Стиль объяснений и когнитивная терапия

Таня стала объектом терапевтического лечения в состо­янии очень тяжелой депрессии: в браке дела идут хуже с

128 Мартин Э. П. Зелигман

каждым днем, трое детей, дикие и неуправляемые и т.д. Она согласилась принять участие в испытании действеннос­ти различных видов терапии при депрессии, и ей были про­писаны как лекарства-антидепрессанты, так и когнитивная терапия. С ее согласия беседы с психотерапевтом записыва­лись на магнитофон. В приведенных ниже цитатах курсивом выделены объяснения, которые она сама давала своим про­блемам. Около каждой цитаты мною проставлены числа. Это — оценки ее пессимизма (см.. тест в главе 3). Их значения колеблются в диапазоне от 3 (абсолютно времен­ный, конкретный и внешний характер причин) до 21 (абсо­лютно постоянный, предельно широкий и сугубо внутрен­ний). Каждому индивидуальному критерию придаются зна­чения от 1 до 7, отсюда и предельные значения суммы трех критериев. Сумма от 3 до 8 считается очень оптимистичной, свыше 13 — очень пессимистичной. Метод оценки песси­мизма у людей, которые не могут по какой-либо причине работать с анкетой по стилю объяснения, называется «со­гласованный анализ дословного объяснения» (английская аббревиатура — CAVE) и описан в главе 7. Итак, цитаты из бесед с Таней.

Таня чувствовала отвращение к себе, «потому что я вечно ору на своих детей и никогда не прошу проще­ния» (постоянное, довольно широкое и личное: 17).

У нее нет никакого хобби, «потому что я ничего не умею» (постоянное, широкое и личное: 21).

Ей не удавалось принимать антидепрессанты, «потому что я просто не могу, я не настолько сильная» (посто­янное, широкое и личное: 15).

Танины объяснения носили неизменно пессимистичес­кий характер. Что бы неблагоприятное ни случалось, оно было обречено случаться всегда, разрушить все, что воз­можно, и вообще она лично сама в этом виновата.

Как вы думаете, так вы и чувствуете 129

Как и все люди ее категории, она подвергалась двенад-цатинедельному лечению. Результаты были прекрасными. Ее показатели стали улучшаться уже в первый месяц, и к концу лечения она была совершенно свободна от депрессии. Это не значит, что жизнь у нее сразу стала лучше. Брак ее продолжал разваливаться, дети продолжали безобразничать в школе и дома. Но она стала относиться к своим жизнен­ным проблемам гораздо оптимистичнее. Вот как она теперь рассуждает:

«Мне приходилось ходить в церковь одной, потому что мой мерзкий муж отказывался» (временное, кон­кретное и внешнее: 8).

«Я хожу, как оборванка, потому что детям нужна школьная форма» (вполне временное, конкретное и внеш­нее: 8).

«Он брал все мои деньги со счета и тратил на себя. Будь у меня ружье, я бы его застрелила» (временное, конкретное и внешнее: 9).

Ей было трудно водить машину, «потому что очки у меня недостаточно темные» (временное, конкретное и внешнее: 6).

Если какие-нибудь неприятности и случались (а они случались почти ежедневно), Таня не считала их больше неизменными, всеобъемлющими и происходящими по ее вине. Она стала действовать, чтобы изменить положение вещей.

Что же вызвало столь разительное изменение в стиле объяснений Тани от пессимизма к оптимизму. Лекарства или когнитивная терапия? Была ли эта перемена просто признаком того, что ее депрессия ослабела, или же она была причиной ослабления депрессии? На эти вопросы можно ответить, тем более что Таня была одним из многих паци­ентов, подвергнутых различным видам лечения.

Во-первых, оба способа лечения хорошо себя показали.

130 Ма ртин Э„ 77, Зелигман

И антидепрессанты, и когнитивная терапия хорошо действу­ют при депрессии и по отдельности. Их сочетание работает несколько лучше, чем раздельное применение, но не на­много.

Во-вторых, активным компонентом когнитивной тера­пии является переход в стиле объяснения от пессимизма к оптимизму. Чем больше и квалифицированнее проводилось когнитивной терапии, тем более глубоким был переход к оптимистическому настрою. В свою очередь, чем больше оптимизма — тем слабее депрессия. С другой стороны, лекарства, будучи вполне эффективным средством борьбы с депрессией, не прибавляли пациентам оптимизма. Поэтому логично предположить, что хотя лекарства и когнитивная терапия помогают от депрессии, механизм их действия раз­личен. Лекарства, по-видимому, являются активаторами; они поднимают пациента и выталкивают из ситуации, одна­ко не делают картину окружающего мира более привлека­тельной. Когнитивная же терапия изменяет ваше отношение к окружающему, и этот оптимистический подход окрыляет вас и открывает новые горизонты.

Третий и важнейший вопрос связан с проблемой реци­дива. Насколько постоянным является освобождение от депрессии? К Тане депрессия больше не возвращалась, хотя многим другим пациентам, участвовавшим в этом исследо­вании, повезло меньше. Результаты показали, что ключе­вым в этом вопросе является перелом в стиле объяснения. Было довольно много рецидивов среди пациентов, подверг­шихся чисто медикаментозному лечению, и намного меньше среди тех, кого лечили когнитивной терапией. В целом па­циенты, чей стиль объяснения стал оптимистическим, оказа­лись более стойкими к рецидиву, чем те, чей стиль оставал­ся пессимистичным.

Это означает, что специфика действия когнитивной те­рапии состоит в том, что она делает пациентов более оп­тимистичными. Она предотвращает рецидивы, потому что

Как вы думаете, так вы и чувствуете 131

пациенты приобретают способность вновь и вновь нахо­диться без лекарств и врачей. Лекарства облегчают депрес­сию, но лишь временно; в отличие от когнитивной терапии, лекарства не в состоянии изменить пессимизм, лежащий в основе проблемы.

На основании этих исследований я пришел к выводу, что пессимистический стиль объяснения указывает на то, кто из людей, не находящихся в состоянии депрессии, соби­рается в нее впасть. Он позволяет также предсказать, кто останется в состоянии депрессии и у кого после терапии следует ждать рецидивов. Переход от оптимистического к пессимистическому стилю объяснения заметно облегчает депрессию.

Помните наши сомнения, не отражает ли просто песси­мизм тот факт, что неприятности легко ввергают вас в депрессию, не являясь сами ее причиной? Чтобы проверить, нужно перейти от пессимизма к оптимизму. Если песси­мизм всего лишь индикатор, вроде спидометра, то переход к оптимизму не должен повлиять на вашу реакцию на не­приятности в большей степени, чем смена спидометра — на изменение скорости машины. Однако сам пессимизм явля­ется причиной того, что вы легко впадаете в депрессию, переход от пессимизма к оптимизму должен ослабить дей­ствие последней. Фактически именно это и происходит. То есть становится ясной причинная роль пессимизма. Разуме­ется, это не единственная причина депрессии; факторами риска являются и гены, и неблагоприятные события, и гор­моны. Однако теперь уже нельзя отрицать, что пессимизм является одной из основных причин.

«ЖВАЧКА» И ДЕПРЕССИЯ

Если вы верите, что в своих проблема* виноваты ис­ключительно вы сами, что все это будет продолжаться без

$32_______________________ Ма ртин Э. П. Зелигмая

конца и разрушит все ваши начинания, — значит, вы со­зрели для депрессии. Но сам по себе факт такого настроя не означает еще, что вы постоянно бормочете себе под нос все это. Некоторые так поступают, некоторые — нет. Людей, которые сосредоточиваются на мыслях о неприятностях, называют руминаторами (жующими жвачку).

Руминатор может быть оптимистом или пессимистом. Руминаторы-пессимисты постоянно находятся под угрозой. Система их верований сугубо пессимистична, и они постоян­но говорят себе, как все плохо. Другие пессимисты ориен­тированы на действия и «жвачкой» не увлекаются. Хотя у них и пессимистический стиль объяснения, но они не склон­ны много рассуждать сами с собой. Если они и рассуждают, то обычно о своих планах, а не о том, как все ужасно складывается.

Когда Таня поступила на лечение, она была не только пессимистом, но еще и руминатором. Она все время была погружена в грустные размышления о своем браке, своих детях и, что особенно плохо, о своей депрессии. «И теперь мне ничего не хочется делать...» «Теперь мне действительно плохо, мне все время грустно. Я, в общем-то, не плакса, чтобы я заплака­ла, нужна серьезная причина; но теперь стоит кому-то сказать что-нибудь такое, что мне не нравится, — и я сразу в слезы...» «Я не могу так...» «Я не слишком нежная...»

«Мой муж не оставляет меня в покое. Он все время за мной следит. А я этого не желаю». Таня непрерывно предавалась этому процессу переже­вывания, непрерывной цепи тоскливых размышлений без каких-либо позывов к действию. Ее депрессию подпитывал не только пессимизм; на ту же мельницу лила воду и «жвачка».

Как вы думаете, так вы я чувствуете 133

Вот каким образом цепочка «пессимизм — жвачка» ведет к депрессии. Сначала возникает некая угроза, перед которой вы считаете себя беспомощной. Затем вы начинае­те искать причину этой угрозы, и, если вы пессимист, при­чина оказывается постоянно действующей, всеобъемлющей и личной. В результате вы приходите к выводу о своей беспомощности и в будущем, и в различных ситуациях; этот прогноз как акт сознания оказывается последним зве­ном в цепи, тем самым, которое инициирует депрессию.

Люди, которые не подвержены самокопанию-жвачке, могут избегнуть депрессии, даже будучи пессимистами. У них вся эта цепочка срабатывает нечасто. Оптимисты, склон­ные к жвачке, тоже избегают депрессии. Чтобы облегчить депрессию, нужно сломить либо жвачку, либо пессимизм, а лучше всего — и то, и другое.

Таким образом, мы приходим к выводу, что больше всего вероятность депрессии у руминаторов-пессимистов. КогнитЧшная терапия ограничивает склонность к пережевы­ванию, а также формирует оптимистический стиль объясне­ния. Вот примеры высказываний Тани в конце курса лече­ния:

«Я не хочу опять работать полный рабочий день. Надо бы найти что-нибудь на полставки, часа на четыре, чтобы не нужно было сидеть целый день в помещении...» (действие).

«Мне бы хотелось тоже что-нибудь зарабатывать, чтобы, если захочется, мы могли бы куда-нибудь поехать» (действие).

«Мне бы хотелось иногда делать что-нибудь неожи­данное» (действие).

Она больше не занималась непрерывным пережевы­ванием своих неприятностей; судя по ее речи, у нее появи­лось стремление к активным действиям.

134 Мартин Э. П. Зелвгмаи

ДРУГАЯ СТОРОНА ЭПИДЕМИИ: ЖЕНЩИНЫ И МУЖЧИНЫ

Ключевая роль, которую в формировании депрессии играет жвачка, может объяснить тот любопытный факт, что депрессия — преимущественно женское заболевание. Ис­следования вновь и вновь доказывают, что в двадцатом веке депрессия поражала женщин намного чаще, чем мужчин. На сегодня это соотношение равняется соответственно 2:1.

С чем это связано?

Может быть, просто женщины с большей готовностью обращаются за лечением, чем мужчины, а потому вносят больший вклад в статистику? Нет, потому что такие же числовые данные получены при домашних обследованиях.

Может быть, женщины склонны более открыто расска­зывать о своих переживаниях? Скорее всего, тоже нет, потому что аналогичное соотношение получено как в откры­тых, так и в анонимных опросах.

Может быть, дело в том, что у женщин работа менее привлекательна и хуже оплачивается, чем у мужчин? Нет. Соотношение 2:1 остается в силе, даже если сопоставляются группы женщин и мужчин с одинаковой работой и дохода­ми. У богатых женщин депрессия встречается вдвое чаще, чем у богатых мужчин, у безработных женщин — вдвое чаще, чем у безработных мужчин.

Может быть, эта повышенная вероятность депрессии связана с биологической разницей полов? Скорее всего, нет. Исследования эмоциональности женщин перед мен­струацией и после родов показывают, что хотя и прослежи­вается некоторая тенденция влияния гормональных уровней на депрессию, эффект недостаточно велик, чтобы вызвать вдвое более высокую вероятность.

Связано ли это с генетическим различием? Тщательное изучение того, сколь часто встречается депрессия у сыновей

/Сак вы думаете, так вы и чувствуете 135

и дочерей мужчин и женщин, страдавших от депрессии, показало, что у сыновей мужчин, подверженных депрессии, рстречается значительное количество заболеваний — я бы сказал, слишком много (с учетом того, как хромосомы передаются от отца к сыну и от матери к дочери), чтобы на генетику можно было списать перекошенное соотношение между полами. Существует, правда, свидетельство генети­ческой предрасположенности к депрессии, но абсолютно нет данных, чтобы она была более распространена у женщин, чем у мужчин.

Остаются три интересные гипотезы.

Первая из них касается роли полов: дескать, есть что-то такое в роли, которую играет женщина в нашем общест­ве, что делает ее плодородной почвой для депрессии.

Один из модных аргументов в поддержку этой гипоте­зы сводится к тому, что женщины воспитаны таким обра­зом, что на первом плане у них любовь и социальные отношения, в то время как у мужчин — личные достиже­ния. Соответственно самооценка женщины зависит от того, как у нее обстоят дела с любовью и дружбой; следователь­но, социальные неудачи, будь то развод или разрыв, уход детей из родительского гнезда, вечер, потерянный из-за неудачного свидания, бьют по женщине сильнее, чем по мужчине. Может быть, это и так; но только это не объяс­няет главного: почему все-таки у женщин депрессия встре­чается вдвое чаще. Ведь тот же аргумент можно вывернуть наизнанку: согласно этой гипотезе, мужчины более серьез­но воспринимают неудачи, связанные с работой, и плохие оценки, задержка с продвижением по службе, поражение команды более остро влияют на самооценку мужчин. А поскольку неудачи на работе столь же часты, как и в любви, суммарный эффект должен был бы приводить к более или менее одинаковой вероятности депрессии у мужчин и жен­щин.

t36 Мар тин Э. П. Зелигмав

Другой модный аргумент связан с ролевым конфлик­том: современная жизнь предъявляет женщине более про­тиворечивые требования, чем к мужчине. Женщина должна не только играть традиционную роль матери и жены, но и уделять внимание работе. Отсюда большее давление на женскую психику, чем когда-либо раньше, и соответственно более высокая вероятность депрессии. Аргумент звучит правдоподобно; однако, подобно многим другим правдопо­добным гипотезам, он разбивается о скалы фактов. Рабо­тающие жены в среднем реже страдают от депрессии, чем те, которые не работают (вне дома). Таким образом, объ­яснение, основанное на роли полов, не адекватно реальной картине преимущественной подверженности женщин деп­рессии.

Вторая из оставшихся гипотез использует понятия при­обретенной беспомощности и стиля объяснения. Как она утверждает, в нашем обществе женщины имеют более чем достаточно возможности познакомиться с ощущением бес­помощности на протяжении своей жизни. Поведение маль­чиков одобряется или критикуется родителями и педагога­ми, а поведение девочек зачастую игнорируется. Если вос­питание мальчиков ориентировано на самостоятельность и активность, то девочек — на зависимость и пассивность. Вырастая, женщины обнаруживают себя в культуре, где роль матери и женщины ценится все меньше. Если женщи­на обращается в мир труда, то оказывается, что ее достиже­ния меньше ценятся, чем достижения мужчин. Выступая на собрании, она сталкивается с более равнодушной реакцией, чем мужчина. Если, несмотря на все это, ей удается выдви­нуться и занять важный пост, ее считают находящейся не на своем месте. За каждым поворотом ее ожидает приобретен­ная беспомощность. И если женщины склонны к более пессимистичному стилю объяснений, чем мужчины, то лю-

Как вы думаете, так вы и чув ствуете

бой случай беспомощности способен вызвать у женщины более тяжелую депрессию, чем у мужчины. И действитель­но, есть данные, которые показывают, что любой стресс способен вызвать «больше депрессии» у женщин, чем у мужчин.

Эта гипотеза тоже правдоподобна, но не без «дыр». Одна из дыр состоит в том, что никто не доказал, что женщины большие пессимисты, чем мужчины. Единствен-ное известное нам исследование на близкую тему было посвящено изучению случайной выборки мальчиков и дево­чек школьного возраста, причем результат оказался прямо противоположным. Среди учащихся третьего, четвертого и пятого классов мальчики настроены более пессимистично, чем девочки, и более подвержены депрессии. При разводе родителей мальчики легче впадают в депрессию, чем девоч­ки. (Все это, конечно, может измениться в период созрева­ния, и, похоже, что пресловутое соотношение 2:1 формиру­ется именно в подростковом возрасте. В это время может происходить нечто такое, что загоняет молодых женщин в депрессию, а молодых людей выталкивает из нее. Подроб­нее на эту тему мы поговорим в главах 7 и 8 при обсуж­дении родительских и школьных проблем.) Другая пробле­ма состоит в том, что никто еще не доказал, что женщины считают свою жизнь более неуправляемой, чем мужчины.

И последняя из этих трех гипотез связана с преслову­той «жвачкой». С этих позиций при ударах судьбы женщи­ны размышляют, мужчины — действуют. Когда женщину увольняют с работы, она пытается определить почему, пре­дается грустным размышлениям, вновь и вновь оживляя в памяти прошедшее событие. Если увольняют мужчину, он действует: напьется, отлупит кого-нибудь и вообще поста­рается себя отвлечь от размышлений о происшедшем. Он вообще может сразу отправиться искать новую работу, не

Мартия Э. П. Зелигмая

очень задумываясь, что было не так на старой. Если деп­рессия — расстройство мышления, то пессимизм и «жвач­ка» — топливо, поддерживающее этот огонь. Привычка анализировать прекрасно вписывается в эту цепочку; при­вычка действовать ее разрывает.

На самом деле сама по себе депрессия может интенсив­нее стимулировать процесс жвачки-размышления у жен­щин, чем у мужчин. Что мы склонны делать, если обнару­живаем, что впадаем в депрессию? Женщины пытаются вычислить, с чего она началась. Мужчины идут играть в баскетбол или отправляются на работу, чтобы отвлечься. Среди мужчин алкоголики встречаются чаще, чем среди женщин. Пожалуй, разница достаточно явно.выражена, чтобы утверждать: мужчины пьют, женщины впадают в депрес­сию. Вполне возможно, что мужчины пьют, чтобы забыть о своих неприятностях, в то время как женщины пережива­ют их снова и снова. При этом женщина, погружаясь в размышления о причине депрессии, впадает в нее все глуб­же; мужчина же, реагируя действием, может из нее вы­рваться.

Теория «жвачки» способна объяснить и эпидемию деп­рессии в целом, и перекошенное соотношение между пола­ми. Если мы живем в эпоху самопознания, когда нас по­буждают по возможности честно рассматривать наши про­блемы и без конца их анализировать, вместо того, чтобы действовать, то результатом вполне может быть новый рост депрессий. Об этой стороне проблемы мы подробнее пого­ворим в главе 15.

В последнее время появилось свидетельство, которое говорит в пользу «жвачки» как фактора, определяющего разную подверженность полов депрессии. Сьюзен Нолен-Хэксема из Стэнфордскога университета, которая явилась автором теории «жвачки», нашла способ проверить это об-

Как вы думаете, так вы и чувствуе те

стоятельство. Когда женщины оценивают то, что они дей­ствительно делали в состоянии депрессии (а не то, что сле­довало бы делать), большинство говорит: «Я пыталась про­анализировать свое настроение» или «Я пыталась понять, почему я чувствую себя именно так, а не иначе». Для сравнения укажем, что большинство мужчин, по их словам, занималось каким-то делом, доставляющим им удовольст­вие, например, спортом или игрой на музыкальном инстру­менте, либо, как они говорили, просто решали не забивать себе голову собственным настроением.

Та же линия поведения прослеживалась в дневниках, где мужчины и женщины ежедневно записывали все, чем они занимались, когда оказывались в плохом настроении. Женщины размышляли и анализировали свое настроение, мужчины старались отвлечься. При обследовании ссоря­щихся пар каждому предлагалось надиктовать на магнито­фон информацию о всех своих действиях во время супру­жеского конфликта. В подавляющем большинстве случаев женщины сосредоточивались на конфликте и выражали свои эмоции, а мужчины старались отвлечься и не зациклива­лись на собственном настроении. И, наконец, в рамках ла­бораторного исследования мужчинам и женщинам, пребы­вавшим в тоске, предлагали на выбор два задания. Они могли либо составить список слов, которые лучше всего характеризуют их настроение (задание, которое концентри­рует внимание на депрессии), либо перечислить нации в порядке их богатства (отвлекающее задание). Семьдесят процентов женщин выбрали задание эмоционального харак­тера, перечисляя слова, описывающие их настроение. В слу­чае с мужчинами соотношение было обратным.

Подобный самоанализ и копание в собственных эмоци­ях, когда и без того не сладко, представляется вполне прав­доподобным объяснением, почему женщины более подвер-

140 Мартин Э. П, Зелигмаи

жены тяжелой депрессии, чем мужчины. Предполагая, что мужчины и женщины одинаково часто сталкиваются с лег­кой формой депрессии, мы вынуждены констатировать, что у женщин, которые сосредоточиваются на своем состоянии, происходит эскалация депрессии, переход в более тяжелую фазу; мужчины же облегчают свое состояние, отвлекаясь активными действиями или, на худой конец, алкоголем.

В итоге у нас остается два правдоподобных объяснения, которые имеют некоторое обоснование. Одно состоит в том, что женщины ближе знакомы с беспомощностью и песси­мизмом, а другое — что наиболее вероятная первая реак­ция женщин на неприятности, а именно самокопание («жвач­ка»), ведет их кратчайшей дорогой в депрессию.

ДЕПРЕССИЯ КАК ОБЪЕКТ ЛЕЧЕНИЯ

Сто лет назад самым модным объяснением поведения человека, особенно его дурных поступков, был характер. Слова.типа низкий, глупый, преступный, злой считались вполне удовлетворительным объяснением дурного поведе­ния. Для объяснения душевных болезней считалось аде­кватным слово сумасшедший. Эти термины обозначают характерные черты, изменить которые нелегко. К тому же такое клеймо имеет свойство приставать к человеку. Люди, которые поверили в собственную глупость (а, скажем, не в недостаточный уровень образования), не предпринимают никаких попыток, чтобы измениться. Общество, восприни­мающее своих преступников просто как злодеев, а душевно­больных — как психов, не склонно оказывать поддержку учреждениям, задачей которых является подлинное исправ­ление и реабилитация; вместо этого оно развивает институ­ты, при помощи которых можно мстить или сажать людей под замок, скрывая их ото всех.

Как вы думаете, так вы и чувствуете 141

К концу девятнадцатого столетия ярлыки и стоящие за ними концепции начали меняться. Возможно, перемены на­чались с ростом влияния массового рабочего движения. Затем одна за другой хлынули волны иммигрантов из Ев­ропы и Азии, которые внешне заметно трансформировались к лучшему в течение жизни одного поколения. Объяснение человеческой несостоятельности определяющим свойством плохого характера сменилось предположениями о плохом воспитании или окружении. К невежеству стали относиться как к недостатку образования, а не как к глупости; стали считать, что преступление проистекает от бедности, а не от злой воли, а бедность — от недостатка возможностей, но не от лени. Сумасшествие стали воспринимать как совокуп­ность неадаптивных привычек, от которых тем не менее можно отучить. Эта новая идеология, которая делала ак­цент на роли окружения, стала становым хребтом бихевио­ризма, который преобладал в американской (и русской) психологии с 1920 по 1965 год, от Ленина до Линдона Джексона.

Наследница бихевиоризма, когнитивная психология, сохранила его оптимистическую веру в перемены и, сочетая ее с расширенным взглядом на личность, развила тезис о способности личности к самосовершенствованию. В соот­ветствии с ее установками люди, которые хотели бы сокра­тить число неудач в этом мире, могли бы заглянуть дальше тех трудностей, которые неизбежны при попытках изменить условия воспитания и окружение; они вполне могли бы опереться на то обстоятельство, что индивидуум может избрать стратегию сознательных поступков. Например, лечение пси­хических заболеваний не является больше исключительной прерогативой врачей-терапевтов, социальных работников и клиник. Частично оно попадает в руки к самим больным.

Эта вера является интеллектуальной подоплекой дви­жения к самосовершенствованию, внешним проявлением

Мартия Э. П. Зелипяаи

которого является целый поток книг по диете, физическим упражнениям, работе по изменению собственной личности: ваш фака-ор риска типа А с точки зрения сердечных присту­пов, ваш страх перед воздушными перелетами, ваша деп­рессия. Что примечательно, значительная часть всей этой идеологии самосовершенствования не является просто трес­кучей болтовней. Обществу, которое в такой степени воз­вышает личность, как наше, по силам решать реальные задачи такого рода. Личность, занимающаяся самосовер­шенствованием, действительно в состоянии себя улучшить. Вы на самом деле можете сбросить вес, снизить уровень холестерина в крови, стать физически сильнее и привлека­тельнее, стать менее суетливым и более доброжелательным, менее пессимистичным.

Вера в самосовершенствование является в той же сте­пени действенной, в какой раньше препятствовала активным действиям вера в то, что характер изменить нельзя. Люди, которые поверили, что им не следует вести сидячий образ хжизни или быть враждебными к другим, попытаются на­чать бегать трусцой и серьезно подумают, как им реагиро­вать на проявленную по отношению к ним агрессивность; люди, которые не верят в возможность перемен, так и останутся неспособными измениться. Культура, которая верит в возможность самосовершенствования, будет поддержи­вать клубы здоровья, общество анонимных алкоголиков и психотерапию. Культура, которая верит, что дурные по­ступки проистекают от дурного характера, а тот является неизменным, даже не попытается что-то изменить.

Ученые, которые говорят о личности, способной ак­тивно изменять себя, вовсе не занимаются рекламой чего-то метафизического. В каком-то смысле физическую модель такого процесса представляет компьютер, кото­рый сравнивает свой выход с неким шаблоном (идеаль-

Как вы думаете, так вы и чувствуете 143

ной ситуацией), находит места, где наблюдается отклоне­ние, и принимает меры по самокорректировке. После этого он вновь производит сопоставление, корректировку и т.д. Итерации прекращаются, когда совпадение укла­дывается в заданную точность. И уж если подобные задачи в состоянии решать ваш домашний компьютер, то тем более способен самосовершенствоваться такой слож­ный орган, как человеческий мозг.

Тяжелой депрессией люди начали страдать тогда же, когда у них начались первые неприятности, хотя, может быть, и не в таком массовом порядке, как теперь. Когда средневековый воздыхатель жаловался матери, что не су­мел покорить сердце прекрасной девы, она уговаривала его не принимать это близко к сердцу с не большим успехом, чем сегодняшние матери, дети которых приходят домой со своими депрессиями. Затем в 80-х годах нашего столетия на сцену вышла когнитивная терапия, которая пытается убедить людей думать о своих неудачах по-новому. Ее принципы не безумно отличаются от мудрости бабушек и проповедников былого, которую они пытались передать, правда, без особого успеха. Но когнитивная терапия рабо­тает!

Что же делает когнитивная терапия и почему она рабо­тает?

КОГНИТИВНАЯ ТЕРАПИЯ И ДЕПРЕССИЯ

Обращаясь к своей аудитории, которая непрерывно росла в 70-е годы, Аарон Бек и Альберт Эллис доказывали, что наше самочувствие определяется в первую очередь тем, что мы думаем. Из этого тезиса развилась терапия, которая ставит своей задачей сознательно изменить то, что пациент

144 _______________ Мартин Э. П. Зелигман

в состоянии депрессии думает о неудаче, поражении, потере и беспомощности.

Когнитивная терапия использует пять тактических ва­риантов.

Во-первых, вы учитесь узнавать автоматические мыс­ли, которые проносятся в вашем сознании тогда, когда вы чувствуете себя хуже всего. Это фразы, настолько привы­чные, что проскакивают практически незамеченными (и не­оспоримыми). Например, мать троих детей имеет дурную привычку кричать на них, отправляя в школу. В результате этого потом она чувствует себя ужасно. В рамках когнитив­ной терапии она учится ловить себя на том, что после этих воплей она всегда говорит себе: «Я ужасная мать, даже хуже моей собственной матери». Она учится обращать вни­мание на эти автоматические мысли, узнает, что это — ее объяснения, причем эти объяснения носят постоянный, все­объемлющий и личный характер.

Во-вторых, вы учитесь возражать этим автоматичес­ким мыслям, выдвигая им в противовес противоположные суждения. Описанной выше матери помогают вспомнить и осознать, что, когда дети возвращаются из школы домой, она играет с ними в футбол, помогает им по геометрии и сочувственно обсуждает с ними их проблемы. Она сосредо­точивается на этих фактах и видит, что они противоречат ее привычкам, автоматическим мыслям о том, что она плохая мать.

В-третьих, вы учитесь делать различные объяснения, так называемые реаттрибуции, и использовать их в дискус­сии со своими автоматическими мыслями. Скажем, та мать может научиться говорить себе что-нибудь вроде: «Я от­лично веду себя с детьми во второй половине дня и ужасно — в первой. Может быть, я — человек неутрен­ний?» Это уже гораздо менее постоянное и широкое объ-

Как вы думаете,. так вы и чувствуете ' 145

яснение того, почему она орет по утрам на детей. И этим новым, противоположным объяснением разрывается при­вычная и мучительная цепочка объяснений. «Я ужасная мать, мне нельзя иметь детей, и вообще незачем мне жить».

В-четвертых, вы учитесь отвлекать себя от вгоняющих вас в депрессию мыслей. Мать узнает, что приведенные выше мысли не являются неизбежными. Их «пережевыва­ние», особенно если на человека давит необходимость нор­мального поведения, делает ситуацию еще хуже. Зачастую лучше постараться некоторое время вообще не думать. Вы можете научиться контролировать не только то, что вы думаете, но и когда.

В-пятых, вы учитесь узнавать и ставить под сомнения убеждения, которые могут инициировать депрессию и в значительной степени определять ваше поведение:

«Я не могу жить без любви».

«Если я не могу все делать идеально — я неудачник».

«Если я не нравлюсь всем — я неудачник».

«У каждой проблемы есть идеальное решение, и я

должен его найти».

Посылки такого рода способны ввергнуть вас в депрес­сию. Если вы изберете себе жизнь в соответствии с ними (как делают многие из нас), ваша жизнь будет наполнена черными днями и тоскливыми неделями. Но так же, как человек может изменить стиль своих объяснений с песси­мистического на оптимистический, он так же может избрать для себя другие, более гуманные посылки, чтобы жить в соответствии с ними:

«Любовь драгоценна, но редка».

«Успех в том, чтобы сделать все как можно лучше».

f46_______________________ Мартиа Э«П. Зелигмав

«На каждого, кому ты нравишься, приходится чело­век, которому ты не по душе».

«Жизнь состоит в том, чтобы затыкать самые боль­шие дыры в плотине».

Депрессия, от которой страдала Софи, бывшая «золо­тая девочка», которая стала считать себя непривлекатель­ной, бесталанной и неудачливой, является типичным приме­ром депрессии, испытываемой молодежью в беспрецедент­ных количествах. В основе ее депрессии лежал пессимисти­ческий стиль объяснения. После того, как ее подвергли когнитивной терапии, все быстро переменилось. В целом лечение продолжалось три месяца, по часу в неделю. Окру­жающий ее мир не изменился, по крайней мере, не сразу, но то, как она стала о нем думать, изменилось радикально.

Во-первых, ей помогли понять, что она постоянно вела мучительный диалог сама с собой. Она вспомнила, как однажды выступила на занятиях и преподавательница по­хвалила ее, а она немедленно подумала: «Она просто пыта­ется быть любезной со всеми студентами». Прочитав о покушении на Индиру Ганди, она подумала: «Все женщи­ны-лидеры обречены так или иначе». Когда однажды ее друг оказался ночью бессилен, она подумала: «Я для него отвратительна». Я спросил у нее: «Если пьяный, который ковыляет по улице, сказал бы вам, что вы ему отвратитель­ны, вы бы не стали к этому относиться серьезно?»

«Конечно, нет».

«Но если вы сами себе говорите совершенно беспо­чвенные вещи, вы им верите, потому что считаете себя источником, заслуживающим доверия. Но ведь это не так. Мы зачастую искажаем реальность больше, чем пьяницы».

Софи быстро научилась находить аргументы против своих непроизвольных (автоматических) мыслей. Так, она вспомнила, как преподавательница, которая похвалила ее, на

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: