 |
Часть вторая. Старые красные глаза 5 глава
|
|
|
|
В этих книгах было всё, что ему нужно.
Всё, с помощью чего он мог одолеть зло, пришедшее в Волчью Бухту.
Клауссена не заботило, верит кто-то или нет в его версию происходящего.
Он попробовал сначала поговорить с доктором, потому что Пэрри был образованным человеком.
И в этом была его ошибка.
Теперь ему придётся охотиться на зло самому.
Внезапно дверь распахнулась.
На пороге стояла молодая женщина без одежды.
- Я чувствую себя грешницей, - произнесла она.
-22-
Шериф «Большой» Билл Лаутерс стоял на ухабистой грунтовой дороге, ведущей к церкви.
Он огляделся, достал бутылку ржаного виски, залпом допил оставшееся и отбросил бутылку в сторону.
Он вытер губы рукавом дублёнки и затаился, проверяя, есть ли кто поблизости.
Никого не было.
Ему предстояло дело с преподобным, и оно требовало уединения.
Похоже, он пришёл вовремя.
Ни в церкви, ни вокруг неё движения не наблюдалось.
Никаких старушек.
Никаких грешников, ищущих прощения.
Отличный день для небольшой дискуссии.
Отличный день, чтобы научить Клауссена уму-разуму.
В обоих направлениях дорога была пуста, Лаутерс быстро пересёк её по плотно утрамбованному снегу и вошёл в церковь.
Внутри было тихо.
Шериф выглянул за дверь, проверяя, не следит ли за ним кто-нибудь. Никого не было.
Он двинулся по проходу мимо полированных скамей.
Он двигался медленно, беззвучно.
И это было огромным достижением, если учесть, что с тех пор, как он час назад покинул дом Пэрри, он только и делал, что пил.
Лаутерс питал слабость к виски. Виски в кофе. Виски со льдом. Виски прямо из бутылки.
Вид значения не имел.
Лаутерс точно знал, что без виски он будет несчастен.
Безнадежная развалина.
А вот с виски... С виски он был смелым, решительным законником, способным без страха сойтись с любым вооружённым бандитом.
|
|
|
Лаутерс не спеша приблизился к алтарю.
По пути в тихой темноте он непроизвольно заметил, где под ногами истончился ковёр, в каких молитвенниках истрепалась обложка, и какие скамьи требуют ремонта.
Несмотря на шум в голове от выпитого, Лаутерс оставался внимательным и обстоятельным.
У него было дело, и он его закончит.
В самой церкви Клауссена не было. Значит, он сидит в доме приходского священника.
Лаутерс знал, что там преподобный спал, ел и замышлял свои игры и козни.
- Больше этого не будет, - выдохнул Лаутерс себе под нос. - Не будет.
Шериф ждал этого дня долгие годы.
Он ничего не сказал, когда Клауссен появился в городе, распираемый чувством собственной важности и святости.
Он ничего не сказал, когда Клауссен во время проповеди с кафедры осудил на вечные муки и пламя ада честных людей.
Лаутерс даже не сказал ничего, когда этот сумасшедший, стуча Библией, настроил жену шерифа против него самого.
Он смирился.
Но когда Клауссен начал критиковать работу шерифа и отсутствие прогресса в расследовании убийств... Это было последней каплей.
А теперь он несёт эту суеверную чушь про призраков.
Лаутерс больше не мог терпеть.
Пришло время заплатить Клауссену за свои грехи.
Лаутерс не позволит этому чёртовому святоше ввергнуть Волчью Бухту - его город - в панику своими страшилками.
Нет. То, что произойдёт сейчас, должно было произойти уже давно.
Лаутерс вошёл в дом.
Первой комнатой была маленькая гостинная с разожжённым камином.
Лаутерс на пару секунд поднёс руки к огню, пытаясь отогреть пальцы.
Потом заглянул на кухню и в тесный кабинет Клауссена.
Преподобного нигде не было.
Значит, остался только второй этаж.
Лаутерс начал подниматься по узкой лестнице и замер на второй ступеньке.
Сверху доносились звуки.
Стоны.
Скрип пружин на кровати.
|
|
|
Либо Клауссена убивали и он метался от боли, либо...
«Да нет, - решил Лаутерс, - второй вариант невозможен».
Нет, только не преподобный Клауссен. Благочестивый ханжа Клауссен на такое не способен.
Лаутерс медленно двинулся вверх по лестнице и остановился на верхней ступени.
Теперь он отчётливо слышал два разных тембра стонов.
Клауссена и задыхающейся, разгорячённой женщины.
Лаутерс усмехнулся и двинулся по коридору к первой двери, которая была слегка приоткрыта.
Он постоял перед ней около минуты, а потом пинком ноги распахнул настежь.
Сначала его никто и не заметил.
Клауссен лежал на кровати совершенно голый, и его запястья были привязаны кожаными ремнями к столбикам у изголовья.
А верхом на нём, тоже обнажённая, сидела Нелл Хатсон - проститутка из заведения мадам Тилли.
Её спина была мокрой от пота, а широкие бёдра поднимались и опускались с такой силой, что вдавливали преподобного в матрас и грозили развалить кровать.
- Так, так, так, - протянул Лаутерс. - И что у нас тут происходит?
-23-
На холмах, в лагере черноногих, Смеющаяся Луна выглянула из хижины.
Она смотрела на купальню-инипи.
Из неё только что вышли её отец, Герберт Бешеный Хвост, и другие члены Братства Черепа.
Их лица были грозными и мрачными, разрисованными белым с чёрными полосами под глазами.
Они были одеты лишь в волчьи и медвежьи шкуры, как и предписывал кодекс Братства.
Мертвенно-бледные духи воинов с мёртвыми лицами, облачённые в шкуры.
На одном из мужчин была жуткая маска какого-то ухмыляющегося демона, сделанная из огромного черепа гризли и полос плотно прилегающей кожи.
Остальные один за другим надели похожие маски.
Они были изготовлены из волчьих черепов и разукрашены ритуальными цветами.
Надев маски, они направились через лес в священную рощу на склоне горы, где проводились все обряды. Бешеный Хвост шёл во главе.
Это будет скверная ночь.
Запах смерти уже витал в воздухе.
-24-
Помощник Боус стоял у окна в кабинете и смотрел на промёрзшую, изрезанную колеями дорогу, идущую через Волчью Бухту.
Было пасмурно. Вот-вот грозился начаться снегопад.
Температура поднялась до пяти градусов, и дорога под ногами превратилось в болото из растаявшего снега и грязи.
|
|
|
Но это ненадолго.
Пройдёт всего пару дней, и с гор снова придут морозные ветра, опуская температуру до минуса двадцати.
«Интересно, где сейчас шериф?» - задумался Боус.
Он не видел начальника всё утро, а для Лаутерса было нетипичным не появляться на работе.
По крайней мере, до тех пор, пока он не начал прикладываться к бутылке.
Боус постоял у окна ещё пару минут, затем вернулся к столу и отхлебнул кофе.
Сегодня в тюрьме было пусто.
Не надо было носить никому еду или убирать ночные горшки.
Эзру Хоулсема отпустили ещё вчера, потому что он согласился оплатить причинённый ущерб.
А в остальном было тихо.
Можно даже сказать, что произошедшие убийства облегчили ему работу.
После того, как нашли изуродованное тело Эйба Раньона, преступлений стало меньше.
Даже шахтёры притихли. Они предпочли остаться в лагере, чтобы с наступлением темноты не попасться кому-нибудь на дороге.
Боус задумался, где сейчас Лонгтри, и что он вынюхивает.
Если Лаутерс узнает, что он задумал, то Лонгтри - труп.
А если он погибнет, то Служба маршалов не пожалеет никаких средств, чтобы наказать виновного.
С какой стороны не посмотри, Волчья Бухта была по уши в дерьме.
-25-
Лонгтри как раз ехал по склону от общего кладбища, находящегося за пределами города, когда увидел в горах дым от костра.
Он должен был исследовать могилы убитых мужчин, ничего более.
Только смотреть было особо не на что.
Памятники у всех были выструганы из дерева, это ясно давало понять, что никто из почивших не был богат.
Со дня их захоронения уже не раз выпадал снег, покрыв собой могилы.
На памятниках начинали таять сосульки.
И когда Лонгтри увидел впереди дымок, то решил, что следует узнать, откуда он.
Возможно, он от костра свободного охотника, который может рассказать что-то новое об убийствах... Или о похитителях скота.
Стоило попробовать.
Оставив этим утром Боуса в тюрьме, Лонгтри отправился побеседовать с вдовами погибших.
И не узнал ничего нового.
Все они были в трауре, и ничего не могло заставить их выдать нелицеприятную правду об умерших.
|
|
|
Лонгтри подстегнул коня и направился через заросли сосен.
Он чувствовал примесь дыма от костра в свежем холодном воздухе.
А ещё - нотки бекона и кофе.
Лонгтри медленно и осторожно приблизился к лагерю.
Следовало быть осторожным, особенно с разгуливающим на свободе зверем, убивающим людей.
Люди всегда быстро хватаются за оружие, когда слышат, как кто-то или что-то приближается.
Чем ближе он подбирался, по-прежнему оставаясь невидимым, тем яснее слышал звук раскалывающего дерево топора.
Лонгтри вёл коня медленной рысью по слякотной земле, прислушиваясь к звукам.
Когда он приблизился к небольшому свободному от деревьев участку, в кусты шмыгнул кролик.
Стук топора прекратился.
Наступила тишина.
Лонгтри видел костёр и нескольких привязанных у леса лошадей.
Рядом с маленькой армейской палаткой стояла повозка.
К её борту были прислонены несколько винтовок: винчестеры и винтовка Шарпа калибра.50.
А внутри лежали стальные капканы и шкурки зверей всевозможных видов.
Рядом с костром находилась охапка дров и хвороста на неделю обогрева.
Но в пределах видимости не было ни одного человека.
Лонгтри поморщился.
- Я выхожу, - крикнул он.
Он остановил коня у повозки и привязал к дереву, подошёл к костру, вытянул руки над пламенем и огляделся.
Он знал, что хозяин привала притаился среди деревьев и держит его на мушке.
Но то, что Лонгтри пока жив, значит, что в него пока не собираются стрелять.
- Кто ты? - спросил голос. Где-то Лонгтри его уже слышал.
Голос доносился из-за спины, но маршал не стал оборачиваться.
- Джо Лонгтри, заместитель федерального маршала, - ответил он.
Он слышал, как мужчина чертыхнулся, выходя из-за деревьев.
Он был не очень-то рад видеть здесь законника.
Лонгтри медленно и осторожно засунул руку под пальто и вытащил револьвер.
Он не делал никаких угрожающих движений, просто держал палец на спусковом крючке.
- Какого хрена тебе надо? -
спросил хриплый голос.
Лонгтри медленно-медленно повернулся.
Перед ним стоял огромный мужчина с бородой в распахнутой рубашке, и грудь его блестела от пота.
В руке он сжимал армейский карабин.
И нацелен он был Лонгтри в голову.
- Я хотел погреться у огня, - произнёс маршал.
- Грейся в другом месте, Лонгтри, - ответил мужчина.
По манере разговора Джо убедился, что знает этого человека. Но вот откуда?
Голос был знакомым, но на этом всё. Может, если убрать бороду...
И до Лонгтри дошло.
Джако Ганц.
И никто другой.
Лет десять назад, до того как стать законником, Лонгтри охотился за людьми за деньги.
За Ганца назначили награду в пять сотен баксов за грабежи на территории Аризоны.
|
|
|
Лонгтри столкнулся с ним в салуне в Уикенберге, спустя три месяца выслеживания.
Случилась перестрелка.
Лонгтри поймал пулю в плечо, а Ганц - одну в ногу, и ещё одну - в рабочую руку.
Это вывело преступника из игры.
Лонгтри надел на него наручники и отправился с заключённым к врачу, который был нужен им обоим.
А через три дня он доставил Ганца в Феникс и передал его с рук на руки Тому Риверсу, который тогда ещё был простым маршалом, а не руководителем всей службы.
После суда Ганц был приговорён к десяти годам заключения в территориальной тюрьме штата Аризона в Юме.
- Когда ты вышел, Ганц? - спросил Лонгтри.
Ганц продолжал в него целиться.
- Два года назад, Лонгтри. Я провёл восемь долгих лет в этой грёбаной дыре! Благодаря тебе.
Лицо Лонгтри ничего не выражало.
- Я лишь делал свою работу.
- Конечно, работу, сукин ты сын, - злобно буркнул Ганц. - Восемь лет моей чёртовой жизни. Восемь лет! А что с тобой произошло за это время, Лонгтри? Ты стал законником, федеральным маршалом. Как такой полукровка, как это, это провернул?
Он рассмеялся сквозь зубы.
- Это Риверс устроил тебе то назначение, так? Слышал, он сейчас большая шишка.
- Я был бы очень признателен, если бы ты, Ганц, опустил ружьё.
Ганц не шевельнулся.
- Не сомневаюсь, маршал, не сомневаюсь...
Он не сводил взгляда с Лонгтри, и глаза его горели от жгучей ненависти.
- Я много думал о тебе в тюрьме, Лонгтри. Ни дня не проходило, чтобы я не мечтал тебя убить. И только посмотри, что произошло: твоя жалкая шкура в моих руках.
- Брось оружие, - спокойно произнёс Лонгтри.
- А то что? Ты выстрелишь в безоружного, как и в прошлый...?
- Ты не был безоружен, Ганц, и у меня даже есть тому доказательство: пуля в плече.
- Я должен был пристрелить тебя, как больного пса, - проворчал Ганц.
Лонгтри прищурился.
- Брось оружие, Ганц. Сейчас же. Это приказ маршала Соединённых Штатов.
Ганс не отводил взгляда.
Лонгтри выхватил кольт, прицелился мужчине в живот.
Они замерли на пару секунд и молча смотрели друг на друга.
Лонгтри, присевший на корточки у костра, и Ганц, стоящий напротив и целящийся из карабина маршалу в голову.
- Да ты, должно быть, полный идиот, Лонгтри, - произнёс Ганц. -
Если я нажму на спусковой крючок, твои мозги разлетятся на сотню метров вокруг, и никакой значок тебе не поможет.
- Может и так. Но в ту же секунду, когда ты выстрелишь, выстрелю и я. И моя пуля попадёт тебе в живот. Если ты надеешься добраться до Волчьей Бухты с раной в животе, то ты ещё больший кретин, чем я думал. Ты истечёшь кровью за считанные минуты.
- А может оно того стоит?
Лонгтри вскинул брови и медленно поднялся.
- Может. Но даже если ты выживешь, всю оставшуюся жизнь за тобой будут охотиться. Убийство федерального маршала - серьёзное преступление, Ганц. Законники будут преследовать тебя до самой смерти.
Ганц молчал.
Ствол его карабина был по-прежнему направлен в голову Лонгтри. Он облизал губы.
- Если собираешься стрелять - стреляй! - прокричал ему в лицо Лонгтри. - Спусти курок, парень! Стреляй, чёрт тебя дери, стреляй!
Ганц заколебался, и, в конце концов, опустил карабин и усмехнулся.
- А я и не говорил, что собирался.
Лонгтри сделал вид, что собирается засунуть свой револьвер в кобуру, но в последний момент замахнулся и врезал Ганцу по лицу рукоятью.
Ганц с криком упал на землю; из раны на щеке текла кровь.
Лонгтри выхватил у мужчины карабин и пнул по рёбрам.
- За такое я могу тебя снова упечь за решётку, Ганц, - Лонгтри вытряхнул патроны из ствола и отбросил карабин в кусты. - Сделай так ещё раз, и я не ограничусь одним ударом.
Ганц сел, постанывая и прижимая дрожащую руку к ране.
- Сукин ты сын, - выдохнул он. - Зачем это было делать?
Лонгтри проигнорировал вопрос и закурил.
- Зачем ты здесь?
- Охочусь за зверем, чтобы получить награду за его голову.
Лонгтри сплюнул в грязь рядом с Ганцем.
- Всё, что тебя ждёт, это твоя собственная смерть, слышишь? Если ты не дурак, то уберёшься отсюда.
- Закон не запрещает охотиться на опасное животное, -
пробормотал Ганц.
- Охотиться - нет, а вот угрожать жизни федеральному маршалу - вполне.
- Я не собирался...
- Держись подальше от меня, Ганц. Если ты ещё раз перейдёшь мне дорогу, то станешь мертвее, чем выделанная шкура оленя.
Ганц кивнул.
Лонгтри отвязал от дерева своего чёрного коня и запрыгнул в седло, отправляясь дальше.
Он понимал, что это не конец. Далеко не конец.
На нём висит зверь-убийца.
И шериф - вспыльчивый пьяница.
А теперь ещё и Ганц.
Кто-то точно умрёт, пока он разберётся с этим бардаком.
-26-
- Прикройся, Нелл, - произнёс шериф Лаутерс.
Он не смотрел, как она одевается - любая женщина заслуживала от него уважительного отношения, даже проститутка.
- И вы тоже, преподобный. Меня начинает подташнивать, когда вижу вас голым.
Клауссен был не просто смущён.
Он был в ужасе.
На некогда багровом лице не осталось ни кровинки.
Его самоуверенность и напыщенность рассыпались пеплом.
Сейчас перед Лаутерсом сидел сломленный, побеждённый человек, чьи грязные маленькие тайны были разоблачены - да ещё и человеком, которого он больше всего презирал.
- Шериф..., - начала Нелл.
- Уходи отсюда, девочка. Я не хочу ловить тебя за то, что ты снова промышляешь в молитвенном доме. Поняла?
Она кивнула.
Её голубые глаза были полны слёз, словно её застал её собственный отец.
- Забудь о том, что здесь сегодня случилось, - давал ей указания Лаутерс. - Забудь, что видела меня, забудь о преподобном. Ничего не произошло. Ясно?
Девушка кивнула и всхлипнула.
- А теперь ты, мерзавец!
Нелл бросилась по лестнице вниз, не оборачиваясь.
Лаутерс знал, что она никому не расскажет о случившемся. Никогда.
Ведь если расскажет - у неё будут крупные неприятности.
Клауссен сидел на кровати и смотрел на свои пальцы.
Они тряслись. Как и сам преподобный.
Лаутерс смотрел на него несколько мгновений, не потрудившись скрыть отвращение на лице.
Он снял свою дублёнку и повесил её на дверь.
- Господи, - хныкал Клауссен. - Господи...
- Заткнись, - резко произнёс Лаутерс. - Ты отдалился от своего бога, преподобный. А если предположить, что произошедшее сегодня случилось уже не в первый раз, то я бы сказал, что вы с богом отдалились друг от друга уже давно.
Клауссен больше ничего не сказал; он сидел, плакал и трясся.
- Господи Иисусе, - пробормотал Лаутерс.
Он вытащил из кармана кисет с табаком и заложил щепотку между щекой и десной.
Затем он снял значок, протёр его и положил на тумбочку у кровати.
- Теперь я больше не слуга закона, как и ты больше не слуга божий, - произнёс Лаутерс.
- Шериф, я...
- Заткнись, - ответил Лаутерс. - И как долго ты обманывал своих добрых прихожан?
- Недолго, клянусь. Грех победил меня...
- Ты кусок дерьма, - рявкнул Лаутерс, схватил преподобного за отворот рубашки и швырнул на пол.
Клауссен попытался подняться на ноги, по Лаутерс пнул его в голень.
- Пока ты был ещё божьим человеком, - начал Лаутерс, - я натерпелся от тебя всякого дерьма. Но не мог же я ударить человека в рясе, так? зато сейчас, когда ты такой же грешник, как и я... Что меня остановит?
Он схватил Клауссена за локоть и рывком поднял на ноги.
Они оказались друг напротив друга.
Лаутерс плюнул преподобному в лицо, но тот только вздрогнул.
- Грешник, - прошипел Лаутерс, впечатывая преподобному кулак в живот.
Клауссен согнулся, резко выдохнув.
Лаутерс схватил его за ухо и потянул назад, к себе, и ударил преподобного в лицо огромным кулаком.
Клауссен споткнулся о стул и упал; из его сломанного носа струилась кровь.
Прежде чем он смог подняться или хотя бы прийти в себя, Лаутерс уже навис над ним.
Он схватил преподобного за рубашку и ударил его в лицо коленом.
Клауссен отлетел назад, врезался головой в стену и свалился на пол кучей.
- Ты настроил против меня мою собственную жену, - произнёс Лаутерс.
Из отёкших глаз Клауссена текли слёзы. Он затряс головой. Лаутерс ещё раз ударил его по лицу.
И ещё раз, и ещё. То кулаком, то открытой ладонью.
На лице преподобного отпечатались горящие следы от ударов.
Из его рта летели брызги крови и слюны.
Лаутерс рывком поднял его на ноги и похлопал по плечу.
- Со временем ты настроил бы против меня весь город.
Он прижал Клауссена к стене и удерживал на отвороты рубашки.
- Я сражался и с худшими, чем ты, врагами, преподобный. Я убивал и побеждал самых подлых и отвратительных мерзавцев, которых бросала против меня эта поганая страна. Как ты думаешь, у тебя есть хоть один шанс?
Он снова ударил Клауссена по лицу.
- Отвечай!
- Я никогда... Я не...
Лаутерс пнул его в пах, а затем в живот.
Клауссен согнулся, упал на колени, хватая ртом воздух и задыхаясь, а Лаутерс нанёс ему несколько резких ударов в челюсть и скулу и бросил избитое, истекающее кровью тело на полу в центре комнаты.
Преподобный приподнял голову.
На его лице не осталось живого места.
Левый глаз отёк и покраснел.
Нос был разбит и свёрнут в сторону.
Нижняя губа была рассечена и опухла.
По подбородку и щекам была размазана кровь.
А оставшийся здоровый глаз смотрел на шерифа с животной ненавистью.
Лаутерс ударил его по лицу.
С яростью, усугубленной выпитым виски, он схватил преподобного левой рукой за рубашку, а правой начал раз за разом наносить удары.
Он снова врезал Клауссену коленом в живот, тот упал, ударившись затылком о пол, А шериф безжалостно начал избивать его двумя руками.
Клауссен лежал на полу и не шевелился.
Отдышавшись, Лаутерс потёр сбитые в кровь кулаки.
- Всё ещё только начинается, преподобный.
Он взял с полки кувшин из китайского фарфора, налил из него в тазик воды и опрокинул его на неподвижного, искалеченного священника.
Клауссен пришёл в себя. Он не мог сфокусировать взгляд, в голове шумело.
Лаутерс поднял его и швырнул на кровать.
- Я хочу, чтобы ты свалил из этого города, преподобный. Если послезавтра ты ещё будешь здесь, я тебя убью. Ясно?
Клауссен попытался кивнуть.
Лаутерс похлопал преподобного по груди, затем снова надел значок, а наверх - пальто.
Уходя, он остановился в дверях и усмехнулся.
- Считай, что у тебя каникулы.
-27-
Вайнона занималась тем, что у неё получалось лучше всего.
Она зашила раны на теле Дьюи Мейхью, чтобы привести труп в надлежащий вид, и одела его в старый, принесённый его вдовой костюм.
Это было непросто.
Когда Мейхью умирал, он лежал на земле в позе эмбриона перед лавкой кузнеца.
Трупное окоченение и морозные ветра с севера сделали своё дело: мышцы и связки навсегда заледенели в таком положении.
Они с доктором Пэрри попытались немного разогнуть конечности во время вскрытия... Но этого было недостаточно.
И, тем не менее, Вайнона должна была сделать всё, как следует; это и было её работой.
Иначе Мейхью просто не влезет в гроб.
Одно дело было натянуть на труп одежду, и совсем другое - заставить его лежать ровно.
- Ну, давай же, Дьюи, - бормотала Вайнона, - не сопротивляйся, дружище.
Она сидела на Мейхью сверху и давила на него всем своим весом.
Обе ноги и одна рука выпрямились, но вот вторая никак не поддавалась.
Каждый раз, когда она прижимала к столу его плечо, кисть дёргалась вверх и ударяла её по лицу.
Вайнона упёрлась коленом в бицепс Мейхью и изо всех сил надавила на запястье мужчины.
Подобная работа требовала хорошей физической формы.
Вайнона могла перетаскивать девяностокилограммовые трупы, как фермерша - мешки с кормами.
Но иногда трупы не соглашались помочь ей.
Вот и Дьюи после смерти остался таким же упрямым, каким и был при жизни.
- Ну, давай же, сукин ты сын, -
прорычала Вайнона. - Уже поздно сопротивляться... Помоги мне... Ох!
Вайнона перевела дыхание.
Она уже вывернула конечность достаточно для того, чтобы она вместилась в гроб, но теперь Вайноне хотелось, чтобы она лежала, как и вторая рука, на груди покойного.
В традиционном положении.
- Хочешь ты или нет, ты всё равно залезешь в этот гроб... Поэтому, прошу тебя, помоги мне...
Вайнона вытерла лоб, отбросила свесившиеся на лоб пряди волос, сделала глубокий вдох и снова бросилась в бой.
Послышался отвратительный щелчок - и рука Мейхью приняла нужное положение.
- Ну вот, - выдохнула она, - не так уж и плохо, да?
- Что, чёрт тебя дери, ты делаешь?!
Вайнона, не привыкшая, чтобы в зале для подготовки кто-то разговаривал, чуть не подпрыгнула на месте.
Она обернулась и увидела в дверях Майка Райана.
- Ой, мистер Райан, - хихикнула Вайнона. - Вы меня до смерти напугали!
- Какого чёрта ты вытворяешь, женщина?!
Она улыбнулась, по-прежнему сидя на трупе, обхватывая его ногами с двух сторон и прекрасно понимая, как это выглядит.
И каким неприличным может показаться.
- А что вы, мистер Райан, думаете, я делаю?
- Ну, просто...
Вайнона снова хихикнула и соскользнула со стола.
- Иногда их приходится выпрямлять, чтобы тело поместилось в гроб. Неприятно... Но необходимо. В каждой работе есть свои неприятные моменты, ведь так?
Райан проигнорировал её вопрос и уставился на тело.
- Это Мейхью?
Сложно было сказать точно. Райан долгие годы был знаком с Дьюи Мейхью, но то, что осталось... Оно лишь смутно напоминало человека.
Скорее раздувшееся, бледное, сшитое нитками чудовище из театральной постановки.
- Да, - ответила Вайнона, быстро прикрывая тело простынёй.
- Господи, он выглядит ещё хуже, чем мне описывали.
Вайнона обиделась.
- Это всё, что я смогла сделать.
Майк Райан был крупным мужчиной с густыми бровями, жестким лицом и пристальным взором, который, казалось, видел человека насквозь.
Он был хозяином местного ранчо и очень богатым человеком.
Одевался только в лучшие костюмы, привезённые из Сент-Луиса, владел отелями в Вирджинии и Неваде и контролировал добычи и продажи с нескольких медных и серебряных рудников.
С этим человеком нужно было считаться.
Если вы ему нравились, можно было вздохнуть спокойно; а если нет - он мог уничтожить вас, ведь почти всё и все в Волчьей Бухте и её окрестностях принадлежали ему.
Он был хорошим приятелем Лаутерса и в своё время поспособствовал тому, чтобы тот занимал сейчас пост шерифа.
К тому же, он был мэром и главой городского совета в одном лице.
Вайнона сполоснула руки в тазе с водой, вытерла и припудрила тальком.
- Чем я могу помочь вам, мистер Райан, этим прекрасным днём?
- Прекрасным? - гневно переспросил Райан. - Что в нём прекрасного, Вайнона? Людей убивают!
- Просто речевой оборот.
Он посмотрел на нее с отвращением.
Его не заботили гробовщики в целом, но женщина-гробовщик... это было противоестественно.
- Ага. В общем, я пришёл сюда не для того, чтобы болтать с такими, как вы, - он вытащил из кармана золотые часы. - Мне нужно надгробие.
- Ясно, - ответила Вайнона, пытаясь притвориться и вести себя подобающе. - У вас в семье кто-то умер?
Она внимательно следила за голосом, стараясь не выдать волнения.
- Нет, не умер, - медленно ответил Райан. - Пока. Это для меня. Мне нужны гроб и надгробие. Самые лучшие. Я хочу, чтобы люди, проходя мимо моей могилы, останавливались и думали: «Вот здесь покоится богатый человек». Ясно? Самые лучшие!
- Я знаю прекрасного скульптора и каменщика в Вирджинии, мистер Райан. Он непременно создаст то, что подобает человеку вашего положения.
- Мрамор. Самый качественный, который только можно заказать. Самый лучший. Импортный. Вы можете это устроить? Я как-то заказывал итальянский мрамор для ванной комнаты. Думаю, сюда надо что-то подобное.
- О, можете быть уверены...
- Чёрт, не надо меня уверять! Просто сделайте!
- Конечно, сэр. Всё будет сделано.
- Отлично, - буркнул Райан. - Принимайся за дело, женщина. Я вернусь послезавтра, обсудим детали.
Райан выскочил из комнаты, оставив Вайнону с широкой улыбкой на бледном лице.
Насвистывая веселую мелодию, она продолжила втискивать Мэйхью в дешёвый сосновый гроб.
Жизнь приносит деньги.
Как и смерть.
-28-
Доктор Пэрри направлялся к Клауссену. Спина доктора ещё больше разболелась от смены погоды.
Он аккуратно ступал по изрезанной колеями дороге, то и дело поскальзываясь на снегу и чертыхаясь под нос.
- Бог свидетель, - бормотал он, - если я упаду, то уже не поднимусь.
Мимо него по своим делам спешили люди пешком, на конях и в повозках.
Все махали ему.
Многие останавливались поговорить.
Но у Пэрри для этого не было настроения.
Он пытался свести к минимуму количество инъекций морфия, но той дозы, которая убирала боль ещё неделю назад, сегодня хватало лишь, чтобы раздразнить организм.
Но ему следует быть осторожным.
С наркотиками дурака не поваляешь.
Зависимость возникает очень быстро, и у Пэрри уже начали появляться её первые признаки: потеря аппетита, эйфория после инъекции и постоянная потребность во всё большей и большей дозе.
«Чёрт, - подумал Пэрри, - я круглый дурак».
Он как никто другой знал, что не стоит играть с наркотиками в игры. Он видел бессчётное количество мужчин, превратившихся в наркоманов во время Гражданской войны, и всё же добровольно пошёл на эту зависимость, которая не могла закончиться ничем иным, кроме катастрофы.
|
|
|
