 |
По мере моего продвижения по верному пути, я учусь признавать, что кто-то, возможно, многие, меня не любят.
|
|
|
|
Я смиряюсь с этим, как с точки зрения возможности открыться для боли, вызванной нелюбовью ко мне, так и с точки зрения скромности.
Скромности, необходимой, чтобы гнать от себя мысли: «Как ты можешь не любить меня, такого чудесного, такого импозантного, такого исключительного! »
Скромности, доказывающей мне, что меня так же легко не любить, как любого другого.
Как мы убедились, любовь — одна из немногих повседневных вещей, которые не зависят от наших действий или решений, она просто случается сама по себе.
Может, в моих силах помешать этому, но никак не вызвать ее.
Она либо случается, либо нет. А если она не случилась, то нет способа заставить ее случиться, ни у меня, ни у тебя.
Если я пожертвую собой, причиню себе увечья и покончу с жизнью ради тебя, я смогу добиться от тебя жалости, презрения, сострадания и, может, даже благодарности, но не твоей любви (или, чтобы ты снова меня полюбила), потому что это не зависит от моих действий (и, на самом деле, не зависит даже от твоего решения).
И, в любом случае, пусть бы я решился пожертвовать всем ради любимого человека, ничего из этого не позволило бы нам навеки остаться вместе.
Во многом идти к самореализации означает признать, что ответ на вопрос
с кем?
является также ответом на
с кем уже нет?
Нравится нам это или нет, но зрелость, как мы уже говорили, — это оставлять позади все, чего уже нет.
Невыносимая боль
потерь
Боль от потери связана не только с тем, что я не могу и дальше что-то иметь, но и, прежде всего, с конкретной ситуацией неумения справляться с собственным бессилием. Внешняя среда, жизнь, Бог, рок, другие факторы, отняли у меня то, что я, по крайней мере, на данный момент, хотел бы сохранить.
|
|
|
Схема контакта и отступления, о которой я уже говорил, когда мы искали ответ на первый вопрос, составляет основу жизненной позиции, вытекающей из опыта. Я снова привожу эту схему, чтобы не оставалось никаких сомнений: процесс переживания боли потери — ни больше ни меньше, частный случай «Контакта и Отступления», а этап слез — путь прохождения этого цикла без перерывов, промедления, остановок и обходных путей.
При боли потери, стимул, воспринятый сточки зрения ситуации наивного отступления, — это и есть потеря. Иногда сразу же, иногда не очень, я понимаю, что произошло, я потерял то, что у меня было, или думал, что было. Я во власти чувств. В моих чувствах смешалось море всего, пока не эмоций, а только чувств. А затем, перед лицом этой истории негативных или неприятных впечатлений, я полностью осознаю то, что произошло.
Возможно, в глубине души я, ты и мы все, не хотим расставаться ни с чем, особенно если «больше никогда» не является следствием нашего решения или отказа.
Я вспоминаю Насреддина...
— Я потерял мула, я потерял мула, я в отчаянье, зачем мне дальше жить? Я не смогу жить, если не найду своего мула.
Так причитал Насреддин, обходя деревню
в поисках потерянного мула.
— Тот, кто найдет моего мула, — повторял он, — получит вознаграждение, моего мула.
А люди говорили ему:
— Сумасшедший, ты совсем свихнулся. Ты
потерял мула и его же предлагаешь в качестве вознаграждения?
На что он отвечал:
— Да, потому что мне больно не иметь его, но еще больнее, что я его потерял.
При любой потере, реальной или воображаемой, большой или маленькой, важной или неважной, всегда появляются и наполняют меня, в большей или меньшей степени, множество разнообразных эмоций, иногда прямо противоположных, предшествующих процессу боли потери. Эти эмоции позволят мне истинно осознать отсутствие того, чего больше нет. Эта точка контакта с потерей обеспечивает затем окончательное осознание новой реальности.
|
|
|
Здоровье твоих отношений с окружающими, как мы уже говорили, измеряется твоим способом существования, ответственным перед жизнью на всем ее протяжении, умением изучить, выявить и проверить актуально ли то, что у тебя есть, или это труп того, что у тебя было. А если это труп, то умением, со всей ответственностью расстаться с ним и выйти из завершившейся ситуации, чтобы продолжать идти своим путем.
Мне бы хотелось рассказать тебе сказку:
Жил-был человек, совершавший восхождение на гору. Это было довольно трудное восхождение, ведь гора стояла в месте, где был сильный снегопад. Он провел ночь в горном приюте, а наутро
увидел, что снег покрыл всю гору, затруднив его восхождение. Но он не захотел вернуться, поэтому, полагаясь на собственные силы и отвагу, продолжал взбираться все выше на эту крутую гору. Пока, в какой-то момент, возможно, из-за просчета, а может быть, из-за сложной обстановки, он вбил крюк, чтобы закрепить страховочный трос, но тот сорвался. И альпинист рухнул вниз, он летел в центре снежной лавины, зверски ударяясь о камни на своем пути.
Перед его мысленным взором пронеслась вся его жизнь, и когда он закрыл глаза, ожидая самого худшего, вдруг почувствовал удар по лицу какой-то веревкой. Не задумываясь, инстинктивно, он ухватился за нее. Может быть, эта веревка осталась висеть на каком-то креплении, в таком случае она выдержала бы рывок и остановила его падение.
Он посмотрел вверх, но не увидел ничего, кроме снега и метели. Каждая секунда казалась вечной в этом головокружительном бесконечном падении. Внезапно веревка дернулась и натянулась. Альпинисту не было ничего видно, но он понял в эту минуту, что спасен. Снег все валил, а он был там, буквально сросшийся со своей веревкой, продрогший насквозь, но висящий на этом куске льна, не давшем ему погибнуть на дне горного ущелья.
Он постарался осмотреться, но безрезультатно, ничего не было видно. Крикнул два или три раза, но понял, что никто не мог его услышать. Вероятность его спасения была бесконечно мала: даже если заметят его отсутствие, никто не сможет отправиться на его поиски до окончания снегопада, но даже в этом случае, как они узнают, что он висит над ущельем.
|
|
|
Он подумал, что, если срочно не придумает что-нибудь, ему конец.
Но, что же делать?
Он собирался взобраться вверх по веревке, чтобы попытаться попасть в приют, но тут же понял, что это невозможно. Вдруг он услышал голос. Внутренний голос, говоривший: «Отпусти веревку». Может, это был глас божий, может, голос его мудрости, может, какого-нибудь злого духа, может, просто галлюцинация, но он настаивал: «Отпусти, отпусти».
Он подумал, что отпустить веревку значило немедленную смерть. Это был способ остановить мучения. Было соблазнительно выбрать смерть, чтобы перестать страдать. Но, в ответ на голос он еще сильнее вцепился в веревку. А голос все повторял: «Отпусти, не надо больше страдать, зачем тебе столько боли, отпусти веревку». И снова он заставил себя держаться за нее еще крепче, убеждая сам себя, что никакой голос не уговорит его отпустить то, что, несомненно, спасло ему жизнь. Эта борьба продолжалась еще много часов, но альпинист все держался за свою единственную надежду.
В легенде говорится, что на следующее утро спасатели нашли умирающего альпиниста. В нем едва теплилась жизнь. Еще несколько минут, и он умер бы от переохлаждения, не отпуская свою веревку, и в этом весь парадокс... в метре от земли.
О чем я и говорю: иногда не отпустить равноценно смерти.
Иногда наша жизнь напрямую зависит от того, отпустим ли мы нечто, однажды спасшее нас.
Отпустим ли мы вещи, за которые мы крепко держимся, полагая, что они и дальше уберегут нас от падения.
У всех нас прослеживается тенденция цепляться за идеи, людей и переживания. Мы хватаемся за отношения, физическое пространство, знакомые места с уверенностью, что они — наше единственное спасение. Мы больше полагаемся на «синицу в руках», как советует поговорка.
И хотя интуитивно мы понимаем, что цепляться за это равнозначно смерти, мы не отпускаем то, что уже не нужно, то, чего нет. Нас бросает в дрожь при мысли о надуманных последствиях этого шага, мы боимся единственного, чего нам не хочется переживать, а именно, страданий, которые мы зачастую путаем с болью, хотя это совсем разные вещи.
|
|
|
Страдания — это хроническая боль. Когда мы одно мгновение преобразуем в состояние; цепляемся за воспоминания о том, что оплакиваем, чтобы продолжать оплакивать, чтобы не забывать, не отрекаться, не отпускать это, заменив его страданиями.
В этом смысле, страдания — болезненная разновидность преданности отсутствующему. Они напоминают зависимость, словно ты стараешься избежать «самого худшего», выбирая «самое худшее из самого худшего».
Страдания рациональны, даже если неумны, они парализуют, они громогласны, выставляют себя напоказ, хотят подольше задержаться, , цля чего им нужна компания, но не в качестве утешения, а в качестве свидетелей.
Боль же, напротив, молчалива, одинока, она предполагает смирение, контакт с чувствами, с отсутствием чего-то и с пустотой, образовавшейся в результате.
Страдания спрашивают «за что? », заранее зная, что ни один ответ их не удовлетворит; а для боли все вопросы уже закончились.
Но самое главное различие между ними заключается в том, что боль всегда имеет свой конец, а страдания могут не закончиться никогда.
Священник-иезуит Энтони де Мелло иногда во время своих выступлений играл со слушателями:
— Хотите стать счастливыми? — спрашивал он. — Я могу дать вам счастье в эту самую минуту и, с гарантией, навсегда. Кто согласен?
Несколько человек поднимали руку...
— Отлично — продолжал де Мелло. — Счастье дается в обмен на все, что у вас есть. Дайте мне все, чем обладаете, и получите счастье.
Люди смотрели на него. Они думали, что его
предложение символическое, и смеялись...
— Даю полную гарантию — подтверждал он. — Я не шучу.
Руки опускались вниз, а он говорил, с улыбкой Будды:
— А-а-а, не хотите... Никто не хочет.
И объяснял:
Мы отождествляем наше счастье с комфортом, успехом, известностью, властью, аплодисментами, деньгами, радостью, минутными наслаждениями, от которых, очевидно, совсем не готовы отказаться. Даже в обмен на счастье. Мы знаем, что причина большей части наших страданий заключается в ежедневной погоне за всеми этими вещами, но никто не может убедить нас с ними расстаться.
Никто не может убедить нас, что мы перестанем страдать, сделав большой шаг в сторону отказа от желаний.
Хотя это так очевидно...
Мы, как тот альпинист, цепляемся за материальные вещи, как за спасительную веревку. Мы не осмеливаемся отказаться от этой мысли, потому что считаем, что отсутствие имущества влечет за собой казнь, смерть, небытие. Мы знаем, что синица в руках — причина наших страданий, но не готовы отпустить ее. Мысль о необходимости отпустить что-то ради облегчения пути незнакома нам, а следовательно, у нас нет никакого шанса перестать страдать, потому что, помимо фрустрации, в нас поселяется некое противоречие.
|
|
|
Но необходимо признать, что мы, люди западной культуры, не можем перестать желать чего-то, хотя, также, нам известно, что невозможно обладать желаемым безгранично и вечно, потому что мы не всемогущи.
Наша проблема — в неумении входить и выходить из ситуаций.
Невозможности смириться с фактом контакта и последующего разрыва со всеми вещами.
Незнании того, что приобретать и терять — часть нормальной динамики счастливой жизни.
Тебя, наверное, интересует, чем объяснить мои отступления в сторону счастья, привязанности и способности войти и выйти, если я веду речь о потерях, слезах, уходах и смертях. Но это не отступления. Смерть, личностный рост, потеря и полноценная жизнь тесно связаны между собой со времен сотворения мира, о чем свидетельствуют исследования символики, которыми занимались по очереди антропология, история первобытных народов и психология. Во все времена каждый символ имеет архетипический смысл, описанный гениальным К. Г. Юнгом[††††††] в его исследованиях идеальной символической структуры: карт Таро.
В Таро есть, например, карта, представляющая и символизирующая смерть. Это аркан номер 13, который народная традиция изображает в виде знаменитого черепа, косы и плаща. Образ самой смерти.
Символы повторяются раз от раза во всех культурах и во все времена. И тем не менее, несмотря на ужасающий образ, эта карта не символизирует наступление смерти, как таковой, а, по мнению знатоков вопроса, является воплощением перемен (роста). Это символ процесса, при котором нечто перестает быть прежним, уступая свое место чему-то новому, пришедшему на смену ему.
Народная мудрость или коллективное бессознательное изначально знает, что обычная повседневная смерть и самые ужасающие эпизоды, связанные со смертью, внутренне символизируют процессы изменения.
Пережить их означает для нас решиться отпустить какие-то вещи, которые освободят место для других, новых.
Таким образом, переработать боль потери — это научиться отпускать все, что было раньше.
Когда меня пугает то, что будет, я цепляюсь за то, что есть.
Я центрируюсь на том, что у меня уже есть, потому что не решаюсь жить дальше.
Я убеждаю себя, что не перенесу боли, вызванной этой потерей, оправдывая свое нежелание расставаться с тем, что было раньше...
И наверняка с этих позиций, мне не удастся познать, насладиться и прожить все, что придет потом.
Мне кажется, я почти тебя слышу: «... Но когда человек теряет что-то любимое, он чувствует боль, а иногда очень страдает по тому, чего уже нет».
Согласен, и главный вопрос этой темы — что нам делать, чтобы сохранить только боль, отказавшись от страданий. Научиться любить без зависимости и брать на себя обязательства без привязанности.
Не обязательно, чтобы было именно так, но, как правило, чем сильнее я люблю, тем больше склонен привязы-
ваться и тем легче попадаю в какую-нибудь зависимость представления о том, что тот, кто любит, рискует испы
в отношениях. Такова истинная причина возникновения
тать страдание, давшее начало абсурдному мифу, что «если человек не
любит, он и не страдает».
Раз мы говорим о взрослой любви, давайте будем искренними и зрелыми людьми. К сожалению, что касается боли, то она прак
тически гарантирована. Так происходит, поскольку существует большая вероятность, что в каждых ответственных любовных отношениях есть хоть немного боли. Пусть даже это боль оттого, что мы такие непохожие, и нам приходится улаживать наши разногласия.
Но дверь, открытая для боли от самой настоящей любви — единственный способ прожить полноценную жизнь, и, как я обычно говорю:
Жизнь стоит того, чтобы ее прожить.
Горе ценно не только потому, что неотвратимо, но и потому, что так или иначе оно открывает мне дверь в новое измерение. Неизбежная боль, помогающая нам добиться чего-то более важного. Обязательное условие для поддержания моего личностного роста.
Как уже было сказано, любой рост начинается только с боли по причине фрустрации или потери чего-либо.
Никто не обретает зрелость, не осознав чего-то, чего уже нет.
Взросление всегда подразумевает необходимость оставлять позади что-то утраченное, даже если речь идет о воображаемом пространстве, а переработать боль утраты означает покинуть предыдущие пространства (внутренние или внешние), которые кажутся нам более надежными, более защищенными или, хотя бы, более предсказуемыми.
Оставить это и идти к другому. Перейти от знакомого к незнакомому. Усвоить, что я могу пережить потерю, не уничтожив себя, успокаивает, потому что появляется уверенность: я могу принять решение о выходе из любой ситуации и из любых отношений или сделать выбор в пользу сохранения существующего положения и, следовательно, не чувствовать себя пленником.
Отрывок из пьесы «Король Иоанн» Уильяма Шекспира...
Король Филипп разговаривает с Констанцией, потерявшей сына в последнем бою.
Фактически она не знает, что ее сын умер, но интуитивно чувствует, что может больше не уви
деть его живым.
Констанция плачет и стонет все сильнее, отчаявшаяся и безутешная.
Видя это, король Филипп ей говорит:
— Ты так оплакиваешь своего сына, так ушла в свое горе, что, кажется, горе тебе дороже сына.
А Констанция ему отвечает:
— Горе оттого, что сына больше нет, живет в его спальне, лежит в его постели, носит его одежды, говорит, как он, и со мною ходит повсюду, куда ходил и он. Так как же мне не любить свое горе, если это единственное, что у меня осталось?
Потому что боль, иногда действительно сопровождает того, кто страдает, занимая место, где раньше был другой.
Не важно, какое именно и сколько места занимал ушедший в твоей жизни, боль всегда готова заполнить все его пространство.
И необходимо отдавать себе отчет, что, хотя присутствие боли неприятно, оно, по крайней мере, не представляет собой такую угрозу, как образовавшаяся пустота.
Боль, по крайней мере, заполняет пространство. Боль заполняет пустоты.
Боль не позволяет образоваться дыре в душе.
Что было бы, если бы не было боли для заполнения этих пустот?
ПЕРЕНОСИТЬ БОЛЬ
На этапе слез, мы вступаем в контакт с болью, тяжестью, грузом и неизбежной, хотя и ложной, уверенностью, что нам этого не пережить.
Пусть это покажется невероятным, но в начале этого пути мы все думаем, что это невыносимо.
Это не наша вина, или по меньшей мере не только наша...
Мы были натренированы самыми авторитетными нашими воспитателями на то, что в основном мы не способны перенести боль потери, что никто не может пережить смерть любимого человека, что мы бы умерли, если бы любимый человек нас покинул, и что мы не смогли бы ни минуты терпеть невыносимую боль серьезной потери, потому что печаль тлетворна и разрушительна...
Так мы и живем, обусловив нашу жизнь этими мыслями.
Однако, как это обычно бывает, эти «убеждения», которые передаются и усваиваются через процесс воспитания, являются опасной компанией и действуют как серьезные враги, побуждающие нас заплатить более высокую цену, чем та, которую они якобы помогают избежать. В случае боли потери, например, они могут увести нас в болезнь, вынудив сойти с пути к окончательному избавлению от того, чего уже нет.
Рассказывают, что по пустыне шел караван. С наступлением ночи караван остановился. Мальчуган, ухаживающий за верблюдами, подходит к проводнику и говорит:
— У нас проблема: в караване 20 верблюдов, а у нас всего 19 веревок, как нам быть?
Проводник ему отвечает:
— Ну, верблюды довольно глупые, они, на самом деле не очень-то сообразительные, поэтому подойди к оставшемуся верблюду и сделай вид, что ты его привязываешь. Он поверит и будет стоять спокойно.
Мальчик отнесся к его словам с недоверием, но пошел и сделал вид, что привязывает верблюда, который, и правда, остался стоять спокойно, словно привязанный.
На следующее утро погонщик пересчитал верблюдов, их было двадцать, как и раньше.
Торговцы все погрузили, и караван снова вышел в путь. Все верблюды двигались вереницей по направлению к городу, все кроме одного, который остался на месте.
— Начальник, один верблюд не идет за караваном.
— Это тот, которого вчера не привязали, потому что не хватило веревки?
— Да. Как вы узнали?
— Не важно. Пойди и притворись, будто ты его развязываешь, в противном случае он будет думать, что все еще привязан, и не двинется с места.
Сказка о верблюде должна заставить нас задуматься о наших одиозных и глупых обусловленностях. Это первое, что необходимо усвоить. Мы обязательно должны начать с этого, потому что одним из определяющих и самых ложных мифов нашей культуры, выученных нами в процессе воспитания, гласит, что мы не готовы ни к боли, ни к потерям.
Мы повторяем, почти не думая:
«Я никогда не смог бы жить дальше, если бы тогда потерял это».
«Я не могу продолжать жить, если у меня нет этого».
«Я не смогу жить, если не получу то, другое».
Однажды, в ноябре 1979 года, без особых причин, я поймал себя на мысли, что некоторых вещей, которые я приобрел, и некоторых людей, без которых я не представлял своей жизни, могло бы не быть, и что, наверное, их может не стать в любую минуту. Люди могут принять решение уйти, не обязательно умереть, просто уйти из моей жизни. Вещи могут измениться, а ситуации — оказаться прямо противоположными тем, какие я видел вначале. И я стал осознавать, что должен научиться готовить себя к подобным потерям.
Конечно, существует разница между чьей-то смертью и чьим-то отъездом. Наверняка приятнее переехать из худшего дома в лучший, чем наоборот. Разумеется, предпочтительнее совершить обмен ветхого автомобиля на новый, чем в обратном порядке.
Очевидно, что переживание потери будет отличаться в каждом из примеров, но стоит уточнить, что всегда испытываешь боль, оставляя что-то в прошлом, чтобы войти в другое место, где есть только то, что есть. Но то, что есть, совсем не то, что было до сих пор.
Повторю, это изменение, внутреннее или внешнее, всегда предполагает необходимость процесса активной адаптации к тому новому, что есть в другом, и к тому другому, что есть в новом, даже если оно лучше.
Этот процесс, как мы видели, есть не что иное, как
«переработка боли потери» и, как нам известно, он тоже мучителен.
Каким бы очевидным это ни казалось, я никогда не перестану предупреждать всех, кто встает на этот путь:
Боль потерь... болит.
И это неизбежно.
Действительно, думать, что я иду к чему-то лучшему по сравнению с тем, что оставил, часто является великолепным утешительным призом, маленькой радостью, компенсацией за боль от потери.
Но, внимание:
это компенсирует, но не помогает избежать,
приглушает, но не отменяет,
вдохновляет на то, чтобы продолжить свой путь, но не сводит на нет боль.
Я навсегда запомнил день, когда я покинул свою первую консультацию.
Это было малюсенькое арендованное помещение, действительно обветшавшее и малоприятное, состоящее из одной крошечной, темной комнатки окнами во двор. Я тогда любил пошутить, объясняя, что не занимаюсь психоанализом, потому что лежащий пациент не помещался в этой консультации, он обязательно должен был сидеть.
Когда мои доходы выросли, я решил переехать из этой консультации в другую, побольше, из двух комнат, более удачно расположенную.
Для меня это был впечатляющий скачок, символ моего роста и показатель профессионального развития.
Тем не менее покинуть место, где я начинал, свою первую консультацию, оказалось очень трудным для меня.
Невероятно, но я знал, что покидаю это место и отправляюсь в другое, гораздо лучше, в место, которое я сам выбрал ради своего будущего и своего удобства...
Я хорошо это понимал, но мысли о том, что я покидаю, все равно причиняли мне боль.
Вещи, которые человек оставляет, всегда должны быть переработаны.
Человек всегда должен оставлять позади вещи, оставшиеся во вчерашнем дне.
Всего оставшегося в прошлом уже нет здесь, его даже, повторяю, даже не осталось...
Я хочу сказать, что женат вот уже тридцать лет; моя жена остается той же самой, у нее то же имя, та же фамилия, я могу ее узнать, она довольно похожа на себя прежнюю, но я также знаю, что она другая.
С многих точек зрения, абсолютно другая.
Конечно же, физически мы оба изменились (я гораздо больше ее), но, помимо этого, когда я вспоминаю ту женщину, какой была моя жена, она у меня, каким-то образом, противопоставляется этой, сегодняшней.
И эта во многом мне нравится больше, чем та. Чудесно осознавать, насколько она выросла, и я чувствую почти гордость за то, что был все это время ее спутником.
Но мне все равно пришлось переработать боль потери той женщины, которой она была раньше.
И заметь, никто не умер, никто никого не бросил, я говорю о человеке, который был одним, а стал другим.
Подчеркну еще раз, тот факт, что настоящее — еще лучше прошлого, не отменяет необходимость переживания боли утраты, и, следовательно, возникает необходимость нового выбора.
Действительно, когда-то ее имя было ответом на вопрос «С кем? »... Но остается ли этот ответ до сих пор в силе?
Мне повезло, что на этот вопрос я до сих пор могу ответить утвердительно, хотя, на самом деле, результат не имеет ничего общего с везением.
Необходимо научиться преодолевать ту часть пути, где некоторые вещи остаются позади, а другие следуют за тобой, хотя их нельзя назвать прежними.
Необходимо научиться залечивать раны, образовавшиеся, когда приходится оставлять что-то на дороге, а самому отправляться дальше, когда какая-то ситуация исчерпана, когда у меня уже нет того, что было раньше, или я полагал, что было.
Необходимо переработать потерю, когда закрывается какой-то проект, меня покидает какая-то мечта или посещает необратимая уверенность, что у меня никогда уже не будет того, что я ожидал или желал иметь когда-то.
Необходимо научиться вносить в нашу карту все изменения, потому что, как мы уже говорили, карта — это не местность, а мир, в котором мы живем, не может находиться далеко от реального мира.
Говорят, как-то раз пьяный шел по полю, погруженный в свои мысли.
Вдруг он увидел, что прямо на него несутся два быка, один — настоящий, а другой — воображаемый.
Он бросился бежать, чтобы спастись от обоих,
пока не оказался в месте, где росло два огромных
дерева.
Одно из них тоже было воображаемым, но другое, к счастью, — настоящим.
Пьяный, на то он и пьяный, попытался взобраться на воображаемое дерево...
Но пока он пытался, настоящий бык поддел его
на рога.
И, разумеется, тут и сказочке конец...
То есть оттого, как я нарисовал карту моей жизни, какое место отведено на ней каждой вещи, от убеждений, формирующих мой путь, зависит, как я преодолею этап потери.
ПОЧЕМУ ПРОШЛОЕ СДЕРЖИВАЕТ НАС?
Чтобы сформулировать в одной фразе то, чему тысячи книг не могут дать исчерпывающее объяснение:
Нас страшит печаль.
Эмоция, внушающая наибольший страх. Выводящая нас на мысли об отчаянии.
Мы представляем себе, что остались одни.
Одинокие и беззащитные.
Одинокие и всеми покинутые.
Одинокие и беспомощные.
Боязнь отчаяться — это, возможно, основная движущая сила всех наших защитных механизмов и причина большинства наших отклонений от основного пути. Самым ярким ее проявлением является ступор, в который мы впадаем при одной мысли о возможности окончательно потерять любимое существо.
Грубо говоря, мысль о смерти безжалостно превращает нас в абсолютно беспомощных людей, понимающих, что мы ничего не можем поделать, потому что другой человек безнадежно мертв, и это уже необратимо. Что бы я ни думал и во что бы ни верил — в загробный мир, в жизнь после, в вечную жизнь, в то, что где-то есть место, откуда он на меня смотрит, и мы обязательно встретимся там, во что бы я ни верил, но в этом месте я ничего поделать не могу.
С беспомощностью, если кому-то покажется мало, приходит за руку другой внушающий мне страх призрак: призрак одиночества. Одиночество без другого человека, оставившего после себя пустые пространства.
Соединившиеся с нашими собственными внутренними пустотами.
Соединившиеся с ощущением окончательной потери.
Мы отдаем себе отчет в вечности этого отсутствия, и в том, что все больше никогда не будет как раньше, а мы даже не знаем точно, как все будет.
Словно у меня внутри остались одни руины.
Это один из самых тяжелых моментов на пути почти каждого человека. Этап, на котором печаль отдается болью в теле, на котором тебя покидают силы, и охватывает она, мучительно-разрушительная печаль.
Она похожа на депрессию бездействием, но это не депрессия.
На самом деле, депрессия — это неспособность на серьезные чувства, невозможность установить контакт с эмоциями, предшествующими действиям.
Подчас впавшие в депрессию не грустят, они в депрессии, следовательно, бездействуют, но им не грустно.
Те, кто переживает боль потери, грустят; они не обязательно находятся в депрессии, может, да, а может, нет, но они точно безутешны, охвачены отчаянием, их переполняет горе...
Когда мы встречаем таких людей и заглядываем в их глаза, мы понимаем: что-то произошло, что-то умерло в них. И очень грустно быть рядом с человеком, переживающим подобный момент. Грустно, потому что мы понимаем и сожалеем. Потому что мы «сострадаем» тому, что с ними происходит, я хочу сказать, «страдаем с» этим человеком. Такое положение вещей вполне логично, поскольку, на самом деле, умерла частичка другого человека, которую они несли в своей душе.
Мы совершаем бесчисленное множество попыток выйти из такой приводящей в отчаяние ситуации. Возможно, что на этом этапе у нас появляются странные ощущения и видения, причем это совсем не обязательно означает, что мы сходим с ума. Например, мы просыпаемся среди ночи от голоса покойного, который что-то нам говорит, слышим, как он входит в дверь. Верим, что видели в метро человека, которого уже нет с нами. Нам кажется, что на кухне раздается такой же шум, как всегда, когда он там пек блины. Мы таинственным образом слышим на улице музыку, которую он так любил. А то вдруг обнаруживаем кошелек на месте, где его раньше не было.
Даже зная, что этого не может быть, мы не можем избавиться от ощущения, что тот человек, на самом деле, находится среди нас. Ощущения, на котором строят свой прибыльный бизнес спиритисты и им подобные, пользующиеся такими моментами, прекрасно зная, что люди, переживающие боль потери, особенно уязвимы.
Речь идет о настоящих псевдогаллюцинациях, которые, даже будучи нормальными, заставляют нас задуматься о состоянии нашего психического здоровья.
Например, я хорошо запоминаю запахи, связанные с людьми, вещами и какими-то местами; я помню запах дома моей бабушки, запах, как восприятие, связанное с воспоминаниями, и все это мне кажется вполне реальным. Если я вернусь в дом, где раньше жила моя бабушка, и почувствую знакомый запах, в этом не будет ничего мистического: это запах места, который у меня ассоциируется с бабушкой. Но если я окажусь там, где, как мне известно, бабушка никогда не бывала, и почувствую ее запах, значит, запах этого места вызывает у меня воспоминания о бабушке. А вот если я истолкую ситуацию так, что запах действительно есть, потому что моя бабушка была или сейчас находится там, мое эмоциональное состояние сыграет со мной злую шутку. Поскольку псевдогаллюцинация — это не галлюцинация. Ее клиническая картина такова: я знаю, что все воспринимаемое мной не существует, но я это воспринимаю. Человек понимает, что его ощущения загоняют его в капкан, расставленный его собственной головой. Для него это слишком серьезное испытание, способное вызвать испуг.
Самое плохое на этом этапе — болезненное и неуправляемое отчаяние. Самое хорошее — оно проходит, а за это время наше существо настраивается на заключительный процесс: процесс рубцевания ран, окончательный этап переживания каждой потери.
Как бы я смог подготовиться к дальнейшей жизни без любимого человека, если бы не замкнулся во внутренних переживаниях; как бы я смог восстановиться, если бы не отстранился немного от повседневности.
Боль и печаль делают это за меня; они обеспечивают мне уединение, чтобы я мог выплакать все, что должен выплакать, и чтобы уберечь меня от новых внешних воздействий до тех пор, пока я не буду готов воспринять их. Они обеспечивают мой контакт с внутренним миром, чтобы я мог вернуться во внешний и пройти два последних этапа пути слез: идентификацию, уступающую место продуктивности и, в конце, принятие.
ПРОЦЕСС ИДЕНТИФИКАЦИИ: МОСТИК В ДАЛЬНЕЙШУЮ ЖИЗНЬ
Уже в конце этапа отчаяния человек начинает испытывать потребность переводить эмоции в действия, часто это действия, направленные в сторону ушедшего. С точки зрения психодинамики, возможно, это связано с желанием освободиться из ненавистного капкана беспомощности, которая всегда в результате доставляет мне неудобства. Выйти из того места, где я ничего не могу изменить. Это ощущение необъяснимо, но что действительно связывает мою жизнь с миром, который я люблю, так это начало процесса выхода.
До выхода еще далеко, но начало положено, я пытаюсь разрешить в голове то, что не могу разрешить на деле. Это начало называется идентификацией, оно приближает меня к этапу продуктивности.
Из отчаяния начинают выходить через самоидентификацию с некоторыми сторонами личности покойного, иногда даже временно идеализируя некоторые его характеристики, чтобы сделать их своими. Когда процесс протекает нормально, он протекает как слегка преувеличенная переоценка реальных достоинств отсутствующего, освобождая место для последующей критики.
Об умершем мальчике я могу сказать: «он был таким красивым, самым умным в классе, чудесным, его ждали великие дела». Но если я еще добавлю, что он был воплощенное совершенство, что он был самым красивым мальчиком на свете и что он был слишком хорош для этого мира, поэтому Бог забрал его к себе, я пропал. Я сбился с пути, и переоценка обернулась идеализацией. Я уже вижу не реальные вещи. Нет ничего хуже, чем путать оценку с идеализацией. Первая позволяет мне переработать горе, а вторая, к сожалению, это способ никогда не выйти из него.
Погоревав и оплакав отсутствие, я понимаю, что мне приятно слушать танго, хотя я раньше никогда их не слушал, что мне начинает нравиться готовить, как нравилось ей, хотя я в жизни раньше не готовил, или, что я начинаю получать удовольствие от прогулок и от домашнего варенья, которое она очень любила и оставила мне, и, наконец, говорю: «Бедные мои старики, я всегда их критиковал, а сам теперь делаю то же самое».
Такова квота неизбежной идентификации с тем, кого уже нет. Она начинается с осознания, как много у нас было общего, и заканчивается, когда я, неосознанно, начинаю делать то, что другой никогда не делал, словно желая положить конец нашему сходству.
Идентификация — это мостик, потому что она означает начало выхода.
Почему?
Потому что без идентификации не может быть продуктивности.
Что такое продуктивность?
Это начать совершать какие-нибудь действия, посвященные этому человеку или по меньшей мере с сознанием, что на них меня вдохновили наши с ним отношения.
На этом этапе я осмелюсь заняться эмоциональной алхимией.
Научусь преобразовывать энергию боли в конструктивные действия.
Это и есть начало чего-то нового. Это и есть перестройка жизни: сделать так, чтобы мой путь привел меня к чему-нибудь полезному для меня и для других.
По образу и подобию первоначальной структуры групп самопомощи (распространившихся по миру после успешного опыта Анонимных Алкоголиков) возникло множество самоуправляемых групп людей, переживших одинаковые события в жизни. Есть группы родителей, потерявших детей, группы сирот, родных жертв несчастного случая, людей, страдающих одним и тем же заболеванием. Группы, оказывающие помощь тем, кто находится на уже пройденном ими отрезке пути, и организующие работы, чтобы сдерживать других, переживающих тяжелый момент.
Таков продуктивный этап, на котором происходит преобразование мучительной и переживаемой в одиночестве боли потери в историю, придающую дополнительный смысл собственной жизни.
Если это получится сделать, то можно прийти к этапу принятия.
ПРИНЯТИЕ
Принятие эквивалентно рубцеванию раны.
Что здесь означает «принять»?
Мы смирились, возможно, уже давно. Мы уже поняли, что не в наших силах изменить случившееся...
В таком случае... Что именно нам необходимо принять?
Принятие в процессе проживания боли от потери подразумевает две вещи.
Первая — дискриминация, то есть необходимость установить различие между собой и умершим, отделить себя от него, осознать, не оставив никаких сомнений, что этот человек умер, а я нет. То есть покойный — не я. То есть жизнь закончилась для него, но не закончилась для меня. То есть снова найти свое место в дальнейшей жизни. Второе значени
|
|
|
