Всё более углублённое познание себя, рано или поздно, приводит к познанию Бога.

Самообнаружение=Богопостижение

Важнейшие для человека уроки мировой истории

Четыре Великих «Не»:

 

Я – не мёртвый

Я – не зверь

Я – не вещь

Я – не Бог

 

Чем больше человек берёт на себя, чем больше себя превозносит – тем более обнаруживает, что он – не Бог. Если даже «бог умер», то человеку Бога – не заменить. Все эти самообнаружения ставят человека «на место», заставляя его быть не кем-то и не чем-то надуманным, а – пусть хоть и неказистеньким – но самим собой. Смысл истории – самообнаружение человека, самоопределение, самораскрытие и самоутверждение.

Время года мира – зима, время суток – ночь.Утро (весна) европейской истории– античность (округлые линии скульптур и колонн, бледность мрамора, начало искусства, философии, науки). Полдень (лето) европейской истории– средневековье (на иконах нет теней, чёткие контуры, доминирует золотой свет, яркие краски без полутонов). Сумерки (осень) европейской истории – ВозрождениеиНовое время (стиль сфумато у Леонардо, появление в картинах дымки, многоцветие Тициана, размытость линии и цветовые полутона, погружение в ночь картин Рембрандта, выход ночных чудовищ у Гойи). Ночь (зима) европейской истории – современность (беспредметность авангардизма, предметы теряют свой внешний облик, рассыпаются на линии и пятна, фантасмагорические сновидения сюрреализма, апофеоз ночи – «Чёрный квадрат»).

Душе холодно…Но это ещё не смерть. Темнота сужает пространство и время. И за конечным теряется бесконечное. И за временным-бременным не видится вечное-млечное. Будто его там и нет. Ночь – это день-оборотень. У ночи – свои законы. Ночь нельзя судить по законам дня. Глобальное потепление климата Земли и глобальное похолодание климата души. Чем теплее телу, тем больше душу бьёт озноб (слишком много вокруг прагматизма, агрессивности, жестокости, эгоизма).

Но самое красивое время года у А. Вивальди (и, что показательно, самый популярный ныне его опус) – зима. Значит зима – ещё не смерть. Ночь – не совсем уж беспросветная (импрессионисты, М. Шагал). Даже «Квадрат» К. Малевича – не полностью чёрный, он состоит из множества цветных вкраплений. А цвет – это преломлённый свет. Если в Чёрном квадрате осталась цветность, значит внутри него ещё не иссяк источник света. Значит не всё ещё потеряно. Новая весна и новый рассвет, весенний рассвет прорастут ещё в душе человека, в моей душе... Конечно, с Божьей помощью.

 

Роб Гонсалвес

Этапы самообнаружения

Для самонахождения вначале необходимо отличить себя от иного внешнего; затем посмотреть на себя с точки зрения этого внешнего. Первобытный человек начинает отличать себя от природы вообще, от зверя в частности (чаще всего в наскальных росписях изображался именно зверь). Первый вывод (актуальный навсегда): я – зверь и не зверь одновременно. Формируется представление о человеке как зверочеловеке, человекозвере, человеко-не-звере.

И во внешней и во внутренней телесности сходство с гоминидами, животными вообще, – преобладает над различиями. В различия попадают: «гоминидная триада», чувство красоты, вера в высшие потусторонние силы и в бессмертие души, жажда познания и преобразования. Позже, в древних государствах, сравнение с природой, расширяясь до бесконечности, выходит за рамки Земли. Человек начинает соотносить себя с ближним космосом («микрокосм» и «макрокосм» у древних греков), вселенной в целом («океанические» мифологии, религии и философии Востока, Европы и Америки). На новом уровне повторяется вывод: человек подобен вселенной (состоит из тех же четырёх стихий, хаоса и порядка, сходных пропорций и бесконечностей). Складывается представление о вселенском человеке (космизм) и о человеческой вселенной (антропоморфизм).

Одновременно человек начинает соотносить себя с богами (в политеистических верованиях) и Богом (в монотеизме). Греки делают вывод, что человек сопоставим с богами как по достоинствам (красоте, силе, таланту, воле), так и по недостаткам (отсутствие всесовершенства, наделённость слабостями, пороками). Кардинальное отличие только одно – боги бессмертны. Но и здесь греки не собирались уступать. Создав бессмертную культуру, они обессмертили себя. Появляется представление о человекобоге (сверхчеловеке).

Человек открыл в себе великие силы, способности и таланты. И это открытие ослепило его. Он попробовал сначала обойтись без Бога, а затем, хмелея от смелости, рискнул занять и свято место. Бунт против Бога достигает апогея в Его «убийстве». Человек может «убить бога» в себе, но воскреснуть в человекеБог может только сам (Как говаривал св. Августин: «Падаю я по своей воле, а стою по воле Божией»).

В отличие от греческих богов, христианский Бог – всесовершенен. Относительно Него человек прозревает в себе такие несовершенства и тёмные бездны, которые до сих пор были скрыты. Бунту против Бога противостоит смирение, подчинение своей воли воле Божией. Выстраивается более сложная соразмерность: человек и Бог как едины (образ Божий в людях), так и различны, до противоположности (в человеке, кроме духовного, есть душевное, телесное и плотское, кроме совершенного и несовершенное, кроме образа Бога – образ мира, кроме первозданного, светлого – тёмное, падшее).

Но человек способен приблизиться к Богу (путём стяжания духа святаго, богосотворчества), в чём и состоит его высшее предназначение на земле. Складывается представление о богочеловеке. В христианской историософии смысл истории понимается в «обнажении добра и зла до состояния ядер» (В. Зеньковский), в обнажении их борьбы. Деградация внешней стороны душевной жизни – важнейшее проявление её современного «кризиса». Становление происходит там, где есть «божественное», «умирание» – там, где его нет. Развёртывание современной жизни есть единство становления высшего должного бытия и «умирания» «обездушенной души» бытия отчужденного.

Человек – вечный младенец. Когда Ф.Ницше призывал человека превратиться из пути в цель, он призывал его умереть. Человек умирает, став сверхчеловеком. Ну и что ж, он живёт дальше как сверхчеловек? Ан нет, ведь сверхчеловек есть уже не возможность, а свершившаяся действительность. Значит как пиковое состояние эволюции он – мёртв. Человек умирает в сверхчеловеке, сверхчеловек умирает в самом себе. В общем, «и все они умерли…»

Даже сверхчеловеческое – всё-равно земное, человеческое, а потому – конечное. Бесконечно лишь богочеловеческое. Быть богочеловеком – значит восходить к Богу. Но Бог – бесконечен, значит восхождение к Богу – вечно. Человек, относительно Бога, всегда будет только возможностью, вечным младенцем. Быть вечной частичностью, относительно бесконечности Богомира. Быть вечным восхождением –крест человека.

 

Илья Глазунов «Христос и Антихрист»

 

Русская душа

Исследование своеобразия русской души есть поиск самоидентификации России, «моей» идентичности. То есть, написать портрет России – означает написать свой автопортрет. Имеет ли душа национальность? А. С. Пушкин ответил так: «Здесь русский дух, здесь русским духом пахнет» Славяне считали, что душа живёт не в сердце, а в голове.

Каждая культура имеет душу, которая определяет отношение к прошлому, смерти, миру и месту человека в нём. Культура – это самовыражение коллективной души народа. Каждая культура имеет душу, которая раскрывается через символы исторической эпохи. Душа русской культуры – выражение коллективной души русского народа.

По мысли О. Шпенглера, душа русской культуры значительно отличается от души культуры западной: «Русская, безвольная душа анонимно тщится затеряться в горизонтальном братском мире. Помышлять о ближнем, отталкиваясь от себя, нравственно возвышать себя любовью к ближнему, каяться ради себя – все это выглядит антиподом западного тщеславия и кощунства, как и мощное взыскание неба наших соборов в противоположность установленной куполом кровельной равнине русских церквей» [48, с. 489]. «Холмообразная церковная крыша почти не выделяется на фоне ландшафта и торчат на ней шатровые коньки с кокошниками, маскирующие и нейтрализующие обращенность вверх. Они не возносятся подобно готическим башням и не покрывают, подобно куполам мечети, но именно торчат, подчеркивая горизонтальность строения, которому угодно быть на виду с исключительно внешней стороны» [48, с. 368]. Душа русской культуры, по мнению О. Шпенглера, находится в стадии формирования, в мучительном творческом поиске. Ее прасимволом является бесконечная равнина, выраженная в церковной архитектуре.

По О. Шпенглеру, будущее в России принадлежит христианству Ф. М. Достоевского, который в своем творчестве стремился раскрыть характерное для русской души личностное начало. Христианская идея свободной личности как Образе и Подобии Бога сложилась в православии. «Русская душа… гений народа русского, может быть, наиболее способна из всех народов вместить в себя идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего неисходное, снимающего противоречия» [18, с. 131].

Н. А. Бердяев говорит об «антиномичности» русской души. Россия – самая безгосударственная и анархичная страна и одновременно это вольная держава, с которой должны считаться все государства мира, самая бюрократическая, обожествляющая свой народ. «Русский народ есть в высшей степени поляризованный народ, он есть совмещение противоположностей. Им можно очароваться и разочароваться, от него всегда можно ждать неожиданностей, он в высшей степени способен внушать к себе сильную любовь и сильную ненависть…»

Противоречивость и сложность русской души, может быть, связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад; и всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное. Есть соответствие между необъятностью, безграничностью, бесконечностью русской земли и русской души. «У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский народ не был народом культуры… он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности… Два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт» [8, с. 5-6].

В русском человеке живет «хоровое чувство», «соборность – единение людей между собой и всех вместе – с церковью»», смирение, готовность к самоотречению, единство личного и общественного. Человек – не самодостаточен, не должен замыкаться в самом себе, необходим выход за собственные пределы – трансцендирование, переход от личности к личности, от духа к духу. В России преобладает женское начало, связанное с культом земли-матери и культом Богоматери.

По мысли И. А. Ильина, в русском народе «все основано не на моральной рефлексии, не на «проклятых долге и обязанности», не на принудительной дисциплине или страхе греховности, а скорее «на свободной доброте и на несколько мечтательном сердечном созерцании» [30, с. 184]. «Умного человека в России почитают, перед волевым склоняются, фантазерам дивятся, но более всего любят человека сердечного, а если он к тому же и совестливый, то его почитают превыше всего как своего рода святого или, в понимании русских, как сосуд Божий» [30, с. 184].

Русский человек эмоционален, общителен, участлив, естественен, темпераментен, не знает страха перед стихийными силами природы. К природным дарованиям русской души И. А. Ильин относил и собственно жизненную силу, под которой понимал «душевную приспособленность, неизрасходованность», «духовную одаренность», делавшего душу щедрой, доброжелательной, отзывчивой на «чужую» боль и беду. В русской культуре творящим актом является «сердечное видение и религиозно совестливый порыв»; она построена «на чувстве и сердце, на созерцании, на свободе совести и свободе молитвы» [30, с. 180].

Что же можно сказать о «душе» русской культуры с точки зрения сегодняшнего дня, какова она новая русская душа?За исключением экстремальных ситуаций, Россия мало проявляет себя во внешнем действии, но не в силу непоследовательности или нецелеустремлённости. Действие не очень органично для женственной русской души. Россия – больше не страна действия, а страна слова. Говорить («по душам») и слушать (от «развесистой клюквы» до «пламенной речи») у нас любят. Если на Западе дело – это дело («лучшее слово – это дело»), то в России слово – это дело. Посредством дела человек вступает во взаимодействие с миром на внешнем, материальном (телесном) уровне. В превращении в дело заинтересовано слабое слово, незавершенное, несамодостаточное, ущербное. Если же слово «угадано» (в смысле формы, места и времени), то оно подобно вспышке сверхновой звезды, «впечатывается» во внутреннюю вселенную человека с такой силой, что остается там навсегда. У слова – более прямой и короткий путь в душу, чем у дела. Слово не надо переводить на «язык души» (оно изначально говорит на нём), в отличие от дела (которому достучаться до однопорядкового тела гораздо легче; оба они существуют во внешнем, относительно души, пространстве).

Слово – теургичнее, чем дело, так как оно непосредственно взаимодействует с духовной реальностью. Оно – проводник, связующий души людей, душу человека с «душой мира», непосредственно воздействуя на сущностное в человеке. Именно поэтому «поэт в России – больше, чем поэт» (Е. Евтушенко).

Более адекватным для России является общение с миром на до/сверх/материальном, метафизическом уровне (молитва, звукопись, образ). Для выполнения теургической роли слову не обязательно быть «озвученным», достаточно быть «чистым», не отягощенным материей. Материализуясь (облекаясь в «одежды мира»), слово теряет надмирность, заземляется. Поэтому «мысль изреченная есть ложь» (Ф. И. Тютчев). И молитва и стихи – это путь к Великому Предвечному Молчанию. Внутреннего слова для душеделания достаточно. А русская культура – это, прежде всего, культура души.

Россия – страна Слова, но не любого, не слова вообще, а слова правдивого, праведного, совестливого, одухотворенного. Для России Слово – это колокол, будящий души; горняя птица, прилетающая в мир дольний и забирающая с собой; лествица, по которой можно добраться до Бога. Ракета не приближает человека к Первослову, с которого начался мир («В начале было Слово…» (Ин. 1:2), и которым он завершится «Слово будет в конце» (Августин). Человек – «слово, облеченное плотью» – является связующей нитью между ПервоСловом и ПослеСловом. Конечно, Россия ценит действие, но не больше, чем другие народы. К слову же какое-то особое, трепетное, мистическое отношение. Русская птица-душа чувствует сакральное родство с птицей-словом. Они – «одной крови», из одной вышней родины. ПервоСлово влечёт как ПервоРодина. Российская жажда Слова имеет ностальгический привкус.

Но где образ – там и Противообраз, где Христос – там и Антихрист, где Икона – там и Антиикона, где Слово там и Антислово. Слово лечит, спасает, утешает, благословляет; но и уродует, разрушает, обманывает, уничижает. В «десять слов, которые потрясли мир», подняв Россию в небо и опустив в преисподнюю, входит шестисловие Спасителя («Будьте совершенны как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48) и четырёхсловие Ниспровергателя («Пролетарии всех стран, соединяйтесь» (К. Маркс, Ф. Энгельс). Потрясают русскую душу и те и другие слова, и потрясение нередко опережает разумение…

Движение к Все-объемлющей Целостности, Все-исцеляющему Слову не может не быть движением к Все-Слову, Бого-слову. Именно поэтому, «на верхних ступенях лестницы познания находятся не учёные и философы, а святые». Святые ближе всех к

 

А. Рублёв «Троица»

 

 

Богу, значит ближе к Истине, к Первослову. Устами святых (и «маленьких святых» (В. В. Розанов) – младенцев) «глаголет Истина». Поэтому к словам юродивых (через которых Божье Слово нисходит в чистоте) в России такое трепетное отношение. Поэтому самый красивый храм в сердце России посвящён именно блаженному (Василию), именно Словочеловеку. От человекослова к Словочеловеку – путь метаисторического восхождения русской души.

В сакраментальной фразе «Пушкин – наше всё» имманентно присутствует «Слово – наше всё». И не только потому, что женственная русская душа «любит ушами»; но и в силу того, что органичной для русской души явилась христианская заповедь смирения и недеяния. Антиномичная русская душа, преисполненная «страстью бесстрастной», устремлённая к «Невесте Неневестной», нашла адекватный своим глубинным истокам способ самовыражения в Слове как деянии недеяния. Человекослово призвано стать Словочеловеком через богосотворчество, со-словие сБогословом.

«Любить по-русски» – более диалог душ, чем «сочетование» тел. Запредельный накал любовного чувства выражается не через действие, а через слово, чему свидетельство – русская литература [2]. И ныне, популярность «людей слова» (политиков, аналитиков, журналистов, артистов) явно пикируется с непопулярностью «людей дела» (чиновников, финансистов, предпринимателей, «простых работяг»). Несмотря на инфляцию слова, от него сохраняется магическая зависимость, словно русский человек желает быть обманутым (но до того, как это выяснится, попарить в сладких маниловско-обломовских грёзах). «Ах, обмануть меня не сложно. Я сам обманываться рад», – как сказал А. С. Пушкин.

Каждый человек – это слово «облечённое плотью», или «текст», или словечко, или антислово. Слова рассыпались, заблудились, обесценились; и поэтому не складываются во-Едино (люди – рассыпавшиеся слова одного Первослова). Человек пытается существовать без Слова, слово пробует существовать без человека (информационные Монбланы, которые никому не удастся покорить). Слово, рождённое человеком существует, в определённой степени, самостоятельно как некая автономная нематериальная сущность (слово-монада); оказывается возможным вступать в теургическое взаимодействие непосредственно со словом как с живой субстанцией, замещающей живого человека.

Русский человек, с детским любопытством, пробует слово «на вкус», оно «вертится на языке», «вынашивается», «сплёвывается», «растекается по древу»; летает с такой «сверхворобьинной» скоростью, что его невозможно поймать; пишется с такой силой, что его «не вырубишь и топором». Слово в русской культуре ведёт какую-то собственную, не очень нам понятную и подвластную жизнь; не нуждаясь в превращении в дело, в силу своей самоценности. Слово – больше «меня» и – равновелико России… и больше России.

Своеобразием души русской культуры является её «кричащая» неоднородность: «великий разрыв» между желаемым и действительным, самопревознесением и самоуничижением, святостью и грехом. Это – свидетельство её сложности, напряжённости; но в то же время – доминанты частей над целым, многовекторности, дезинтеграции. Данный конфликт проявляется в расхождении между внутренней и внешней жизнью: показная воцерковлённость, гламурно-глянцево-квасной патриотизм. Русская душа одновременно мчится на божественном «белом крылатом коне» (икона «Чудо Георгия о Змие») и демоническом «красном крылатом коне» («Купание Красного коня» Н. Петрова-Водкина).

На рубеже XIX-XX веков в душе русской культуры явно воссияла святость (новый религиозный ренессанс, общероссийский авторитет св. Иоанна Кронштадского). Многие поэты, художники, композиторы почувствовали дыхание Царствия Небесного, близость Спасителя и засвидетельствовали это в своих произведениях («Двенадцать» А. Блока, «Поэма экстаза» А. Скрябина, «Исход» М. Шагала). Русская философия (развертывая идею Филофея о «Москве как III Риме») доказывала, что Россия – страна-Мессия, «мировой Христос», русский народ – «народ-богоносец». Россия провозгласила себя носительницей планетарной миссии, в которой видела своё земное и небесное предназначение (спасение человечества через христианско-коммунистическую идею); но которую исполнить оказалась не в состоянии. Это можно определить как кризис культурной самоидентификации.

Если бы самоидентификация была адекватной, святость удержала бы Россию от «поправления греха грехом» (В. В. Розанов). Торжества христианства в русской душе не произошло: ведущей доминантой оказалось не богочеловечие, а человекобожие (вылившееся в попытку построить на Земле рай без Бога; спасти тело, не спасая душу). Но, не спася свою душу, невозможно спасти души других («врачу, исцелися сам»). «Спасёшься сам, спасутся тысячи вокруг» (С. Саровский); погибнешь сам – погибнут тысячи вокруг. И вот результат: ныне мало кто ищет союза с Россией, некого спасать… придется спасать себя.

И всё же, идея о мессианской роли России не оказалась полностью декларативной, но, как показывает история, заключалась эта роль в другом. Именно Россия оказалась страной, оказавшейся способной остановить геополитические волны агрессии, идущие с востока на запад (татаро-монгольское нашествие) и с запада на восток (нашествие Наполеоне и фашизма); только Россия оказалась способной противостоять экспансии США, создав паритетный ядерный потенциал, необходимый для её сдерживания, восстановив, тем самым, баланс сил, необходимый для мирного развития.

Эта умиротворяющая роль России обусловлена глубинными архетипам, доминирующими в её ментальности. Важнейшим архетипом души русской культуры является образ Божией Матери с младенцем. Именно к Матушке Небесной обращены, прежде всего, молитвы и упования русского народа. Именно Царица Небесная является Заступницей и Предстательницей России пред Богом. Именно Дева Мария покровами своих одежд хранит Россию. Именно на Её милость, помощь и любовь уповала Россия в минуты самых тяжких испытаний.

Миссия России, прежде всего – не внешняя активность, а вынашивание своей младенческой души, младенческой души человечества. Именно образ Божией Матери с младенцем наиболее адекватно выражает и потенциальное и актуальное начала души; детское и родительское; становящееся и вечное. Материнская миссия России – в том, чтобы не принуждать, а вразумлять, утешать, отмаливать; утишать бури, быть «буфером» между враждующими силами, «гася» волны агрессий, залечивать раны мира. По мнению В.Ф.Одоевского, в святом триединстве веры, науки и искусства Россия найдет то спокойствие, о котором молились все искатели гармонии, ибо «Запад произвел все, что могли произвести его стихии, но в беспокойной, ускоренной деятельности он дал развитие одной стихии и задушил другие: в результате потерялось равновесие. Чтобы достигнуть полного, гармонического развития основных общечеловеческих стихий Запад изобретает себе законы, не отыскивая в себе их корня; в мире науки и искусства переплелись не стихии души, но стихии тела; потерялось чувство любви, чувство симпатии, даже чувство силы, ибо исчезла надежда на будущее; в материальном опьянении Запад предает на кладбище мыслей своих великих мыслителей – и топчет в грязь тех из них, которые сильным и святым словом хотели бы закласть его безумие» [35, с. 181].

Слабая оформленность бытия на уровне сущности самого глубокого порядка и обуславливает «рассыпанность», аморфность души русской культуры, её непоследовательность, метания от Лавры к пороку, от Богочеловека к недочеловеку («человеческому материалу»). Россия, выпадая из своего «гнезда», оказывается то «выше», то «ниже» себя; скорее, одновременно пребывая и «выше» и «ниже». Эти колебания и делают будущее непредсказуемым и ненадёжным. Слабая связь настоящего с будущим, вечным, «я» – с «мы», толкает быть «временщиком», жить одним днём, думая лишь о себе (отсюда – потребительство, гедонизм, халатность, расхлябанность, вседозволенность, безнаказанность). Забота о себе не становится заботой о России. Сейчас, не Бог – «наше всё», не Пушкин, а миг успеха и наслаждения «моей» жизни. Миг – наше Всё.

Россия есть только тогда, когда за «Я» не теряется «Мы». Ныне единичность явно довлеет над общим (общенациональным) и всеобщим (планетарным). Россия идентифицирует себя не с соборной сущностью («верю в Россию»), а с атомарным существованием («верю в себя»). Конечно, душа русской культуры, в своих высших проявлениях, пребывает в Граде Божьем. Живую духовную связь времён, связь временного и вечного, земного и небесного несёт собой православная церковь. В этом смысле, церковь – более русская, чем Россия. Без своей небесной половинки, вовлекаясь в суетное, обыденное, тленное, русская душа перестаёт быть русской. Служа материальному, уподобляясь ему, становясь его частью, она перестаёт быть душой. Потеря души – потеря России. Происходит редукция русской души в психику, мало чем отличающуюся от психики нерусской.

Новая русская душа – это нерусская душа. Тело и кровь России не преосуществляются в тело и кровь Христа... Поэтому и умирать не жалко. «Как нам обустроить Россию» (А. И. Солженицын), чтобы жальче было умирать?.. Россия – страна с вечно недоношенной душой (Н. А. Бердяев: «Кажется, что Россия всегда беременна, и никогда не может разродиться»). Но ведь недоношена и душа человечества. Возрождение России – это возрождение её души. «Сверху» это произойти не может. Государство – телесно; тело может родить лишь тело. Душа России может быть «выношена-выдохнута» только «моей» душой как «песчинкой» души соборной...

 

Икона Владимирской Божией Матери

Образ Богородицы

как архетип русской души

О женственности («бабском характере» (Н. А. Бердяев) русской души писали многие русские мыслители, отмечая её нерациональность, эмоциональность, спонтанность, терпение, смирение, покорность, жертвенность... Всё самое важное в жизни русского человека соотносится, прежде всего, с образом Матери: Мать-Родина, Мать-Природа, Мать-Сыра-Земля, Матушка-Церковь, Матка-Правда, и, наконец, Богоматерь. Именно Богородица считается Хранительницей, Заступницей, и главным Упованием России. В русском религиозном народном сознании, по мысли Г.П. Федотова, Богородица «остается связанной с человечеством, страждущей матерью и заступницей... В образе Её, не юном, не старом, словно безвременном, как на православной иконе, народ чтит небесную красоту материнства... Однако красота Её подернута дымкой слез» [45, c. 49]. «Царицей Руси» называл Богородицу С. Есенин. Её Образ в русской ментальности универсален, в нём выражаются главные интенции и порывы души. Через Него как важнейший архетип осуществляется самоидентификация русской души.

«Даже у тех русских, которые не только не имеют православной веры, но и даже воздвигают гонения на православную церковь, остаётся в глубине души слой, формированный православием», – пишет Н.А. Бердяев [7, с 266]. В русском народе Богородица пользуется особым почитанием и любовью. В.В. Розанов пишет: «Народы, особенно наш глубокий русский, поклонились, свели всё почти христианство в поклонение «Скорбящей Божией Матери» [37, с. 558]. Образ Богоматери является глубинным в русской душе, устойчивым на протяжении тысячелетия. Он является важной «системой координат», по которой русский человек измеряет своё бытие, осуществляя самопознание.

Одной из основных особенностей русской религиозности является почитание Богородицы, равное и даже большее, чем почитание Христа. Такая любовь к Богоматери в народном сердце объясняется, с одной стороны, религиозным страхом перед Христом, а с другой – большей связностью Богоматери с человечеством, её сущностью страждущей Матери и Заступницы. «Христос – Царь Небесный, земной образ его мало выражен», – отмечает Н.А. Бердяев [7, с.48]. С. Стратановский приходит к выводу, что образ Богоматери – это не только образ Матери Христа, но ещё и символ человеческой души, символ соединения ветхозаветного и новозаветного мира [42].

Вера в то, что никогда Богородица не покидала и не покинет Землю Русскую, присутствует неотъемлемой чертой в русской богородичной поэзии. У С. Есенина в цикле «Пришествие» образ Богородицы сливается с образом Руси: «О, Русь, приснодева, Поправшая смерть!». Это «родство» почувствовал и Д. Андреев: «Тихо Печальница русского края рядом с тобой шла. Если прошел ты, не умирая, сквозь этот строй зла» [11, с. 29].То же чувствует и Т. Зульфикаров: «А ведь Русь Златая изба-дом приют Ея! И Руси Владычица! И Она – Руси Мать. А разве может быть дитя-сирота у Вечной Матери? [29, с. 227].В его стихотворении “Богородица” Дева Мария – «Хозяйка Руси» [29, с. 331].

Образ Божией Матери в отечественной культуре приобретает черты, характерные для русского мирочувствования. Поэты переносят Евангельские сюжеты, связанные с Богородицей, в Россию, морозную, лесную, близкую (И. Бунин, Т. Зульфикаров). Прекрасный облик Божией Матери соотносится с типичными образами русской природы, ее тихой, целомудренной красотой (И. Бунин, А. Кондратьев, Т. Зульфикаров). Особую окрашенность в черты русской национальной культуры приобретает образ Божией Матери, когда он переносится в фольклорную среду народных сказок и песен (С. Есенин). Происходит сопоставление образа Богоматери с образом страдающей Руси (С. Есенин). На метафизическом уровне лик Божией Матери сливается с ликом Святой Руси (М. Волошин).

Через образ Богоматери Н. Клюев создает портрет России, а забвение Её для поэта равноценно потере души России. Россия без Богородицы становится страной без души. В эмигрантской поэзии главной идеей, связанной с образом Богоматери становится идея Покрова Богоматери, идея Защиты, Небесного Покровительства. Образ Богоматери сближается с образом утерянной России. Поэты, потерявшие земное Отечество, ищут Отечество Небесное. Идея Покрова характерна и для современной российской поэзии. Но здесь образ Покрова вызван обостренным ощущением человеком собственного сиротства, осознанием несовершенства и иллюзорности окружающего мира (Т. Зульфикаров, В. Креков, Л. Никонова).

В иконописном образе Богородицы присутствуют черты русской женственности, например, в иконе XII века «Ярославская Оранта (Богоматерь Великая Панагия)». Сам иконописный тип Марии – квинтэссенция русской женственности, смиренной кротости и открытости одновременно. Богоматерь, пришедшая на Русь... и начавшая сливаться с Навной – языческой душой русского народа, – полна загадочности, медленного преображения; в Ней зачинается планетарный Логос...[38, с. 8]. Вся картина О. Кандаурова «Литургия» (написанная под влиянием этой иконы) представляется как внутренний, душевный образ – видение лика Святой Руси, в котором проступают и Великая Панагия и церковь Покрова на Нерли. Образ Святой Руси – Богородичен.

В образе Богоматери с младенцем (особенно, в иконе «Умиление») «отпечатались все характерные черты русского православного сознания, с его склонностью к созерцательности, душевной умильности, мягкости, простоте и скромности» [43, с. 152]. А. И. Языкова пишет: «Здесь Богородица явлена нам не только как Мать, ласкающая Сына, но и как символ души, находящейся в близком общении с Богом» [49, с. 96]. А вот как это выразил Ф. Тютчев: «Душа готова как Мария к ногам Христа навек припасть».

Через образ Богородицы выражаютсявысшие духовные планы русской души. Одним из самых значительных образов, запечатлевающих духовное бытие, предстает чудотворная икона Владимирской Божьей Матери (наиболее чтимая в русской культуре), для которой все человечество – дитя («под ферулой церкви верующий всю жизнь оставался ребенком» [16, с. 549]). Идея вселенского единства, исходящая от иконы Владимирской Богоматери, так велика еще и потому, что два ее образа – Матери и Сына – сплавлены воедино, совершенно неотторжимы друг от друга, слиты в новый образ Сыне-Матери. (Биполярное земное бытие получает небесный ориентир для своего преодоления). Два лика, написанные на иконе, заключают в себе полноту, завершенность, потому что все остальные Божественные ипостаси (Бог-Дух и Бог-Отец) также незримо присутствуют здесь в неземном сиянии. Данный образ – всесовершенен, завершен, но не замкнут на себе, не отстранен от нас. Младенец глядит на Мать, Она – смотрит на нас, передавая, передоверяя нам и взгляд Сына, и взор своей Души, соединяя им взгляды человеческие воедино. Здесь соединяются такие важные для русской ментальности идеи соборности, жертвенности, и мессианства.

Сюжет Богоматери чаще всего встречается в русской религиозной живописи. Несмотря на взросление человеческой души, относительно Духа Божия, она всегда будет душой-младенцем. Христос-младенец на руках Божьей Матери соизмерим с возрастным состоянием первозданного плана человеческой души. Это – портрет душевной жизни, имеющий непреходящую актуальность; всегда соответствующий оригиналу автопортрет младенческой души человеческой. Этим можно объяснить то, что на иконах именно образ Богоматери несет основную эмоциональную смысловую нагрузку, являясь композиционным центром; воплощая в себе бесконечность родительского трансцендентного начала.

В стихотворении «Владимирская Богоматерь» М. Волошина перед иконописным ликом Богоматери проходит вся история России, в том числе, её последние страницы. «А когда кумашные помосты / Подняли перед церквами крик, / – Из-под риз и набожной коросты / Ты явила подлинный свой Лик. / Светлый Лик Премудрости – Софии, / Заскорузлый в скаредной Москве, / А в грядущем – Лик самой России… [12, с. 256-257]. Лик Софии, Лик Богородицы и образ святой Руси сливаются здесь в один Лик Владимирской Божией Матери.

В. Иванов называл Божию Матерь «центром и средоточием Рая», «Древом жизни», – то есть сутью, основанием, столпом вечной истинной жизни, ибо Божия Матерь дала земную жизнь Христу-Спасителю и Подателю жизни вечной всему человечеству. Это откровение духовидческое, наполненное пасхальной радостью: «Там бегут мои чистые воды. / Там поют мои райские птицы; / Посреди же меня Древо Жизни / Древо Жизни – Пречистая Дева». Посреди Рая – не Христос, не Бог Отец, не Дух Святой, а Царица Небесная.

Так же видится Она и Ф. Сологубу в стихотворении "Милая мать, ты – Мадонна". Поэт подчеркивает, что сама жертвенная, самоотреченная, посвященная Богу, жизнь Богородицы является, в определенной мере, прообразом жизни Христа, Его жертвы. «Учи его умирать без стона, / Учи его страдать без слез... / Завидишь сени Гефсиманского сада – / Сама вонзи себе в сердце нож» [40, с. 364]. Поэт усиливает здесь момент добровольности, собственного соизволения на жертву Христа и Богородицы. Но у Божией Матери – своя жертва. Она должна была выстрадать смерть Христа, быть с Ним, и стать потом Матерью тому человечеству, которое убило Её Сына. Это соотносится с мессианской жертвенностью, так органично присущей русской душе.

«Мария у Бродского, – отмечает С. Стратановский, – символ человеческой души. С приходом в мир Христа душа будет ранена, но тем самым обретет новый опыт и приблизится к Богу» [42 с. 149]. «И тем же оружьем, Мария, которым / Терзаема плоть его будет, твоя / Душа будет ранена. Рана сия / Даст видеть тебе, что сокрыто глубоко / В сер

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: