 |
Первобытный этап истории души
|
|
|
|
Доминирующей в первобытном обществе является материально-телесная жизнь, важнейшие цели которой – самосохранение (удовлетворение потребностей в пище, сне, безопасности) и самовоспроизводство (продолжение рода). Телесная жизнь определяет доминирующий характер первобытной душевной жизни в целом. Оформление человеческой телесности происходило через отдифференциацию её от природной телесности. Данный процесс развёртывался через рефлексию (по принципу «сходства-отличия») над животным бытием. Происходит отдифференциация облика человека от внешнего и внутреннего облика зверя (именно он был главной мерой, точкой отсчёта). Зверь предстаёт «системой координат» для оценки человеком самого себя. Человек чувствует в звере «своё», притягивается к нему, хочет быть «самым зверем» из зверей, но чувствует и отталкивающую силу того незвериного начала, что заключено в его душе. Человек в своих глазах ценен не сам по себе, а лишь как торжествующий победитель зверя (происходит «утверждение через отрицание»).
Важнейшим содержанием истории первобытного общества является уже не телесная эволюция человека – она в своей основе завершилась на предыдущем этапе антропосоциогенеза (итоговая стадия которого и ознаменовалась оформлением homo sapiens – человека современного физического типа). Главным становится социальное развитие человека: переход от матриархата к патриархату, от полигамии к моногамии, от присваивающего хозяйства (охота, собирательство) к производящему (скотоводство, земледелие). Происходит совершенствование орудий труда и оружия (что и легло в основу разделения первобытной истории на три «века»: каменный, бронзовый, железный). жилища, одежды и предметов быта (керамика, украшения).
|
|
|
Происходит и нематериальная эволюция человека: совершенствуются его мыслительные способности (что проявляется в накоплении новых знаний о мире, в развитии умений и навыков, в освоении речи, расширении словарного запаса); развивается метафизическое мышление (находящее выражение в возникновении мифологии и религии, культовых, ритуальных и обрядовых действий); усложняются душевные переживания (в частности, смерти и посмертного бытия, всеобщей одушевлённости мира, его бесконечности и красоты, враждебности и благодати). Одно из главных открытий первобытного человека – открытие того, что, наряду с видимым внешним, материально осязаемым планом мира, существует и невидимый, внутренний, недоступный для телесного и рационального восприятия, план, который и начинает пониматься как главный, первичный, обусловливающий характер функционирования видимого мира (таковым видится мир в анимизме).
Важнейшим свидетельством душевной жизни первобытного человека, сохранившимся до наших дней, являются произведения изобразительного искусства (монохромная и полихромная графика, скульптура). Поразительная сила натурализма образов первобытного искусства (выражающих организмическое начало) была слита с их «внемирностью», таинственной избыточностью по отношению к прагматической жизни. Одним из примеров этого являются «молчащие о вечном» дольмены, запечатлевающие над человеческой головой «небесную твердь», не уступающую по прочности и устойчивости «тверди» земной, оберегающей человека, выражающей устойчивость мирового бытия. Складывается предощущение того, что человек находится в «перевернутом» мире. К данному ряду образов относятся и первые изображения креста и кругокреста, закладывающие определенную «систему координат» для рефлексии бытия, предстающие стремлением придать миру определенную стройность или, точнее, открыть её в нем.
|
|
|
Выделим несколько важнейших (может, не очень глубоко осознанных, но достаточно отчётливых) открытий первобытного человека. Мир – не одномерный, не плоскостной, состоит не только из плотной, устойчивой, вещественной реальности; он – многоуровневый, скорее, более чем двухмерный. За поверхностным видимым планом находится другой – невидимый, нематериальный, он то и является главным, задающим характер и направленность динамики первого.
Нематериальную реальность невозможно увидеть физическим зрением. «Главного глазами не увидишь, главное можно увидеть только сердцем», – писал Сент-Экзюпери. Невероятно, но у древнего человека должно было открыться зрение сердца, душевидение. Душу можно увидеть только душой. Формируется опосредованное отношение с материальным миром: прежде сем срубить дерево, необходимо вступить в диалог с его душой, получить её согласие, в ином случае можно навлечь на себя гнев (в таких отношениях с миром до сих пор состоят аборигены Австралии и Амазонки).
В древних мифологиях формируются первые модели мира и человека, запечатлевающие в себе двуслойность бытия. Одним из самых значимых был образ Мирового древа, корни которого на небе, а крона – на земле. «Корни» – это невидимый, высший, изначальный, духовный мир, «крона» – мир зримый, земной, материальный, ведомый. «Крона» – отражение (никогда полностью не тождественное), следствие «корней». Уменьшенной копией данной вселенской модели, «мировым древцем», представал человек. «Корнями» у него предстаёт душа, «кроной» – тело.
Степень духовного развития, возникшая в условиях древнего каменного века, является одной из величайших загадок психологии и истории. Есть основания говорить о трансцендентных «начатках» в первобытной душевной жизни, в которых фиксируется факт «рождения свыше», через которые и происходит конституирование собственно человеческого бытия. Наши представления о древнем человеке как обезьяночеловеке, в котором природное, материальное, телесное, безусловно, доминировало нуждаются в пересмотре.
«Толстокожий» человек, движимый больше биологическими потребностями, и заботящийся, прежде всего, о выживании не был бы способен на те душевно-духовные переживания и рефлексии, подтверждений чему мы видим предостаточно. Есть немало оснований утверждать, что неандерталец-кроманьонец имел более тонкую душевную организацию (чувствуя, например, что у всего есть душа), чем современный человек. Происхождением древнего человека от обезьяны его надмирность, явно, не объяснить.
|
|
|
«Оказывается я внутри – обитаемый», – делает открытие Адам – во мне кто-то живёт. Я – это не только Я, но и ещё неведомо-невидимое «Оно». Сначала появляется предмет исследования – душа, а потом лишь рождаются первые рефлексии, развивается наука о ней. И в онтогенезе и в филогенезе сначала пробуждается растительная часть души, потом животная и наконец – собственно человеческая.
Античный этап истории
Человек не во все эпохи был проблемой. М. Бубер различал эпохи обездоленности и бездомности. В эпоху обустроенности человек живёт во Вселенной, как дома; в эпоху бездомности – как в диком поле. Так, в античности человек мыслится находящимся в мире, мир же в человеке не находится. Человек – просто часть мира, вещь, наряду с другими вещами. Человек – обладатель собственного угла в мироздании, правда, не в самых верхних его этажах, но и не в нижних.
Одно из важнейших открытий древнегреческой культуры – открытие божественной красоты человеческого тела. Тело человека было признано, безусловно, самым прекрасным на свете. Даже у богов, считалось, были такие же тела, с точно такими же «золотыми» пропорциями (потому что лучше и быть-то не могло). Сходство доходило до того, что из тел богов при ранении также текла кровь, разница была лишь в одном – тела богов были бессмертны. Именно восхищение красотой тела и было причиной проведения Олимпийских игр. Нередко ставящиеся в греческих городах пустые пьедесталы предназначались не для статуй, а для живых атлетов – победителей Олимпийских игр.
Человек ещё сохраняет интенции первобытного человека в том смысле, что живёт вещами и живёт лишь для космоса физических тел. Слово «дух» первоначально обозначало дуновение воздуха. «Душа» понималась как нечто квазителесное, скрытое внутри вещи и приводящее её в движение. Для грека человек мыслит всем телом, а следовательно, для того, чтобы хорошо мыслить, надо уметь хорошо бежать, метать диск, стрелять из лука, бороться.
|
|
|
Расцвет греческой культуры происходит в Y в. до н. э., в «золотой век» Перикла. Греки вдруг почувствовали, что небо – совсем близко, что боги – настолько рядом, что можно их рассмотреть со всех сторон, вступить с ними в диалог, вызвать их на состязание. Греки почувствовали себя почти что богоравными, почти что богоподобными – это не могло не вдохновлять на творческие дерзания. Но как стать равными богам, если боги – бессмертны. Однако и здесь греки не уступили, создав бессмертное искусство, которое навсегда останется с человеком, пока он будет существовать. Как сказать, что прекраснее: цветок, созданный богами, или статуя Афродиты, созданная человеком? Прекрасно и то, и то. И здесь, в этой последней цитадели бессмертия и красоты, греки доказали своё равенство богам.
Поликлет «Дорифор»
Тело человека, признанное эталоном красоты, было тщательно просчитано во всех своих пропорциях. Последние были изложены, например, в книге Поликлета «Канон». А так как Поликлет был ещё и скульптором, то он создал статую, полностью соответствующую идеальным пропорциям – статую копьеносца Дорифора. Современный зодчий Ле Корбюзье, исследуя греческие храмы, пришёл к выводу, что в них нет ни одной прямой линии. Храмы создавались в соответствии с пропорциями и линиями человеческого тела. Тело человека стало точкой отсчёта, мерилом красоты. Душа не занимала так много внимания, как тело.
Души обитали ещё, в значительной степени, вне греков, подобно тому, как боги жили на Олимпе вне Земли, вне людей. Самоидентификация тела происходила через различение, отграничение, обособление его от души. Душе войти было некуда (тело герметически закупорено) и незачем (тело «до краев» наполнено собой). «Тело» обособилось от души не только субстанционально, но и пространственно. Но если душа существует вне тела, то живое ли тело?
«Бог есть мера всех вещей», – говорил Платон. Но если Бог представляется по образу человека (всесовершенной внешностью), то незаметно, но неизбежно, соотношение Неба и Земли перевертывается. «Мерой всех вещей, видимых и невидимых», начинает считаться человек (Протагор). Греки идут от человека к Богу, у них боги – это обладающие совершенными пропорциями люди. О духовидении, как исходном импульсе для постижения Бога, о непосредственном прозрении Неба говорить не приходится. Улучшая телесную внешность человека, к постижению Бога не приблизишься, даже, наоборот, происходит удаление от Него. Доведя внешность человека до совершенства и получив в результате все же человека, греки не знали, куда идти дальше. Незаметно именно статуи (уже не люди, еще не боги) и стали «мерой всех вещей».
|
|
|
Греческое тело в своем внешнем облике исчерпывается абсолютно полностью, «за» его поверхностью – ничего нет. Греческое тело – это тотальная телесность. Греческое тело – это не «храм души», оно не несет устремленности ни к чему, оно абсолютно самодостаточно, удовлетворено само собой. Это – тело-объект, «глухая, ровная поверхность» (М. Бахтин); обессубъеченность которого – выражение непроявленности бытия важнейших уровней души. Греческое тело – это квази-телесная себетождественность. Душа греков в существенной степени ещё незрячая, не увидевшая главное в себе, так как не увидевшая «другого». Зверя, в отличие от первобытности, уже не было, «телесные боги» греков – квази- Бог. Греки не увидели себя, так как человек с неоформленной ещё в главном душой – квази-человек. Своей безжизненной квази-телесностью греки «одинаково» удалены как от первобытной организмичности, так и от средневековой одухотворенности.
Всесторонне просчитанное, выверенное, идеально пропорциональное греческое тело есть выражение полной завершенной власти над ним. Греческое тело – «царство», в котором сам человек – абсолютный Властитель и Господин, форма – выражающая собой высшую степень совершенства (несоизмеримую ни с чем в мире). Но если продуцированное греками тело – самая совершенная форма в мире, то ее создатель и властитель тем самым раздвигает границы своего могущества на весь мир. Так, продуцированное греками тело стало средством обретения власти над миром, власти грезящей души над пригрезившимся миром.
У греков во взгляде на человека общее преобладает над единичным. Взгляд прояснился, верх взяло бодрствующее сознание. У римлян впервые в европейской истории с такой силой начинает открываться индивидуальное своеобразие человека. Кризис античности обусловлен тем, что того первозданного потенциала, который был заложен в прекрасном теле, оказалось недостаточно. Римская плоть победила греческое тело, так как оно было слишком идеализированным. Живая плоть вполне обоснованно восторжествовала над надуманным, неживым телом.
Если в первобытном обществе происходило выявление отличения-сходства человека от природы (от зверя, в частности), у греков – отличения-сходства людей и богов, у римлян – отличения-сходства людей друг от друга. Внешний человек преобладает везде. На римской стадии душа продолжает оставаться себетождественной, но характер этой себетождественности изменяется. Грезящее начало перестает играть определяющую роль, уступая ведущие позиции низменно-вожделеющему и демоническому началам.
Римское лицо и не выражало глубинную сущность душевной жизни, оно адекватно выражало характер (пусть поверхностный) ее существования в настоящем. Лицо оказалось «больше» тела. Если греки выталкивали темное, звериное, «нечистое» за пределы своих тел, то римляне вынесли за свои пределы все идеально-возвышенное, смело обнажив циклопическое, кентаврическое, гипербореевское содержание души. Душевная жизнь римлян – выражение абсолютной власти плотского начала над внутренней и внешней жизнью (что и позволило ей «быть», а не «казаться»). Относительно данного начала все другие выступают объектами. Если у греков была власть внешнего над внешним, то у римлян – власть внешнего над внутренним. Овнешнивание человека стало тотальным – римский человек – человек-полость.
Итак, античное общество была устремлено к постижению, раскрытию красоты человеческого тела. Божественная красота тела человека, открывшаяся взору древнего грека, ослепила, полностью пленила его. Ничего более он уже не видел, не мог и не хотел видеть. Всё главное происходило в настоящем, здесь-и-сейчас, так как только в настоящем существует тело человека. Телесная жизнь – жизнь внешняя; жизнь внешняя явно доминировала над жизнью внутренней. Жизнь души оказалась на заднем плане. Да, душа, может быть, и бессмертна, но это бессмертие не осознавалось как нечто «перевешивающее» красоту и радость настоящего.
Отчётливое представление о посмертном душевном рае ещё не сложилось. Аид, Харон, Стикс, тёмное царство мёртвых, из которого Орфей спасал Эвридику, в которое не захотел возвращаться Сизиф. Однако телесное, как и всё материальное – конечное, исчерпываемое. Греки открыли в телесном облике человека всё, что можно было в нём открыть, добавить больше было нечего, тайн не осталось. Цель, к которой стремилась античная культура, была достигнута, другой, последующей, сверхтелесной цели греки уже не видели (её откроют уже только христиане). Любая телесная культура – конечна, значит – исчерпаема. Больше не к чему было стремиться, да и незачем. «Конец» в постижении тела, его актуализации, раскрытии его потенций стал концом античной культуры. Паразитизм Рима – поставили головы своих богов на плечи греческих статуй, переименовали греческих богов (переменили греческие головы на свои).
|
|
|
