Дуализм социального и когнитивного

Обсуждение специфики социальной эпистемологии, начатое еще 7 лет назад в нашем журнале, вызвало оживленную полеми­ку¹. Приятно сознавать, что новый взгляд на познание и традици­онные эпистемологические понятия многих задел за живое и за­ставил высказаться. Полемика оказалась полезна и мне лично, по­скольку побудила к дальнейшей критической рефлексии о пред­мете собственных занятий.

Особенно отрадно, что эту полемику продолжает Е.А. Мам­чур, известная своими работами не только в области философии науки, но и в сфере анализа проблем социальной природы и соци­альной обусловленности познания². Так что для социальных эпи­стемологов она человек вовсе не посторонний, вопросы поднима­ет в самом деле философские и животрепещущие и мнение выра­жает недвусмысленно. Все это делает дискуссию с Еленой Аркадьевной поистине приятной и увлекательной задачей.

Она начинает свое размышление с различения социологии науки, традиционной социологии знания и социальной эписте­мологии. Первую Е.А. выносит за скобки, вторую - квалифици­рует как нефилософскую дисциплину, а в третьей усматривает уже философские заявки, которые и подвергает критическому анали­зу. Меня в данном случае тоже будет интересовать предмет собст-

¹ См.: Касавин И. Т. Социальная эпистемология: понятие и проблемы // Эпи­стемология и философия науки. 2006. № I; Знание в социокультурном контексте: как возможна социальная эпистемология? Панельная дискуссия // Эпистемоло­гия и философия науки. 2007. № 4, а также отклики в последующих номерах.

² См.: Мамчур Е.А. Проблемы социокультурной детерминации научного зна­ния. М., 1987.

Раздел IV. Полемика

венно философского взгляда на познание, но я не могу воздер­жаться от сомнения по поводу возможности столь жесткого разде­ления этих трех дисциплин. Более того, даже из характеристики социологии знания Е.А. Мамчур не следует, что это направление чурается эпистемологических вопросов — скорее оно решает их по-своему. В дальнейшем мы процитируем слова Елены Аркадь-' евны о том, что социология знания претендует на решение вопро­сов, которыми занимается философия науки. Социальная эписте­мология аналогичным образом не может быть квалифицирована как исключительно ориентированная на традиционную эписте­мологическую проблематику и свободная от натурализма. Вообще разговор об этих направлениях трудно вести без упоминания имен их представителей. В результате изначальное различение автора социологии знания и социальной эпистемологии по их предметам оказывается нечетким. А из-за этого, как нетрудно догадаться, сам предмет дискуссии вообще оказывается подвешенным в воздухе.

Что же касается социальной эпистемологии, то нужно согла­ситься с Е.А. Мамчур в том, что это течение характеризуется зна­чительным разнообразием мнений. Но даже если такого рода раз­нообразие нередко считают признаком аутентичной философии (Т.И. Ойзерман), то для критиков социальной эпистемологии это символ аморфности и в конечном счете идейной несостоятельно­сти. Е.А. Мамчур хотелось бы, вероятно, чтобы в отличие от соци­альных эпистемологов все философы науки пели в унисон, но это­го тоже не наблюдается. Однако в отношении социальных эписте­мологов такая унификация совершенно необходима, поэтому Е.А. Мамчур предлагает им принять следующее определение: «со­циальная эпистемология - это направление в социологии позна­ния, которое исходит из того, что традиционные эпистемологиче­ские проблемы должны решаться социологическими методами и средствами». Более того, «социальная эпистемология начинается тогда, когда исследователи науки исходят из того, что научное по­знание социально детерминировано».

Конечно, предмет философского направления, многие пред­ставители которого спорят друг с другом по основным вопросам, не может отличаться безупречной ясностью. Однако и с определе­нием Елены Аркадьевны трудно согласиться. Такое утверждение равнозначно утверждению, что философия физики должна не­пременно развивать идеи физикализма и решать философские

Глава 24. Об одном ли предмете мы спорим? Спор с Е.А. Мамчур

проблемы с помощью физических формул и экспериментов, а до этого не договаривались даже представители Венского кружка. Помимо всего прочего не очень ясно, что имеется в виду под соб­ственно социологическими методами, а также что такое «социаль­ная детерминация» познания в отличие от его социальной обу­словленности, хотя сама Елена Аркадьевна об этом и писала.

Е.А. Мамчур считает, что социальных факторов недостаточно, чтобы объяснить возникновение, развитие и функционирование знания в науке. Есть, де, некоторые «внутренние» факторы, а именно предмет науки, которые более существенны для понима­ния «объективного» содержания знания. Имеется, вероятно, в ви­ду взгляд на познание как развитие идей безотносительно к их субъектам и их реальному окружению, но как с таким взглядом связана объективность познания? Я уж не хотел бы говорить о том, что весьма нелегко отыскать тот момент познания, который про­исходит вне человеческой деятельности, коммуникации и контек­ста культуры. Ведь с самого начала научная картина мира включа­ет образы и аналогии, почерпнутые из культуры (напомним, что и сама наука-то является частью культуры и особым социальным институтом). Даже правила дедуктивного вывода, с помощью ко­торых порой пытаются реконструировать «внутреннее» развитие знания, тоже являются продуктом культуры, а не только с неба упавшей логики. Что бы ни делал человек, какие бы продукты ни создавал (если, конечно, речь идет о высших результатах его дея­тельности, к которым относится наука), он всегда выступает как социальный и культурный субъект — представитель своего обще­ства, своей системы образования, своего мировоззрения. И это, кстати, может быть установлено - отчасти и по-своему — как методами социально-гуманитарных наук, так и путем философ-ско-методологического, социально-эпистемологического иссле­дования. Таковы известные работы B.C. Степина, в которых науч­ное знание рассматривается в нерасторжимом единстве экспери­мента, теорий разного уровня, научных картин мира, идеалов и норм исследования, философско-мировоззренческих принципов.

Как быть философу с «объективным» содержанием научного знания, независимым от языка, всей культуры и социума? В каких формах оно дано ему? Какими способами можно его реконструи­ровать? Путем обращения к наблюдению и эксперименту? Или к рефлексии ученого? Но и то и другое — опять-таки культурные фе-

Раздел IV. Полемика

Глава 24. OG одном ли предмете мы спорим? Спор с Е.А. Мамчур

номены, инструментальные или семиотические. А если поверить эволюционным эпистемологам, согласно которым познание — адаптация и ориентирование в среде, то в случае анализа научного знания опять-таки придется изучать социокультурные формы жизни ученых в природе и обществе. Поэтому сколь глубоко ни погружается философ в анализ научного (и всякого другого) зна­ния, ему не найти в нем самих по себе ни Демокритовых «атомов и пустоты», ни «материи» Платона и Аристотеля, ни картезианской протяженности, ни кантовской вещи-в-себе, поскольку это абст­ракции высокого порядка, не данные нашей чувственности.

Кстати, столь распространенные в современном естествозна­нии методы математической гипотезы и моделирования выража­ют собой все более основательное «окультуривание» наиболее развитых и сложных разделов физики. Социальные эпистемологи открыто признают это обстоятельство и исследуют реальный и доступный философской рефлексии предмет - деятельность и коммуникацию познающего субъекта — как в текстах, так и ис­пользуя собственно социологические, психологические и линг­вистические подходы и методы. А искатели «объективного содер­жания», ограничиваясь анализом научных текстов, претендуют на создание «реальной» картины научного знания, которую поче­му-то считают определяемой «внутренними», «когнитивными» факторами. О чем здесь идет речь? О том, что научное знание по­рождается в ходе мыслительно-познавательной деятельности че­ловека? Но это же банально. Или, может быть, нужно, как полага­ют некоторые когнитивисты, расшифровать «мозговые коды», в которых скрыта тайна познания? Или научную объективность удостоверяет некий набор относительно стабильных методологи­ческих критериев, благодаря которым осуществляется развитие научных идей? Но ведь и они — не слепки с природы как таковой, а лишь образцы интерсубъективной природы научного дискурса, ко­торый, даже если меняются парадигмы, все равно продолжается — и не в безвоздушном пространстве «третьего мира», а в научном сообществе. И этим он вновь обязан социокультурным факто­рам — искусственным и естественным языкам, принятым каналам коммуникации, методикам эксперимента, библиотекам, универ­ситетам и т.п.

Как представляется, все это — элементы научной традиции. В ней проявляется природа человека, который познает не какжи-

вотное (у животных нет науки), а как социокультурное существо, подчиняющее свои естественные способности приобретаемым и вырабатываемым культурным ресурсам и навыкам. В человеке когнитивное существует только в форме социокультурного, если не иметь в виду самый примитивный уровень проприоцептиче-ских ощущений и отчасти — феноменальный мир «вторичных ка­честв», которые когнитивисты называют «квалиа».

И здесь не спасают примирительные процедуры, предлагае­мые Е.А. Мамчур: «Верное решение вопроса об отношении соци­ального и когнитивного в развитии науки состоит в провозглаше­нии их взаимной дополнительности: социологический анализ дол­жен дополнять когнитивный, а не подменять его». К сожалению, не совсем ясно, что имеется в виду под «когнитивным» и «социо­логическим» как противоположностями, но искусственное раз­граничение социального и когнитивного в эпистемологии подоб­но известному противопоставлению внешнего и внутреннего, ко­торое успешно преодолела российская психология школы Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурии.

Дуализм социального и когнитивного - пережиток картезиан­ства, который снимается деятельностным и коммуникативно-се­миотическим подходами к познанию. Варианты этих подходов развивали М.М. Бахтин, Э.В. Ильенков, М.К. Мамардашвили, М.К. Петров, П.Г. Щедровицкий, Э.Г. Юдин, а в наши дни — В.А. Лекторский, B.C. Степин, М. Коул (США), Р. Харре (Вели­кобритания) и многие другие. Социальные эпистемологи не при­зывают к редукции всего содержания знания к социальным фак­торам. Они пытаются показать, что «когнитивное содержание» науки такой же культурный феномен, как и все другие. И его спе­цифика выявляется не в противопоставлении культуре и социуму, а в детальном исследовании специфических механизмов опосредова­ния знания деятельностью, коммуникацией, ментальностью эпохи в процессе его порождения, функционирования и развития. Нет ничего когнитивного, достойного философского рассмотрения, которое бы не существовало в форме знаков и других артефактов, способов деятельности и коммуникации.

Конечно, никто не чужд преувеличений и увлечений. Так и со­циальные эпистемологи, социологи знания, историки науки и прочие, занятые конкретными case studies, порой преувеличивают значение тех или иных конкретных социальных или культурных

Раздел IV. I Толемика

факторов при реконструкции определенных познавательных си­туаций. В самом деле, многообразие контекстов, в которых суще­ствует наука (и другие типы познания), столь велико, что прихо­дится выбирать и идти на риск, подставляться под критику тех, кто рассматривает науку как чистую филиацию идей.