Синтетическое (конструктивное) толкование 13 глава

О СУЩНОСТИ СНОВИДЕНИЙ

Медицинская психология выделяется из прочих естественно-научных дисциплин прежде всего тем, что она должна разбираться с самыми комплексными пробле­мами, будучи лишенной при этом возможности опираться на гарантированное устроение опыта, экспериментальные серии и доступную логическому анализу совокупность фактов. Напротив, она видит несчетное количество постоянно изменяющихся, иррациональных и противопоставляемых друг другу данностей; душа ведь - самое непроницаемое и самое заветное образование из тех, которыми только занималась научная мысль. Необходимо, правда, признать, что все психические явления все же находятся в отношешии каузального следования - в самом широком смысле слова - хотя именно здесь стоило бы принять во внимание, что каузальность, в конечном счете, есть только лишь статистическая правда. Посему, вероятно, в некоторых случаях вполне было бы уместным по крайней мере оставить отворенной дверь для некой, может быть абсолютной иррациональности, даже если - уже из эвристических соображений - и поднимается прежде всего и всегда вопрос о каузальности. Также было бы недурно, если бы уже при данной постановке вопроса приняли по крайней мере в расчет одно из классических разделений понятия, а именно: разделение на cause efficiens и cause finalis. При психологических обстоятельствах вопрос: "Почему это произошло?" - вовсе не обязательно является более плодотворным, чем другой вопрос: "Для чего это произошло?"

Среди многих проблем медицинской психологии существует дитя, доставляющее немало хлопот, это - сновидение. Обсуждать сновидение исключительно в его ме­дицинском аспекте, а именно, соотносительно с диагнозом и прогнозом болезненных состояний - было бы, верно сколь интересной, столь и трудной задачей. Сновидение фактически занимается здоровьем и болезнью, а поскольку оно черпает все это - вследствие своего бессознательного происхождения - из подпороговых восприятий, то оно может иногда продуцировать весьма ценные для познания вещи. Часто оно служило мне подмогой в тех случаях, когда было трудно поставить дифферен­циальный диагноз при органических и психогенных симптомах. Некоторые снови­дения необыкновенно значимы и для прогноза^[252]. И все же в этой области отсут­ствуют необходимые наработки - такие, как тщательно собранная коллекция реальных случаев из практики и многое тому подобное. Но это задача будущего; психологически обученные врачи должны систематически протоколировать снови­дения, тогда бы мы имели возможность получить такой материал сновидений, который можно было бы соотнести со вспышкой острого и опасного для жизни заболевания (наступившего позднее) или даже с летальным исходом, т.е. с собы­тиями, которые на момент составления протоколов нельзя было предвидеть. Исследования сновидений в целом - работа на всю жизнь. Для разработки теории сновидений требуется сотрудничество многих. Поэтому в этом кратком обзоре я предпочел так изложить фундаментальные аспекты психологии сновидений и их интерпретации, чтобы даже человек, несведующий в данной области, сумел бы составить себе представление о том, как происходит постановка вопроса и в чем суть методики. Тот, кто хорошо знаком с этой материей, конечно, согласится со мной, что знание основополагающих принципов много важнее, чем нагромождение казуистических данных, которые все же не в состоянии заменить недостающего опыта.

Сновидение - это кусочек непроизвольной психической деятельности, в которой осознанности ровно в той мере, чтобы репродуцироваться в момент пробуждения.

Среди прочих душевных явлений сновидение поставляет, вероятно, больше всего "иррациональных" данностей. Кажется, что ему отпущен минимум той логической связанности и иерархии значения, которые демонстрируют прочие содержания сознания; и поэтому сновидение менее всего проницаемо и постижимо. Сновидения, удовлетворительно скомбинированные (логически ли, морально или эстетически), относятся как раз к исключениям. Как правило, сновидение - странное и чуждое образование, которое характеризуется многими "скверными свойствами", такими как отсутствие логики, сомнительной моралью, некрасивым обличьем и очевидной парадоксальностью или даже бессмыслицей. Поэтому его охотно бичуют как глупое, бессмысленное и малоценное.

Всякое толкование сновидения - это психологическое высказывание по поводу некоторых душевных содержаний сновидения. Посему толкование вовсе не являет­ся безопасным, ведь сновидец, как правило, (впрочем, как большинство людей) часто выказывает просто изумительную восприимчивость, и не только к неверным, но прежде всего к правильным замечаниям. Хотя и возможно перерабатывать сновидение без соучастия самого сновидца, но делать это можно только при совершенно определенных предпосылках, так как требуется, по большей части, прямо-таки невероятное усилие для того, чтобы оставаться тактичным и не задеть без надобности чужое чувство собственного достоинства. Что, к примеру, скажешь, если пациент рассказывает вереницу отнюдь нескромных и непристойных снови­дений, и затем вплетает вопрос: "Почему у меня такие откровенно гнусные сновидения?" На подобный вопрос лучше не давать никакого ответа, потому что на него - по многим причинам - трудно ответить - и как раз новичку (только что приступившему к анализу); в подобных ситуациях слишком легко говорится что-то нескладное и неловкое, и именно тогда, когда ошибочно полагают, что сумели ответить на вопрос. Понимание сновидения - столь трудное дело, что я уже давным-давно взял себе за правило: если мне кто-либо рассказывает сновидение и спрашивает моего мнения, то я прежде всего говорю себе самому: "У меня нет никакого предчувствия относительно того, что означает данное сновидение". Только после этой констатации я могу приступить к исследованию сновидения.

Здесь у читателя, конечно же, возникает вопрос: стоит ли вообще выискивать смысл сновидения в каждом конкретном случае, исходя из предположения, что сновидения вообще имеют некий смысл и что его в общем и целом можно подтвердить и обнаружить.

То, что, к примеру, животное является позвоночным, легко может быть доказано после обнаружения позвоночного столба. Как, однако, должно поступить для того, чтобы "обнаружить" внутреннюю, полную смысла структуру сновидения? Поначалу кажется, что у сновидения вообще нет никаких однозначных законов формы и вообще никаких закономерных способов поведения, несмотря на хорошо известные всем "типичные" сновидения, каковыми, к примеру, являются сновидения о домо­вых, кобольдах и леших. Устрашающие сновидения и вправду вовсе не редкость, но они никоим образом не составляют правила. Наряду с этим имеются типичные мотивы сновидений, которые известны даже дилетантам в этой области; например, - полет, восхождение по лестнице или подъем на гору, расхаживание в неглиже, выпадение зуба, толпа народа, гостиница, вокзал, железная дорога, самолет, автомобиль, пугающие жив.отные (змея) и т.д. Эти мотивы воистину очень частые, однако они ни в коем разе не годятся для того, чтобы можно было прийти к заключению относительно какой-то закономерности в сновидениях.

Некоторые люди видят'время от времени один и тот же сон. Это происходит именно в юношеском возрасте; иногда, однако, такое повторение простирается на многие десятилетия. При этом нередко речь идет о чрезвычайно впечатляющих сновидениях, после которых остается безусловное чувство, что "они что-то да значат". Это чувство вполне правомочно, ибо даже при величайшей предосторож­ности не удается миновать предположения, что время от времени наступает определенная психическая ситуация, вызывающая данное сновидение. "Психичес­кая ситуация" есть нечто, что, - если это удается сформулировать - идентично определенному смыслу (разумеется, только в том случае, если не настаивают на абсолютно недоказуемой гипотезе, будто все сновидения можно вывести из зова желудка, положения на спине во время сна и многого тому подобного). На самом деле такие сновидения наводят на мысль, что следует по крайней мере допустить что-то вроде каузального смыслового содержания. То же самое верно и в отношении так называемых типичных мотивов, которые многократно повторяются в длинных сериях сновидений. Здесь также трудно отделаться от впечатления, что "под этим что-то подразумевается".

Однако как нам добиться убедительного и внятного смысла, как можно затем подтвердить верность своих выкладок? Первая, разумеется, ненаучная, метода состоит в том, что с помощью сонника можно было бы дать пророчества о грядущих событиях и затем - если они в последующем наступают - верифицировать данное толкование (исходя из предположения, что смысл сновидения состоит в том, чтобы антиципировать будущее).

Иная возможность - напрямую указать на смысл сновидения и документально доказать его - состоит, вероятно, в том, что (ограничившись только минувшим) реконструируются более ранние переживания из факта появления определенных мотивов. Хотя это в ограниченной мере и возможно, однако решающее значение оно имело бы только тогда, когда тем самым можно было бы разузнать нечто, фактически имевшее место ранее (до сновидения), но остававшееся для сновидца бессознательным, во всяком случае нечто, о чем сновидец ни при каких обстоя­тельствах не хотел бы проболтаться. Если оба эти условия не соблюдаются, то речь идет только лишь об образе воспоминания, появление которого в сновидении, во-первых, никем не оспаривается, и который, во-вторых, крайне незначителен касательно смысловой функции сновидения, - ведь иначе сновидец с равным успехом сумел бы сознательно информировать нас о том же самом. К сожалению этим исчерпываются возможности прямого доказательства смысла сновидения.

Фрейд при изучении сновидений напал на верный след - и в этом его великая заслуга^[253]. Прежде всего он признал, что без сновидца мы не можем браться за толкование. Слова, которые составляют отчет о сновидении, имеют не один- единственный смысл, они - многозначны. Если, к примеру, снится кому-то стол, то долгое время остается неизвестным, что означает этот "стол" сновидца, хотя слово стол кажется достаточно недвусмысленным. Ведь мы же и вправду не знаем, что этот стол есть именно тот самый стол, за которым сидел и ел его отец, когда он отказал сновидцу в какой бы то ни было дальнейшей финансовой помощи, вышвырнув последнего из дому как бездельника. Белая поверхность этого стола застыла в его сознании того дня, как впрочем и в сновидении этой ночи, как символ его катастрофической негодности. Это как раз то, что наш сновидец понимает под "столом". Поэтому нам необходима помощь сновидца, чтобы ограничить себя при толковании всего многообразия слов чем-то существенным и убедительным. Тот, кто при сем не присутствовал, может сомневаться, что этот стол характеризует некий мучительный поворотный пункт в жизни сновидца. Однако сновидец, так же как и я, в этом нисколько не сомневается. Ясно, что толкование сновидения в самую первую очередь есть переживание, которое поначалу является несомненно установленным только для двух лиц.

Итак, если мы приходим к констатации того, что стол в сновидении означает

именно тот самый фатальный стол (со всем тем, что с ним связано) - тогда мы растолковали если не всё сновидение, то, по крайней мере, его существенный отдельный мотив, другими словами, мы узнали, что имеется ввиду под словом стол в субъективном контексте.

Мы пришли к этому результату, используя технику расспрашивания о наитиях сновидца. Последующие процедуры, которым Фрейд подвергает содержание сновидения, я должен, разумеется, отклонить, потому что они исходят из совершенно предвзятого мнения, будто сновидения суть исполнения "вытесненных желаний". Хотя и бывают такие сновидения, но это все же далеко недостаточные аргументы з пользу понимания всех сновидений как исполнений желания; точно так же это не может служить доказательством того, что все помыслы сознательной жизни души - исполнения желаний. Ведь нет совершенно никакого основания предполагать, что бессознательные процессы, лежащие в основе сновидений, являются по форме и по содержанию куда более ограниченными и однозначными, чем процессы сознания. Скорее можно было бы предположить это о помянутых содержаниях сознания, будто они могут ограничиваться известными типами, так как они отображают закономерность или даже монотонию сознательного образа жизни.

Для того чтобы установить смысл сновидения, я разработал (на основе прокомментированного выше) методический прием, названный инвентаризацией контекста, который состоит в том, что для каждой примечательной детали сновидения - при помощи наитий сновидца - устанавливается, в каком нюансе значения она представляется сновидцу. Итак, я применяю здесь прием, который используется при дешифровке трудночитаемого текста. Эта техника вовсе не всегда имеет своим результатом внятный текст, но зачастую только лишь что-то вроде намека (кажущегося крайне значимым) на несметные возможности. Однажды я лечил молодого человека, который в анамнезе сообщил мне, что он счастливо обручен с девушкой из "хорошей" семьи. В сновидениях же ее облик часто появлялся в весьма невыгодном виде. Из контекста следовало, что бессознательное сновидца комбинировало с обликом невесты всяческие скандальные истории из совершенно другого источника, - что ему было совершенно непонятно, впрочем, как и мне. Из постоянного повторения таких комбинаций я однако заключил, что, несмотря на его сознательное противление, все же складывается некая бессознательная тенденция, которая пытается выставить невесту в таком двусмысленном свете. Пациент сказал мне, что если бы на самом деле это было так, то для него это означало бы катастрофу. Обострение его невроза наступило спустя некоторое время после помолвки. Подозрительность в отношении невесты, несмотря всю немыслимость этого, показалась мне пунктом такой первостепенной важности, что я присоветовал установить за ней наблюдение. Оно доказало, что подозрение было вполне оправданным, но "шок" от столь нерадостного открытия не только не погубил пациента, но излечил от невроза, а также и от невесты. Хотя инвентаризация контекста давала так называемую "немыслицу" и приводила тем самым к толкованию сновидения, кажущемуся безумным, но все же это толкование оказалось верным в свете открытых в последующем фактов. Этот случай - пример простоты. Излишне подчеркивать, что совсем немного сновидений отыскивают столь простое разрешение.

Составление описи контекста, разумеется, простая, чуть ли не механическая работа, которая имеет только подготовительное значение. Следующая за этим реставрация или изготовление читабельного текста, а именно, собственно интерпретации сновидения, является, как правило, задачей, предъявляющей высокие требования. Она предполагает психологическое вчувствование, комбина­торную способность, интуицию, познания человека и мира, но прежде всего - некое специфическое знание, которое в равной мере касается как обширной эрудиции, так

и определенного "intelligence du coeur". Все эти предпосылки, включая более всего последние, важны в искусстве медицинской диагностики вообще. Для умения понять сновидения требуется не одна шестая часть чувства. Нужно нечто большее, чем бездуховная схема, каковую мы обнаруживаем в вульгарных сонниках или которая почти всегда развивается под влиянием предвзятого мнения. Стереотипное раскладывание мотивов сновидения абсолютно неприемлемо и от него следует напрочь отказаться; право на существование имеют только специфические значения, выисканные посредством тщательной инвентаризации контекста. Если даже некто обладает большим опытом в данной области, то ему также необходимо - всегда и неизменно - перед каждым сновидением признаться самому себе в своем полном неведении и настроить себя на нечто совершенно неожиданное, отвергнув все предвзятые мнения.

Насколько сновидения относятся к определенному своеобычному сознанию и к определенной душевной ситуации, настолько же глубоко лежат их корни за неведомыми темными кулисами феноменов сознания. Мы называем эти кулисы, или этот фон (за неимением иного характеристического выражения), бессознательным. Мы ничего не знаем о его сущности в себе и для себя, а наблюдаем только определенные воздействия, из стечения и свойств которых мы дерзаем делать определенные апостериорные выводы о природе бессознательной психики. Так как сновидение есть необыкновенно частотное и нормальное проявление бессознатель­ной психики, то, по большей части, оно и поставляет опытный материал для изучения бессознательного.

Так как смысл большинства сновидений не совпадает с тенденциями сознания, но выказывает своеобразные от него отклонения, то мы обязаны допустить, что бессознательное, или матрица сновидений, имеет некую самостоятельную функ­цию. Я называю это автономией бессознательного Сновидение не только не повинуется нашей воле, но зачастую стоит прямо-таки в резкой оппозиции к намерениям сознания. Это противоречие, однако, отнюдь не всегда отчеканено столь определенно; по временам сновидение может отклоняться от сознательной установки или тенденции на самую малость и выдавать нам модификации этой установки, иногда оно даже может вполне смыкаться с содержанием и тенденцией сознания. Для того чтобы сформулировать это поведение, я предложил единственно возможное понятие - понятие компенсации, которому лишь одному по силам непротиворечиво резюмировать, как мне кажется, все способы поведения сновидения. Компенсацию следует строго отделять от комплементирования. Комплемент - слишком ограниченное и слишком ограничивающее понятие, которое не годится для того, чтобы подходящим образом объяснить функцию сновидения, так как это понятие характеризует, так сказать, принудительное отношение дополнения^[254]. Компенсация же, напротив, как свидетельствует термин, есть некоторое сличение и сравнивание различных данных и точек зрения, благодаря чему возникает выравнивание или исправление.

В этом отношении существуют три возможности. Если установка сознания касательно жизненной ситуации является крайне односторонней, то сновидение принимает противоположную позицию. Если сознание занимает положение, приближенное более или менее к "середине", то сновидение довольствуется вариантами. Если же положение сознания "правильное" (адекватное), то сновидение полностью смыкается с подчеркивая одновременно свои собственные тенденции, иначе потерялась бы его своеобразная автономия. Поскольку мы никогда не можем с уверенностью знать, как следует оценивать сознательную ситуацию того или

иного пациента, то изначально исключается толкование сновидения без распросов сновидца. Но даже если мы осведомлены о сознательной ситуации, то нам еще - несмотря на это - ничего не ведомо о позиции бессознательного. Так как бес­сознательное является матрицей не только сновидений, но так же и психогенных симптомов, вопрос о позиции бессознательного приобретает особую практическую важность. Ведь бессознательное (нисколько не горюя о том, ощущаю ли я и другие вместе со мной мою сознательную установку как верную) может, так сказать "быть другого мнения". Последнее совершенно не безразлично - и, именно в случае невроза - поскольку всецело в руках бессознательного вызывать всевозможные досадные нарушения посредством ошибочных действий (зачастую имеющих плохие последствия) или порождать невротическое симптомы. Подобные нарушения поко­ятся на несогласованности "осознаваемого" и "неосознаваемого". "В случае нормы", видимо, налицо подобная согласованность. Фактически такая согласованность существует совсем нечасто, и это является причиной необозримого множества психогенных непереносимостей, от тяжелых несчастных случаев и болезни до безобидной lapsus lingae. Фрейд указал на эти взаимосвязи - и в этом его заслуга^[255].

Хотя в подавляющем большинстве случаев компенсация нацелена на реставрацию нормального душевного равновесия, и таким образом она оказывается чем-то вроде самоуправления психической системы, все же нельзя ограничиться только признанием этого факта, потому что при определенных условиях и в известных случаях (например, при латентных психозах) компенсация ведет к фатальному исходу (перевешивают деструктивные тенденции!), к примеру, к самоубийству или прочим аномальным поступкам, которые "зарегистрированы" в биографии некоторых, угнетенных проблемами, индивидов.

При лечении неврозов стоит задача по восстановлению в общих чертах гармонии между "осознаваемым" и "неосознаваемым". Как известно, это может происходить самыми разнообразными способами, начиная с организации "естественного способа жизни", убеждений со стороны разума, усилий воли и вплоть до "анализа бессознательного".

Если упрощенные методы очень часто дают осечку, и когда врач уже более не знает, как же следует лечить пациента дальше, - компенсаторная функция сновидения предлагает желанную помощь. Конечно же, не бывает такого, чтобы сновидения современных людей свидетельствовали бы о неком подходящем средстве исцеления (как сообщается об инкубационных сновидениях, которые снились в храмах Асклепия^[256]); однако сновидения высвечивают ситуацию пациента таким образом и таким способом, что это может способствовать здоровью даже помимо прямого свидетельства. Они приносят воспоминания, прозорливость, переживания, которые пробуждают в спящем личность и открывают бессознатель­ное так, что тот, кто без устали перерабатывает в течение долгого времени свои сновидения под компетентной опекой психотерапевта, редко остается без обога­щения и расширения своего горизонта. Именно благодаря этому компенсаторному поведению анализ сновидений позволяет - если он проводится последовательно - сделать доступным и уяснить новые точки зрения, он открывает новые пути, которые помогают преодолеть устрашающий застой и вывести из него.

При помощи понятия компенсации функция сновидения, разумеется, харак­теризуется только лишь в самом общем виде. Если же удается окинуть взором серии сновидений, охватывающие более несколько сотен - как это имеет место при длительном и трудном лечении - то у наблюдателя невольно вырисовывается феномен, который в случае единичного сновидения оставался сокрытым за соот­ветствующей компенсацией. Это что-то вроде процесса развития, происходящего в личности. Поначалу компенсации представляются в виде соответствующего выравнивания односторонностей или как балансировка нарушенных равновесий. Однако при более глубоком постижении и по мере нарастания опыта эти, кажущиеся одноразовыми акты компенсации, организуются в нечто, напоминающее план. Кажется, что они взаимно связаны между собой и соподчинены какой-то общей цели в более глубоком смысле, так что теперь длинная серия сновидений представляется уже не бессмысленным нанизыванием и чередой событий - некогерентных и одноразовых, - а процессом развития и упорядочения, который протекает планомерно, ступень за ступенью. Я обозначил это бессознательное течение, спонтанно проявляющееся в символике длинной серии сновидений как процесс индивидуации.

Здесь было бы самое место привести поясняющие примеры, в которых бы изображался наш способ трактовки и обработки сновидений. К сожалению, однако, это совершенно невозможно по техническим причинам. Посему я отсылаю к своей книге "Психология и алхимия", которая среди прочего содержит исследование структуры серии сновидений, уделяя при этом особое внимание процессу индивидуации.

Вопрос о том, можно ли распознать что-то вроде хода развития, указывающего на индивидуацию, также и в длинной серии сновидений, полученных вне анали­тической процедуры, остается - за неимением соответствующих разысканий - пока еще совершенно неясным. Аналитическая процедура означает, - как раз именно из- за того, что она включает в себя систематический анализ сновидений, - "process of quickened maturation", как когда-то метко заметил Стэнли Холл. Поэтому вполне возможно появление тех же мотивов (которые сопровождают процесс индиви­дуации, преимущественно и первую очередь только в сериях сновидений, полученных внутри аналитической процедуры) также и во "внеаналитических" сериях сновидений; только там, они, вероятно, происходят при значительно большей отдаленности друг от друга во времени.

Выше я уже упоминал, что толкование сновидений вкупе со всем прочим требует специального знания. Я допускаю, что интеллигентный дилетант, обладающий некоторыми психологическими познаниями, определенным жизненным опытом и посредством упражнений, в состоянии практически верно диагностировать компен­сацию сновидений, и полагаю также совершенно исключенным, чтобы тот, кто не обладает познанием в области мифологии и фольклора, знанием психологии примитивов и сравнительной истории религии, был бы в состоянии понять сущность процесса индивидуации, того процесса - который, судя по всему, что нам известно, - лежит в основе психологической компенсации.

Не все сновидения имеют одну и ту же важность. Уже примитивы разделяли "малые" и "великие" сновидения. Мы бы даже сказали "незначительные" и "значительные" сновидения. При более пристальном рассмотрении "малые" снови­дения суть еженощные фрагменты фантазии, которые имеют свой исток в субъективной и личностной сфере и которые исчерпываются - что касается их значения - повседневностью. Поэтому такие сновидения столь же легко и забываются, ведь их действенность не распространяется дальше колебаний душевного равновесия. Напротив, многозначительные сновидения, часто хранятся в памяти на протяжении долгого периода жизни, нередко они образуют самую сердцевину нашей сокровищницы душевных переживаний. Как часто я встречал людей, которые при первом же знакомстве не могли удержаться от того, чтобы не сказать: "Однажды у меня был сон!" Нередко это было вообще первое сновидение, которое они были в состоянии припомнить; это сновидение наступало между третьим и пятым годами жизни. Я исследовал много таких сновидений и нашел в

Рис. 8

 

Рис. 10

Рис. 16

 

Рис. 27

Рис. 30

Рис. 31

CONIVNCTIO SIVБ

Coitus,

fl> Itma bnrdb nte^n ttmbgeben/tmbfirffe mymte/ PPtrffofdb&t/fbHrcF/twb gcwalttg aliicb byn«

d> Qol/bit bifHber «lie liecfct 50 erfcrtttert/ воbeb^rff! ц&оф теш aid бес fyanber ^eftrtrn.

Рис. 33

iEnigina Regis.

Joic ift $ebo rmbcr Ъ eyfer alle г фгеп/ faintytycrmag vba)n$eborenvDert)en*

них часто встречающуюся особенность, которая выделяет их из прочих сновидений. В них имеет место именно символическое образование, с которым мы сталкиваемся также и в истории человеческого духа. Примечательно, что сновидец не имеет ни малейшего представления о существовании таких параллелей. Эта особенность выдает сновидения процесса индивидуации. В таких сновидениях содержатся мифо­логические мотивы, соответственно мифологемы, которые я обозначил как архет­ипы. Под ними понимаются те специфические формы и образные взаимосвязи, которые в соответствующей и неизменной форме встречаются не только во всех временах и далях, но также в индивидуальных сновидениях, фантазиях, видениях и бредовых идеях. Их частое появление в индивидуальных случаях так же, как и их этническая вездесущность доказывает, что человеческая душа лишь в малой доле является уникальной, субъективной, или личностной, во всем прочем она коллективна и объективна^[257].

Именно поэтому мы говорим, с одной стороны, о личном, с другой - о коллективном бессознательном; последнее представляет собой вроде как более глубокий слой по сравнению с личным, приближенным к сознанию бессознательным. "Великие", соответственно многозначительные, сновидения проистекают из этого более глубокого слоя. Их значительность выдает себя, несмотря на субъективный отпечаток, уже посредством их пластического очертания, которое нередко выказывает невиданную поэтическую силу и красоту. Подобные сновидения случаются большей частью в судьбоносные отрезки жизни, например, в ранней юности, в пубертате, около середины жизни (в период от 36 до 40 лет) и в conspectu mortis. Их толкование часто сопряжено со значительными трудностями, потому что материал, который может привнести сновидец, весьма скуден и беден. В случае таких архетипических образований речь идет уже не о личном опыте, а в известной мере о всеобщих идеях, главное значение которых состоит в их своеобразном смысле и не в какой-либо личной связанности и переплетенности переживаний. Одному молодому человеку приснилась, к примеру, большая змея, которая в подземном склепе стерегла скорлупу. Однажды, правда, он видел гигантскую змею в зооологическом саду, но помимо этого он был совершенно не в состоянии сослаться на что-либо (кроме воспоминания о сказочном повествовании), что могло бы ему дать повод к подобному сновидению. Если делать заключения на основе этого неудовлетворительного контекста, то сновидение - которое характеризо­валось как раз весьма сильным аффектом - имело чуть ли не равноценное этому контексту, т.е. пустяшное, значение. Но тем самым нельзя было бы объяснить его явно выраженную эмоциональность. В подобных случаях мы должны свести мотив сновидения к мифологеме, где змея или дракон, убежище или нора изображают момент испытания в жизни героя. Тогда станет ясно, что речь идет о коллективной эмоции, т.е. о типичной, аффективной ситуации, которая, в первую очередь, является не личным переживанием, а всего лишь вторичным по отношению к чему- то подобному. Первично же и прежде всего речь идет о всеобщей человеческой проблеме, которая субъективно была упущена и которая - вследствие этого - объективно проникла в сознание^[258].

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: