прошептала:
- Что вы, мистер Поттер? Вы целуетесь вполне прилично!
- А почему ты плакала? – спросил Гарри, хотя прекрасно знал ответ, но ему хотелось услышать его из уст Гермионы своими собственными ушами, потому что не было сейчас для него ничего важнее в их короткой жизни.
Ответа он так и не дождался. Гермиона лишь молча, без слов, уткнулась лицом в его плечо и тесно прижалась к нему уже всем телом. И только явственно ощутив сквозь тонкое полотно рубашки ее плоть, едва уловимо дрожащую от волнения, Гарри почти успокоился. Ничего ему не показалось, Гермиона здесь, рядом с ним. И теперь она его Гермиона, и она не исчезнет из его жизни до скончания дней.
Не торопясь, он освободил свои руки от рук девушки, но лишь для того, чтобы обнять за плечи и прижать к себе еще крепче, и, если это возможно, не отпускать уже никогда. И телом, и душой прочно овладело новое, дотоле совершенно неведомое чувство – чувство ревниво-бережливого собственника. Ничего похожего ранее он не испытывал, да и что может сравниться с любимой? Уж никак ни личный сейф с золотыми галеонами, и даже пара приобретенных по случаю домашних эльфов – это не совсем то.
Домашние эльфы напомнили о себе неожиданно. Когда собственное сердцебиение, наконец, сбавило звук, до ушей донеслось слабое сопение, шорох одежды и скрип ботиночек. Впрочем, вряд ли стоило обращать на ушастых человечков бездну внимания, лучше подумать, где бы найти укромный уголок для двоих. Но, как назло, как назло... Островок, и тот крохотный!
- Солли и Холли говорили, что хозяин Гарри и мисс Гермиона скоро поженятся, а никто не верил! – раздался ликующий детский писк со стороны двери.
- Да Солли жужжала, что «мисс Гермиона и хозяин Гарри поженятся» еще неделю назад, и ни днем дольше, - дразнящее писклявым голосом заметил Микки. – Так что вы должны Микки целых семь штук конфет. Каждая по семь штук!
Так... На вас, Гарри Джеймс Поттер, делают ставки. Очень интересно.
- Да больше, Микки, больше..., - с нарочитой хрипотцой прокряхтел чей-то голос, в котором Гарри быстро узнал квакающую манеру Кикимера.
- Почему больше? – хором воскликнули маленькие эльфята, их растянуто-писклявые голоса трудно было с кем-то спутать.
- Потому что Кикимер знает, что говорит, - наставительно квакнул в ответ старый эльф. – Кикимер долгую жизнь прожил и много чего знает.
Разговор, доносившийся как будто со стороны, из другого измерения, и поначалу казавшийся незначительным, по-детски пустяковым, внезапно заинтриговал. Гермиона подняла голову (он успел уловить в глазах любопытство), Гарри опустил одну руку (пришлось пожертвовать), но второй рукой все же продолжал бережно прижимать девушку к себе. Оба они развернулись навстречу спорящим голосам.
Кажется, все в сборе, и никто не забыт. Все мелкое население походной палатки столпилось у приоткрытой двери. К чести старшего поколения эльфов, оно поспешило покинуть помещение, едва Гарри и Гермиона повернулись в их сторону. Сэрра и подростка Микки утянула за дверь, прочь из комнаты.
Холли деловито загибала пальчики, казавшиеся неестественно длинными по сравнению с короткими худенькими ручонками, шепотом перебирая дни недели. Наконец, на слове «пятница» загнулся седьмой, последний, пальчик, и растерянный домовенок уставился на Кикимера. Солли, до сих пор внимательно следившая за сестренкой, тоже сменила направление взгляда и вытаращила свои круглые зеленые глазенки, очевидно, ожидая разъяснений.
Кикимер, обычно устало сгорбленный, сейчас стоял, гордо выпятив впалую тщедушную грудь. Гермионе в свое время так и не удалось уговорить его одеться во что-то теплое, но дыра для головы, варварски проделанная в пушистом махровом полотенце, позволила приодеть даже несговорчивого Кикимера. Полы полотенца, подпоясанного на талии веревкой, доходили почти до пят, и от этого старый эльф жутко напоминал ходячий полосатый матрасик.
- Ну-ка, Кикимер, поясни хозяину суть проблемы, - потребовал Гарри.
- Суть проблемы в том, хозяин Гарри, - начал Кикимер с этакой важностью (Гарри еле поборол в себе искушение не растянуть рот в широкой улыбке), - что час назад нечистокровная подруга хозяина Гарри сказала Кикимеру выдать эльфийке Сэрре полфунта рисовой крупы, а Кикимер отсыпал всего четверть фунта, и Кикимеру нет необходимости себя наказывать.
Ясненько. Тонко магию чувствуют ушастые зверушки. Этих лупоглазых ушастиков казенной бумажкой со штампом не проведешь... Но, с другой стороны, если до счастья осталось всего четверть фунта? Справимся.
- Как приятно сознавать, что твоя личная жизнь никого не оставляет равнодушным, - с философской интонацией констатировал Гарри. Кикимер чистосердечно отнес эти слова на свой счет, как заслуженную похвалу, он еще больше приосанился и с достоинством поправил веревку, стягивающую полотенце. – Я думаю, Кикимеру стоит выделить малышам требуемые конфеты в количестве..., - Гарри быстро прикинул в голове время, оставшееся до победы, - сорок две штуки.
- Сорок две?! – кряхтя, выдохнул Кикимер. – Хозяин Гарри, да эти... несмышленыши нещадно раззоряют бедного доверчивого хозяина верного заботливого Кикимера!
- Ничего, переживу! – заверил Гарри. – Заботу ценю, но... Давай, Кикимер, раскошеливайся.
Гарри с удовлетворением для себя отметил, что распоряжения, по крайней мере, своим домашним эльфам, отдавать научился. Между прочим, что касается хитрого «себе на уме» Кикимера, не так-то это легко. Тот еще человечек в веселенькую махровую полосочку! Неподатливый. Но, по всей видимости, последний приказ был отдан правильным тоном, потому как домовик быстро развернулся к дверям и, поднявшись на цыпочки, потянулся к дверной ручке.
- Кикимер будет выдавать строго по две конфеты в день, и ни фантиком больше, - раздалось недовольное ворчание старого эльфа. – Кикимеру не было приказано выдать все сорок две штуки сразу. Кикимер не дурак, Кикимер знает, как четко исполнить приказы хозяина для хозяйской же пользы.
Снова ясненько, сэр Гарри Поттер... Вам еще до великого командира, стратега и тактика, как до...
- Мистер Поттер, - прервал его размышления полный легкой иронии голос Гермионы, едва Кикимер и малыши скрылись за дверями комнаты, - а почему вы так уверены, что сможете уложиться в гм-м... такое ограниченное число сладостей?
- Да как вам сказать, мисс Грейнджер? – в тон подруге проговорил Гарри. – Я как-то вовсе не планировал задумываться о таких серьезных вещах, как женитьба... на ближайшие две недели. Но, поскольку я несу ответственность за своих людей, а дело, как видите, принимает серьезный оборот... Вы же не хотите, чтобы я и в самом деле разорился?
- Ну, что ты! Это было бы слишком жестоко, - нежно улыбнувшись, сказала Гермиона. – Однако, в сорок две конфеты тебе не уложиться при всем желании.
- Почему? – спросил Гарри, интуитивно прибавив к вопросу хорошую долю возмущения. Разумеется, такое поведение можно считать нахальством в чистом виде, но он спинным мозгом чувствовал, что в данном случае нужно твердо гнуть свою конкретную мужскую логику, вплоть до того, что прикинуться ничего не понимающим идиотом. – Аа-а... догадываюсь: министерство не регистрирует браки без диплома об окончании школы? Только учти, дорогая: Поттер тоже не дурак, теперь-то он будет с Министром Магии на дружеской ноге. Прошлых ошибок повторять не будем...
Посмотрим, что вы на это скажете, мисс Грейнджер?
- Мистер Поттер, дело вовсе не в Министерстве Магии, а в самой вашей избраннице, - натянуто пролепетала Гермиона, «преданно» глядя в зеленые глаза.
- Ясненько, - нарочито тяжело вздохнул Поттер. – Вот я так и знал, что у «мисс Грейнджер» тяжелый характер!
- Да не говори, - столь же «тяжело» вздохнула Гермиона. – Больше скажу: она становится такой жуткой занудой, когда дело касается учебы.
- Гермиона, смилуйся! – простонал Гарри. – Это же еще целый год!
- Она не может, - доверительно шепнула девушка, прижимаясь к парню и обхватывая его руками. - Понимаешь, у этой милой девочки такой характер...
-...чудесный...
- Да-да... Именно так! Она любит только хороших игроков в квиддич и не может понизить планку даже для Избранного! – выдала Гермиона и по особенному «Гермионистому» выражению лица Поттер понял, что поблажек не будет. В общем, ожидаемо.
- Все так безнадежно? – счел нужным уточнить на всякий случай.
- Ну, что ты? Если ради высокого чувства вы будете готовы открыть...
- «Историю Хогвартса»...
- Ага!
- То ты возьмешь Гарри Поттера в мужья без высшего образования? – с надеждой проговорил юноша.
- Без диплома об окончании школы? – изумленно спросила Гермиона. – И не мечтай!
- Но... как же? – затянул Поттер, но по насмешливому взгляду подруги скоро уразумел, что, пожалуй, слишком размечтался. И хотя чудовище, обитавшее в животе, сегодня вело себя на удивление пристойно, Гарри ничуть не сомневался, что скоро этот товарищ Сурок отойдет от стрессовой спячки и начнет бузить по-крупному. Эх, чего не сделаешь ради любви!
- Все ясно, - признавая поражение, отрезал Поттер. – Срочно задвигаю очередное спасение обнаглевшего мира в... одно темное место и иду читать «Историю Хогвартса».
- Врешь ведь! – рассмеялась Гермиона.
- Вру! – мгновенно согласился Гарри, не видя смысла спорить. – Где это вы, мисс Грейнджер, найдете дурака, который отправится читать какую-то замшелую книгу после трех скоротечных поцелуев? Да еще таких долгожданных... Да этот дурак, к вашему сведению, ни то, что о чем-то большем, но даже и об этом-то не мечтал еще сегодня утром.
- Неужели сомневался? – вставила Гермиона очень недоверчиво, стыдливо пряча лицо в клеточках его рубашки.
- Еще как! – воскликнул Гарри. По правде говоря, он и сейчас боялся оторвать от нее руки, а потом проснуться и с ужасом обнаружить, что ему все приснилось, все три невероятных поцелуя.
- Недогадливый-то какой..., - «жалостливо» протянула Гермиона, осуждающе покачав головой.
- И не говори! Сам не знаю, как я с «ним» столько лет живу? – пожав плечами, возмущенно заметил Гарри. – Но, поскольку приходится иметь дело ровно с тем, что есть, то извини, «История Хогвартса» подождет. По крайней мере, до завтра. Возражать бесполезно: он, балбес необразованный, все равно слушать не станет.
С этими словами Гарри притянул девушку к себе и, вновь окунувшись в горьковато-смолистый запах ее волос, почувствовав на губах ее дыхание, про «Историю Хогвартса» больше не вспоминал. Да что там какой-то учебник для внеклассного чтения, когда он и о дыхательных упражнениях не вспомнил до конца великой пятницы. Зачем? Если сейчас он так счастлив, как не был счастлив уже целую вечность.
|
|
|
