Алевтина Ежова, дочь ныне покойного Владимира Ежова, 19 лет, без определённых занятий.

- Что это? - тихо спросила девушка, почти шепотом.

- Хозяин леса... Кажется. - неуверенно ответил Бруно. Аля лишь пожала плечами.

- А как же сдвиг во времени? На него же это должно как-то влиять. Если его видели и по ту сторону этого... Этого... - девушка пыталась что-то описать руками, но Бруно и так все понял.

- Кто его знает... - как-то безразлично ответил Бруно и прислушался. - Слева вроде...

Ворот понимающе кивнул и стал всматриваться на запад, словно пытался рассмотреть таинственного обитателя леса.

- А мне показалось справа...

Теперь же еле заметно было слышно, словно кто-то напевал мелодию, напоминавшую колыбельную. Тонкий такой голосок, почти человеческий. Казалось, еще чуть-чуть, и можно будет различить отдельные слова, нежные и не таящие в себе никакого зла.

- Это он так сталкеров убаюкивает, а потом жрет их, только сталкерам этим уже наплевать, у них эйфория, - ровным шепотом пояснил Бруно спутнице. - Единственный обитатель Зоны.

Путников действительно клонило в сон, то и дело проскальзывала мыслишка «а не забить ли на все, усесться у дерева, да закемарить тихонечко». Поэтому приходилось друг-друга в плечо так ненавязчиво пихать, чтобы мозги на место встали.

В одиночку идти по лесу этому было бы самоубийством. Хозяин леса быстро волю твою на нет сведет, а сталкер ведь, как водится, спит мало и, соответственно, от недосыпа нет-нет, да мучается. Сложно устоять перед таким соблазном. Поэтому всегда сталкеры собирались группами по двое и больше, придумывали разные комбинации, чтобы в сознании оставаться. Некоторые особо впечатлительные особи даже шаманить пытались, всякие побрякушки от злых духов с собой брали. Но кто за грань между обычным лесом и Мертвым заходил - обратно не возвращался. Никогда. Старожилы сказок уже наизлагали, небылиц всяких, историй, глупых и не очень, интересных и впечатляющих, поэтому кто-кто да наслушается этих небылиц, новичок какой к примеру, да пойдет в лес этот за романтикой. Дальше все предписано. И трудно теперь было осознавать, что находятся эти трое уже как раз за гранью этого предписанного.

Однако в этот раз зловещее пение закончилось быстро. Казалось, что здешний обитатель сегодня был не голоден. Или кто-то заинтересовал его больше, чем трое странников. И это не могло не радовать, как бы это ни было жестоко...

- Было как-то дело... - хриплым голосом протянул старый сталкер. Волосы уже седые, жидкие, через плешь зализаны назад, правого глаза нет, только повязка и шрам, от глаза этого тянущийся. И много ссадин на лице, а взгляд пустой, говорящий без слов, что ничем старика удивить уже никто не сможет. Молодняк собрался вокруг, пару холодных банок пива прикупили заранее в предвкушении длинной и, скорее за всё, интересной байки. Расселись поудобнее и давай взглядом старика пилить. - Знакомый мой один рассказывал, Сучком кажись звали, как они с Вентилем вдвоем в Мертвый лес ходили. Было это год назад. Или два... Не помню точно. - старик не спеша налил себе зеленого чаю в кружку, нарочно паузой подогревая интерес к своей истории. Сёрбнул чая, посмаковал малость и продолжил. - Говорил, мол в лесу этом туман вечно стоит, плотный такой. И хоть бы ничего, но страшно же... Страшно, до костей страх этот пробирает. Не знали они тогда про лес этот ни черта, а про Лешего уж подавно. Так вот. Шли они шли, да решили привал устроить возле сосны одной, которая пошире была, постарше. Ну подумаешь, привал как привал. Перекусили они, спальные мешки оприходовали. И, г-рит, давно такого удовольствия не получал, когда спать ложился, как в детство вернулся прямо. Ну и задремали в общем. - старик эдак наиграно развел руками и щеки надул, мол все, тут все хорошее заканчивается. Молодняк присел поближе, да про пиво даже позабыл. - Просыпается, г-рит, Сучок и охреневает от увиденного. Мокрые штаны его вообще теперь не заботили. Стоит, знач, эта тварь на четвереньках, прямо над Вентилем. А тот спит как младенец, с рюкзаком в обнимку, слюни пускает. Тварь эта словно из древесины вся, трещит аж, а про меж корки насекомые копошатся. И вот тварь эта человеческим голоском, даже женским, мелодию такую плавную напевает. Вроде бы ничего страшного, но эхом она по всему лесу пролетает. Не мурашки, а слоны по коже в общем. Что делала тварь ясно не было. Сучок тогда в ступоре еще часа два сидел, наблюдал. Потом это «живое дерево», будем его пока так называть, закряхтело, затряслось все, взбудоражилось и поднялось. На двух ногах теперь стояло, словно человек. Только ростом метра три, руки-ветки до земли свисают. А взгляд... - старик повременил, выдерживая небольшую паузу. - Обосраться можно. Рот перекореженый, глазницы огромные, пустые. И передвигался тот рывками. Так и удалился, слившись с высоченными соснами. Сучок долго еще на те сосны смотрел, только потом вспомнил на напарника поглядеть. Да только лучше бы не глядел. Весь иссушенный, как мумия, Вентиль так же лежал, обняв свой рюкзак и улыбался. Ну Сучок бросил вещи и побежал прочь, на юг. От каждой сосны шарахался потом с перепугу. Больше, г-рит, в лес тот ни ногой.

Сталкеры еще долго обдумывали услышанное, а старик долил кипятка в кружку, ложечкой размешал и оценил произведенный на слушателей эффект....

Вышли они из лесу. Оказались на пустынной такой местности, бурьяном поросшей. Решили остановиться, передохнуть. Деваха за всю дорогу ни разу не пожаловалась на уставшие ноги. Темнее не становилось. Вокруг все так же было предвечернее, слегка успевшее потемнеть, серое небо. Стрелки часов так и не шевельнулись за все время странствия по лесу. Ни у Ворота, ни у Бруно. Без двадцати шесть вечера. У Али часов вроде не было.

Впереди, метрах в четырёхстах, виднелись пустые чернобыльские дома. Несколько сельских, с покатой крышей, и в центре пара двухэтажных коммуналок. И все они прекрасно сохранились, да только темные глазницы окон пугающие взирали на сталкеров из далека.

Ветер скользил по равнине, резво подбирая себе новых попутчиков: то перекати поле какое, то листву жухлую, сухую. А иногда просто заходился мелкими смерчиками, волоча за собой всех прибившихся к нему друзей. Небо всё так же было окутано сплошным серым полотном, перехватывающим солнечный свет, забирающим всю его энергию и распыляющим серые остатки по мертвым просторам Зоны. Довольствуйтесь тем, что есть.

Посреди поля бурьяна стоял камень. Ворот приметил его сразу и уселся сверху поудобнее, доставая из своей планшетки тетрадь и следом карандаш из нагрудного кармашка. Бруно в это время уже уметал банку шпрот, а Аля смотрела куда-то в сторону пустых домов, прикрывая глаза рукой, как будто светило солнце. Может она представляла себя на берегу моря, а всматривалась, скажем, вдаль, где плыл парусник, подпрыгивая на волнах.

Для того, чтобы выйти к соседнему поселку, Петру Афанасьевичу необходимо было пройти через небольшой сосновый бор, тянущийся вдоль серого ручья. Подхватив картонную папку под мышку, он двинулся в путь, который должен был занять у него от силы пятнадцать минут. И выйдя из дома, пересекая проулок за проулком, ловил старик презрительные и оценивающие взгляды солдат, низких и высоких, широких и худых. Но он не обращал на них внимания, пытаясь строить невинную гримасу, полную скромности и великодушия. Чуть ли не вприпрыжку проскакал промеж улиц и, расправившись с последней проселочной дорогой, нырнул в заросли вечно стройных сосен. Однообразие и смиренность не дали старику даже заметить, сколько времени ушло на преодоление этого леса. Он вышел на опушку и слух уже шерстил звук журчащего ручья, но оборвался он так же быстро, как и общая картина этого миролюбивого места.

Грохот, содрогнувшаяся земля, вспышки пламени и жар, нахлынувший откуда-то спереди. Вокруг потемнело, что-то перекрыло солнце. Запах гари уже добрался до старика, а тот все внимал, словно на слух пытался определить, что происходит. Снова последовал грохот в такт нечеловеческому томному визгу, как синхронно с выстрелом пушки, установленной посредь поля, из облаков вынырнула исполинская конструкция, сопоставимая лишь с огромной тарелкой. Та заполыхала цветастой радугой неземного пламени, после чего, изможденная, рухнула наземь, на треть воткнувшись в землю под углом. Восстановилась тишина, только шипение раскаленной от падения тарелки доходило до ушей старика. Рядом с поверженным исполином, по геройски поставив ногу на камень, словно на пьедестал, стоял солдат в ушанке, который, улыбнувшись и закурив потрескивающую папироску, барражировал взглядом бесконечное чистое небо.

- Что ты там все время пишешь? - девичий голос вырвал сталкера из океана фантазий, от чего тот даже подпрыгнул, резко захлопнув тетрадь и выронив карандаш. Тот беззвучно приземлился на траву. Испепеляющим взглядом на него уставилась девушка, ожидавшая ответа.

- Да так. Тут... - Ворот слегка засмущался, не ожидав такого вопроса. - Кое какие наблюдения свои записываю. - нелепо брякнул он, пытаясь найти карандаш в траве.

- А ну ка дай погляжу, что ты там за наблюдения записываешь! - Аля усмехнулась, быстро подсела к сталкеру и вытянула у него тетрадь. Тот досадно выдохнул. Карандаш нашелся. - Та-а-акс, посмотрим. И небо было очистилось от грузных туч, обнажая бесконечное голубое пространство взору путника! - прочитала она первую попавшуюся запись на высоких тонах. Бруно этого не заметил и все так же уминал свежеприготовленную похлебку.

- Держи, - девушка протянула тетрадь ее владельцу. - Впервые вижу человека, который может заниматься такими вещами здесь, - она обвела взглядом окрестности, после чего снова посмотрела на Ворота. Тот словно думал, что ответить.

- Пока я пишу, знаю, что проживаю день не зря.

- И давно пишешь?

- Полгода.

- Интервалист?

- Скорее за все... Рано или поздно все равно рассказ придется завершить. Но я пока не знаю как.

- Скоро, думаю, узнаешь, - Аля подмигнула сталкеру. - Сомневаюсь, что мы станем первыми, кто вернутся назад. Так наверное думали все, кто сюда приходили. А если и вернемся, то там уже никого не будет.

Сталкер досадливо пожал плечами, после чего спросил:

- Мне ты казалась редкой оптимисткой.

- Мне так тоже кажется, когда я в зеркало смотрю.

- Привал окончен! - оборвал их разговор Бруно и махнул рукой, быстро собрав вещи.

Девушка встала, оглянулась, окинула взглядом опушку и, не смотря на обыденность, взгляд ее зацепился за какую-то мелочь.

- Эй, там, у тех домов! - она указала рукой вперед, в сторону старого поселка, привлекая внимание путников. Сталкеры теперь тоже всматривались вдаль. Странное свечение было, кажется, на крыльце одного из домиков.

- Там люди? - спросила Аля, но быстро поняла, что вопрос бессмысленный.

- Хотел бы я знать... - после недолгой паузы протянул Бруно, затем, закинув сумку за плечи, пошел вперед, к источнику странного свечения. - Идем, все равно выбора нет.

Наверное каждый в этот момент невольно ловил себя на мысли, что путь к поселку тянулся не прилично долго. Раньше все казалось ближе. В голову лезли самые разнообразные мысли. Сталкер питал надежду, что вот-вот они выйдут к людям, которые ушли и не вернулись. Но сразу же виделась абсурдность такого варианта развития событий. Какой смысл был в том, чтобы сидеть здесь все эти годы? Да и наверняка запасы провизии закончились бы у сталкеров уже через пару недель. Поэтому Ворот больше склонялся к какой-то ранее не виданной аномалии, излучающей свет. Ведь здесь не была проведена ни одна экспедиция.

Макушки домов медленно выныривали из под лиственного одеяла. Морковно-желтая штукатурка на коммуналках, почти все стекла сохранились. Исключением были первые этажи, откуда, скорее всего, вытаскивали награбленное. В одном из окон застрял холодильник, половина которого уже благополучно валялась снаружи здания.

Из крыш торчали антенны, на которые налип жгучий пух. Он подхватывал редкие дуновения ветра, колыхаясь, словно на волнах. Ветер пробирал брошенные дома насквозь. Шурша битым стеклом, бетонной крошкой, гулял по этажам, виляя с одной лестничной клетки на другую. Пустота. Только сейчас странники заметили воронье, скопившееся над ними. Стервятники расселись на краю крыши.

- Слышите? - Бруно поднял руку в предупредительном жесте. Остальные поначалу не поняли, что имеет в виду сталкер, но потом таки услышали сами. Приглушенные голоса доносились из развалин одного из домишек, где предположительно и находился источник света. Странное марево сгустилось над этими развалинами, теребя и искажая воздух, рисуя перед глазами путников странные загогулины. На фоне же, после долгого времени почти гробовой тишины, слух улавливал странный низкочастотный гул пульсирующего характера. Нечто зловещее наводил на путешественников этот гул, будто доносился он из ада, а источником странного голоса был сам Сатана. По мере приближения к злосчастному дому стали различаться отдельные слова.

- Страшно мне... Страшно, понимаешь? - дрожащий мужской голос был теперь отчетливо слышен. Дрожь проняла колени странников, в голову влетали самые разные домыслы, страх заставлял сердце биться в разы чаще, а ноги словно набухли ватой, но продолжали нести путников к источнику голоса.

- Да успокойся ты, Миш. Кажется тебе, ка-же-тся. Все нормально, сейчас вот чайку попьем и пойдем домой. - это уже был другой голос. Путники наконец-то выглянули из-за угла. Там, возле крыльца обветшалого домишки, возле костерка сидели двое - молодой и пожилой. Типичная сталкерская экипировка. Над костром висел чайник со слегка потертым узором сбоку. Старик потянулся за уже посвистывающим чайником, снял его с подставки, после чего устремил свой взгляд на гостей. Однако глаза были добрые, седая, аккуратно подстриженная бородка только добавляла образу пожилого общую миролюбивость и исключительно благие намерения. Он расплылся в улыбке и приглашающим жестом указал на место у костра.

- Присаживайтесь, - подмигнул он. - Вот видишь, Миш. А ты расстраивался, говорил никто не придет, - пожилой протянул перепуганному товарищу кружку со свежезаваренным чаем, тот сразу принял и отхлебнул, отбивая зубной дрожью по кромке чашки. На душе странников стало немного легче и они, приняв приглашение, расселись у костра напротив этих двух сталкеров.

- Почему ты не понимаешь? Почему? Не выберемся мы отсюда, слышишь? Холодно мне. Холодно.

- Ты попей чайку-то, попей. Согреешься, осень же на дворе. Не хватало еще простыть. А вы угощайтесь. Меня кстати Арсением Петровичем кличут, а это вон Мишка. - старик достал из своего внушающих размеров рюкзака еще три металлических кружки и налил в каждую поровну воды, следом полетели пакетики чая. Затем протянул каждому гостю по кружке и снова подбадривающе подмигнул.

Ворот принял угощение первым и не задумываясь отхлебнул глоток чая. Глаза его сразу круглыми сделались. Он посмотрел на товарищей и поймал такие же взгляды. В кружке была ледяная вода с привкусом ржавчины, без малейших признаков чая. Тело пробрало до дрожи, на языке вертелся мертвый привкус. Дед, будто не заметил реакции гостей, улыбнулся, мол, как вам чаек-то. Рад, что понравился.

- А вы давно здесь? - первой подала голос девушка. Дед скорчил странную гримасу, мол, что за глупый вопрос. Но позже таки ответил.

- Не очень. У нас там в домике товарищ. Раненный. У вас, кстати, аптечка то найдется?

Путники переглянулись. Не смотря на все странности их сознание оставалось совершено чистым, не выстраивающим никаких подозрений. Возможно эти двое тоже недавно пришли, а из-за временной аномалии встреча оказалась столь неожиданной. Таким образом ледяная вода тоже могла попасть под подобное объяснение.

Бруно кивнул.

- Покажете?

- От чего бы не показать. - дед привстал, поманив Бруно за собой в дом.

Ворот же решил воспользоваться свободной минуткой и достал из планшетки свою тетрадь. Поддев пальцем промеж страниц, где была продета тесемка, он открыл тетрадь на той странице, где закончил писать в последний раз. Но что-то казалось сталкеру странным. Однако нить, ведущая к истоку этого странного чувства, постоянно ускользала из под носа, улетучивалась, как только Ворот пытался за нее ухватиться. Но после нескольких попыток таки получилось. Он понял, что все это время резало ему глаз. Буквы, написанные им на бумаге, хаотично меняли свое расположение, изменялись в размере, иногда вовсе становились печатными. Но несмотря на осознание всего этого, мозг не соглашался назвать это странным. Через некоторое время сталкеру таки удалось снять странное наваждение и он стремглав помчался за Бруно, оставив девушку с вопросительным взглядом.

Бруно почувствовал прикосновение руки и остановился, зацепившись о встревоженный взгляд товарища. Дед же вопросительно поглядел на них, затем его лицо сменилось жуткой маской злости.

- Тут человеку плохо! - в сердцах выпалил дед, указывая на обглоданный скелет в углу дома. Бруно было пошел к нему, но Ворот схватил его за плечо и здорово тряхнул. Пустой, стеклянный взгляд сталкера рассеялся, теперь в нем просматривалась хоть какая-то осознанность. Ворот же снова бросил взгляд на свою тетрадь, которую все это время держал в руке. Теперь же буквы, написанные им вручную, были в норме и сталкер с облегчением выдохнул.

- Ну ты как?

- Что это за хрень? - Бруно вопросительным взглядом уставился на товарища. - Почему ты...?

- Потом расскажу. - Ворот пошел к девушке, которую оставил пару минут назад. Та же сидела возле угольков на том месте, где недавно был костер. - Ты в порядке?

Аля удивленно кивнула и принялась собираться. Только сейчас путешественники увидели груду костей в обветшалой, сникшей одежде, раскинувшуюся возле мнимого кострища.

- Эй, смотрите! - Бруно стоял у противоположного угла домика. Ворот и Аля сразу же ринулись к нему, услышав тревожный окрик. Отсюда открывался вид на степь, раскинувшуюся почти до самого горизонта. А там, над густым лесом, возвышалась металлическая громада антенны, словно сплетенной из тысяч металлических прутьев. Рядом с ней стояла вторая, в два раза меньше первой. Верхушками они практически сникали в густом тумане, а вокруг мельтешило еле видное отсюда марево, похожее на то, что встретили путники возле дома. Именно оттуда доносился странный, пульсирующий гул. Теперь была ясна причина странного коллективного видения, и... «таилась она на горизонте, в образе двух исполинов, одиноко возвышающихся до самых небес.» Именно так решил описать их сталкер в своём рассказе.

 

***

Почти все двери, ведущие в пустующие квартиры, были выбиты и большинство смиренно валялись на полу, хорошенько припорошившись толстым слоем пыли. Битые стекла, бетонная крошка и разбросанные повсюду противогазы. Рассеенный дневной свет лился через окна, выдавая целую стену пыли, взметнувшейся в воздух, когда путники вошли в квартиру. По сути своей почти все дома в Припяти были одинаковыми. Одинаковой планировки и обветшалости. Лишь иногда из общего пейзажа, состоящего из вытянутых пятиэтажек, возвышались девятиэтажные панельные высотки, окрашенные давным-давно в красный цвет, но перекрашенные природой в выцветший, слегка грязный оттенок малинового. Тополя стройно выстроились вдоль покинутых улиц, сопровождая призрачный конвой из проржавевших, видавших виды эвакуационных автобусов. Те, прослезившись ржавыми потёками, встали на колени сдутыми покрышками, внимая мёртвой тишине и ожидая момента, когда они очнутся и поедут вновь, барражируя широкие шоссе, метаясь среди теней пышных тополей на очередной остановке.

Палая листва металась по проспектам, кружась вокруг покосившихся телефонных будок, спотыкаясь о выщербленные бордюры и скользя по мертвой травяной кровле промеж двумя полосами.

Ворона, преследовавшая путников до самого города еще с Чернобыля, благополучно уселась на шнур, протянутый с одного дома к другому, окинула взглядом пустующие идиллические окрестности и, растопырив крыло, решила ненадолго заняться своими перьями, пока странники забрели в один из десятков бездушных домов.

- Оно здесь! - радостно воскликнула Аля, завидев в одной из комнат фортепиано. Как будто увидеть его было чем-то сверхъестественным, особенно в одной из тысяч брошенных квартир. Но суждено ей было вернуться именно в эту. Сверху, как и все остальное в этих домах, оно припало внушительным количеством пыли и грязи, поэтому когда девушка откинула крышку, слой пыли кубарем резко поднялся в воздух. - Апчхи!

Сталкеры же исследовали комнату, пытаясь найти что-нибудь интересное в завалах мебели, пока не послышалась музыка. Они обернулись, уставившись на девушку, сидевшую за фортепиано.

До.

Волосы ее длинные вспушились, раскинувшись на лице, тело пробирала дрожь с каждым нажатием на клавиши.

Рэ.

Пальцы ее тонкие и нежные словно сливались воедино с инструментом, выдавая частую звуковую дробь.

Ми.

Мелодия все набирала высоту. Руки девушки словно превращали фортепиано в могучий орган, заставляя его реветь, выдавать глубочайший, пронзительный звук, будто внутри этого инструмента действительно были скрыты от смертных глаз сотни труб, пропускавших через себя могучий воздух.

Фа.

Ворот невольно узнал до боли знакомую мелодию, испытывая настоящее дежавю. Он слушал этот мотив раз за разом, когда еще не был тем, кем есть сейчас. На него нахлынула целая волна ассоциаций и воспоминаний. И только когда девушка выдала финальный аккорд, взгляд сталкеразацепился за фотографию в рамочке на стене. На ней была девочка, знакомо очаровательная, знакомо задумчивая и знакомо мечтательная.

 

***

Чёртово колесо, нелепо скривившееся, бездумно пошатывающееся и жалобно поскрипывающее от порывов ветра, возвышалось сплошной ржавой кляксой над городским призраком. Девушка стояла посреди улицы, вслушиваясь в то, как ветер снует промеж застывших остовов оставшихся автомобилей. Ей было трудно вспомнить, как она, будучи маленькой девочкой, ступала босыми ногами по сказочно зеленой траве, вдыхала чистый летний воздух и выпрашивала у мамы несколько заветных монеток на пломбир, дергая ее за фартук, когда она нарезала на столе что-то до боли знакомое и аппетитно пахнущее, навевающее ощущение домашнего уюта.

Стоило лишь ей погрузиться в воспоминания, как перед глазами павший когда-то город ожил: машины ожили, освободившись от ржавых наручников, люди ожили, улыбками своими радуя и дополняя друг-друга. Окна загорелись знакомо, как и ее родное, на девятом этаже. Отец ее ожил и сейчас торопился с работы домой, придерживая в руках свой портфель и поглядывая на часы. И стрелки на этих часах, как ни в чем не бывало, двигались в такт текущим секундам ускользающей жизни, будто и нет вокруг никакой Зоны. Аля подбежала к тротуару так, чтобы встретиться с отцом лицом к лицу, но он ее не заметил, прошел сквозьневидимым потоком, обдав девушку каким-то странным, влажным холодом...

Пошел дождь.

Девушка закрыла глаза и сделала шаг. Как сложно вымучить, умолить сознание представить хотя бы на секунду летний, ободряюще чистый дождь. Как капли воды, щекоча, текут по щекам, подбираются к подбородку и, обогнув его, спускаются по шее, заставляя остывшее тело содрогнуться от бодрящего озноба.

Или же вообразить чистое, родное и бескрайнее голубое небо, как яркое солнце приятно греет хрупкие плечи, как выделяет своим искусным светом формы лица на свой вкус, добавляет последний мазок, делая его образ еще более ласковым и завершённым, пламенным и невообразимо прекрасным.

И как сложно представить наиболее сложную проблему, чем потерянная где-то во дворе любимая кукла, которую она всюду носила с собой, делясь с ней самым сокровенным.

Но как просто было, вспомнив все, представив самые теплые моменты короткой жизни, выпустить слезу, печальную и бесцветную, как небо, плывущее над городом, от которого навсегда отлетела молодая, но уже зачерствевшая, повидавшая жестокость душа.

 

***

Остаток пути странники прошли достаточно быстро. Бруно успешно выверял границы аномалий гайками, сверяясь с Воротовой картой, остальные шли по его пятам.

Вдалеке, над горизонтом, где возвышалась двухцветная труба четвертого энергоблока, просматривалась ярко-желтая полоса. Казалось, что там, где Зона кончается, небо очищалось от тяготивших его серых оков, давая земле вдохнуть, вобрать в себя вечернее солнце.

Путники ступали по жухлой траве. Та жалостно, мертво как-то шелестела. Странников манил тот кусочек чистого неба, хотелось плюнуть на все, перестать вымерять каждый шаг десятком ржавых гаек. Просто рвануть вперед, думая, что все эти ловушки нереальные, что, побежав, можно будет обогнать смерть. Но только смертей здесь таилась тысяча и одна с лишком, поэтому расслабляться никто и не думал.

Панельные коробки остались уже далеко позади, воспоминания, которые вызывала девушка бурным дождем, остались в телах усопших домов. Но странникам хотелось найти фараона. И труба, торчащая из саркофага, была рукой павшего царя, пытавшегося вопреки смерти вырваться на свободу. Саркофаг истончал. Обветшал. Выпускал наружу душу его, по кусочкам. Ибо если вырвется она целиком - падет весь мир в предсмертной агонии от разразившегося атомного пожара. Из щелей саркофага словно выпячивались черные щупальца, пытавшиеся нащупать новую жертву, захватить её, задушить на пути и затащить в свое жерло.

Прошло наверное больше часа, хотя время здесь измерить было нельзя. Сталкер марал карандашом по бумаге, странице за страницей. Он решил не терять ни минуты, так как шанс наконец-то подвернулся. Он описал весь путь в своей книге, превратив все это в большую аллегорию. И другие даже не заметили, как их товарищ, преисполненный радостью и сожалением одновременно, ступил в ловушку, подготовленную для него Зоной в низине со старым вагончиком. Он ушел смиренно. Он выполнил все, что было начертано на потрепанной, желтоватой, как чистое вечернее небо, бумаге его жизни. Тучи рассеялись, небесное полотно облилось целой палитрой красок: красные, розовые, желтые и голубые. Солнце одарило Зону непривычно ярким, вечерним теплом.

Сорок одна минута шестого...

 

Глава 3.

«Путеводная нить Ариадны»

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: