 |
Т. ф. Воланский
|
|
|
|
1 Иессу, Ясса, Ящер. – Прим. перев.
*В польском издании этих писем из-за опечатки высота сих скульптур ошибочно указана в четыре с половиной фута. На самом деле их высота составляет 7 футов.
*Надпись на скульптуре Перкунаса гласит: Perkun, pernoju jo ich. В переводе: Я, Перкунас, низвергну Вас. Вторая надпись на щите Иесса гласит: Jesse, Tropi jo ich, в переводе: Я, Иесса, буду мучить вас.
Наполовину греческие, наполовину латинские буквы относятся к восьмому веку, как показывает их сравнение с самыми старыми рукописями библиотеки Бамберга.
2 Табл. 1. №16.
3 Табл. 1. №17
4 Табл. 1. №18
*Ещё более наглядным нам представляется это сходство при рассмотрении изображения у Dr. Fr. Junghuhn Atlas zur Reise durch Java, изданное Dr. C. G. Neuss v. Esenbeck, Magdeburg 1845, Tab. I. Fig. 1.
**Мы зачастую встречаем у писателей абсурдные пассажи, способные даже у серь-езнейших людей вызывать улыбку. Так, например, Lucas Dawid, T. I, p. 75 повествует: «что дочь князя мазуров, будучи уже христианкой, подвигла своего мужа-язычника отречься от богов своих отцов и братьев. Король Видевут и Понтифик (Криве-Кри-вейто) незамедлительно вызвали сего князя-отступника к месту поклонения богам в Рыкойт, дабы потребовать от сего бунтаря ответа. Явившись, он взбунтовался. Между тем сарматы напали на его земли, осадили его крепость и сожгли его жену вместе с детьми. Отцы князя и его братья представили сие как кару богов за то, что он отрекся от богов своих предков. » Здесь Лукас Давид столь ясно и наглядно обозначил просту-пок князя, что не остается сомнений в том, о чем идет речь. Однако волею случая переписчик манускрипта Лукаса Давида в последнем слове «Gotter» (боги. – Прим. переводчика) провел недостаточно длинную черту через сдвоенные буквы tt, черта сия наполовину выгорела, и, таким образом, осталась только одна буква t с черточкой. Это озадачило уважаемого издателя! Вместо «Gotter» он прочел «Golter», бесконечно ломал над этим голову, мучительно искал во всех старых немецких словарях и энцик-лопедиях и, наконец, торжествуя, нашел слово «Golter», обозначающее на древне-немецком наречии одеяло (lodix). Теперь он следующим образом интерпретирует текст Лукаса Давида: Князь якобы отверг одеяло, которое ему хотел подарить отец, и сим навлек на себя гнев богов. Возможна ли подобная литературная нелепица?
|
|
|
Один из новых известных географов нашел на недавно вышедшей карте название деревни, возникшей несколько лет назад вследствие проведенной крестьянской реформы, вспомнил о том, что прочел схожее название у Птолемея, начал листать, восхитился собственным озарением и издал труд, коим надеется перевернуть всю географию древних! Я бы мог привести сотни подобных нелепиц для увеселения публики, если бы время, в которое мы живем, не было столь серьезным, дабы занимать свои мысли глупостями.
*ныне Гданьск, Польша. – Прим. переводчика
**ныне Калининград, Россия. – Прим. переводчика
*Я нахожу очень странным то, что три предполагаемых рунических знака, прочитанных наоборот, K. M. B., по-видимому, обозначают имена трех волхвов: Каспара, Мельхиора и Валтасара.
5 Брактеаты имеют ушко, возможно для продевания шнурка и ношения на шее. - Прим. ред.
*См. Micrailii, altes Pommerland, Tb. I. pag. 163.
**Tadeusza Wolanskiege, odkrycie najdawniejszych pomnikow narodu polskiego. Poznan. 1843, Zezyt I. II.
***Пребывая все в том же заблуждении, издатель журнала “Rok 1844” pag. 76 называет мою упомянутую публикацию «абсолютно бессодержательной брошюрой».
*В польском издании сего письма из-за опечатки на стр. 19 перепутаны правая и левая рука.
**Подражание римской Диане Люцине.
***Публикация здесь моего перевода народной песни «Лайма» с литовского на польский бесполезна. Дословный немецкий перевод можно найти в издании Rhesa: Dainos, oder litthauische Volkslieder,. Berlin 1843. pag. 208 под названием Die Neerunger.
|
|
|
Я же использовал тот же материал для немецкого повествования, который представляю читателю сих строк:
Лайма зовет и кричит, легкой поступью
Босых ног в горы бежит.
Девочка, в рыбацкой хижине ее заслышав,
Взбирается стремительно на холм,
Озирается и видит, как из темной пучины
Три рыбака тенета свои тянут.
«Люди добрые, - взывает она, - услышьте,
Беда случилась где-то,
Голос Лаймы звучал пронзительно,
Там в горах, причитая и плача, –
Не видали ль вы брата моего доброго
Сегодня в пучинах морских? »
«Бед немало принесли
Пучины яростные моря!
Не видать тебе брата своего,
Покоится он на дне морском.
В час рокового шквала
Поглотила челн его пучина морская. »
«Кудрями его играют волны,
Песок засыпает светлый лик его,
Бледны ланиты его и раздуты.
Свет очей его навеки погас.
Рыбы и крабы рвут его на части,
Не видать тебе более любимого брата! »
«О, рыбаки добрые края нашего –
Провозвестники беды! Помогите мне несчастной!
Исполните мою просьбу сердечную –
Достаньте брата моего из пучины морской,
Похоронить я должна его по обычаям народа,
Прах его предать земле нашей. »
«Девочка моя! Бесполезно сие,
Что поглотила пучина морская –
Боги моря утянут на дно –
Будет добычей всесильных.
Но что дашь нам взамен, коли
Вытащим мы на брег его морской? »
«Тебе – поясок шелковый,
Ему – колечко золотое с руки моей,
А третьему ничего не смогу дать,
Только себя отдать как залог.
Дайте самой с ним поговорить,
Чтобы скорбь в утешение обратить. »
«Слушай, юноша, чьи руки
Столь ловко сегодня управляли веслами,
Сможешь ли заменить ты брата мне,
Коего увлекли от меня боги морские?
После беды, постигшей меня глубокой
Пусто сердце мое и одиноко! »
Молча, он протягивает длани,
Пожимает в знак союза!
Нет нужды им в благословении!
Не видали он ещё креста Христова.
Просты нравы народа,
Судьба направляла их на пути.
Серьезны стали речи юноши:
«Спутники мои, сговорились мы.
В путь – туда, где на дне
Покоятся останки,
Бросим сети наши, чтобы
|
|
|
Успокоить сердце бедное сие. »
«Глупец! Но что ж нам делать?
Боги бури и пучины против нас? »
«Тогда останьтесь! Я один отправлюсь,
Плату за сие я получил. »
«Юноша, останься! – вскрикнула она –
Останься и сохрани жизнь свою для меня! »
«Нет, девочка моя! Мгновение тому,
Когда услышал просьбу я твою,
Поклялся я отбросить страх –
И Боги услышали меня!
Я сей же час решусь –
Останься я, руки твоей я недостоин! »
«Так быть тому! Поеду я с тобой.
Подмогой буду я тебе, как брату моему;
Сражались часто вместе мы с опасностью,
И возвращались, когда надежды не было почти.
Позор рыбацкой дщери, сестре, невесте,
Коли долг она забыла свой! »
Направили они вдвоём свой челн сквозь волны –
Гребли вдвоём на веслах ладно в море.
Гляди! Непогода надвигается сильней,
И не видно челн совсем.
«Боги бури и пучины, сжальтесь!
Защитите вы людей … спасите сих несчастных! »
Лайма спешит по холмам и кричит,
Кричит в лесу понапрасну.
Буря заглушает глас её –
Эхо не разносит его по холмам.
После рокового часа бури
Оба упокоились в пучине моря! –
Но … богиня любви приходит на помощь,
Протягивает влюбленным длань свою –
Поднимает тела их из волн
И бросает на берег у Хела,
Где и нашли их и обогрели,
Пока дыхание жизни в них не проснулось.
Но один из оных, что
Вернули их к жизни,
Держал сестру в объятьях своих весь в слезах,
Которая, очнувшись от вечного сна,
В груди своей ощутила жар,
Увидев брата родного, почитала коего погибшим!
Не брата челн
Тонул в морской пучине.
Завидев поднимающуюся бурю,
Направил брат его
К брегам спасительным Хела.
Вернулись оба в хижину свою,
И с юношей там зажили втроём!
|
|
|
