Некоторые особенности зарубежных журналов исторического профиля

Уже 40 лет (с 1972 г.) издается достаточно авторитетный англоязычный журнал «Sixteenth Century Journal». За время существования этого журнала там были опубликованы сотни статей по истории Англии, Франции, Испании, Германии, Италии, Османской империи и ряда других стран. Однако в этом издании нет ни одной (!) статьи, специально посвященной истории России в XVI в. И это при том, что она в этот период являлась весьма заметным «игроком» на международной арене: достаточно вспомнить растянувшиеся почти на все XVI столетие весьма настойчивые попытки Габсбургов и папского престола привлечь русского государя к антитурецкой коалиции.

Отсмотрев оглавление наиболее авторитетного международного издания по средневековой истории – «Speculum» – за 2010 – 2012 гг., нам не удалось обнаружить в нем статей, специально посвященных российской истории.

Чуть менее контрастна, но тоже показательна ситуация с некоторыми другими изданиями исторического профиля.

Так, интерес другого англоязычного журнала – «Eighteenth-Century Studies» – к российской истории также трудно признать чрезмерным: если за 2010 – 2012 гг. в нем были опубликованы десятки статей объемом до 28 страниц по истории Франции, Испании, стран Нового Света, то внимание к России ограничено 3-мя аннотированными обзорами литературы по 2–3 страницы каждый (их авторами являются представители зарубежных научных центров) [12]. Вряд ли стоит специально разъяснять читателю, что в это столетие (особенно в период правления Екатерины II) Россия играла одну из главных «партий» в европейском «концерте».

В ведущем издании по истории раннего Нового времени – «Journal of Early Modern History» (индексируется Scopus) – за последние три года (2010 – 2012 гг.) были опубликованы 2 статьи, специально посвященные российской истории, их авторы представляют зарубежные научные центры [13].

Излишне говорить, что статей российских авторов по истории Франции, Германии, Испании и т.д. в этих журналах нет, как нет и россиян в их редакционных коллегиях.

Вряд ли в приведенных выше фактах стоит усматривать свидетельства существования какого-либо «заговора» против российской исторической науки или России в целом. Очевидно, дело здесь в другом: потенциальных читателей и, соответственно, членов редакционных коллегий этих и иных изданий в первую очередь интересует история «своих» стран и народов; история «иных», «чужих» (в том числе и России) их интересует заметно меньше. В тех редких случаях, когда статьи по соответствующей тематике публикуются, речь, как правило, идет о представителях зарубежной славистики, способных подать материал в форме максимально приближенной к информационным потребностям «своего» потенциального читателя.

Адресат этих изданий определяет некоторые особенности зарубежных публикаций по русской истории и культуре. Так, результатом адаптирования российского исторического материала для зарубежного читателя становится большое внимание, уделяемое общей характеристике событийного полотна той или иной эпохи, которая в ряде случаев придает публикациям обзорный характер. Прямым следствием принимаемого подавляющим большинством авторов и читателей отождествления мировой науки с наукой англоязычных стран является то, что в значительном числе случаев ссылки в работах следуют на публикации зарубежных славистов, цитаты из источников приводятся по зарубежным изданиям (разумеется, в случае их наличия). Нередко эти особенности приводят к игнорированию или повтору без ссылок точек зрения российских исследователей.

Последнее, кстати, характерно не только для славистических исследований. Так, описывая ход обсуждения на одной из зарубежных конференций по истории античного романа, Н.В. Брагинская отмечает: «...В дискуссии я сказала, что положение о восточной родине романа, о мифологической парадигме, стоящей позади его сюжета... и многое другое – все это было высказано около 90 лет тому назад. Зал охнул. Но когда я добавила, что работа написана по-русски, все успокоились. Статья об идеях Фрейденберг, даже опубликованная по-английски и доступная в сетевом журнале, через восемь лет после доклада в Гронингене не была прочитана». Это дало основания исследовательнице заключить, что «если какая-то идея высказана русским исследователем, особенно по-русски, ее допустимо игнорировать. Нельзя игнорировать иное – высказываний влиятельного члена западного сообщества по поводу каких-либо русских исследователей» [14].

Очевидно, что публикации статей в зарубежных изданиях в подавляющем большинстве случаев сопряжена с принятием этих «правил игры» (или какой-то их части), правил, которые значительное число российских историков, независимо от их уровня владения иностранными языками и литературных дарований, принять не готова.

К этому следует добавить и целый ряд формальных требований, которые существенно осложняют подготовку публикации российским автором. Так, делясь собственным опытом публикации статьи в зарубежном журнале, А.В. Полетаев, будучи безусловным сторонником международных публикаций отечественных гуманитариев, отмечает: «Некоторые наши ученые просто не хотят напрягаться, ведь публикация научной статьи в престижном зарубежном издании это очень длительный и трудоемкий процесс. Например, на то, чтобы в одном из зарубежных научных журналов была напечатана моя последняя статья, я потратил два года и успел проклясть все на свете» [15].

Выше речь шла в основном об изданиях, специально не посвященных истории России и Восточной Европы в целом. А как ситуация обстоит с ними: занимают ли статьи российских авторов заметное место в зарубежных журналах, специально посвященных российской и восточноевропейской истории?

В мире существует целый ряд подобных изданий. Характеризуя их, зафиксируем две их особенности.

Прежде всего, обратим внимание на очевидный факт: издания по славистике занимают явно периферийное место среди изданий исторического профиля, представленных в Web of Science. Так, из 221-го журнала исторического профиля Восточной Европе посвящено лишь 8, а доминируют издания по истории США – ЗЗ [16]. При этом ряд достаточно авторитетных зарубежных славистических изданий – «Revue des etudes slaves», «Forschungen zur osteuropaischen Geschichte», «Palaeoslavica», «Journal of Modern Russian History and Historiography» и некоторых других – в Web of Science (и Scopus) не включены и не индексируются.

Второе важное замечание связано со спецификой соотношения двух величин: состав редакционных коллегий и состав авторов опубликованных материалов. Связь этих двух величин очевидна. Оставляя за скобками вопрос о возможности «лоббирования» членами редакционных коллегий «своих» авторов, отметим лишь несомненный факт: публикация статьи автора, другие работы которого известны рецензентам, представляется более вероятной, нежели публикация материалов малоизвестных или неизвестных им вовсе исследователей.

Для полноты картины приведем некоторые сведения о наиболее авторитетных зарубежных славистических журналах, входящих в международные индексы цитирования (источником соответствующих сведений служили официальные сайты данных изданий). Но прежде сделаем две необходимые оговорки.

Первая связана с составом учтенных нами публикаций: ниже сведения приводятся только о статьях, нами не учитываются предисловия редакторов, некрологи, рецензии и т.д. Последние в силу своего объема и в подавляющем большинстве случаев справочно-информационного характера сообщаемой информации трудно рассматривать в качестве публикаций, в полной мере отражающих итоги научных исследований их авторов. Поскольку в индексируемом Web of Science журнале «Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History» (в данном журнале из 21-го члена редакционной коллегии россиян – 3) публикуются почти исключительно обзорно-аналитические материалы (главным образом, развернутые рецензии как российских, так и зарубежных авторов на издания по россике), сведения о данном журнале ниже приводиться не будут.

Вторая важная оговорка связана с хронологией учитываемых статей: ниже данные приводятся лишь за (…) 2012-й г. Этот год нами избран по следующим причинам. Во-первых, сведения о публикациях российских историков более раннего времени в журналах из Web of Science уже приводились в специальной литературе [17]. Во-вторых, в большинстве ведущих российских вузов стимулирующие надбавки своим сотрудникам за публикации в зарубежных изданиях стали выплачиваться с 2009 – 2010 гг., то есть, принимая во внимание стандартный срок рассмотрения и публикации статьи (1 – 2 года), можно полагать, что к 2012 г. статьи наиболее заинтересованных авторов уже могли быть опубликованы. Вряд ли можно допустить, что избранный нами 2012 г. явился чем-то из ряда вон выходящим в зарубежной славистике: если некоторые особенности в распределении опубликованных в 2012 г. материалов мы можем допустить для 1 – 2-х изданий, то вряд ли это можно распространять на все ведущие зарубежные славистические издания.

Как видим, число статей российских авторов по своему удельному весу незначительно: 11 из 161-й (6,83%). Ситуация с составом редколлегий в целом сходная: в изданиях, специализирующихся на публикации материалов по российской и восточноевропейской истории, из 147-ми членов редакционных коллегий российскую науку представляют 8 (5,44%). Очевидно, что подобные цифры отражают не вклад российских историков в изучение прошлого России, а информационные приоритеты зарубежного читателя: именно они и определяют подбор публикуемых авторов.

В свете приведенного выше нельзя не согласиться с мнением И.М. Савельевой и А.В. Полетаева о том, что «многие включенные в WoS периодические издания по социальным и гуманитарным дисциплинам являются не международными, а национальными, как по тематике, так и по кругу печатающихся в них авторов», поэтому «при использовании данных WoS корректнее говорить о публикациях не в международных, а в зарубежных журналах» [Курсив авторов. – А. К] [18].

Необходимо отметить, что национальный характер изданий, ориентирующий членов их редакционных коллегий на «своего» автора и читателя, отличает не только зарубежные журналы – редакционные коллегии ведущих российских изданий исторического профиля также в основной своей массе состоят из российских исследователей и статьи зарубежных авторов в них встречаются нечасто. Так, в «Российской истории» из 92-х опубликованных в 2012 г. статей зарубежными авторами написаны 4 (4,34%), в «Вопросах истории» из 121-й – 1 (0,81%). Из 18-ти членов редакционной коллеги «Российской истории» представителей зарубежных научных центров – 3 (16,66%); в «Вопросах истории» из 9-ти – 0 (0%).

Приведенные данные подтверждают общеизвестный и абсолютно нормальный факт: национальные издания гуманитарного профиля (независимо от их тематической направленности) в первую очередь предназначены для соответствующего круга авторов и читателей. Если для «обычного» российского читателя (даже профессионального историка), специально не занимающегося историей стран средневековой Европы, главным источником сведений по данному периоду служат статьи в «своих», отечественных, изданиях, публикующих в подавляющей своей массе российских авторов («Вопросы истории», «Средние века», «Одиссей», «Казус», «Византийский временник» и другие), то почему для «обычного» читателя из США, Великобритании, Франции или Германии должно быть по-другому? Для него также главным источником сведений по истории России, Белоруссии, Украины и т.д. являются «свои» издания – «Slavic Review», «Russian History», «Slavonic and East European Review», «Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas», «Cahiers du Monde Russe» и другие (задачи, стоящие перед зарубежным славистическим изданием во второй половине XX в., на материале «Russian Review» охарактеризовали Е. Левина, Д. Хоффман, К. Шульц, А. Ретиш [19]).

В этой ситуации есть, однако, одно важное отличие. Если от российского исследователя, занимающегося историей России, требуют публикаций в ведущих зарубежных изданиях по соответствующей тематике как «заверенное» подтверждение его профессиональной состоятельности, то от его зарубежного коллеги этого не требуют. Трудно себе даже представить государственных чиновников или администраторов университетов Франции или США, которые бы в качестве акта высшего признания научных заслуг специалистов по истории своих стран рассматривали их публикации в зарубежных изданиях, пусть даже и очень авторитетных (например, судили бы о вкладе американских и французских историков в изучение истории США и Франции по числу их публикаций в российских «Американском ежегоднике» и «Французском ежегоднике»).

Подводя итоги, зафиксируем: редакции зарубежных исторических изданий (в том числе и славистических), «затачивая» их под информационные запросы «своего» читателя, не проявляют чрезмерной заинтересованности в массовой публикации российских авторов по российской истории, ибо для этого им вполне достаточно «своих» славистов. (Чтобы составить представление об их численности, достаточно взглянуть на ежегодно публикуемые в «Slavic Review» перечни диссертаций по русской и восточноевропейской истории, защищаемых в США, а также на огромное число рецензий на зарубежные монографии по славистике, публикуемых в соответствующих изданиях).

В подобной ситуации настоятельные «рекомендации» российским авторам публиковаться в данных изданиях приведут к попыткам некоторых из них адаптировать результаты своих исследований к информационным потребностям зарубежного читателя. Последний, таким образом, вольно или невольно, прямо или косвенно будет оказывать влияние на определение состава вопросов, обращенных к прошлому России российским историком, и потенциально – об этом даже не хочется думать – на получаемые ответы... Нужны ли современной российской исторической науке такие публикации?

Констатируя неприемлемость оценки труда российских историков-русистов с помощью международных библиографических баз данных и «измеренных» ими индексов цитирования, нельзя не задаться вопросом: что же делать, если зарубежный «калькулятор» не работает, а «посчитать» все-таки хочется?

Вероятно, стоит обратить внимание на «свои», «домашние», «счеты», на отечественный аналог Web of Science и Scopus – на Российский индекс научного цитирования (РИНЦ).

Особенности его функционирования заслуживают специального рассмотрения, которое, однако, выходит за рамки данной статьи (целый ряд изменений, которые претерпел РИНЦ в последние годы, побуждают нас во многом пересмотреть оценки, представленные в нашей работе, сданной в печать около четырех лет назад [20]).

13. «Вариативность» истории: национально-региональный подход или

историческое мифотворчество?

Статья посвящена анализу различных аспектов развития горнозаводских рай- онов Российской империи и Советского Союза. Автор полагает, что использо- вание с этой целью регионального или национально-регионального подхода позволяет не только отойти от мифотворчества в конструировании истории современных постсоветских государств, но и способствует принятию эффектив- ных решений в современной практике национально-регионального управления. Ключевые слова: горнозаводское (металлургическое) производство, регион, национально-региональный подход, национальная история, мифотворчество. Необъятные просторы нашей родины (России и Советского Союза) ставят перед историками задачу изучения истории ее от- дельных ее регионов. Поэтому, начиная с 90-х гг. XX века, произо- шел всплеск интереса к изучению данной тематики. Благодаря ре- гиональному подходу будут достигнуты наибольшие успехи, так как позволяет изучать характер Российской империи и Советского Сою- за на различных пространственных плоскостях. Однако региональный подход до сих пор остается настолько неопределенным в своих методологических основаниях, что о нали- чии такого направления можно говорить лишь условно. Крайне не- определенным выглядит само понятие «регион». По сути дела, на звание региона претендуют любые территории, принципы вычлене- ния которых бесконечно многообразны и зависят как от самих исто- риков, так и — главным образом — от региональных политиков. В подавляющем большинстве исследований способ воображения ре- гиона, причины и критерии выделения того или иного пространства не объясняются сколько-нибудь четко и подробно. За этим скрыва- ется убеждение историков, что выбранные ими границы регионаИ. А. Новиков. «Вариативность» истории… 243 «естественны», а не являются плодом их собственного или заимст- вованного у политиков пространственного воображения. Минуло более полутора десятилетий, как Советский Союз пе- рестал существовать. Образовалось пятнадцать независимых госу- дарств, отношения с которыми развиваются по-разному: от «холод- ной» войны до дружеских объятий. Постсоветским государствам, для которых Советский Союз (Российская Федерация) отнюдь не была «империей зла», какой она предстает в современных учебниках и научных публикациях, еще предстоит преодолеть односторонне негативный образ друг друга. Национальные историографии во мно- гом до сих пор сосредоточены на теме оппозиции имперской власти. Кириллица воспринималась и воспринимается как один из символов русского национализма и русификации. Поэтому найти современ- ную научную литературу не на государственном языке в постсовет- ских государствах и республиках практически невозможно. Процессы урбанизации, индустриализации и распространение грамотности в XX веке привели к возникновению в бывших совет- ских республиках (союзных и автономных) новых элитных групп, которые в конце 80-х гг. пришли к власти под лозунгами демократии и национализма. При сравнении с опытом возникших государств политика центра выглядит сегодня совсем не так мрачно, как это рисовалось и рисуется в национальных историях. В новых нацио- нальных формированиях (как ставших ими, так и нет) одним из пу- тей обоснования своей значимости в мировом сообществе, показа лояльности перед странами Запада, иногда и Россией, значимости или ненужности русскоязычного населения является выпуск нацио- нальных историй или сборников архивных документов на русском языке1, которые имеют задачу легитимизации того или иного госу- дарства, образовавшегося на развалинах Советского Союза. Поэтому нет никаких оснований не ожидать от них тенденциозности. 1 Асатиани. 1998; Стати. 2003; Воронянский. 2003; Горная власть и баш- киры в XVIII веке…; Губарев. 2006; История Балтийских стран…; История Башкортостана… 1998; История Башкортостана… 2000; История Беларуси…; История Казахстана… 1996; История Казахстана… 2001; История Приднест- ровской Молдавской республики…; История таджикского народа…; История Татарстана…; История южных осетин…; Мифтахов, Мухамадеев. 1995; Турке- стан в начале XX века…; Чебодаев. 1992; Шкляев. 2003 и т.д. 244 Отечественная историография вчера и сегодня Национальные историографии тех народов, которые когда-то входили в Советский Союз (или еще входят в Россию), концентри- руются на собственной нации и сравнительно недавно обретенном государстве, проецируя их в прошлое. Для них «империя» (россий- ская или советская) — лишь тягостный контекст, в котором «просы- палась», зрела, боролась за независимость та или иная нация. На ве- ру принимается стремление власти сделать жизнь своих нерусских подданных как можно несносней. Описание исторических процессов в постсоветских государст- вах выступает в виде рассуждений о том, как история «оправдывает» возможное расширение национальной территории за счет соседей. В современной российской историографии из учебников истории «пропадают» те территории, которые сегодня не входят в Россий- скую Федерацию. Тенденция к исключению Царства Польского и Княжества Финляндского из сферы интересов историков наметилась уже давно, то же самое происходит сегодня в отношении Средней Азии, Закавказья и Прибалтики. С другой стороны «школьные учеб- ники» нам мало что говорят о протекании исторических процессов на территориях Российской Федерации до их вхождения (завоева- ния) в состав Российской империи (Советского Союза). В учебниках по истории Украины XX века нет ни слова о дружбе народов СССР в годы войны. Война показана лишь как вой- на соседнего государства, в которой украинский народ понес самые большие потери, а Украина внесла главный вклад в разгром Герма- нии и ее союзников. «История Латвии» — «справочник- путеводитель» по новому прочтению истории XX века. Концлагеря, в т.ч. латвийский Саласпилс, названы лагерями трудового перевос- питания, а героями Сопротивления именуются ветераны фашист- ских организаций2. Главные беды латышей начались после ее окку- пации Советским Союзом, против которого всенародно боролись3. После образования независимых государств в Средней Азии, трактовки основных событий ее новейшей истории, подверглись решительному пересмотру. В большинстве случаев дореволюцион- ная и советская интерпретация исследуемых событий были объявле- ны «фальсификаторскими», искажающими историю «национально- 2 Данилов. 2005. С. 55-56. 3 Нарочницкая. 2005. С. 27-28; 31. И. А. Новиков. «Вариативность» истории… 245 освободительной борьбы». Теперь, например в Узбекистане, отказа- лись от термина «басмачество», а обозначают события 1920–30-х гг. узбекским термином «истиклолчилик харакати», который якобы от- ражает «истинную сущность» событий. Басмачество стало рассмат- риваться как «национально-освободительное», «общенародное дви- жение», возникшее в результате смены на территории Туркестана «русского колониализма» «советским». В этой борьбе по одну сто- рону туркестанцы, по другую «русские большевики», а также от- дельные представители местного населения, кого «большевики смогли обманным путем перетянуть на свою сторону». Чаще всего басмачество рассматривается как борьба за создание «независимого Туркестанского государства» или «как движение за освобождение узбекского народа». Основные лидеры басмаческого движения при- знаются «историческими личностями, которые боролись за сохране- ние национальных и общечеловеческих ценностей»4. В разной степени, но аналогичным моделям следуют и учебни- ки истории других независимых государств, в т.ч. Казахстана, Мол- довы и Украины5. Вряд ли способствуют взаимопониманию страни- цы учебников национальных историй, в которых включение Крымского полуострова в состав Украины объясняется попыткой переложить на ее плечи часть моральной ответственности за высе- ление с полуострова крымско-татарского населения или тем, что СССР не нужен был казахский народ со своей землей и скотом, а сюда хотели переселить другие народы и разбить там лагеря. Каждый национальный учебник по своему «уникален» и «непо- вторим». В примитивной версии национальных историй обычно при- сутствует русификаторское, деспотическое государство и героически сопротивляющееся местное население. По сути дела, это новая вер- сия больного для историков вопроса о соотношении их исследований с мифотворчеством. Его бурный расцвет в последние годы вполне объясним, поскольку национальное мифотворчество приобретает благодатную почву именно в эпохи общественных потрясений. Вместе с тем региональный или национально-региональный подход дает возможность рассматривать протекание исторических процессов более объективно, акцентируя внимание не только на оп- ределенной территории, но и на их совокупности, так как ход собы- 4 Туркестан в начале XX века… 5 Стати. Указ. соч.; История Казахстана…; Воронянский. 2003. 246 Отечественная историография вчера и сегодня тий во многом имеет единую основу, но с региональным оттенком. Особенно это проявляется при изучении различных аспектов горно- заводских регионов Российской империи и Советского Союза: Уральского, Олонецкого, Алтайского, Забайкальского, Южнорус- ского (Украинского), Закавказского (Грузинского), Западнорусского (Польского, Белорусского, Литовского). Связано это с тем, что гор- нозаводская (металлургическая) промышленность является стержне- вой основой развития любого государства. Начиная с XVIII в., черная и цветная металлургия были основой промышленного развития в Российской империи, а главными горно- металлургическими центрами уральский и южнорусский (украин- ский) экономические районы. В настоящий момент они продолжают занимать лидирующие позиции в мировом производстве металла: Урал производит в год 17 млн. тонн чугуна, что составляет 35% от общероссийского выпуска и 3,2% от мирового, а Украина — 22,5 млн. тонн и 4,2% от мирового6. На территории этих стран не найти аналогичных примеров столь мощного и во многом определяющего влияния этой отрасли на всё социально-экономическое развитие и территориальную организацию хозяйства. Вместе с тем, металлур- гия, как и вся экономика России и Украины — основных горноза- водских регионов дореформенной России, в условиях реформирова- ния 1990-х гг. переживала острый кризис, во многом сходный с упадком горнозаводского производства в Российской империи в конце XVIII в., в 1860-80-е гг. и в начале XХ в. Как и тогда, упадок производства был связан с изменением промышленной политики правительства, экспортной составляющей производства и системы управления экономикой. Развитие горнозаводского производства и его модернизация про- исходили из-за постоянно растущих потребностей русской армии. На необъятных просторах России возникали металлургические заводы, не только расположенные у залежей месторождений железных, мед- ных и серебросвинцовых руд, но также и приближенные к месту сбы- та, так как удаленность от них повышала себестоимость металла и затрудняла его своевременную доставку. Необходимо также учиты- вать потребности в металле местного населения на вновь завоеванных и присоединенных территориях. К концу XVIII в. в результате успеш- ных военных действий против Османской империи и Польши Россия 6 Запарий. 2003. С. 30; 32. И. А. Новиков. «Вариативность» истории… 247 сумела существенно расширить свои границы на юге и западе импе- рии. Это привело к потере рынка шведского металла на этих террито- риях, так как Российская империя придерживалась высоких запрети- тельных пошлин на его ввоз из-за границы. Поэтому возникают новые заводы в Западнорусских губерниях, в Донбассе, где был построен Луганский литейный завод, и в Закавказье. Вновь присоединенные территории вдоль побережья Азовского и Черного морей необходимо было защищать и осваивать. В малона- селенном крае строились новые крепости и портовые города, а на верфях — корабли, которые нуждались в огромном количестве ко- рабельных и крепостных артиллерийских орудий, а также в снаря- дах. Производить их нужно было на месте. Благодаря настойчивости Новороссийского генерал-губернатора Г. А. Потемкина и сменивше- го его П. А. Зубова организуются поисковые экспедиции. В степном крае были разведаны месторождения каменного угля, продолжался поиск других полезных ископаемых7. После настоятельных просьб командира Черноморского адмиралтейства Н. С. Мордвинова, Ново- российского генерал-губернатора П. А. Зубова за промышленное освоение Донецкого уезда и строительство крупного завода взялся (Чарльз) Карл Карлович Гаскойн. Выходец из Шотландии, волею судьбы он в 1786 г. оказался в России и стал во главе Александров- ского пушечного завода в Карелии, а затем и директором Олонец- ких, Кронштадтского и Санкт-Петербургского заводов. 14 ноября 1795 г. Екатерина II подписала указ «Об устроении литейного завода в Донецком уезде при реке Лугани и об учрежде- нии ломки найденного в той стране каменного угля» и определила сумму на его сооружение — 650 тысяч рублей за счет казны8. Строительство и управление Луганского завода поручалось К. К. Гаскойну на основании заключенного с ним контракта об управлении Олонецкими заводами9. На Александровском заводе в Петрозаводске началось изготовление необходимой техники, а вес- ной 1796 г. на место постройки выехали Гаскойн, его первый упра- витель — А. Пикарон, управлявший до этого Кронштадтским заво- дом, шотландские мастера и рабочие с Олонецких заводов. В 1796 г. началось строительство завода: были построены дома для директора, 7 РГАДА. Ф. 271. Оп. 1/3. Д. 2199. Л. 220. 8 Там же. Д. 2203. Л. 264. 9 Там же. Оп. 1/6. Д. 2988. Л. 13. 248 Отечественная историография вчера и сегодня мастеровых, склады, шахта в Лисичьем буераке (первая угольная шахта в России). С самого начала строительства остро встал кадро- вый вопрос. Основную часть составили мастеровые закрытых из-за безлесья Липецких заводов, Херсонского литейного двора и переве- денные с Олонецких заводов10. Гаскойн строго требовал соблюдения дисциплины и считал наблюдение за здоровьем мастеровых своим первейшим долгом. Он запретил продавать вино и крепкие напитки при рудниках и заводах и увеличивать число уже имеющихся каба- ков11, отменил все праздничные дни, кроме воскресенья и четырех дней в году. Нарушители лишались награждения, а ведущие трезвый образ поощрялись. Кроме того, проверялось соблюдение чистоты в избах12. На работах использовались польские военнопленные: в 1797 г. их было 70 человек, а спустя пять лет последние 54 арестанта после многочисленных просьб отправились на родину13. Луганский завод отливал пушки малых калибров, гранаты и яд- ра, снабжая ими Черноморский флот и крепости Азовского и Черно- морского побережий. Он также принимал заказы на чугунные изде- лия: литье, решетки для печей винокуренных заводов, памятники, кресты для церквей и т.п. 14. Для производства использовался привоз- ной уральский чугун, который доставлялся по высокой весенней воде один раз в год (все попытки организовать плавку на основе местных руд оказались неудачными). В октябре 1800 г. была задута доменная печь — первая на Украине. На ней впервые в истории России и Ук- раины чугун выплавлялся с помощью каменноугольного кокса. Одна- ко он оказался низкого качества. Правительство приняло решение за- крыть завод. Это не произошло, но здоровье К. К. Гаскойна было подорвано, и 20 июля 1806 г. он скончался15. Благодаря деятельности Гаскойна, в течение первых десятиле- тий XIX века Луганский завод оставался на уровне передовых заво- дов Европы. В Гаскойне сочетались разносторонние технические 10 Государственный архив Луганской области (ГАЛО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 2. Л. 22; Д. 103. Л. 32; РГАДА. Ф. 271. Оп. 1/3. Д. 2203. Л. 265 11 РГАДА. Ф. 271. Оп. 1/3. Д. 2203. Л. 267-267об. 12 ГАЛО. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 487. Л. 15-16. 13 Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 97. Л. 2. 14 Там же. Д. 69. Л. 15-17. 15 Национальный архив Республики Карелия (НА РК). Ф. 37. Оп. 5. Д. 50/261. Л. 32. И. А. Новиков. «Вариативность» истории… 249 знания и редкий организаторский талант. Создание крупной метал- лургической и машиностроительной промышленности, строительст- во первых российских паровых машин, преобразования в области мер и весов, организация монетного дела с помощью паровых двига- телей — такова только часть его заслуг. Гаскойн воспитал целую плеяду учеников, которые определили развитие Олонецких и Луган- ского заводов в первой половине XIX века. Благодаря ему была за- ложена база для развития металлургической, горнодобывающей и машиностроительной промышленности Украины, которая во второй половине XIX в. вышла на передовые позиции в Российской импе- рии и оставалась таковой до крушения Советского Союза. Природно-географические условия западно-российских губерний также позволяли еще с незапамятных времен, используя болотные руды и значительные лесные ресурсы, получать железо. Отсутствие развитой транспортной системы приводило к удорожанию привози- мого уральского металла. В этих условиях развитие металлургическо- го производства в западно-российских губерниях было экономически выгодным делом для частных заводовладельцев. Наибольшими объе- мами производства выделялись четыре завода: Вишневский И. Хреп- товича, Старинковский А. И. Бенкендорфа, Чернявский великого кня- зя Николая Николаевича и Налибокский Л. П. Витгенштейна. На старейшем Вишневском заводе еще в 1782 г. была задута первая дом- на. В среднем завод выпускал 10 тыс. пудов чугуна и стали. Берг- коллегия периодически рассматривала вопросы об оказании пособий владельцам заводов. Кроме того производство металла также осуще- ствлялось самими крестьянами из обломков старого железа. Таким образом, заводы западно-российских губерний и Царства Польского в среднем выплавляли до 6% общероссийского металла16. Значительная удаленность от центра страны, разбросанность горнозаводских регионов и необходимость контроля над частными заводчиками приводят правительство к решению создать централь- ное и региональное горнозаводское управление. В XVIII в. — Берг- коллегия, Кабинет Его Императорского Величества, Берг-конторы, Канцелярии заводов и горные начальства. С созданием в 1802 г. ми- нистерств, изменяется и структура органов управления горнозавод- 16 РГАДА. Ф. 271. Оп. 2. Д. 781. Л. 1-135; Оп. 1/6. Д. 3005. Л. 1-149; Киш- тымов. 2001. С. 70-73; Гагемейстер. 1856. № 148. 250 Отечественная историография вчера и сегодня ской промышленностью Российской империи. Ее основой становят- ся горные правления, состоящие из одного или двух департаментов, в зависимости от формы собственности расположенных на подчи- ненной территории заводов. Региональные органы горнозаводского управления создавались в зависимости от распространения металлургической промышленно- сти на огромном пространстве Российской империи. Ядром системы местных органов управления горнозаводскими регионами в XVIII – начале XIX в. были сначала бергамты, а затем Канцелярии заводов и горные начальства, а также горные правления. По своему админист- ративно-правовому положению они приравнивались к губернским и провинциальным канцеляриям, берг-конторам, а управители — вое- водам. Структура аппарата представляла собой разветвленную сеть повытий и приравненных к ним подразделений, которые с течением времени могли сливаться, разделяться, трансформироваться или ре- организовываться. Всего в XVIII в. возникли: в 20-е гг. — Олонец- ких Петровских заводов (в их подчинении c 1795 г. находился и по- строенный Луганский завод на Украине); 1720 г. — Казанское; 1725 г. — Пермское и Нерчинское; 1736 г. — Томское и Кузнецкое; 1737 г. — Красноярское; 1747 г. — Колывано-Воскресенское; 1754 г. — Оренбургское; 1764 г. — Гороблагодатское горные на- чальства17. От губернских и провинциальных властей им были пере- даны функции сбора по оброчным статьям, рекрутские наборы и сборы лошадей для драгунских команд. К ним поступал десятичный сбор и чрезвычайные подати с заводов. Именно они осуществляли контроль за частными заводами, имели право определять причины остановки домен и вододействующего оборудования на заводах, рассматривать земельные споры из-за месторождений и рудников, возникавшие между казной и заводовладельцами18. Данная регио- нальная структура просуществовала с небольшими изменениями до 1781 г. и с 1797 по 1802 гг. на Урале и до 1828 г. в Западной Сибири на Колывано-Воскресенских (Алтайских) заводах. 17 НА РК. Ф. 37. Оп. 5. Д. 50/261. Л. 1; Д. 2/9. Л. 8; РГАДА. Ф. 271. Оп. 1/6. Д. 2988. Л. 13; Корепанов. 1996. № 3. С. 219; ПСЗ-1. Т. 22. № 16496. С. 787; НА РК. Ф. 37. Оп. 1. Д. 2/9. Л. 8. 18 РГАДА. Ф. 271. Оп. 1/3. Д. 2203. Л. 220-221; Корепанов. 1996. С. 220-221. И. А. Новиков. «Вариативность» истории… 251 На Сибирских (Уральских) заводах (до середины XVIII в. Урал считался частью Сибири, и поэтому заводы назывались Сибирскими) местные органы создавались под руководством И. Ф. Блиэра, В. Н. Татищева и В. И. Геннина. С 1722 по 1734 гг. В. И. Геннин пы- тался воспроизвести систему управления, которая действовала под его руководством на Олонецких заводах. Однако он осуществлял только техническое и организационное руководство заводами, а администра- тивные, судебные и финансовые вопросы решали специальные чи- новники, которые образовали в 1723 г. Высший горный совет — Си- бирский обербергамт в строящемся Екатеринбурге. В годы деятельности Сибирского обербергамта были заложены основы мест- ной системы управления горными заводами региона. Подчиненность Екатеринбургу проявлялась в назначении управителей и руководите- лей Нерчинского бергамта, а также проведении ревизий подчиненного учреждения. Чаще всего это происходило в период уменьшения вы- плавки серебра на заводах. В 1736 г. по решению В. Н. Татищева на Нерчинский завод для его осмотра и свидетельства руд и припасов был послан бергмейстер Н. Г. Клеопин. Он пришел к выводу, что «для многих в разных местах рудных признаков… здешнее место оставить не надлежит»19. Это дало толчок для дальнейшего развития Нерчин- ских заводов — основы Восточносибирского промышленного района. Промышленный вектор в середине 1740-х гг. перекинулся и на Южный Урал. В 1744 г. Берг-коллегия и оренбургский губернатор <