 |
Глава 60. Пройдем любви закат.
|
|
|
|
16 апреля 1998 года, четверг.
Высказав все, что камнем лежало на душе последние два года, с той самой минуты, когда озвученное Дамблдором Пророчество, словно невидимый барьер, отделило его от остального мира, Гарри, к своему немалому изумлению, почувствовал себя значительно лучше. Теперь он пристально смотрел в глаза стоящей перед ним девушки, ожидая ее реакции.
Но Гермиона молчала, она даже не улыбалась. Ощущение было такое, как будто она смотрела не на него, а в его душу, и, одновременно, в себя. Охватило неожиданное беспокойство, потому что, возможно, все, что он только что сказал – чистой воды глупость, и лучше прямо сейчас постараться перевести все в шутку. Если, конечно, знать, как это сделать... В конце концов, это же только игра.
- Гермиона, - осторожно напомнил Гарри о себе, надеясь таким образом вывести подругу из явного ступора, - я... я снитч поймал?
- Снитч... какой снитч? – слегка вздрогнув, спросила Гермиона.
- Отлично. Приехали, - с досадной ухмылкой констатировал Гарри. – Мы же с тобой играли, только не в квиддич, а в эти... рифмы. И ты забила в мои ворота четырнадцать голов...
- Ох, Гарри, - произнесла Гермиона с глубоким вздохом и снова остановилась, обводя глазами тесную кухню. Но спустя мгновенье она, словно опомнившись, выдохнула: - Гарри, ты просто...
-...очаровательно тупой! – с готовностью подхватил юноша.
- Я такого не говорила! - решительно запротестовала Гермиона и, подняв на Гарри сияющий взгляд, с чувством прошептала: - А ты остался верен себе. Помнишь, как ты говорил, что значит сражаться: можно рассчитывать только на себя, и на свои мозги, и быстро соображать. И, честное слово, Гарри, мозги у тебя там, где надо!
- А ты до сих пор помнишь наизусть мои высказывания двухлетней давности? – с трудом выдавил из себя Гарри, обезоруженный и ее комплементом, явно не из «умной» книжечки, а от души, и этим красноречивым сияющим взглядом.
|
|
|
- Помню, - просто ответила Гермиона.
- А сама, небось, руки потирала, - не удержавшись, ввернул Гарри. – Вот мол, сейчас я этому Поттеру задам жару-пару!
- Вовсе нет, - твердо ответила Гермиона и резко замахала руками, протестуя. – Я надеялась, что ты поймаешь снитч!
- Так я поймал? – допытывался Гарри.
- Ну..., - неуверенно протянула Гермиона и, словно опомнившись, вынесла судейское заключение: - Поймал! Безусловная победа Гарри Поттера по очкам: «Сто сорок – сто шестьдесят».
У Гарри все-таки осталось неясное чувство, что девочка, мягко говоря, лукавит, если не сказать больше, но в голове сейчас варилось слишком много всего, что требовало немедленного осмысления. Было совершенно ясно, что на его поэтический дар она не рассчитывала, да он и сам на это не рассчитывал ни в коей мере. Это вышло так, случайно.
Но Гермиона была – как бы так сказать – в общем, Джеймс Бонд от зависти лопнет, Шерлок Холмс останется без клиентов. Так на что же она все-таки рассчитывала? Вернее сказать, что за снитч он должен был на самом деле поймать? Будем вынюхивать, высматривать...
- Но ведь, ну признайся честно, - льстиво улыбнувшись, прошептал Гарри, - там должно было стоять слово «тупой»? Ну, для рифмы.
- Не-а, - Гермиона решительно замотала головой. – Я хотела употребить другое слово. Только я тебе все равно ничего не скажу! – произнесла Гермиона, слегка поддразнивая, - Потому что...
-...человек должен до всего доходить сам, - с важностью пропел Гарри, на этот раз почему-то подражая интонации Великого Артефакта. Девушка подобострастно улыбалась, дирижируя руками в такт его голоса.
- Кстати, - сказала Гермиона, возвращаясь к деловой интонации и давая тем самым понять, что «тупая» тема закрыта, - тот мальчик из стихов очень хорошо сказал про «глупый риск». Ну, правда!
|
|
|
- Серьезно? – переспросил Гарри, но голос звучал на редкость довольно. – В общем и целом, дорогая моя девочка, после всех этих сумасшедших лет, было бы весьма странно продолжать в том же духе. Вы не находите?
- В общем и целом, дорогой мой мальчик, - Гарри показалось, что она как-то по-особенному выделила местоимение «мой», подражая его собственной «откровенно притяжательной» интонации при произнесении слова «моя», - у вашей девочки подобные правильные мысли возникли уже в конце пятого беспокойного года.
- В общем и целом твой дорогой мальчик пришел к аналогичным выводам, - парировал Гарри, вспоминая весь ужас их безумного похода в Министерство.
- О-о! В самом деле? – голос Гермионы звучал чересчур подобострастно. - Нет, девочка нисколько не сомневалась в своем дорогом мальчике. Она лишь только была слегка удивлена, не увидев Мальчика-Которому-Все-Мало-и-Мало в Большом зале в начале шестого курса.
Дальше Гарри слушал с похолодевшим сердцем: до сих пор не мог простить себе этой своей глупой выходки. Если по уму, так Малфой мог сдать его, обездвиженного и беспомощного, своему хозяину. Да запросто! Умей Драко трансгрессировать, или если бы у него на руке действительно стояла Черная метка, и он мог бы вызвать Темного Лорда... Поттер, ты идиот!
- Разумеется, - как ни в чем не бывало, продолжала Гермиона, - ее дорогой мальчик столкнулся с каким-нибудь случайным привидением, споткнулся о собственный шнурок, который случайно развязался, упал вперед, носом вниз, и так и лежал долго-долго... Пока об него, в свою очередь, не споткнулся Сам-Знаешь-Кто, и только благодаря непрестанным молитвам его, потерявшей разум и голову, девочки, Сам-Знаешь-Кто оказался не тем человеком, который, по идее, должен был бы его подобрать и утащить в неизвестном направлении.
- Моя дорогая разумная девочка, - пискнул Гарри уже не очень уверенно, - но ведь все обошлось...
- О! Как она могла забыть! – воскликнула Гермиона, вскидывая глаза и руки к потолку. - Ее рисковый мальчик отделался всего лишь сломанным носом и малой кровью.
- Неправда, – вставил Гарри, резко проведя вытянутой вперед рукой слева направо и прибавив к сказанному слову небольшое количество яда, - ее несчастный мальчик потом две недели перебирал флоббер-червей у Снейпа. И без защитных перчаток, между прочим!
|
|
|
- Пусть считает, что ему крупно повезло! – процедила Гермиона с сарказмом. – В очередной раз. Потому что у Хагрида соплохвосты все к тому времени передохли...
Поразило даже не злорадное шипение, а то, что «ее мальчик» превратился просто в «него». Это уже не сулило легкой жизни этому самому мальчику.
- Между прочим, ее дорогой мальчик оказался прав насчет младшего Малфоя, - с вызовом напомнил Гарри, не забыв, однако, вставить притяжательное местоимение.
- Да то-то и оно! – сердито проворчала Гермиона, по-видимому, вовсе забыв о подобающих местоимениях (А ему, черт возьми, уже начинало это чертовски нравиться...).
- Что то-то, не то? – как дятел, простучал Поттер. – Девочка могла бы, между прочим, и помочь своему мальчику вывести Малфоя на чистую воду...
Гермиона тяжело вздохнула, недовольно покачав головой, Гарри понял, что сказал глупость: никому не был нужен его добровольный шпионаж. Дамблдор итак все знал, но продолжал делать вид, что все хорошо и прикидываться наивным простодушным старичком. Даже он, Гарри, в подавляющем большинстве случаев общения с директором Хогвартса верил в эту легенду. Но иногда, особенно часто в последний год, маска сползала с бороды добренького старца, и открывалось совсем другое лицо: пронизывающий насквозь взгляд холодных синих глаз, раздевающих душу собеседника, даже если этим человеком был такой сильный окклюмент, как профессор Снейп.
- Девочка, как и ее дорогой мальчик, он же по совместительству человек Дамблдора, - девочка явно начала выходить из себя от волнения, потому что в голосе заметно прибавилось сарказма, - тогда верила Дамблдору и его действия сомнению не подвергались. Да ни на кнат! Да я представить себе не могла, что Дамблдор все знал про Драко! – в сердцах воскликнула Гермиона, совершенно забыв про их негласную игру и переходя на личные местоимения. - Да если бы ты не проделал на уроке этот свой фокус с безоаром, если бы в портфеле не оказалось камня, если бы ты выпил свой бокал раньше Рона... Да я тогда чуть с ума не сошла, сидя в больничном крыле!
|
|
|
- Еще бы, Рон чуть не умер, - вставил Гарри, отчасти от того, чтобы хоть что-то сказать. А про умирающего Рона вроде было вполне к месту.
- М-да..., - задумчиво промычала Гермиона. Ее реакция показалась мальчику странной, можно было даже сказать - негермионистой. Даже озадачила.
Впрочем, долго раздумывать над услышанным не пришлось, потому что на милую девочку с чудесным характером, похоже, накатила новая волна вдохновения. Состояние было хорошо знакомо Гарри по себе, и потому в душе благоухали незабудки, а уши с жадностью впитывали в себя пафосную речь:
- После той ловушки с Министерством неразумная девочка сказала себе твердо: «Хватит!» Всего хватит: нарушений школьных правил, законов, приключений... Как там Дамблдор тебе сказал: «В твоем появлении в Министерстве совершенно не было нужды». Да будь там... Сириус на самом деле, мы ничего бы не смогли сделать, Гарри! Есть взрослые люди, они, наверное, знают, что и как. А нам надо учиться... делать говорящих патронусов, для начала. Раз сам Дамблдор взялся учить тебя... Да я даже про злополучную окклюменцию за весь год не заикнулась ни единым звуком!
- А почему-у-у? – с искренним удивлением пропел Гарри на высокой ноте.
- А потому-у-у, мой беспокойный мальчик, - отчаянный голос Гермионы взметнулся к потолку, и она зашагала туда-сюда вдоль стола, жестикулируя руками, - что искренне считала, что Дамблдор знает, что делает, что у него, во имя штанов Мерлина, есть свой «чудесный» план твоей индивидуальной подготовки. А он, оказывается, весь год готовился к новым очередным приключениям... Старый маразматик!
Гермиона, резко остановившись на месте, скосила взгляд на книгу по защите сознания, лежавшую с краю стола. Очевидно, это прорвало ее на новый приступ откровенности.
- А как тогда пел, после того случая со змеей... Типа, между мальчиком и Сама-знаешь-Кем существует неразрывная связь, и с годами она будет только крепнуть, болезненно разрастаться... И выход только один: ментальная защита сознания, овладение окклюменцией, иначе настанет такое время, когда Сам-Знаешь-Кто сможет овладеть тобой, как дневник овладевал Джинни... Гарри, что ты на меня так смотришь? Я не вру, честное слово, не вру!
У Гарри не было ни единой мысли по поводу того, что Гермиона говорит неправду – он поверил как-то сразу, мгновенно. Но он в очередной раз чувствовал себе размазанным по стенке голым неприкрытым цинизмом и хладнокровной способностью старого манипулятора играть чужими жизнями. Конечно, Гермиона, на тот момент шестнадцатилетняя соплячка, поверила директору школы, и, самое главное, вела себя так, как «от нее и ждали». Нет, он Дамблдора недооценивал! Одно дело он, Гарри, у которого с аналитическим умом не все гладко, и другое дело – Гермиона... Но как все точно просчитано!
|
|
|
- Постой, ты ведь ничего не говорила мне прямо, – начал Гарри, чтобы окончательно подтвердить для себя свои догадки. – Так?
- А ты бы смог кому-то сказать такое, Гарри? – снова взвилась Гермиона, опускаясь на стул и закрывая руками разгоряченное лицо. На этот раз в голосе звучала неприкрытая усталость. – И потом, Дамблдор сказал, что сам все тебе объяснит... чуть позже. А твоя девочка была такая дура, мой драгоценный мальчик...
Внезапно вскочив с табурета и схватив книгу, Гермиона демонстративно потрясла ею в воздухе. Мальчик был совершенно растерян и подавлен. Сказать было нечего: их всех - за здорово живешь - обвели вокруг собственного благородства. Не иначе как «ради всеобщего блага».
Молчание стало уже неловким, когда дверь приоткрылась, и в кухню вошел Кикимер, нарушив тишину своей обычной шаркающей походкой. За ним прошмыгнула Сэрра, они вдвоем остановились около рюкзака с продуктами, начав приглушенно о чем-то шептаться.
Гарри наблюдал за ними молча, даже не стараясь разобрать слова, а вскоре, потеряв и этот незначительный интерес, вновь повернул голову в сторону Гермионы. Но ее уже не было на прежнем месте, она покинула кухню.
Странно, еще минуту назад Гарри отчаянно хотел остаться один и подумать, но вдруг понял, что думать-то особо не над чем: все итак слишком прозрачно. С Дамблдором, так вообще, яснее некуда. Даже неважно, что он там хотел в рамках «своего чудесного плана», важно то, что он не собирался всерьез учить «подопытного мальчика» ни окклюменции, ни легилименции, ни маскировочным чарам, ни говорящим патронусам, ни дуэльному искусству... И список можно продолжать и продолжать... И если вдруг – у Гарри болезненно сжалось сердце – на очередном крестраже, да даже на том же медальоне, оказалось бы какое-нибудь мощное проклятие... Плакала их славная миссия по спасению мира горькими слезами. Все. Больше думать нечего – старый урод!
Поттер, соответственно, глупый доверчивый идиот. А как его раздражали любые напоминания Гермионы о злополучной окклюменции! Как он досадовал, когда она отказывалась обсуждать с ним поведение Малфоя и без устали напоминала о необходимости поговорить с профессором Слизнортом. А ведь она просто беспокоилась о «своем драгоценном мальчике»...
Стоп! Ее беспокойный мальчик, ее дорогой мальчик, ее драгоценный мальчик... Она чуть с ума не сошла, сидя в больничном крыле... И эти стихи... «Застенчив ты, и не бывал... влюблен ни разу...» И снитч, тот, настоящий, который он так и не поймал... Поттер, да ты идиот...
Разрозненная мозаика быстро сложилась в голове в целостную картинку, четкую, как знаменитая логика Гермионы, когда она брала на себя труд по расшифровке очередной шарады.
И все же это совершенно невероятно! Да нет, он просто ошибается, в это нельзя так просто верить! Это он хочет, чтобы так было, а на самом деле там и близко не лежало... Поттер, ты просто идиот. Мечтатель. И все же... А вдруг? Ну, дуракам везет, иногда... А с другой стороны, какое ж это везение, если он, Гарри, теперь предает своего друга?
В душе стало совсем неуютно. Гарри настолько привык считать, что Рон и Гермиона должны быть вместе, что ему явно требовалось некоторое время (годик-другой), чтобы привыкнуть к противоположному.
Бушевавшее в душе сражение - Гермиона или Рон? – разгорелось с новой силой. И даже более того, после явной капитуляции Гермионы Рон не остался в одиночестве, на его сторону, мгновенно увеличившись до размеров Гигантского кальмара, твердокаменной стеной встала Совесть Избранного.
Распуская щупальца, совесть беззастенчиво пробиралась во все потаенные уголки души Мальчика-с-Золотым-Сердцем, талантливо играя на всех струнах его благородной до неприличия натуры, и винить ее было нельзя. Совесть была права, хоть и разговаривала со своим владельцем голосом Рона. Впервые, кстати. Раньше говорила голосом Гермионы. Но что это меняло? Ситуация, как говорят шахматисты в таких случаях, была патовой. Мата вроде нет, но и ходить королю некуда: он намертво заперт в одной клетке.
Чувствуя себя на редкость опустошенным и обезоруженным, совершенно не зная, что делать и что предпринять, Гарри, находясь в полнейшем смятении, выскользнул из палатки и, вряд ли осознавая, куда бредет, начал наматывать круги по периметру приютившего их островка. В голове все кипело, но вычленить из этого бурлящего котла что-то вразумительное не было абсолютно никакой возможности.
Все его недавние дикие переживания из-за сбежавших штанов казались не более чем детской обидой, о ничтожности которой даже вспоминать без улыбки было неудобно. Пойманный или непойманный снитч – всего лишь глупая игра. Обманы и козни Дамблдора – да кому они нужны! Темный Лорд... Какой такой Темный Лорд?
Он не сразу осознал, что кто-то тянет его за руку. Обернулся, посмотрел вниз. Домовята? Что-то случилось? Отлично. Проблемы и их решение – дело наживное, здесь главное – быстро соображать. Гарри явственно ощутил, что будет бесконечно рад любому глобальному вопросу, требующему немедленного присутствия Гарри Поттера, включая внеочередное спасение несчастного мира. Лишь бы смести с доски шахматные фигуры, а вместе с ними и партию, проигранную из-за очевидной патовой ситуации.
- Мисс Грейнджер велела передать хозяину Гарри, что она ждет хозяина Гарри в палатке, - пропищала Солли, дергая Гарри за руку. Холли стоя рядом, и нерешительно переминаясь с ноги на ногу, пискнула: - Она жутко хочет показать хозяину Гарри что-то интересное, и это ужасно важно.
- Ну, раз ужасно важно, то пошли, - согласился Гарри, впрочем, весьма быстро и без особых раздумий. Надо так надо.
Даже не успев сделать первый шаг по направлению к палатке, Гарри внезапно ощутил в себе нечто такое, что более всего напоминало раздвоение личности. Половину его (лучшую, разумеется) беспокоила, и весьма серьезно, необходимость встречаться взглядом с Гермионой. Другая половина бесстыдно ликовала, довольно шипя под нос: "Встречаться с Гермионой – это судьба, Поттер, судьба... А от судьбы, как говорится, не сбежишь".
В комнате царил полумрак, лишь небольшой тусклый шарик лениво дрожал под потолком, устало освещая привычную комнату, заставленную двухъярусными кроватями. Дверь скрипнула, Гермиона, сидящая в кресле, обернулась на звук.
- Гарри, это ты? – тихо спросила она. Голос ее был полон такой безмятежности, что Гарри слегка опешил от неожиданности. Можно было подумать, что меньше часа назад не было никакого игры, никакого снитча, никаких притяжательных местоимений.
- Ты меня звала? – в свою очередь спросил Гарри, рассудив, что представляться не стоит. – Что случилось?
- Да я тут подумала, Гарри, - самодовольно продолжала Гермиона, уже отвернувшись, - что это мы все без развлечений и без развлечений?
- Да? – Гарри от неожиданности споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за каркас сломанного кресла. – А я-то, честно говоря, думал, что уж чего-чего, а развлечений у нас хоть отбавляй...
- Ну, разве это можно назвать забавой для души и тела? – деловито, как ни в чем не бывало, спросила Гермиона. – Хочу в кино!
Гермиона выдала последние слова, резко развернувшись в кресле и уставившись на парня. Гарри смотрел на нее во все глаза, бестолково хлопая ресницами, и честно сказать, ничего не понимал.
- А меня только недавно водили, - наконец проговорил он, видя, что Гермиона не собирается давать никаких пояснений. – И мне как-то больше не хочется...
- И что смотрел? – лукаво спросила Гермиона.
- Эротику, - честно ответил Гарри, рассеянно разглядывая подругу и силясь, наконец, понять, что же она задумала.
- Ой! Как интересно! – Гермиона приятно взволновалась. – И я как раз хочу эротику!
Нет, это было невозможно. Решительно, мир успел закатиться слишком далеко в пропасть, если лучшая ученица Хогвартса и прочее, и так далее... И туда же! И что бы это значило?
Только сейчас Гарри заметил в ее руке маленькую картонную коробочку с грезами наяву продолжительностью десять минут. Гермиона подняла взгляд с коробочки и с вызовом посмотрела на Гарри.
- Вы приглашаете меня в кино, моя... – слова вместе с недозволенным местоимением вырвались сами собой, но останавливаться было уже поздно. Он мог бы сказать полушутливое «моя дорогая девочка», но почему-то остановился и произнес, не сознавая до конца, что говорит: -...Гермиона?
Реакция Гермионы оказалась странной. Она вдруг порозовела и опустила глаза. С минуту молчала, медленно заливаясь краской. А потом, видимо решившись идти до конца, демонстративно начала распаковывать коробочку со сверхреалистичным Поттером, тихо приговаривая, что "лучшая ученица Хогвартса тоже человек, и даже более того - особь женского пола, то бишь "девочка", но скоро превратится в настоящую ведьму, если некоторые неповторимые личности не в состоянии обнаружить в ней леди". Между прочим, "она действительно целовалась с Виктором Крамом, и даже не один раз (и еще как целовалась!), и зря она не пошла танцевать с Вики на свадьбе Билла и Флер".
И никто ей не запретит делать то, что она хочет, а она сейчас хочет смотреть эротический - а она надеется именно на это - фильм про себя, неповторимую. Тот, кто не хочет ничего смотреть, потому что "боится за целостность своих штанов", может "потоптаться снаружи", но лучше пусть подержит дверь в комнату с этой стороны, потому что "кино в том числе и про Поттера, который в титрах представлен, как герой-любовник".
Надо сказать, что насчет последнего замечания Гарри не возражал. Отсутствием любопытства Избранный, слава маме с папой, никогда не страдал, а уж если приглашают...
Добросовестно и вдохновенно проворчав вступительную речь, Гермиона проделала над коробочкой последние необходимые махинации, и начался киносеанс. Волшебный.
*****
Из коробочки, подобно мыльным пузырям, показались две знакомые головы - Гарри и Гермионы. Одну легко было узнать по круглым очкам и знаменитому шраму, а вторую - по густой копне волос. Фигуры продолжали расти, неумолимо увеличиваясь в размерах, и вот уже они стоят в центре комнаты, сравнявшись в росте со своими настоящими прототипами.
Казалось, сердце пропускает один удар за другим и бьется о ребра через раз, а руки невольно сжались в кулаки. Более всего ЭТО напоминало призраки, вышедшие из достопамятного медальона посреди заснеженного леса несколько месяцев назад. Как будто бы наяву вставал перед глазами плоский камень на берегу лесного озера, а тварь, истерично бьющаяся о стенки медальона, заставляла дрожать сжатые в кулаки ладони.
Гарри невольно попятился к дверям, а уткнувшись в них спиной, еле сдержался, чтобы не закричать.
Гермиона "из коробочки", так же как и та, фальшивая, "из медальона" была гораздо красивее оригинала. Одета она была подчеркнуто по-магловски, и во что-то очень стильное, но Гарри так и не разглядел, во что именно. Первые несколько минут он смотрел только в лица призраков, буквально вцепившись в них глазами, а потом отвел взор в сторону другого зрителя.
Единственное, что интересовало Гарри в этом нелепом спектакле - настоящая Гермиона. А она уже успела побледнеть, от недавней решимости, щедро смешанной с хулиганством, не осталось и следа. Еще какое-то, весьма непродолжительное время, девушка была прикована взглядом к стереоизображению, но потом медленно опустила глаза к полу, закрыв лицо руками. Плечи ее часто вздрагивали.
Сделав значительное усилие над собой, Гарри снова кинул взгляд на "любовников из коробочки", и тут же вознес благодарные молитвы "Умникам Уизли". Все-таки призрачные Гарри и Гермиона не росли из одного корня, а вполне твердо стояли на своих ногах, а это было уже кое-что.
Но тут включился звук, и эти две фальшивки заговорили.
- Все, о чем мы мечтали, сбылось, мой дорогой! - проворковала "Гермиона" и, прижавшись к "Гарри", ловко потянулась к его губам.
- То, чего мы боимся, может сбыться тоже, моя дорогая, - каркнул в ответ "Гарри", обхватив "Гермиону" двумя руками за то место, что находилось гораздо ниже талии, и грубо притянул девушку к себе.
- Но кто сравнится с Мальчиком-Который-Выжил? - чирикнула призрачная "Гермиона", клюнув несколько раз призрачного "Гарри" в губы.
- Нет волшебника, равного по силе Избранному! - важно прогоготал "Гарри", обжимая в объятиях обвившуюся вокруг него фальшивую "Гермиону".
- Всякая женщина предпочтет тебя, мой Гарри Поттер! - фальшиво-восторженно защебетала призрачная "Гермиона", еще раз клюнула "Гарри" в губы, а потом впилась в них, как голодная пиявка. Гарри даже показалось, что слух уловил слабое, но вполне различимое причмокивание.
Неожиданно настоящая Гермиона подняла голову, в глазах ее горело отвращение, смешанное с отчаянием и слезами. Схватив с кровати подушку, она, что было сил, бросила ее в сторону "коробочки с приведениями". Фальшивки не обратили на это ровно никакого внимания и продолжали ворковать, как ни в чем не бывало. Тогда, словно опомнившись, Гарри кинулся прямо в вязкую гущу сотворенных фигур, к источнику "удовольствия", и остервенело начал топтать ногами этот оживший наяву кошмар, жалея только о том, что сейчас у него нет в руках меча Годрика Гриффиндора.
Призраки уже исчезли, а Гарри все еще продолжал рвать в клочья злополучное послание от близнецов, словно это могло стереть страшные воспоминания из несовершенной человеческой памяти, которая упрямо помнит все, что надо бы забыть.
Хотя, почему забыть? Ведь там, в Королевском лесу Дин, им впервые за долгое время улыбнулась удача. Вместе с Роном они победили до тошноты надоевший крестраж, им удалось, наконец, отделаться от этой мерзости, которую таскали на себе почти четыре месяца.
Но тогда было ощущение победы и надежда на лучшее, а сейчас не было ничего, кроме пустоты и омерзения. Как будто разбитый крестраж воскрес из небытия и взял реванш за свое поражение. Вернее, два крестража, потому что у Гермионы перед глазами вставали и рвали душу на части свои призраки прошлого. Или будущего.
Тяжело дыша, Гарри, наконец, остановился. Гермиона бессильно опустилась на кровать, дожа всем телом. Ее глаза, словно безумные, перебегали от одной стены к другой, с потолка на пол, цепляясь на своем пути за огрызки злополучной коробочки и возвышающуюся над ними фигурку своего настоящего друга.
"Надо бы тут подмести", - подумал Гарри, тупо всматриваясь в мусор под ногами, и где-то в глубине души удивляясь, что еще способен о чем-то думать.
Гермиона встала с кровати и, не произнеся ни слова, медленно сделала несколько шагов по направлению к двери, а потом вдруг, словно опомнившись от наваждения, бросилась к выходу и исчезла. Устало посмотрев ей вслед, Гарри внезапно ощутил такую же немыслимую потребность побыть одному, и желательно не здесь, в духоте надоевшей палатки.
Как нельзя, кстати, увидев в соседнем помещении Кикимера с веником в руках, Гарри прямо на ходу приказал ему убрать мусор из комнаты и, уже не слушая его ответное ворчливое кваканье, выскочил из палатки к озеру.
Вечерело. Уставшее к вечеру солнце обреченно скатывалось за ближайшие холмы, сознавая неизбежность конца утомительного дня, уступая дорогу синим сумеркам. Вся западная окраина неба пылала огнем, и резко выделяющиеся на фоне заката темные силуэты холмов невольно останавливали на себе внимание наблюдателя. Холмы вечны. Это человеческая жизнь пролетает, как одно мгновенье.
Одинокая фигурка девушки примостилась на каменистом берегу, около самой воды. Гермиона сидела, согнувшись в три погибели, уткнув лицо в колени, не обращая внимания на игру воображения шотландского заката. Она была все в той же легкой трикотажной кофточке с короткими рукавами, и сердце Гарри тихо сжалось. Простудится.
Вернувшись в палатку и отыскав оставленную на спинке кровати куртку, Гарри вновь направил стопы к берегу озера. Гермиона подняла с колен голову и обернулась, заслышав шаги за спиной. В переполненных слезами глазах отражалось пурпурное небо, редкие бело-розовые облака, равнодушные холмы и сверкающая водная гладь горного озера.
Гарри, ни слова не говоря, протянул куртку. Гермина так же молча накинула ее на плечи, а потом, немного подумав, просунула руки в рукава. Она ни о чем не спрашивала, ей, как и Гарри, без слов было понятно все.
Она знала, что Гарри никогда не расскажет о том, за какие струны дергала загнанная в угол тварь, обитающая в медальоне, потому что это была даже не его личная тайна. А Гарри, в свою очередь знал, что никогда не спросит о том, на какие низменные стороны души давила безобидная с виду золотая чаша. Это была их тайна - Рона и Гермионы. Откровения, оставшиеся под влажными темными сводами Тайной комнаты.
Откуда взялись у фальшивок слова и фразы, так похожие на словесные обороты призраков из крестража? Может быть, у близнецов не хватило фантазии, или, напротив, они хотели откровенно зло посмеяться над незадачливыми егерями - только злая "шутка" вышла боком.
Слишком велико было потрясение, случившееся в зимнем холодном лесу на берегу замерзшего озера, слишком свежи воспоминания, и казалось, что дрожащий, тяжело дышащий от ужаса Рон с безумными, но все-таки голубыми глазами, стоит здесь же, рядом с ними. И смотрит на него, Гарри, с молчаливым укором.
Заслышав легкий хруст камней под чьими-то шагами, Гарри, резко обернувшись и узнав своих малышей, даже был слегка удивлен, что это не Рон - настолько реально ощущалось его незримое присутствие. Гермиона тоже повернула голову и, оторвавшись от созерцания своих воспоминаний, уставилась на малышей.
Вид у них был нерешительный, они перетаптывались с ноги на ногу и пару раз что-то прошептали на ухо друг другу, заботливо отгородив торчащие ушки ладошками от любопытного мира. Потом, видимо придя к какому-то решению, присев на корточки, начали деловито выкладывать из карманов скопившееся там сокровища: маленькие еловые шишки, разноцветные камешки, замысловатые сучки и фантики от конфет. Гарри невольно подумал, что они - ну, совсем, как дети, только, наверное, это первые эльфы, у которых есть возможность опустошать свои карманы по причине простого наличия оных.
Наконец, то, что так долго искалось, было найдено, а именно - вполне еще целая шоколадная конфета в блестящей обертке. Старательно сложив все ценное обратно в карманы и прихватив с собой конфету, малыши подошли к своему хозяину.
- Это вам, хозяин Гарри, от Солли и Холли, - пролепетала одна из малышек, протягивая нехитрое угощение.
- Потому что хозяину Гарри сейчас плохо, - прибавила другая.
- А Кикимер больше конфеток никому не дает, - снова залепетал первый домовенок.
- Говорит, что надо э... Холли дальше забыла это слово, - жалобно пропищал второй.
Трогательная, по-детски наивная забота малышей отозвалась в душе Гарри теплой волной. Взяв в руки конфету, он старательно прочитал вслух название, сообщил всем, что как раз такие любит, и тут же поинтересовался, а не хотят ли Солли и Холли тоже попробовать.
Малышки так интенсивно замотали в стороны ушастыми головками, желая доказать своему хозяину, что данная конфета их ничуть не интересует. Но на глазастых мордочках было нарисовано ровно обратное - вкусная конфета, хозяин Гарри!
Улыбнувшись, Гарри старательно разделил подарок домовят на четыре части. Две из них отдал своим подопечным, одну вложил в ладонь растроганной Гермионы, а последнюю демонстративно засунул к себе в рот.
А когда маленький кусочек радости растаял на языке, как будто бы невзначай поинтересовался у малышей:
- А с чего это вы вдруг решили, что вашему хозяину плохо?
Они переглянулись и слегка растерянно пожали плечами. Наконец Солли осмелилась ответить:
- Папа Юппи говорит, что хорошие домашние эльфы должны чувствовать, когда у их хозяина случается беда.
- А мама Бобби говорит, что хорошие домашние эльфы чувствуют горе и радость хозяина, если любят его...
- Так, значит, вы меня любите! - воскликнул Гарри, и в самом деле ощутив в душе почти наивную детскую радость. - А я-то тут печалюсь...
- Микки про хозяина Гарри песенку сочинил, - доверительно сообщил один домовенок. - Только Солли и Холли не понравилось!
- Солли и Холли песенку по-другому сочинили, по-своему, - призналась ее сестричка, и, подойдя к хозяину поближе, проговорила стишок почти шепотом:
Хозяин Гарри лежал на спине,
Его одеяло свалилось во сне!
А Холли и Солли не могут понять:
Зачем же так много об этом болтать?
Невольный герой стихотворения почему-то подумал, что первые две строчки явно от первого автора, и, скорее всего, там изначально стояло его полное имя: Гарри Джеймс Поттер.
"Ну, вот! Можешь себя поздравить, - коряво усмехнувшись в душе, подумал Гарри. - Теперь ты герой народного эльфийского эпоса!".
И вдруг стало совершенно точно понятно, что случай с несчастным одеялом больше не волнует ни душу, ни мысли. Более того, не волнуют больше никакие разговоры про Избранного, Мальчика-Который-Выжил и победил Того-Самого. Все кончилось, прошло. А если не прошло, то пройдет. Но все это существует и будет существовать помимо него, за стенами его дома, не тревожа больше его самого.
Все, кроме Рона. Рон стоял отдельно от всего мира, и винить его было нельзя.
И грустит Гарри сейчас совсем по другому поводу, вернее сказать, по другой причине. И даже не по причине, а по прихоти судьбы. Какая глупость была доставать скелеты из шкафа! Да только: кто ж знал? Но и без них, без этих призраков, что было, лучше что ли? Рон говорит, что пат для шахматиста хуже, чем мат. Позорнее.
Но малышам знать его подлинные волнения было ни к чему, и потому Гарри постарался успокоить их, вполне искренне заверив, что разговоры обитателей палатки о нем его самого волнуют меньше всего. Кажется, малыши поверили и обрадовались, а потом он по-очереди покружил их, взяв за маленькие тоненькие ручонки, радуясь тому, что детский смех понемногу уносит с души налет серой мути, нанесенной туда призраками прошлого.
Несколько раз он ловил на себе внимательный задумчивый взгляд Гермионы, замечал одобрение в ее, увлажненных совсем недавними слезами, глазах, и мнение всего остального мира о себе совершенно переставало иметь значение. Мало ли кто и что о тебе сочиняет?
Домовят позвали в палатку мама Бобби и папа Юппи, и они, по-детски хлопнув хозяина в знак поддержки по ладошке, убежали, оставив юношу и девушку одних.
Последние краски безумного вечера еще не успели отгореть до конца. Солнце уже давно скрылось за холмами, но все еще продолжало дразнить зрителей, подсвечивая небо темно-багровыми лучами, от чего то казалось немного смущенным. Или это просто сам Гарри чего-то стыдился и чувствовал себя не в своей тарелке?
Заговорить с Гермионой он так и не смог. На темно-красную ложбинку между двумя холмами смотрели молча, следя за тем, как постепенно темнеет и уменьшается красная полоска, как сгущаются синие и темные краски. А когда отгорел последний луч, и в сумерках уже нельзя было различить выражение глаз, Гермиона сказала с тихим вымученным вздохом:
- Глупо получилось.
Гарри молчал. А что он мог сказать?
- Прости меня, Гарри! – голос Гермиона осип и звучал так тихо, что расслышать девушку можно было только благодаря звенящей тишине вечера. – Не надо было нам... смотреть. Там, в Тайной комнате я... Я тогда поклялась себе, что никогда больше не сорвусь... А сейчас опять готова... Ты... ты просто лучше меня, Гарри!
- Неправда, – тихо запротестовал Поттер. – Я просто никто без тебя, и хорошо это знаю.
Наверное, дальше ничего говорить не стоило, но воцарилось немыслимое молчание, и пауза грозила перерасти в бесконечность, как будто кто-то могущественный специально растягивал время, применяя неведомые науке чары.
Наверное, надо было шагнуть ей навстречу и заключить ее в объятия, такие желанные, что ладони вспотели от волнения, но призрачный Рон стоял за спиной и одним взглядом связывал его по рукам и ногам. Стопы приросли к камням, а руки трусливо спрятались за спину. Он физически не мог сдвинуться с места.
- Я никто без тебя... – тупо повторил Гарри, и остановился, зная, что говорит не то, а то, что следовало сказать, язык не мог произнести. Впервые в жизни он чувствовал себя таким беспомощным, но он не мог прыгнуть выше своего пресловутого благородства.
- Знаешь, - задумчиво произнесла девушка, уже вставая на ноги и обращаясь к другу, - а ты настоящий... Ты... Не думай об этом, ведь я знаю настоящего тебя!
Больше ничего сказано не было, но, кажется, он все понял, прочитав в ее глазах, как в раскрытой книге. Если существовал на свете человек, для которого он не был ни Избранным, ни Мальчиком-Который-Выжил, ни мальчиком «на убой», ни сыном Лили, ни сыном Джеймса, ни тем самым Поттером, то этим человеком была Гермиона. Для нее – просто Гарри.
- А это все... непомерное до... растворится, исчезнет... Завтра.
Последние слова Гермионы скользнули по воде легким плоским камушком, несколько раз затронув душу Гарри, и неохотно растаяли в синих сумерках. И Она вдруг решительно шагнула к нему, и точно так же, как только что сделали малыши, хлопнула Гарри по ладошке, объяснив при этом, что у ирландцев, как ей Дин объяснил, таким вот образом принято заключать сделки. Ладонь еще слегка горела, а Гермиона уже шла, не оборачиваясь, к палатке. День закончился.
*****
Огромное спасибо всем, кто потратил на меня свои деньги, отдав
|
|
|
