 |
Сталкер по кличке Ворот, 24 года, без определённых занятий, не женат.
|
|
|
|
Пётр Афанасьевич, чьё имя значится в списке самых что ни на есть лауреатов Нобелевской премии, привстал ненадолго, протирая краешком носового платка свои очки и разминая уставшие глаза. Как никак, за окном уже светало, а он просидел за своим докладом всю ночь, даже не обращая внимания на грохочущие выстрелы за городом. «Может быть их просто не было. Бывают же «тихие ночи», когда по обеим сторонам фронта стоит гробовое затишье». Но Пётр Афанасьевич всё-таки больше склонялся к первому варианту.
Разом потухли уличные фонари, солнце уже облизало перистые облака, а те немногие жители, осмелившиеся здесь остаться, просыпались в такт скрежетанию дворницкой лопаты. Все они пытались жить как всегда, как ни в чем не бывало. Без этих привычек город уже давно бы захлебнулся в хаосе.
Однако с каждым днём становилось всё хуже. И если раньше устоявшийся карточный домик системы давал сопротивление редким дуновениям слабого ветерка и, немного покачнувшись, приобретал шаткое равновесие, то сейчас он пытается устоять перед ураганом.
Кажется, что трагедия всегда где-то вдалеке, в другом городе, на другом конце света. И что она никогда не придет в твой родной дом. Но когда этот кошмар уже стоит на пороге – его всё равно никто не видит. Все занимаются своими повседневными делами, пускай уже бесполезными, лишь бы самим себе не признаваться в том, что беда уже здесь, за окном.
«Достаточно» – подумал Пётр Афанасьевич, закрыл папку, в которой листы бумаги были связаны вместе тесьмой, и пошёл на кухню, чтобы заварить себе горячего чая…
- Кхм, - послышалось из-за соседнего стола. - Гхм.
Ворот, так и не успев вообразить вкуса горячего чая, захлопнул кожаный планшет, забросил карандаш в нагрудный карман и расправил свои длинные вороненые волосы до плеч, после чего попытался найти хозяина хрипловатого голоса. Немного дальше от его укромного местечка, за столиком восседал ничем не примечательный человек, прикрывающий лицо газетой, но выглядывая эдаким заговорщицким взглядом поверх нее. Смотрел он как раз на Ворота.
|
|
|
- Вам чем-то помочь?
Тот, словно не ожидал вопроса, медленно опустил газету. Ворот успел прочитать сползающий заголовок, выделенный жирным «Новое Посещение - правда или очередная выдумка человечества?» Газета, уложившись на стол, обнажила лицо странного человека: насупленные брови, горбатый нос, губы дугой и скулы резкие, будто грубо резаком высеченные по гипсовой заготовке. Одна бровь приподнялась, глаза остались на месте, оценивающие. На голове плешь уже, а по бокам волосы назад зализаны, за уши. Изучив внешность гостя, до него дошло, почему тот удивился. Не зря же Ворот облюбовал это самое местечко в углу: свет сюда почти не падает, поэтому увидеть человека, сидящего за этим столиком, достаточно проблематично, лишний раз никто свой глаз сюда не положит. Вот гость и пытался рассмотреть Ворота, всячески привлекая его внимание глупыми и не очень способами.
- Да нет, - удивление уже сползло с лица любопытствующего человека, - я вот спросить хотел...
- Спрашивайте, уж чем смогу...
- Вы ведь сталкер?
- Да, - а сам себе думает, ну не фига себе, мол, спросил. Нашел, мол, где такие вопросы задавать. - С какой целью интересуетесь, как говорят на Зоне?
- Меня Валерием Иннокентьевичем зовут, - говорит.
- Ворот.
- Эмм... Это имя?
- Можно и так сказать.
- Интересно... - Валерий причмокнул эдак досадливо, призадумавшись, словно глубоко разочаровавшись в услышанном. - Я вот хотел спросить...
- Вы уже это говорили...
- Ах да... Я журналист. Хотел вот напрямую узнать ваше собственное мнение о том, что все здесь называют Зоной.
|
|
|
- Зона - это Зона...
- Это понятно. Просто мне интересно, почему вы все так уверены в том, что это правда?
- Я вас не понимаю...
- Ну вот... Нет ведь никаких доказательств того, что Зона существует. Вы сами то ее видели?
- Видел.
- Трудно с вами...
- Взаимно.
- Я просто пытаюсь вас понять. Больше шести лет назад взорвалась чернобыльская АЭС, все это время все твердят о Новом Посещении, но никто так и не предоставил никаких доказательств.
- Хорошо. В следующий раз к вам лично приду и на ушко шепну, где есть эти ваши доказательства.
Тот словно не слышал. Начал заливать про то, что ходим они тут все, окаянные, ересь всякую выдумывают и сами верят в нее, что вешают всю эту лапшу на уши окружающим, что житья не дают, и, в конце концов, что нет никакой Зоны. Ишь ты, видите ли, нашелся тут следак, вынюхивает тут, разбирается, мнения о себе сложить не может! Потом он уже запыхался, раскраснелся весь, а бармен выглядывает из-за стойки и пялится на Валерия, как на идиота, но молчит. Правильный он мужик, что молчит. У каждого своя правда и глупо пытаться навязать свою чужому. Чужой пережует ее и не подавится.
Следом дверь скрипнула, в зал пролился свет от лампочки в предбаннике, а посреди мужик застыл, не видно ничего, кроме черного силуэта. Плечи широкие, высокий. И на фоне этого черного пятна глаза светятся, шарят эдак туда-сюда, грузно, тяжко. Затем он наконец отмер и ступил за порог. Подковылял к столику свободному, припал на стульчик, тот скрипнул довольно, мол, хоть кто-то за день ублажил старичка. А бармен, видать, узнал человека, мигом вынырнул из-за стойки, зубками клацнул, подбежал к гостю и давай частить. Что-то об оплате за предоставленное ему жилье, про обязательства, про счеты и какие-то забытые обиды. А грузный человек ударил кулаком по столу - бутылки зазвенели, покатились - бросил что-то короткое, из-за чего бармен сразу утихомирился и снова обмяк, показывая ладонью, мол, свободен. И побрел бармен к себе за стойку, дальше гречку красавцам подавать да стопки на четыре пальца наливать. А между тем на столе у этого сталкера уже дымила порция второго, которую тот, щурясь от удовольствия, теперь уминал за обе щеки, держа ложку в огромной руке как-то по-детски, как топор.
|
|
|
Ворот сразу узнал в этом человеке сталкера, за которым наблюдал последние несколько недель. Его нельзя с кем-то спутать. Поэтому он тут же засобирался и поплелся к грузному человеку, расплывшемуся на стуле. Попросил прощения за беспокойство, сел напротив и выдал наконец то, зачем пришел сюда. Карту старую достал, пожелтевшую уже, мятую, разложил ее перед собеседником и ткнул пальцем в жирный кружок, перед которым толпилась кучка других помельче, с разными обозначениями и пометками. Сталкер все сразу понял, не проронив ни слова кивнул, вытер рот рукавом. Сложил карту и вернул ее Вороту. Они пожали друг другу руки и человек представился.
- Бруно.
Завидев всю эту процессию, Валентин истерически гоготнул, делая пометку в блокнотике, но после того, как Бруно гулко цыцкнул в его сторону, журналист сразу же прижался, как обиженный котенок, спустился по спинке стула и спрятался за страдальческой газетенкой. И синхронно, за дальним столиком, занятым странным жирным мужичком в рваном ватнике и с бычьей шеей, блеснул жадный взгляд. Мужичок оскалился недобро, брови насупил в внимательном жесте и Ворот мигом почувствовал странный зуд. За ним наблюдают... Но пофигизм, расположившийся на соседней чаше весов, перевешивал любопытство.
Бруно согласился на предложение Ворота сразу же. Мгновенно. И не вопрос доверия крылся в столь поспешных заключениях. Не старый схрон ворованного золота, не какой-то там заказ... Ведь там, на старой потрепанной карте, поверх самого жирного кружочка, были начертаны два слова. Такие, казалось бы, простые, но такие значимые, соблазнительные и чарующие - «Золотой шар».
***
В старой квартирке, которую Бруно, видимо, использовал редко, было затхло. Лампочка на сорок покачивается на проводке, тени дребезжат чарующе, словно гоняют пылинки из стороны в сторону, как и силуэт девочки, сгрудившейся у стенки и обхватившей руками колени. Посреди же комнатушки за столом, восседал Бруно. Он внимательно изучал пометки на карте и всякие закорючки, ведущие промеж кружочков с крестиками. Но между делом в голове проскальзывали мысли о странной девке, которая навязалась вчера вечером идти в Зону вместе. Бруно, вопреки своим устоявшимся убеждениям, спорить не стал, Ворот сразу же согласился. Его дело - его право.
- Эй! Тебя как зовут то?
Девушка дернулась, поджав колени еще ближе к себе, и уставилась на сталкера сквозь распущенные светлые волосы.
- Аля.
- Аля... - зачем-то повторил Бруно. Он поежился, потер шею ладонью, после чего повернулся к девушке и сказал откровенно, разочарованно, но понимающе. - Не охота мне нянчиться с тобой, Аля...
|
|
|
