 |
Алевтина Ежова, дочь ныне покойного Владимира Ежова, 19 лет, без определённых занятий.
|
|
|
|
Аля прошлепала по коридору, задымленному табаком, в сторону комнаты, в которой остановился Бруно. Дверь была приоткрыта, изнутри лился оранжевый свет, что, казалось, обрел сущное материальное воплощение. И теперь этот оживший свет клубился, как дым, не зная, как распорядиться данным ему подарком. Девушка приоткрыла дверь, та скрипнула слегка, открыв ее взгляду силуэт сталкера. Он, казалось, так и просидел всю ночь за столом, только на этот раз перед ним была рация. Сталкер крутил колесико, вслушиваясь в помехи, подобно зверю, прижавшемуся ухом к мерзлой земле и пытающемуся уловить выдающий жертву звук. За окном сумрак уже потихоньку расслаивался на обретшие цвета полосы, стелющиеся вдоль горизонта, но сталкер знал, что совсем скоро Зона, почуяв желанный людьми рассвет, окутает свое царство серым покрывалом, подавляющим наивные человеческие мечтания. Что день здесь, что ночь, как говорится, сутки прочь.
Помехи из рации иногда сменялись обрывками каких-то фраз, приглушенными и оттого искажающимися, приправленные ненастоящими страдальческими нотками, а иногда и вовсе перевоплощающихся в ярый хохот существ из преисподней. Очень редко получалось разобрать целые слова: что-то о холмах, какие-то мольбы и просьбы, преисполненные каким-то противоречивым пониманием того, что никакой помощи ждать не следует. Это похоже на вой смертельно раненных зверей в чаще глухого, стылого леса, молящих о спасении, но в то же время будто бы смиренных и просящих прощения в образе спокойной, безболезненной смерти.
Аля ступила за порог. Бруно ее услышал и повел голову немного вправо, словно пытаясь уловить гостью боковым зрением, но после, не выронив ни слова, снова устремил взгляд на рацию, вещающую прерывистый рассказ о сломавшихся судьбах.
|
|
|
- Кто это? - девушке казалось, что она слушает это шипение уже больше часа, что уже природнилась к нему, нащупав скрытые лазейки к его полному пониманию.
- Сталкеры, - Бруно произнес эти слова как-то особенно медленно, завершив сказанное ноткой легкого разочарования.
- Что с ними произошло?
- Говорят, что заблудились промеж трех сосен.
- Зачем ты их слушаешь? - укоризненно спросила девушка, уставившись на сталкера. Тот молчал. - Ведь ты же не станешь их спасать. Тогда зачем ты их слушаешь?
Бруно хотел было ответить, даже рот уже приоткрыл, но передумал. Он не хотел говорить правду, хотя уже давно научился признаваться сам себе в том, что лишился каких либо чувств, свойственных людям. И поэтому сейчас, впервые услышав такой вопрос не от себя, он признавался сам себе, тихонько, что слушает умирающих сталкеров для ощущения собственного превосходства над ними. Он жив, а они уже нет. На этот раз Зона забрала кого-то другого, но не его. Только это помогало ему почувствовать себя живым, ведь Зона давно лишила его человечности и тем самым сама объявила сталкера проигравшим. Это он проиграл, а не те сталкеры, молящие сейчас о пощаде. Он проиграл, потому что до сих пор сцеплен оковами в то время, как те другие уже освободились от них. Они обрели свободу, а он нет. Поэтому сейчас Бруно резко щелкнул тумблером, заглушив назойливые помехи и быстро отстранился от дьяволова вещания. Комнату пронзила звонкая тишина. Было слышно лишь, как вздымается грудь девчонки вверх и вниз синхронно его тяжелому дыханию.
- Я... Я просто пытался связаться с Андреевкой. Там лагерь, где мы сможем переночевать. Но сейчас никто не отвечает... - выпалил Бруно, после чего обмяк. С одной стороны он почувствовал какое-то мнимое облегчение, но с другой - был зол на себя за то, что дал какой-то девчонке заставить снова почувствовать себя животным. Отчасти это было правдой... Как и то, что сталкер пытался выйти на связь с Андреевкой.
|
|
|
Але показалось знакомым это название. Возможно даже когда-то она была там, в этой деревне, много лет назад. Еще ребенком... Возможность в скором времени побывать в близком когда-то ей месте обрадовала ее, как и желание увидеть своего отца. Но это желание подкреплялось скорее не умом, а сердцем, ведь только ему даровано верить в невозможное.
Андреевка - первая деревня за Рубиконом охраняемого периметра и потому особенно ценная. Еще в те времена, когда в Зону стали просачиваться первые сталкеры, в силу вступила одна простая закономерность: каждую ночь в Андреевке останавливался рейд для того, чтобы переждать неблагоприятное время суток. Перевалочный пункт. Деревня стала чем-то на подобии форпоста - единственного, но непобедимого. И всегда перед тем, как выдвинуться в Зону, можно было выйти на связь с Андреевкой, чтобы узнать, кто сейчас там ночует, договориться о смене, так сказать, постояльцев. Договорились вы, значит, со сталкерами, что общее гнездышко облюбовали, узнали, что все путем и пожалуйста, в путь-дорогу. Пришли вы значит, руки друг другу пожали и удачи пожелали. Было даже как-то раз, что там местные торговцы засели, чтобы бурю переждать. Бруно посчастливилось тогда прийти на следующую смену и лицезреть, как пыхтящие люди в жилеточках, чуть ли не при галстучках, прут баулы с товаром по рельсам, которые аккурат к блокпосту ведут. Видать, при пропусках были. Но сейчас не было ничего, кроме помех сквозь вялую тишину, и только вечные крики о помощи доносились с многострадальных тихих холмов, искореженные старой рацией, преображающиеся на ходу в утробный, животный вой... Они просят о помощи.
***
Как и предполагал Бруно, рассвет не долго брезжил цветной радужной кромкой за ровной полосой всевидящего горизонта. Небо быстро окуталось в белесые оковы, провожая путников серыми, тяжелыми ладонями. Эти ладони будто бы выпирали из общего, серого полотна, давили на него изнутри, молили об избавлении. Им тесно в бесконечности, ведь они никогда не видели, как тесно здесь, внизу. Так и эти трое, упрямые и уверенные в своей правоте, пытались пробиться лбами туда, где, как им казалось, их ждёт вечность. А вечность смотрела на них, прищурившись, и улыбалась насмешливо. Путь, наполненный человеком иллюзией, приведёт его в пустоту.
|
|
|
Прощались со знакомыми в городке словно в последний раз. Казалось, поднимаются эти трое на борт гигантского корабля, который заведомо никогда не причалит к суше. А те, казалось, платочками сейчас помахают, а потом слезы радости и горя будут ими вытирать...
Аля не знала, где начинается Зона, поэтому не сразу заметила стелющуюся впереди, за дымкой тумана, воду. Ведь она представляла себе это немного иначе. Например, как они будут пробираться через неприступный военный кордон. Но все оказалось куда проще, когда взору открылась нехитрая, наспех сколоченная пристань, возле которой на прибивающихся к берегу волнах покачивалась старая, деревянная лодка. Иногда она стукалась бортом о деревянную опору, точно, периодично, из-за чего эти звуки напоминали мерное тиканье часов. Но часы эти были замедленны. Завидев удивленный взгляд девушки, Бруно пояснил:
- Втроем через кордон не пройдем. Речка не охраняется, потому что никому в голову бы не пришло, что кто-то в Зону по ней поплывет.
- Могли бы уже догадаться. – буркнула в ответ девчонка, ковыряя носком влажный песок.
Ворот же принял форсирование реки, как должное, хотя и берега противоположного в густом тумане было не разглядеть. Рядом с пристанью, на деревянном колышке, поскрипывала от ветра ржавая табличка:
«с. Андріївка
1425 мешканців до аварії на ЧАЕС
Евакуйоване 04.05.1986 г.
У Бородянський район Київської області»
Получалось так, что все это время они шли, огибая охраняемый кордон по восточной стороне. Но Аля никак не могла выудить из памяти то, где именно по отношению к этому месту находится Андреевка. Уж точно не у реки, хотя ручаться за эти мысли девушка тоже не стала, ведь сама толком ничего не помнит. Вместо этого в памяти проскальзывали пометки на старой карте, где справа жирная линия, криво подписанная сверху «кордон», обрывалась, как только утыкалась в голубые просторы реки. Но не были они голубыми, а напоминали больше серую вязкую массу, сливающуюся воедино с низким небом.
|
|
|
Они быстро погрузили вещи в лодку. Первым делом залезла Аля, Ворот помог ей удержать равновесие на болтающейся туда-сюда опоре. Следом залез он сам, у него это получилось лучше. Бруно же отвязал старую веревку от пристани и быстро запрыгнул внутрь, отчего казалось, что лодка сейчас перевернется и их поход оборвется на пике своего начала. Но обошлось.
Гребли по очереди. Сначала усердствовал Бруно, затем ношу принял на себя Ворот. Туман полностью окутал лодку, берег, с которого странники начали свой путь, скрылся в дымке, а противоположного берега все так же было не разглядеть. Изредка можно было узреть лишь проплывающие крыши старых хат, удачно раскинувшихся на холмах и потому будто бы выглядывающие поверх вездесущего тумана. Крыши были разные: некоторые, изъеденные годами, рассыпались, а некоторые и ныне могли послужить хорошим пристанищем для тех, кому эти края до сих пор кажутся родными. Возможно, так оно и есть. Иногда можно было разглядеть старые антенны на крышах, на которых повисла какая-то странная субстанция. Ее трудно было рассмотреть, так как лодка качалась вверх и вниз, не давая сложиться окончательному образу странных «висельников». Вот мимо проплывает макушка водокачки, поросшей какой-то растительностью. Девушка и на ней заметила этих «висельников», они свисали с металлического обода, который огибал башню. Следом, промеж деревьев, казавшихся такими же серыми, как и все вокруг, и крыш старых домов, распластавшихся на мертвой, стылой земле, выглянул далекий силуэт Чернобыльской АЭС, чудом не скрывшийся в густой мгле. Именно там, судя по Воротовой карте, и находился заветный Золотой Шар, путь к которому ложился по испещренной ловушками земле. Там, за низиной, в которой покоился старый строительный вагончик, покоилось сердце тьмы. Зона быстро уловила свою промашку и сразу же, словно рукой фокусника проведя, скрыла чарующий силуэт с глаз трех отчаянных путников. Но они, качаясь на волнах в старой деревянной лодке, до сих пор смотрели туда, откуда только что призрачным оракулом на них смотрела, казалось, сама Зона... И как быстро казавшееся явью вдруг растаяло в ладони сталкера, который сейчас стоял посреди многострадальной лодки, напоминавший Харона, везущего через Стикс души умерших. Но сейчас по реке плыли тени трех ушедших в Зону людей…
Лодка резво подпрыгивала, сопротивляясь ветру, и казалось, что так они и доберутся до берега, если бы не мощный толчок, оторвавший девушку от своих мыслей. Лодка накренилась и Бруно, быстро среагировав, уперся всем весом в поднявшийся борт. Ворот подхватил мысль и сделал то же самое. Лодка, словно еще немного подумав, наконец-то выровнялась, плюхнувшись правым бортом в воду. Только сейчас девушка заметила резвые силуэты, снующие снаружи под водой. А следом взгляд ее упал на стремительно увеличивающуюся на днище лодки лужу. Она, не проронив ни слова, принялась черпать наступающую воду. Благо под деревянной перегородкой залежался ковшик, предназначенный именно для таких целей.
|
|
|
Злосчастный туман впереди стал редеть и путникам показался берег, где прямо по курсу была точно такая же пристань. Бруно как можно быстрее довел лодку к суше и наготове у него уже была веревка. Пристань приблизилась и сталкер смог ухватиться за нее рукой, после чего он обвязал веревку вокруг деревянной опоры. Они достигли другого берега. Аля и Ворот высадились, а Бруно подтянул пустую лодку к земле, чтобы та не утонула до их возвращения. Там что-нибудь да в голову придет. Сейчас главное - добраться до Андреевки. Сталкер вдруг вспомнил утреннюю попытку связаться с лагерем, от чего на душе вдруг стало тяжело. Словно почувствовав то, о чем подумал Бруно, девушка спросила:
- Что там могло произойти?
Ворот не стал вмешиваться с расспросами, вместо чего сейчас проверял свой рюкзак. Его тетрадь с недописанным рассказом была на месте, а это - главное. Бруно же, недолго потоптавшись на месте, ответил:
- От роду ничего не происходило...
***
Щёлк. Тумблер, приняв положение «Вкл», понес за собой тихий, монотонный гул. С небольшим запозданием, проморгавшись, загорелась лампочка под потолком, где-то на сорок. Под ней осветился квадратный стол, на котором небрежно были разбросаны пара пустых пачек сигарет и стреляных гильз.
- И вправду никого, - разочарованно констатировала факт девушка, разглядывая нехитрое убранство старого дома, раскинувшегося на окраине заросшей виноградом деревушки. Из пепельницы, которая на облупленном подоконнике, струился табачный дымок, что не могло не настораживать. Пока Аля аккуратно, исследуя, вышагивала по скрипящему паркету, то и дело наклоняясь, чтобы разглядеть старую, еще советских времен, посуду, Бруно, гремя снаряжением, подбежал к рации, расположившейся на столе у окна и принялся спешно вертеть регуляторы. Но та в ответ лишь тихо посапывала, иногда заходясь в кашле из не внушающих радости помех. Сталкер расслабился, облокотившись на спинку, и сказал:
- Что-то глушит сигнал.
- Значит, все нормально? - подал голос Ворот, все это время стоявший в дверном проеме.
- Значит нормально. Расслабились. Жрать охота, не могу.
Ворот только задумчиво кивнул, вроде как не придав значения словам сталкера, и уставился в окно, за которым раскинулся сад, редеющий в преддверии надвигающихся сумерек. Одному богу известно, что он там искал, слоняясь взглядом по стеклу, в котором преломлялось что-то, что видел только он.
Из соседней комнаты уже вовсю несло бодрящим запахом кофе и жареных сосисок, а когда Ворот переступил ее порог, Аля тут же, скрывая улыбку в распущенных, светлых волосах, вскочила с вилкой в руке, на которой дымилась горячая сосиска.
- Угощайтесь!
Ворот от угощения не отказался и, полюбезничав, расположился возле спутницы. Рядом шипела керосинка, гордо сдерживая стремящиеся к свободе язычки бодрого пламени. Их свет вырывал из вечернего сумрака лицо Бруно, который сейчас, сидя как-то по-турецки, поглощал содержимое консервной банки, но при этом взгляд его был стеклянным, упертым в одну точку. Заметив то, что сталкер сейчас увлечен какими-то своими мыслями, Ворот осмелился завязать разговор:
- Зачем с нами пошла?
Аля не сразу поняла, что вопрос адресован ей, поэтому еще какое-то время сидела с набитым ртом. Потом все же ответила:
- Узнать кое-что хочу.
Ворот сначала хотел спросить, что именно, но это было бы бестактно, ведь если бы девушка хотела что-то рассказать, то непременно бы рассказала.
- Где семья?
- Мама в Киеве. Она не знает, где я.
- А отец?
Повисла не долгая пауза и Аля на какое-то время перестала жевать. Затем она все таки опомнилась.
- Умер.
- Прости, - Ворот мог бы до всего догадаться, но только не до этого, ведь за скрытым редким оптимизмом и надеждой лицом он не мог разглядеть то, что чувствовала девушка на самом деле. Это ощущение вернуло его с небес на землю, снова дав твердо убедиться в том, что он абсолютно ничего не знает. Ни о ней, ни вообще о людях.
- Я бы предпочел описать нашу с тобой жизнь, как заточение.
- Нашу?
- А разве наши жизни не схожи?
- Смотря, что ты имеешь в виду...
- Все мы заперты в этой тюрьме, но упрямо ищем из нее выход. - театрально ответил Ворот, воздев взгляд кверху, будто сквозь потолок разглядывал звездное небо, скрытое за оковами низких туч. - И когда-то мы его найдем, - он представил, как эти дьяволовы оковы спадут с бескрайнего небосклона и он сможет наконец вдохнуть полной грудью чистый воздух одному ему видимой свободы.
- Вкусив плоды воображаемой свободы, мы будем слепо двигать к ней, но захлебнувшись яростной волной, поймем, что нет свободы... Нет.
- Поэтесса?
- Интервалистка.
Ворот слушал бы ее вечно, ведь она - первый человек, с которым он может говорить о сокровенном. И он, достав свою тетрадь, записал ее слова. Он непременно найдет им место в своем рассказе. Рассказе, в полной мере отражающем его тягу к своей свободе, ведь для каждого она своя. К свободе, которая, как казалось Але, скрывалась за тем стеклянным окном, где раскинулся ухоженный когда-то сад, и где поскрипывали в полудреме томно старые деревья... Но она не пыталась ее разглядеть, ведь это не ее мечта. Девушке была близка призрачная надежда на то, что Зона сможет вернуть ей потерянного когда-то человека. Ее отца.
***
Этой ночью Бруно ворочался на лежанке долго, вслушиваясь в то, как снаружи скрипел неприкаянно ржавый лист металла. Эти звуки вырывали его из сна, но не полностью, из-за чего вокруг мерещились какие-то фигуры, блуждающие по комнате. Бруно поежился и обнаружил, что подушка промокла насквозь. Фигуры превращались в лица, заходящиеся в приступе наступающего кошмара, как и та, что зловеще покачивалась за окном. Она, в свете неестественно светлой ночи, медленно искажалась, выдавая до боли знакомые черты. Лицо, которое сталкер с трудом пытался вспомнить в полудреме, ведь это было так же сложно, как и вспомнить забытый когда-то сон. Но он вспомнил его. Силуэт человека с длинными воронеными волосами, который дал сталкеру карту. Человека, который вел их к исполнению своих сокровенных желаний. Бруно сумел выдавить из себя только одно:
- Кто здесь?!
***
Утренние сумерки уже рассеялись, а солнце пыталось пробиться сквозь сплошную серую пелену осенних туч, да ничего у него не получалось, поэтому земля освещалась тусклым сероватым светом, предвещая очередной хмурый день. Хмурый, но только не в этот раз, когда трое отчаянных людей собирались ступить за, казалось бы, сплошную темно-зеленую стенку соснового леса, возвышающуюся над болотом. А верхушки этих самых деревьев словно сливались воедино с дымкой неестественно низких туч.
И выдвинулись люди к тем нагнетающим, вездесущим соснам. Ворот знал, на что идет. Ждал любого момента, любую возможность, чтобы ухватиться за нее и отправиться хоть в какой-нибудь путь, словно в туннель, в ярком и далеком свете которого и ждало бы его величайшее свершение. Теперь он не боялся признаться себе в том, чего ищет. Ворот хотел, чтобы его вспомнил хоть кто-нибудь. И не говорил он никому о своей цели, о том, что делает. Будто это защитит его от какой-то угрозы или же обречет его мечту на провал. И он знал, что забыл когда-то очень важную тайну словно сон, который, проснувшись, приходится собирать по кусочкам. Он и собирал, и записывал...
Южное болото раскинулось прямо перед лесом, словно было преддверием ада. На болоте то и дело ноги разъезжались в грязи, перчатки покрылись влагой, автомат то и дело норовил выскользнуть и утопиться в мутной смрадной луже, чтобы оставить путников без оружия. Хотя не было необходимости в этом оружии. Никто дальше леса этого не захаживал, а если кто таки ступал туда - не возвращались. Да и как-то само приелось, мол не вернулся - значит подох, разгильдяй.
«А кто еще по местам этим бродит?» - спросил про себя Ворот. -«Только Хозяин леса, да только проку от автомата никакого не будет, лишний груз.»
Девчонка семенила позади сталкеров. Пару раз Ворот оборачивался в надежде перехватить ее взгляд, но та шла как на автомате, глазами в землю уставилась, думала о чем-то своем. Наверное об отце. От вчерашнего оптимизма не осталось и следа. И правильно. В Зоне это ни к чему. А спереди шагал Бруно, накинув капюшон, да так шагал, что Ворот за ним еле поспевал. Невольно его посещало чувство ревности, странное и необоснованное. Впереди шел охотник, высокий, бравый, широкоплечий. Он рядом с ним сам себе казался тряпкой. Но с другой стороны, стоит посмотреть на этого охотника, так мороз пробирает. Бесчувственная серая масса, которой только приказ дай - раздавит. И взгляд стеклянный, такой только у покойников бывает. Хотя все мы здесь покойники, по своей же воле.
Так и не заметили, как в лес злосчастный зашли, ноги наконец-то более-менее твердую подстилку из шишек под собой почувствовали. Стволы сосен грозно возвышались к небу, где, казалось, сливаются ветками своими полумертвыми воедино, да так, что света, хоть и пасмурного, на землю пробивается шиш один. Из-за этого казалось, что уже смеркалось, хотя путники двинулись в дорогу с самого утра.
Один раз позади путешественников хрустнула ветка. И трудно было понять, где это произошло. Но, приглядевшись, сталкеры так никого и не увидели. Но этот звук, все последующее время раз за разом отражавшийся в голове, заставил Бруно обернуться снова. И на этот раз совсем не зря. В двух десятках метров от странников за широкой сосной пятилось до боли знакомое Вороту тело. Он снова почувствовал на себе странный, изучающий взгляд. Камуфляжная куртка, квадратная голова и пустые глазенки, метавшиеся из стороны в сторону в поисках хоть какой-то возможности устроить подлянку.
- Подкатывай, перетрём, - Бруно поводил стволом своей двустволки, выманивая притаившегося незваного гостя. Тот медленно подошел к группе, при этом все время отводя глаза в сторону. - Кого ищем?
Вопрос остался висеть в воздухе, новоявленный лишь метался взглядом сквозь странников и переминался с ноги на ногу. Бруно тоже показалось знакомым это лицо, и уж больно нехорошее предчувствие преследовало его с тех пор, как он увидел его впервые. Но времени вспоминать не было.
- Понятно, - Бруно вскинул стволы ружья, нацелившись было на этого ущербного, уже смакуя у себя в голове образ его раскуроченной головы, но девушка остановила его. Она подбежала и резко рукой отвела оружие в сторону. Ружье не выстрелило.
- Прекрати! - воскликнула она. Голос ее слегка вздрогнул, глаза по пять копеек сделались. На переносице появилась маленькая складочка, свидетельствовавшая о том, что девушка нервничает. - Пусть идет.
Бруно еще некоторое время переводил взгляд со стороны в сторону, после чего в сердцах выпалил «Катись» и путникам оставалось лишь наблюдать, как человек с фигурой, больше напоминавшей тумбу, пружинисто ускакал прочь не разбирая пути. «Ишь, приклеился».
Вдалеке уже проглядывалась четкая грань, за которой стройные деревья резко сменялись изуродованными скелетами строений... В один момент высокие деревья нервно зашелестели от внезапного порыва ветра. Стволы сосен угрожающе пошатнулись в разные стороны, а тучи, на которые путники раньше и внимания не обращали, стремительно, просто неестественно быстро, поплыли по бесконечному небосводу. Ворот застыл на месте, пытаясь противостоять урагану как и остальные. Но Аля при этом словно пыталась до чего-то дотянуться рукой. И только приглядевшись сталкер обомлел, челюсть отвисла а тело словно парализовало. Рука девочки не естественно, не по настоящему исказилась, словно смотрел он на нее через искривленное стекло. А девка смотрела на руку свою рот раскрыв, внимала, пыталась как-то осознать, что происходит. Рука извивалась, истончалась и преломлялась, выходя за грань с Мертвым лесом. А на глазах девичьих слезы наворачивались одновременно со странной улыбкой. Стрелки наручных часов ускорились в разы, заставив Бруно впасть в прострацию. Ветер обрел ранее не виданную силу, и только черезсекунд пять стих, оставив в покое разнервничавшиеся сосны и перестав сбивать сталкеров с ног. Тучи усмирились, а деревья застыли и больше не шевелились. Лес пронзила мертвая тишина. В округе все замерло... Лишь небольшой ветерок остался, будто не желая поддаваться пространственно-временному сдвигу. Бруно осторожно, даже с некоторой опаской, бросил взгляд на часы. Секундная стрелка стояла на месте, а за эти, казалось, пару минут, если судить по часам, прошло почти...
- Одиннадцать часов. - Ворот его опередил. Бруно же схватился обеими руками за голову и раскрыл рот, словно пытаясь удержать все рвущиеся ругательства в своей голове. Ворот же все стоял неподвижно, наблюдая, как Аля все так же держит перед собой руку и плачет, улыбаясь.
Ни птицы не было в этом лесу. Только хруст веток под ногами гостей. Секундная стрелка так и застыла на месте. Бруно постукал по стеклышку ногтем, надеясь, что это что-то изменит... Без двадцати шесть вечера. Смеркалось.
Тонкий, пронзительный вой не заставил путников ждать...
|
|
|
